Отступление из России отдельных неприятельских корпусов

Отступление из России отдельных неприятельских корпусов

Отступление Князя Шварценберга от Слонима и Ренье от Ружан. – Отряженные против Австрийцев и Саксонцев Русские войска. – Повеления Дохтурову и Милорадовичу. – Выступление Князя Шварценберга из Белостока. – Занятие Гродно. – Перемирие с Князем Шварценбергом. – Отношения Австрии и России в продолжение войны 1812 года. – Ренье уходит из наших границ. – Распоряжение против Макдональда. – Переговоры с Йорком. – Заключенное с ним перемирие. – Беспрепятственное отступление Макдональда. – Русские распространяются в Восточной Европе. – Число войск в неприятельской армии при выходе ее из России – Трофеи Отечественной войны.

«Изгнание главной армии Наполеона из России должно иметь неминуемым последствием отступление отдельных неприятельских корпусов», – доносил Князь Кутузов Государю[627]. В самом деле, Макдональду, Князю Шварценбергу и Ренье оставалось одно – скорее уходить: им нечего было делать в России, разве только искать бесплодных битв, верного поражения. Опишем, как совершались их отступательные движения, и начнем с Австрийцев и Саксонцев.

По прибытии Князя Кутузова в Вильну Князь Шварценберг стоял в Слониме; отряды его находились около Несвижа и Белицы; Ренье был в Ружанах. Не имея долгое время положительных сведений о главной неприятельской армии и застигнутые трескучими морозами, оба сии Генерала не трогались из мест своего расположения, посылая в разные стороны лазутчиков и разъезды для разведаний о главной неприятельской армии. Шпионы и партии доносили одно и то же, что Наполеонова армия бросает пушки, оружие и бежит к Вильне. Однако же Маре писал Князю Шварценбергу противное, не переставая уверять его, что Наполеон отступает маневрируя, постоянно одерживает поверхности над Русскими и идет на зимние квартиры; но куда? – о том Маре умалчивал, предлагая только Князю Шварценбергу действовать в смысле настоящего положения главной армии. Не понимая таких загадочных выражений, ни того, в чем должен заключаться маневр его, послал он к Маре за объяснениями, но вместо ответа получил от него известие об отступлении главной армии к Неману и приказание заслонить Варшавское Герцогство. Тут открылась наконец Князю Шварценбергу тайна совершенного разгрома Наполеоновых войск, скрываемая от него до тех пор министром Маре под различными вымыслами, приправленными вычурами дипломатических двусмысленных речений. Он увидел, что ему оставалось заботиться единственно о собственном спасении, и, призвав на совещание Ренье, положил с ним: 1) корпусам их отделиться одному от другого и 2) Австрийцам идти из Слонима к Белостоку и Гродно, а Саксонцам из Ружан через Шершево к Волчину, на Буге. 1 Декабря началось их отступление.

Между тем подвигались с разных сторон, отряженные Князем Кутузовым против Князя Шварценберга и Ренье, войска, сперва порученные Тормасову, а вскоре потом Дохтурову. Под начальство сего последнего поступили: 1) корпус Тучкова, шедший из Кайданова к Несвижу; 2) следовавшие туда же из Бобруйска, под начальством Генерала Ратта, 8 батальонов; 3) корпус Сакена, бывший на марше из Ковеля к Бресту; 4) корпус Эссена, во время предпринятого им для соединения с Чичаговым движения дошедший до Новгорода-Волынского, где он был настигнут курьером, вернувшим его назад через Пинск на Несвиж. Кроме сих войск подчинили Дохтурову три отряда: 1-й, Графа Ожаровского, в Лиде, 2-й, Васильчикова, в Мостах, и 3-й, Давыдова, на марше к Гродно. Милорадович, с 2 пехотными корпусами и одним кавалерийским, стал между Гродно и Лидой, имея приказание поддерживать общее движение за Князем Шварценбергом и в случае надобности принять главное начальство над всеми порученными Дохтурову войсками. Сей последний и Милорадович снабжены были следующими повелениями Князя Кутузова: 1) Дохтурову. «Предлагаю вам с получения сего отправиться в Новосвержень и, по мере движения корпуса к Слониму, стараться открыть сношение с отрядом Эссена, отряженного от корпуса Сакена 13 Ноября и назначенного следовать чрез Пинск к Несвижу, на соединение с вами, которому состоять в команде вашей. От Новосвержена продолжайте идти чрез Слоним, в том направлении, как отступает Князь Шварценберг, но с большой осторожностью, ибо он может иметь соединенных войск до 40 000 человек. Во время движения вашего откройте тесное сношение чрез Белицу с авангардом Милорадовича, расположенного между Лидой и Гродно, коего имеете извещать сколь можно чаще о всем происходящем. По мере отступления Князя Шварценберга в Герцогство Варшавское остановитесь с корпусом около Белостока, и тогда легко можно будет вам открыть сообщение с Сакеном чрез Пружаны и Кобрин, и если найдете возможность с ним соединиться, то он будет состоять у вас в команде. Ежели же нет на то возможности и вы угрожаемы б были атакой со стороны Шварценберга, в таком случае держаться правее, чтобы Милорадович мог немедленно присоединиться к вам, и во всех случаях стараться по возможности воспрепятствовать Князю Шварценбергу идти в Пруссию или в Варшаву». 2) Милорадовичу. «Будьте в беспрестанном сношении с корпусом Дохтурова, ибо слабость оного не позволяет ему предпринять ничего иного, как только наблюдать по близости за движениями Князя Шварценберга. Если бы он угрожаем был атакой со стороны Австрийцев и не был в состоянии соединиться с Сакеном, то приказано ему от меня держаться правее к Неману, дабы дать вам возможность присоединиться к нему со 2-м и 4-м пехотными корпусами и 2-м кавалерийским, и тогда вы, приняв команду над всеми войсками, продолжайте направление так, чтобы отрезать неприятелю путь к Варшаве и побудить его идти на Люблин».

Тогда же Фельдмаршал писал Сакену: «Если вы заметите, что Князь Шварценберг берет свое направление на Брест в Люблин, то в том не препятствуйте ему, ибо главная цель в нынешних обстоятельствах должна быть в том, чтобы удалить его от Пруссии и от Варшавы».

По дальнему расстоянию от Слонима порученных Дохтурову войск, нельзя было им догнать Австрийцев, вблизи коих находились только отряды Васильчикова и Графа Ожаровского. Но обстоятельства приняли для нас уже столь благоприятный оборот, что не надобно было употреблять силы для выпровождения Князя Шварценберга из России. Подробности отступления его были следующие. Разъезды Графа Ожаровского схватили 1 Декабря в Белице пикет Венгерских гусар и тотчас дали им свободу, за что Граф Ожаровский получил благодарность от Князя Кутузова, приказавшего обращаться с Австрийцами самим ласковым образом. Взявший пленных офицер (Штабс-Капитан Левенштерн) назвался переговорщиком и имел свидание с Генералом Мором, начальником Австрийского авангарда. Мор объявил, что он имеет приказание содержать наблюдательную черту по правому берегу Немана, в 8 милях от реки, не будет делать никакого движения, если его не станут беспокоить, и что, узнав о приближении Русских, он послал донесение Князю Шварценбергу и ожидает от него повелений[628]. Через несколько часов Мор начал отступать и весь корпус Австрийцев потянулся к Белостоку. Венгерские гусары арьергарда, сходясь с казаками, называли их товарищами и объявляли о данном им запрещении драться с Русскими[629]. Таким образом, отступая спокойно, Князь Шварценберг через несколько дней сосредоточил силы свои у Белостока, но не переходил за нашу границу, видя, что за ним шли одни летучие отряды. С своей стороны, быв уверен в скором удалении Австрийцев из России, Князь

Кутузов желал только не допустить их до Варшавы и для того велел отрядам брать направление на Тыкочин, в левый фланг Князя Шварценберга.

Генерал-Адъютант Васильчиков подошел первый к Белостоку, но по малочисленности отряда не имел возможности занять город силой. Неожиданный случай помог ему. Начальник авангарда, Генерал-Майор Юзефович, съехавшись на передовой цепи с одним Австрийским генералом, сказал ему сам от себя и не имея повеления, что Васильчиков желает видеться с Князем Шварценбергом. Со времени своего посольства в Петербурге знакомый с Васильчиковым, Князь Шварценберг отвечал готовностью на свидание. Васильчиков послал к нему Генерал-Майора Князя Щербатова уговорить его выйти из России без кровопролития. Успех переговоров был совершенный. Князь Шварценберг согласился оставить Белосток и перейти за границу, но присовокупил, что, вступя в Варшавское Герцогство, остановится на зимних квартирах, в надежде заключить с нами перемирие, а в противном случае, если мы его потревожим, то хотя с сожалением, однако же будет силу отражать силою. Васильчиков велел отвечать, что, не имея полномочия, за будущее ручаться не может[630]. Согласно данному обещанию, Князь Шварценберг, 13 и 14 Декабря, пошел из Белостока через Высоко-Мазовец к Ломзе. Васильчиков не мог воспрепятствовать сему движению, потому что повеление Князя Кутузова действовать в левый фланг Австрийцев, на Тыкочин, пришло к нему поздно, когда неприятель уже выходил из Белостока; но если бы повеление было получено ранее, то и в сем случае нельзя было исполнить его успешно, ибо слабость конного отряда Васильчикова не дозволяла ему предпринять что-либо решительное против Австрийского корпуса. Декабря 14-го Васильчиков занял Белосток и, не найдя в городе никаких властей, водворил в нем прежний порядок. Вслед за тем получил он приказание поставить регулярные войска на кантонир-квартиры, а с казаками следовать за Князем Шварценбергом, наблюдая его движения.

За четыре дня до вступления Васильчикова в Белосток партизан Давыдов занял Гродно, тоже по мирному соглашению. Подойдя к Гродно, Давыдов взял двух Австрийцев и, вследствие данного ему от Князя Кутузова повеления, возвратил им свободу. Начальствовавший в Гродно Генерал Фрелих прислал благодарить за снисходительный поступок; завязались переговоры. Сначала Фрелих изъявил намерение отступить из Гродно не иначе, как предавши огню все находившиеся там провиантские и комиссариатские запасы, ценою на миллион рублей. Давыдов отвечал, что в случае истребления запасов пополнение их ляжет на жителей и что Фрелих докажет сожжением магазинов недоброжелательство свое к Русским в такое время, когда каждое дружеское к нам расположение Австрийцев есть смертельная рана общему врагу. Полагая, что, может быть, за Давыдовым идут значительные силы, Фрелих сдал Гродно со всеми огромными его запасами, потянулся к Белостоку на соединение с Князем Шварценбергом и пришел к нему в тот самый день, когда он переправлялся из Российских пределов за Нарев. 9 Декабря Давыдов вступил в Гродно, где были в совершенном неведении о последних происшествиях, полагали Князя Кутузова около Смоленска, а отряд Давыдова считали принадлежащим к корпусу Сакена. Шляхтичи вышли навстречу нашим войскам с мрачным видом, вооруженные саблями и пистолетами. Заблуждение их продолжалось недолго. Вскоре разнеслась между ними весть о погибели Наполеоновых армий. Давыдов велел немедленно сносить в назначенное место все бывшее в городе оружие. Застучали Русские топоры, и повалился столб, воздвигнутый в Гродно, во славу взятия Наполеоном Москвы; запылали разложенные казаками костры, и на них сожигали прозрачные картины, выставленные по разным домам, с аллегорическими насмешками над Русскими. Отыскали Ксендза, более других товарищей своих прославлявшего в проповедях Наполеона. В наказание Давыдов велел ему сочинить и произнести речь для предания проклятию Наполеона, армии его и клевретов, восхваляя Государя, Князя Смоленского, Русский народ и наше войско. По городу пошли казачьи разъезды, не дозволявшие сбираться нигде боле 5 человек; опечатали магазины, открыли служение в православной церкви, превращенной неприятелем в фуражный магазин. Лики святых с благословляющими десницами являлись на стенах храма из-за насыпей овса и пуков сена. Видя святотатство врагов, солдаты говорили: «По делам чудотворцы наказали нечестивцев». Гражданское начальство было поручено преданным нам Евреям. Распоряжение сие довершило бешенство за несколько часов перед тем вооруженных против нас рыцарей: вместо владычества над Россией они должны были исполнять предписания Жидовского кагала.

Когда Князь Шварценберг оставлял наши пределы, Князь Кутузов послал к нему дипломатического чиновника Анштета, договариваться о заключении перемирия на 3 месяца и предложить ему отойти на время прекращения военных действий за реку Сан. При несогласии на сие условие велено было Анштету склонить Австрийцев расположиться по черте от Завихоста через Мендлиборжище до Грубешова, а при отказе и на это условие и в крайнем случае предложить им занять Люблин совокупно с Русскими войсками; словом, уговорить Князя Шварценберга на размещение войск в такой позиции, которая не мешала бы нашим движениям. Наконец, если он не примет перемирия, но только будет настаивать в желании отступить и во время своего марша не быть тревожимым, приказано и на то согласиться. Пока Анштет ехал из главной квартиры, Князь Шварценберг потянулся к Пултуску, где заключено было с ним перемирие на неопределенное время и от него получено обещание сдать нам Варшаву и медленными маршами отступать к границам Галиции. Так в Отечественную войну кончились между Россией и Австрией военные действия, в продолжение коих обе искони дружественные Империи, невзирая на союз, заключенный Австрией с Наполеоном в Марте 1812 года, находились между собой в тайных приязненных сношениях. При открытии похода Князю Шварценбергу послали из Вены выговор: зачем он в отданном по корпусу его приказе о вступлении в Россию объявил, что война ведется собственно за Австрию. Приказа не дозволили напечатать в газетах и за помещенные в нем выражения просили извинения у нашего Посланника при Венском Дворе Графа Стакельберга, жившего во время войны в Греце. В находящемся близ сего города замке Велау имел он несколько свиданий с Австрийским Министром Иностранных дел Графом Меттернихом и получил от него самые положительные уврения, что ни под каким видом Австрия не увеличит действовавшего против нас вспомогательного, 30-тысячного корпуса и что находившийся в Галиции Принц Рейс не вступит в Россию. «Для чего же продолжаете вы ваши вооружения?» – спросил Граф Стакельберг. «Для того, – отвечал ему Министр, – чтобы иметь вес, когда будут договариваться о мире, – и присовокупил: – Мы отнюдь не руководствуемся страстью; наши действия основаны на самом хладнокровном и бескорыстном расчете[631]. С одной стороны, Австрия не переставала уверять Россию в дружбе, а с другой – войска ее, под начальством Князя Шварценберга, всей душой преданного Наполеону, ибо он почитал необходимым союз своего Двора с Тюильрийским, усердно исполняли волю завоевателя, сражаясь против нас храбро. Венский Двор хотел сохранить приязненные сношения и с Императором Александром, и с Наполеоном, но искренние пожелания его были в пользу России. Однако же он отчаивался в успехе нашего оружия, а потому желал прекращения войны и во время неблагоприятного для нас оборота ее вызывался на посредничество между Государем и Наполеоном. Наш Посланник доносил: «Австрия знает великие средства России, но она не надеется на благополучное окончание борьбы для нас и общего блага и предлагает услуги свои примирить враждующие Державы». Александр отверг посредничество, но изъявлял готовность Свою заключить с Австрией мир, с условием, если она соединится с нами. В Сентябре месяце Государь приказал Графу Стакельбергу объявить Венскому Двору, что, «невзирая ни на какия несчастия, Его Величество твердо и неизменно решился бороться с случайностями войны и не прекращать ее иначе, как с совершенной честью для Себя и Своих Союзников»[632]. Это повеление дано было тогда, когда Москва находилась во власти Наполеона. Так среди бедствий Государства Александр не слабел в делах внешней политики, с блеском и величием являясь в Своих сношениях с иностранными Державами. Через две недели после того сообщили Австрии о предложении мира, сделанном посредством Лористона, и об отказе Государя вступать с Наполеоном в какие-либо соглашения. Притом опять повторили выражение, находящееся почти во всех дипломатических депешах, писанных тогда по повелению Государя, что «война 1812 года есть последняя, начатая за благо и независимость Европы». Но ни глубокий смысл сих слов, ни твердость Александра, ни воспламенение Русского народа, о чем подробно знали в Вене, не изменяли убеждения Австрийцев невозможности устоять России против Наполеона. Когда совершился перелом похода и неприятели побежали из Москвы, в Вене встревожились, опасаясь приближения театра войны к Висле. Потом, когда известия о гибели неприятельской армии начали одни за другими приходить в Вену, весь город был в восхищении, особенно Император Франц и брат его Эрцгерцог Иоанн. Радовались и военные, но с чувством оскорбленной народной славы своей, что Русские восторжествовали над Наполеоном, с которым Австрийцы безуспешно сражались 20 лет. Все расчеты их тактиков были ниспровергнуты быстрой последовательностью побед Князя Кутузова. Когда же исчезло всякое сомнение касательно истребления армий Наполеоновых, Венский Кабинет разрешил Князя Шварценберга на перемирие и велел ему приближаться к Галиции, после чего между Императорами Александром и Францем начались переговоры, о коих не место упоминать здесь, потому что они относятся к походу 1813 года, где и будут нами подробно изложены.

Возвратимся к Ренье. Отделясь от Князя Шварценберга, он отступил, 1 Декабря, из Ружан в Волчин и, не видя за собою Русских, хотел для удобнейшего помещения расположиться на некоторое время в Бресте. 5 Декабря пришли туда его квартирьеры, но, получив известие о приближении Сакена, возвратились в Волчин. «Победы Вашей Светлости расстроили намерения Саксонцев, – доносил Сакен Князю Кутузову. – Да будет вам вечная слава: вы решили судьбу и независимость северных Держав»[633]. Желая избегнуть встречи с Сакеном, Ренье оставил намерение занять Брест и потянулся из Волчина вверх по Бугу к Дрогочину, но, узнав там о намерении Князя Шварценберга вскоре отступать, решился и сам последовать его примеру. Декабря 11-го начал он переправляться через Буг при Дрогочине и Семятице, и 14-го, в один день с Австрийцами, очистили Россию и Саксонцы. Беспрепятственному отступлению Ренье было главной причиной ослабление Сакена 10 000 человек, по повелению Чичагова отряженных с Эссеном к Минску для соединения с Дунайской армией. «Чрез это разделение сил, – доносил Князь Кутузов, – лишилась армия на время действий двух корпусов, ибо за откомандированием Эссена корпус Сакена, по слабости своей, должен был отступить к Любомлю, а Эссен, узнав, что Пинск занят неприятелем, пошел на Новгород Волынский, Овруч и Мозырь»[634].

Описав, каким образом 2 Декабря выброшены были из России остатки главной армии Наполеона, как потом 14-го Князь Шварценберг и Ренье перешли за Нарев и Буг, обратимся к Макдональду, последнему выступившему из России неприятельскому генералу. Он стоял до 5 Декабря в прежнем своем расположении, в Курляндии, потому что не получал повелений из главной квартиры Наполеона. Ожидая их, он не трогался, отвергая, как басни, все доходившие до него разными путями известия об уничтожении армии Наполеона, и только из предосторожности сосредотачивал исподволь войска. До какой степени упорствовал Макдональд в своем мнении о невозможности поражения повелителя его, в том виде, как ему изображали бедствия Французов, видно из перехваченного казаками собственноручного письма его к Маре. «Не имея от вас никаких известий, – писал он Маре, – посылаю узнать, что у вас делается. Возвратившийся из Вильны офицер рассказывает сущие нелепости; однако он утверждает, что видел Императора, ехавшего в Ковно, куда, по словам его, отправляетесь и вы. Не могу верить всему, что читаю в Русских бюллетенях; всякую минуту жду от вас объяснения[635]. Гибельный беспорядок, в каком находились во время бегства от Березины к Вильне главная неприятельская армия и ее управления, был причиной того, что до прибытия в Вильну не давали Макдональду никаких повелений. Наконец из кофейного дома на Погулянке послал ему Мюрат приказание отступать; но Прусский офицер, повезший приказание, не решился ехать прямо на Вилькомир и Шавлю. Опасаясь попасть в руки казаков, избрал он дальнюю дорогу, на Олиту и Тильзит, откуда тоже не отправился тотчас в путь, но, найдя в Тильзите родных, остановился у них на несколько часов для отдыха[636]. От таких промедлений Макдональд получил повеление не прежде 6 Декабря. С досадой отвечал он Бертье: «Как не посылать в подобных обстоятельствах 10, 20, 100 дубликатов?» Повеление застало его уже совсем готовым к обратному походу, для чего корпус его был разделен на 4 колонны: в двух первых, выступивших с Макдональдом 6 Декабря, были Французы и Пруссаки, под начальством Массенбаха; в последних находились одни Пруссаки, ведомые Йорком, имевшим приказание выступить днем позже Макдональда. Всем войскам назначено было следовать на Янишки и Шавлю и, дойдя до Колтынян, разделиться: одной части идти через Тауроген, а другой через Коадьютен, потом обеим соединиться в Тильзите. Сии подробности необходимы для объяснения случившихся вскоре потом происшествий.

Прежде нежели Макдональд тронулся в поход, Князь Кутузов, известясь о промедлении его в Курляндии, приказал, 3 Декабря, Графу Витгенштейну идти к Россиенам, стараясь отрезать путь Макдональду. «Надеюсь, – присовокупил Фельдмаршал, – что Паулучи не упустит следовать за неприятелем, когда сей, узнав о движении вашем, стал бы отступать, и тогда превосходство сил ваших подаст вам случай разбить его»[637]. При получении сего повеления Граф Витгенштейн стоял в Неменчине, откуда пошел, 5 Декабря, на Вилькомир и 10-го прибыл в Кейданы. Впереди находились два отряда, первый, Генерал-Адъютанта Кутузова, усиленного отрядом Властова, на марше из Юрбурга к Тильзиту, для занятия дефилея при Пиклупенене, через который надлежало проходить Макдональду. Другой отряд, Генерал-Майора Дибича, был на марше к Колтыняну, в направлении к Тельшу, откуда должен был идти на Мемель. По следам задних войск Макдональда, то есть колонн Йорка, выступил из Риги Левиз с 9000 человек; Маркиз Паулучи, с 2500, пошел из Риги прямо на Мемель. По-видимому, такое направление наших войск, отправленных с разных сторон против Макдональда, угрожало ему верным поражением. 10 Декабря он был в Шавле, а Граф Витгенштейн в Кейданах, следственно, оба находились в равном расстоянии от Тильзита, но мы имели над неприятелем ту выгоду, что отряды Кутузова и Дибича действовали уже на путях отступления неприятелей, имея приказание затруднять марш Макдональда и тем дать время Графу Витгенштейну, перейдя через Неман при Юрбурге, поспеть к Тильзиту прежде Макдональда, преследуемого Левизом. Сверх того, состоя в сношении с Графом Платовым, бывшим в Вильковиске, Граф Витгенштейн мог соединить значительное число войск между Тильзитом и Лабиау и в превосходных силах встретить Макдональда. Успех не соответствовал ожиданиям. Простояв двое сутки в Кейданах, Граф Витгенштейн пришел в Юрбург не прежде 15 Декабря, в тот день, когда Макдональд, заранее догадавшись об угрожавшей ему опасности и ускорив отступление, был уже при Пиклупенене. Здесь стоял отряд Властова, составлявший авангард находившегося в Тильзите Кутузова. Макдональд атаковал Властова, разбил его, взял пушку и продолжал движение в Тильзит. Кутузов, не полагая себя в силах держаться против превосходного в числе неприятеля, отступил в Рауцен: тем очистилась дорога неприятелю на Тильзит[638]. Макдональд не пошел далее Тильзита и остался в нем ожидать своих задних двух колонн под начальством Йорка, но в действии сих войск произошли уже важные перемены, для объяснения коих нужно возвратиться к отряду Дибича.

Выше было упомянуто о марше Дибича из Кейдан через Россиены и Тельш на Мемель. Он перешел столбовую дорогу, ведущую из Митавы в Тильзит, прежде появления на ней шедших из Митавы войск Макдональда, о марше коих Дибич не имел никаких сведений, думая, что они тоже идут из Шавли на Мемель, в намерении пробраться через Куришгаф в Кенигсберг. Миновав Тельш, Дибич находился в двух маршах от Мемеля, когда неожиданно узнал о выступлении Макдональда из Шавли в Тауроген. Сначала он не поверил сему известию, но, получив подтверждение, тотчас возвратился в Ворны и, услышав там, что состоявший из Пруссаков арьергард Макдональда находится в Венгове, решился предупредить его в Колтыняне, куда и прибыл на следующее утро. Он стал поперек дороги, ожидая Прусский арьергард, шедший под начальством Клейста, и по приближении его послал к нему переговорщика, объявить, что путь загражден и для избежания кровопролития желает он лично переговорить с Клейстом. Сей последний отвечал, что не может согласиться на свидание, ибо не он главный начальник, а Йорк, находившийся еще назади и ожидаемый вечером. До прибытия его Клейст предложил не начинать военных действий и оставаться каждому на занимаемых местах. Из слов Клейста открылось чрезвычайно важное указание, а именно, что Дибич стал поперек дороги не одному арьергарду, как думал он прежде, но всему корпусу Йорка. В военном отношении Йорк не подвергался опасности, хотя Дибич и преградил ему путь, ибо у Дибича было только 1400 человек. Пруссаки легко могли опрокинуть их и очистить себе дорогу, но Йорк принял в руководство другие уважения. Его давно занимала мысль избавить Пруссаков от тяжкого для них союза с Наполеоном. Уже близ двух месяцев находился он в тайной переписке с Графом Витгенштейном и Маркизом Паулучи и не скрывал от них желания свергнуть с своего отечества чужеземное иго, но не соглашался на неоднократные вызовы наших генералов отложиться от Наполеона и соединить свои войска с нашими. Он полагал, что тогда еще не настала благоприятная пора покинуть Макдональда и что от такого поступка могла быть угрожаема личная безопасность Прусского Короля, и на Пруссии разразилось бы мщение Наполеона, занимавшего войсками своими многие из ее крепостей. В первом письме к Йорку, изобразив адскую политику Наполеона, имевшего в виду ниспровержение законных престолов и описав успехи Русского оружия, Граф Витгенштейн говорил: «Предлагаю вам содействие моей армии для изгнания вместе с вами жестоких угнетателей, заставивших Пруссию участвовать в безумных намерениях Наполеона; предлагаю с вами вместе возвратить вашему Королю власть его и потом избавить Германию от ужасов варвара. У меня 50 000 храбрых войск. Они некогда сражались за независимость Пруссии; в числе их находятся дивизии, омочившие кровью своей поля Пултуска, Эйлау, Гейльсберга и Фридланда»[639]. Сверх того сообщено было Йорку о готовности России заключить с Берлинским Кабинетом договор, на основании коего Государь обещает не подписывать мира, доколе Пруссия не будет восстановлена в том положении, в каком находилась она до Тильзитского мира. Йорк отвечал: «Дела еще в таком виде, что теперь, более нежели когда-либо, обязан я моему Королю и отечеству поступать с величайшей осторожностью. Будучи с детства военным, никогда не имел я случая изучать многообразные сплетения политики, но позвольте мне сказать, что там, где дело идет о совершенном изменении отношений между Государствами, надобно прежде согласовать действия войск с видами Кабинета»[640].

В таком же смысле отвечал Йорк на несколько писем Маркиза Паулучи, а между тем доносил своему Двору о сношениях с нашими Генералами и с часу на час ожидал из Берлина возвращения своего доверенного адъютанта Зейдлица, когда нечаянно встретил стоявший у Колтынян отряд Дибича. 13 Декабря, поутру, имел он свидание с Дибичем и узнал от него об истреблении Наполеоновых армий. Дибич предложил ему заключить договор, имевший целью объявить Прусские войска нейтральными. Йорк не дал положительного ответа, казался готовым на договор, но возражал, что, рассматривая положение свое с военной точки зрения, не видит еще достаточного предлога отделиться от Макдональда. В заключение условились: ничего не предпринимать друг против друга в наступавшую ночь; поутру сделать Йорку сперва обозрение и потом марш в Лафково; Дибичу же идти в Шедель и там опять стать поперек пути Пруссаков. В следующий день приехал к Йорку, с письмом от Маркиза Паулучи, Граф Дона, перед войной поступивший из Прусской службы в Русскую, под именем Норденбурга. В привезенном им письме Маркиз Паулучи вновь уговаривал Йорка отложиться от Французов. Йорк отвечал Графу Дона, что «он охотно согласится на предложение Паулучи, но желает иметь предлог, побуждающий его к такому поступку, и потому хочет идти малыми маршами к Тильзиту, в надежде, что Граф Витгенштейн верно поспеет туда прежде его, отчего Пруссакам без великих потерь нельзя будет перейти через Неман»[641]. Данные Йорком Дибичу и Графу Дона ответы имели тайной причиной ежеминутное ожидание возвращения из Берлина отправленного им туда адъютанта. Не зная сей причины, Дибич беспокоился и думал, что Йорк хочет выиграть время и обмануть его. Йорк старался успокоить Дибича и пересылался с ним ежедневно, подаваясь тихо вперед; 16-го пришел он в Тауроген и уже намеревался в следующий день продолжать движение к Тильзиту, где находился Макдональд, как вдруг два желанных им случая дали делам совсем другой оборот.

Декабря 17-го получил Дибич из корпусной квартиры повеление, в котором уведомляли его, что Граф Витгенштейн идет в Шалупишкен, по дороге от Тильзита в Лабиау, на сообщения Макдональда. Дибичу предписывалось показать это повеление Йорку и присовокупить, что если он не положит конца двусмысленным своим поступкам, то с ним будут обращаться как с неприятелем и он подвергнется одинаковой участи с Макдональдом, которого Граф Витгенштейн надеялся отрезать. В то же самое время приехал давно ожиданный адъютант Зейдлиц и уведомил Йорка о намерении Берлинского Кабинета отстать от союза с Наполеоном, коль скоро политические обстоятельства сделают разрыв союза возможным[642]. Зейдлиц присовокупил, что дорогой через Пруссию и Кенигсберг он видел остатки спасшейся из России Французской армии и лично убедился в совершенном ее разрушении. Йорк сказал: «Теперь или никогда пришло время смелой решимостью со стороны Пруссии дать новый вид Европейской политике, возвратив независимость Королю и отечеству». Он известил Дибича о своем намерении отложиться от Французов и пригласил его приехать на следующее утро в Пошерунскую мельницу, недалеко от Таурогена. На сем свидании, происходившем 18 Декабря, заключено и подписано условие, на основании которого «корпус Йорка, состоявший из 13 батальонов, 6 эскадронов и 32 орудий, должен был расположиться на пространстве от Мемеля до Тильзита и, сохраняя нейтралитет, ожидать повелений от своего Двора. Если Российский Император и Король Прусский не утвердят договора, то корпусу идти, куда от Короля назначено будет, а ежели Его Величество велит корпусу соединиться с Французами, то не действовать ему против Русских в течение двух месяцев, считая со дня подписания условия, сила коего распространялась и на бывшие с Макдональдом Прусские войска, под начальством Массенбаха, когда сей последний, согласно приказаниям Йорка, с ним соединится».

В готовности Массенбаха действовать заодно с Йорком не было сомнения, но трудность состояла в том, как отделиться ему от Макдональда. Получив в Тильзите от Йорка известие о заключенном условии и приглашение идти в Тауроген, написанное в виде строгого повеления, Массенбах созвал частных начальников своего отряда и объявил им о происшедшем в корпусе Йорка. С восторгом выслушали офицеры сообщенные им известия, приняли их предзнаменованием избавления отечества и положили: собрать войска ночью, в величайшей тишине, незаметно от Макдональда, и идти на соединение с Йорком. Меры к сбору были приняты с возможной осторожностью и ускользнули от бдительности Французов. 19-го, рано поутру, выступил Массенбах из Тильзита с 6 батальонами и 1 эскадроном. Выйдя в поле, прочитал он войскам заключенное на Пошерунской мельнице условие. Солдаты сопровождали слова его восклицаниями радости, прибавили шагу и вскоре, в Пиклупенене, встретили ожидавшие их с распростертыми объятиями Русские войска. Так положено было начало союза нашего с Пруссаками, скрепленного потом на бесчисленных полях сражений от Люцена до Парижа.

Макдональд, с 15 Декабря стоявший в Тильзите, в ожидании прибытия Йорка, вскоре узнал о марше Массенбаха на Тауроген и в тот же день получил от Йорка письмо о заключенном с Русскими договоре. У него было под ружьем с небольшим 5000 человек. С таким малолюдным отрядом нельзя ему было держаться в Тильзите, где он подвергался опасности быть обойденным превосходными в числе войсками Графа Витгенштейна. Для избежания грозы ему не оставалось другого средства спасения, кроме поспешного отступления к Кенигсбергу, куда между тем приехал Мюрат и спасшиеся из России Маршалы. Немедленно, 19 Декабря, выступил Макдональд из Тильзита на соединение с Мюратом, но не избежал бы поражения, если бы Граф Витгенштейн, пришедший 15-го в Юрбург, успел воспользоваться четырехдневным пребыванием Макдональда в Тильзите и стал на его сообщениях. К сожалению, в движении наших войск произошло замедление, от дурного состояния дорог, усталости людей и особенно от недоразумения, случившегося от смешения названия двух селений: войскам авангарда велено было занять селение Шалупишкен, на дороге, по коей Макдональду надлежало проходить; вместо того наши заняли ошибкою другое, называемое Краупишкен, отстоящее от дороги на 20 верст, почему на марше своем Макдональд не встретил ни одного Русского. Не успев пресечь Макдональду пути к Кенигсбергу, Граф Витгенштейн переменил направление войск и двинулся через Велау к Фридланду, угрожая сообщениям неприятелей, бывших в Кенигсберге и Данциге. На одной высоте с ним шел Граф Платов; Дунайская армия тянулась левее на Гумбинен и Инстербург; еще левее, к Пултуску, находились наблюдательные отряды за Князем Шварценбергом; в правой стороне был Маркиз Паулучи, и без сопротивления вступил в Мемель. Города Восточной Пруссии и Варшавского Герцогства были один за другим занимаемы Графом Витгенштейном, Графом Платовым и авангардом Чичагова. В каждом находили мы неприятельские запасы, больницы, оружие, иногда пушки, брали пленных, добивали дерзавших сопротивляться. Всюду Русских встречали ликования восторженных Пруссаков. Победоносные знамена Александра все более и более подвигались к Висле, к крепостям которой, как к надежному пристанищу, спешили рассеянные, ничтожные остатки Наполеоновых армий. В сем безостановочном, повсеместном наступлении, описание коего принадлежит не к Отечественной войне, но к заграничному походу 1813 года, Князь Кутузов приказал распоряжаться так, чтобы «Русские войска были признаваемы от жителей яко избавители, и отнюдь не как завоеватели»[643]. Из 700 000 неприятелей, вооруженных и нестроевых, при начале и в продолжение Отечественной войны введенных Наполеоном в Россию, не возвратилось назад и десятой части. В главной армии, бывшей в конце похода под начальством Мюрата, состояло при бегстве ее из Ковно около 16 000 человек, у Князя Шварценберга и Ренье было в половине Декабря до 30 000, у Макдональда 5000 да у Йорка около 18 000 Пруссаков, выступивших из России не врагами, а союзниками: всего возвратилось из пределов нашего Отечества около 70 000 человек. Остальные, с лишком 600 000 человек, погибли в сражениях, от болезней, ран, голода, стужи, убиты поселянами, взяты в плен с бою или сдались добровольно, предпочитая временную неволю неизбежной смерти. Пленных осталось в России до 200 000 человек, в том числе 48 генералов и более 4000 офицеров. В губерниях Смоленской, Московской, Калужской, Белорусских и Литовских сожжено и зарыто в ямы 306 000 трупов. Много человеческих тел находилось в реках, озерах и болотах, было съедено хищными зверями и сгнило в лесах, пещерах и расселинах гор, куда во время бегства своего укрывались враги. В Ковно уложено было на льду Немана и спущено в реку 15 000 трупов. Растеряв людей, Наполеон утратил все огнестрельное и белое оружие, казну, армейские тяжести, лошадей и награбленную в России добычу. Хотя в бегстве своем он сожигал, взрывал на воздух, ломал и топил знамена, штандарты, оружие и обозы, однако за всем тем отбито у неприятелей силою или кинуто ими на дорогах великое количество казны, комиссариатских и провиантских запасов, артиллерийских снарядов, обозов, до 100 знамен и штандартов и более 1000 пушек. Таковы были трофеи Отечественной войны, по количеству своему не имевшие равных себе в истории. Пространство от Москвы до Немана, покрытое обломками Наполеоновых армий, уподоблялось морскому берегу, на который разъяренные волны выбрасывают остатки разбитых бурей и потонувших кораблей. Неприятельские орудия свезены были в Москву и сложены там в Кремле, а знамена и штандарты поставлены в С. -Петербургском Казанском Соборе, где признательность Александра указала место вечного успокоения Полководцу, под предводительством коего приобретены многочисленные трофеи. Так обе Столицы Российского Государства вместили в себе навеки святилище воспоминаний о грозном времени нашествия двадцати племен и живые свидетельства того, как силы Запада Европы разбились о грудь Русских.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.