Действия Тормасова

Действия Тормасова

Причины бездействия Тормасова в начале войны. – Цель действий Князя Шварценберга и Ренье. – Повеление Тормасову о наступлении. – Распоряжения Тормасова перед движением к Кобрину. – Формирование трех передовых отрядов. – Движение армии из Луцка к Кобрину. – Овладение Брестом. – Занятие Пинска. – Дело при Кобрине. – Следствия успеха под Кобрином. – Отступление Ренье. – Соединение его с Князем Шварценбергом. – Позиция при Городечне. – Сражение под Городечной. – Отступление к Луцку. – Действия у Бобруйска и Мозыря. – Движения Дунайской армии из Валахии к Днестру.

При открытии войны Тормасов стоял с 3-й Резервной Обсервационной армией в Луцке. По первоначальному плану военных действий он имел повеление отступить к Киеву, если бы неприятель обратился на него в превосходных силах, в противном же случае идти к Пинску и действовать во фланге тем неприятельским войскам, которые будут находиться против Князя Багратиона. Когда Наполеон переправился через Неман, Тормасов не выступил тотчас в поход, не зная наверное двух обстоятельств: 1) Обеспечен ли он со стороны Австрийских границ, могла ль граница сия почитаться безопасной от перехода неприятельских войск и не сделают ли Австрийцы, через Галицию, вторжения в Тарнопольскую область и Подольскую губернию?[118] 2) Какое направление возьмет Князь Багратион, удастся ли ему соединиться с 1-й армией, или он должен будет отступить к Мозырю? «Князь Багратион, – писал Тормасов, – уведомляет, что французы предупредили его в Минске и что он обратился на Бобруйск. Случиться может, что дорога к Бобруйску также ему будет заграждена и он принужденным найдется идти на Мозырь, чтобы взять позицию по правую сторону Припяти. Ежели это случится, тогда необходимо и мне будет приблизиться к Житомиру, чтобы иметь связь с 2-й армией и не дать неприятелю предупредить направления моего к Киеву»[119].

Пока Тормасов ждал, как разрешатся два сии обстоятельства, неприятели валили в Россию.

Князь Шварценберг переправился 19 Июня чрез Буг в Дрогочин и пришел в Слоним, где простоял несколько дней в ожидании Саксонского корпуса Ренье, который вступил в наши пределы в Белостоке и продолжал марш на Слоним. Здесь должен он был сменить Австрийцев, имевших от Наполеона предписание идти на Несвиж за Князем Багратионом и потом присоединиться к главной Французской армии. Первоначально не хотел Наполеон допускать, чтобы Австрийцы оставались в виде отдельного корпуса, говоря, что «имел к тому много причин»[120]. Хотя Наполеон не объясняет сих причин, но нетрудно догадаться, что он не хотел оставлять в тылу своем союзников, в искренности коих не был совершенно уверен, и потому желал иметь их под непосредственным своим начальством, под своими глазами. По выступлении Австрийцев в Несвиж остался в Слониме Ренье с Саксонцами, имея сперва назначением прикрывать Варшаву. Наполеон писал ему: «Расположитесь в Слониме, дабы иметь возможность ударить во фланг тех Русских войск, которые предпримут покушение против Варшавы, а если Варшава будет угрожаема, отступайте к ней. Доколе вы будете находиться в назначенной вам позиции, неприятель, зная, что вы на его фланге, и опасаясь вторжения вашего в Волынь, конечно, не отважится идти в Варшавское Герцогство и безнаказанно не покусится на то»[121]. Потом прислано Ренье другое повеление из Глубокого. Наполеон приказывал ему вступить в Волынскую губернию, взбунтовать ее и учредить конфедерацию. «Мнимые Русские войска, – писал он, – будто бы идущие из Крыма, не что иное, как пустая выдумка. Султан отказал в ратификации мира, и русские должны усилить свою армию в Молдавии и Валахии. Мы угрожаем Петербургу и Москве, а потому нельзя неприятелю помышлять о каком-либо отдельном действии».

Прежде чем дошло до Ренье предписание о вторжении в Вольнь, Барклай-де-Толли объявил Тормасову из Дриссы, от 1 Июля, следующее Высочайшее повеление: «Государь Император, получив сведения, что Австрийский корпус, предоставленный в распоряжение французского Императора, по малонадеянности на оный, послан Наполеоном через Герцогство Варшавское в Пруссию, для защиты берегов Балтийского моря, и что со стороны Австрийской границы можем быть мы спокойны, повелеть соизволил: 1) Отделить особый отряд из вверенной вам армии в Житомир, чтобы смотреть в Волынской и Подольской губерниях за тишиной и спокойствием, употребляя в нужном случае строгость, и охранять сообщение Дунайской армии с вашей. 2) В случае наступления превосходных неприятельских сил на Житомир отряд сей должен отступить на Киев и усилить таможенный гарнизон. Для легкого надзора за Австрийской границей и строгого за частью Варшавского Герцогства оставить в распоряжение командующего сим отрядом генерала нужное число иррегулярного войска. 3) Собрав вверенную вам армию, сделайте движение вперед и решительно действуйте во фланг и тыл неприятельских сил, устремленных против Князя Багратиона, который взял направление свое на Слуцк к Бобруйску; неприятель же, переправясь у Бреста, следует к Пинску».

Из повелений наступать, данных Императором Тормасову и Наполеоном Ренье, легко заключить, что оба Генерала вскоре должны были встретиться. Тормасов предупредил своего противника. Полученное им из Дриссы повеление уничтожило справедливое опасение его насчет Австрийской границы и открытия наступательных действий. Он тотчас велел сосредоточенной при Луцке армии выступить к Ковелю, приказав предварительно Сакену: 1) Отправить 6 батальонов 36-й дивизии на усиление Мозырского отряда, а с остальными расположиться в Житомире, охраняя тишину и спокойствие в Тарнопольской области, в губерниях Подольской и Волынской, и сообщение с Дунайской армией. 2) В случае наступления превосходных неприятельских сил на Житомир отходить к Киеву. 3) Послать во Владимир Генерал-Майора Хрущева с бригадой драгунов и двумя казачьими полками, для легкого надзора за Австрийской границей и строгого за границей Варшавского Герцогства[122]. Волынскому Губернатору велел Тормасов, оставя в Луцке на армию десятидневное количество провианта, а в Житомире на 20 дней, все прочие провиантские запасы перевезти в Киев. Подольскому Губернатору предписано отправить запасы в Могилев на Днестре.

Узнав достоверно, что неприятель стоял в Пружанах, а отрядами занимал Брест, Кобрин, Яново и Пинск, Тормасов вознамерился первоначально очистить сии пункты и, одержав успех, обратиться в тыл неприятеля. Он составил три отряда: первый, Генерал-Адъютанта Графа Ламберта, 4 батальона, 16 эскадронов, 5 казачьих полков и 6 орудий, послал вдоль Буга к Бресту; другой, Генерал-Майора Князя Щербатова, 6 батальонов, 8 эскадронов, 1 полк казаков и 12 орудий, из Ратно через Мокраны также к Бресту. Графу Ламберту и Князю Щербатову велено соединиться 13 Июля у Бреста и вместе атаковать город, а оттуда в два марша обратиться к Кобрину, куда Тормасов хотел идти с армией через Ратно и Дивинь, в намерении 15-го числа ударить на Кобрин. Третий отряд, Генерал-Майора Мелиссино, 4 батальона и 7 эскадронов, должен был действовать партиями за реку Пину к Янову и ложными движениями давать вид, будто главные силы наши идут на Пинск. Вслед за отрядами тронулся Тормасов из Ратно к Кобрину, 11 Июля, в тот день, когда 1-я армия вступала в Витебск, а вторая сражалась под Салтановкой. Предположения Тормасова увенчались полным успехом. Ренье, введенный в заблуждение отрядом Мелиссино, пошел со всем корпусом от Слонима через Хомск к Янову, в убеждении, что туда направляется наша армия. Авангард его, под начальством Габленца, находился уже у Янова.

Князь Щербатов, 12-го вечером, подходя к Бресту, узнал, что там находится небольшой отряд Саксонской конницы, и решился, не ожидая Графа Ламберта, атаковать Брест. Он оставил пехоту позади, а с кавалерией поспешил вперед, ворвался ночью в Брест и захватил в плен начальника Саксонского отряда и 40 уланов. В то время Мелиссино подходил к Пине. При сильной буре с градом, побудившей Австрийцев оставить свои посты, перешел он через Пину и разбил 3 эскадрона авангарда Габленца, который, полагая, что за нашими идут большие силы, и видя себя отделенным от Ренье, возвратился к нему через Дрогичин, преследуемый Генералом Мелиссино. Выступая к Янову, Мелиссино послал в Пинск Полковника Князя Жевахова, который рассеял бывший там неприятельский отряд и взял одну пушку – первый трофей Русских в Отечественную войну. Граф Ламберт, тоже в день назначенный по диспозиции, 15 Июля, пришел в Брест, соединился там с Князем Щербатовым и выступил с кавалерией и конной артиллерией к Кобрину. Пехота шла сзади. В одно время с ним, 15-го, в 6-м часу утра, подошел Тормасов с армией к Кобрину по Дивинской дороге. Кобрин был занят Саксонским отрядом Генерала Кленгеля, который, не полагая себя в опасности, разделял с Ренье убеждение, что Тормасов устремился к Янову и Пинску. Узнав от спасшихся из Бреста гусаров, что Русские заняли Брест и идут к Кобрину, Кленгель обратил все внимание на Брестскую дорогу и выслал туда часть конницы и пехоты. Завидя Графа Ламберта, Саксонцы остановились в 2 верстах от города. Когда Кленгелю дано было знать, что по дороге от Дивина также подходят Русские, отрядил он на нее несколько эскадронов конницы и пехоту, которые остановились при находившемся там господском дворе. Обозрев неприятельскую позицию, Тормасов приказал: 1) Графу Ламберту начать атаку; 2) Генерал-айору Чаплицу, оставя несколько кавалерии и казаков для занятия стоявших при господском дворе на Дивинской дороге неприятельских эскадронов, взять вправо и атаковать город с Антопольской дороги и 3) Подполковнику Князю Мадатову переправиться через Мухавец, для отрезания неприятелям отступления к Пружанам. Граф Ламберт сбил Саксонцев с позиции и оттеснил их к самому городу, где крайние дома заняли они стрелками, а у заставы поставили батарею. В то же время атаковали и опрокинули Саксонцев по Дивинской дороге. Видя отвсюду сближение Русских, неприятель хотел открыть себе путь на Пружаны и Антополь, но нашел и сии дороги во власти нашей, принужден был войти в город и ограничиться защитой оного. Тогда Тормасов отрядил несколько полков из армии, которая между тем сосредоточилась у Кобрина, и велел со всех сторон идти на приступ. Саксонцы защищались отчаянно в укреплении, наскоро наметанном ими, за каменной монастырской оградой и на подъемном мосте на Мухавце. Долго истощали они все силы в обороне, но должны были уступить превосходству в числе, причем взято 4 знамени, 8 орудий, Генерал Кленгель, 9 штаб– и 57 обер-офицеров и 2234 рядовых. Урон с нашей стороны был убитыми 77 и ранеными 182 человека[123]. В уважение храбрости, оказанной Саксонцами, Тормасов возвратил пленным офицерам шпаги. Во время сражения произошел в Кобрине сильный пожар: сгорело 548 домов и уцелело только 82; погибшее имущество оценено в 270 000 рублей серебром.

Успех под Кобрином особенно замечателен по точности, с какой движения производимы были различными отрядами, подоспевшими издалека к назначенному месту, в определенные день и час. Но победа сил, одержанная 15 Июля, в тот день, когда Император Александр в Московском Слободском дворце явился среди дворянства и купечества, преимущественно важна потому, что была первой со времени вторжения неприятеля в Россию. Тогда, после беспрерывных реляций об отступлении Барклая-де-Толли и Князя Багратиона, в первый раз гром пушек с Петропавловской крепости обрадовал жителей северной столицы. Судьба предоставила Тормасову завидную участь в горестное для России время: первому утешить своих соотечественников радостной вестью. Государь пожаловал ему орден Святого Георгия 2-й степени и 50 000 рублей. Кобринское дело возымело также великое нравственное влияние на Варшавское Герцогство и вообще на Ляхов, как по левую, так и по правую сторону Немана. Когда Поляки узнали, что Тормасов разбил Саксонов, подвинулся к Пружанам и наши разъезды показались у Белостока, то во всем Герцогстве и в самой Варшаве смятение сделалось всеобщим. Чем более в вечно мятежном городе обнаруживали ненависть к Русским, тем сильнее обуял умы страх появления Тормасова перед Варшавой. Прежняя уверенность в успехе уступила место испугу. От Кенигсберга до Варшавы все пришло в волнение. До какой степени край встревожился успехом Тормасова, свидетельствует донесение Кенигсбергского Губернатора Луазона. Он писал к Начальнику Главного Штаба Наполеона, Бертье: «Рапорты комендантов на Польской границе известили меня о движении Русского корпуса на Белосток и побудили выступить к Растенбергу, чтобы удостовериться в справедливости показаний, в намерениях Русского Генерала и успокоить край, в котором распространился такой ужас, что остановилось отправление всех должностей»[124]. «В один миг, – пишет находившийся в Варшаве Французский Посол, – все жители бросились с правого берега Вислы на левый. Бегущие прибывали со всех сторон. В Варшаве опасались мщения русских и говорили, что они смотрят на Варшаву как на источник своих бедствий. С этого времени упал общий дух и более уже не воскресал. Захваченные врасплох, мы не имели никаких средств к защите. Верховное Правительство, предвидя угрожавшую опасность, приняло все меры для обеспечения своего отъезда, спасения казенного имущества, учреждения в своем отсутствии Временного управления и обезоружения Русских покорностью»[125].

Во время сражения под Кобрином Ренье находился в Хомске, на дороге к Пинску, все еще полагая, что Тормасов намерен атаковать из Пинска. Узнав о настоящем направлении нашей армии, он пошел на Кобрин и прибыл в Антополь, где от спасшихся из Кобрина саксонцев услышал о поражении Кленгеля. Он возвратился немедленно в Хомск, продолжал отступление на Пружаны и Слоним и послал просить Князя Шварценберга, чтобы он как можно скорее спешил из Несвижа выручать его. Отряженные с поля сражения Граф Ламберт и Чаплиц тревожили отступление неприятелей и взяли много пленных и обозов. Сам Тормасов по недостатку в продовольствии не выступил из Кобрина тотчас по разбитии Кленгеля и тем лишил себя случая атаковать с превосходными силами Ренье, прежде нежели Австрийцы подоспели на помощь к Саксонцам.

18 Июля, через три дня после Кобринского дела, Тормасов тронулся на Антополь, где простоял неделю в ожидании, что предпримет неприятель. Между тем Князь Шварценберг вернулся из Несвижа и соединился в Слониме с Ренье 22 Июля, в тот день, когда Барклай-де-Толли сошелся с Князем Багратионом у Смоленска. С сих пор Князь Шварценберг во весь поход не отделялся от Ренье и действовал с ним вместе, сперва против Тормасова, потом против Дунайской армии. Австрийцы и Саксонцы выступили из Слонима к Пружанам, где стоял Граф Ламберт с авангардом 3-й армии. Ему было приказано отступать к Городечне, куда Тормасов повел армию из Антополя навстречу неприятеля и для нападения на него. Граф Ламберт имел ежедневно жаркие дела и в одном из них, при Козьем Броде, потерял пушку. «Неприятели дорого заплатят за это орудие!» – сказал он. Впоследствии увидим, что он сдержал свое слово. 29 Июля вступил Граф Ламберт на позицию при Городечне, где армия уже расположилась на отлогих возвышениях. Перед ней протекал болотистый ручей, терявшийся в лесу на левом крыле. Правый фланг примыкал к болоту; на левом был лес, который наши ошибочно почитали непроходимым. При первом взгляде такая позиция казалась неприступной: обход ее в близком расстояниии был невозможен, равно как и атака с фронта, где две устроенные через ручей плотины, одна при Городечне, другая при Поддубье, были столь узки, что по ним более шести человек не могли идти рядом. Для защиты позиции хотел Тормасов оставить небольшую часть войск, с остальными же обойти и атаковать неприятеля правым крылом своим. 30 Июля подошли Австрийцы и Саксонцы: первые стали у Городечны, вторые у Поддубья. Неприятельские генералы не ожидали атаки, но сами намеревались сделать нападение. Они только затруднялись выбором пункта к атаке, как вдруг, нечаянно, один Саксонский патруль отыскал тропинку в лесу, находившемся на нашем левом крыле и по недосмотру не занятом Русскими войсками. Тропинка вела из Шерешева на Кобрин и хотя находилась под водой, но с незначительной починкой могла быть приведена в удобное положение для перевозки артиллерии. Тотчас, вечером 30-го числа, послан батальон Саксонцев на болотистую дорожку для ее исправления и занятия леса. Ренье вызвался идти на рассвете в лес, в обход нашего левого крыла, со всеми Саксонскими войсками, а Князю Шварценбергу предложил удерживать плотины при Городечне и Поддубье, ведя оттуда ложные атаки на наш фронт. Князь Шварценберг согласился на предложение. Ночью сделаны все распоряжения для атаки, но приведены в исполнение медленно, отчего намерение неприятеля нечаянно обойти наше левое крыло удалось не вполне. На другой день, но не с рассветом, а в 9-м часу утра все Саксонские войска, усиленные двумя конными Австрийскими полками, поворотили направо в лес, из-за коего между тем показались неприятельские ведеты. Тормасов, увидя ведеты, справедливо заключил, что там, где на слабейшем пункте его позиции замечено несколько неприятельских солдат, могли скоро появиться войска в значительном числе. Следственно, надлежало озаботиться о собственной обороне и отложить принятое накануне намерение атаковать неприятеля.

31 Июля, в 10-м часу, Ренье начал выходить из леса и строиться отвесно против нашего левого крыла, куда была уже переведена дивизия Князя Щербатова, сначала стоявшая у Поддубья. Вскоре послана в подкрепление ему большая часть войск, расположенных на первоначальной позиции против плотины у Городечны, так, что против Городечны и Поддубья осталось только малое число полков. Не имея опасения за фронт позиции, укрепленной самой природой, Тормасов обратил почти всю армию на усиление Князя Щербатова, против которого Ренье открыл жестокую канонаду. Тем необходимее было удерживать Ренье и не допускать его правым крылом своим стать на столбовой Кобринской дороге, что посредством такого движения он отрезал бы путь сообщения нашей армии с Волынью. Следственно, цель сражения под Городечной состояла: с неприятельской стороны – в овладении сей дорогой; со стороны Тормасова – в удержании ее за собой.

Ренье ускорял движения войск, тянувшихся медленно по лесу, и по мере того, как выходили из него полки, старался протянуть свое правое крыло. То же самое делал Тормасов на своем левом фланге, на оконечности коего стоял Граф Ламберт. У Ренье наконец недостало войска для большого протяжения вправо. Имея в резерве два легкоконные полка, Саксонский и Австрийский Гогенцоллерна, велел он им идти по дороге, ведущей из Шерешева на Кобрин, совершенно в обход Графа Ламберта, на наш путь сообщения. Движение сие сделалось отдельным, ибо не могло быть поддержано прочими войсками, которых Ренье нельзя было сводить с позиций, не потеряв связи влево с Князем Шварценбергом. Легкоконные полки, зайдя почти во фланг наш, остановились. Граф Ламберт, наблюдавший за их движешем, видя, что они совсем отделились от своего боевого корпуса, предпринял атаковать их. Павлоградский гусарский полк пошел на неприятеля с фронта, Александрийский с фланга и тыла. Немцы не трогались с места. Австрийский Гогенцоллерна полк дал залп из карабинов, но в то самое мгновение Александрийцы обскакали неприятелей с боку и сзади, а Павлоградцы ударили с фронта. Австрийцы и Саксонцы были приведены в совершенное расстройство и обращены в бегство. Многие из них, не зная, куда спасаться, вместо поворота влево к боевому корпусу бросились на Кобринскую дорогу, где и были поодиночке переловлены нашим кавалерийским отрядом, заблаговременно высланным туда по распоряжению Тормасова. Описанная атака Графа Ламберта имела весьма важное последствие, обеспечив наше левое крыло и путь отступления.

Между тем пушечная пальба и действие застрельщиков продолжались по всей линии, как с той стороны, откуда атаковал Ренье, так и с фронта позиции, где стоял Князь Шварценберг, расположивший одну дивизию, Зигенталя, против Поддубья, другую, Траутенберга, и конницу Фримона против Городечны. По неоднократным просьбам Ренье о подкреплении Князь Шварценберг послал к нему, в 3 часа пополудни, несколько полков дивизии Бианки. Тогда Ренье повел на правый фланг Князя Щербатова атаку; ей содействовали также выстрелы Австрийских батарей при Поддубье, но нападение не имело успеха. Наша артиллерия с обычным искусством отвечала неприятельскому огню и принудила отступить одну Саксонскую дивизию, подавшуюся слишком далеко вперед. Под вечер Ренье возобновил нападение, и в то же время Князь Шварценберг послал пехотный полк Коллоредо выше Поддубья, по болоту, на нашу позицию. Увязая по колено в тине, Австрийцы с великим трудом взобрались на высоты, но, встреченные Владимирским пехотным полком, прогнаны были штыками: следственно, обход и правого фланга Тормасова не удался. В течение дня Князь Шварценберг несколько раз покушался выступать из Городечны на плотины и каждый раз был отбиваем меткими выстрелами поставленных там орудий наших.

Темнота ночи, утомление войск, безуспешность нападений побудили Князя Шварценберга прекратить сражение, упорно продолжавшееся от 9 часов утра до 10 вечера. «Все усилия неприятеля, – говорит Тормасов в донесении Государю, – остались тщетными. Войска ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА не уступили ему ни шагу, не дали ему ничем воспользоваться и взяли в плен 250 рядовых и 4 офицера. Генералы, офицеры, солдаты соревновались в мужестве, и неприятель принужден был оставить место сражения, где армия Вашего Величества расположилась на биваках. Урон наш простирается до 1300 человек»[126]. Потеря Саксонцев состояла в 953 убитых и раненых[127]. Об убыли Австрийцев неизвестно, потому что они ничего не напечатали о походе своем в 1812 году, напоминающем то время, когда Монархия их из страха к Наполеону ополчилась против России, соединенной с ней вековыми узами дружбы. Князь Шварценберг произведен за Городечненское сражение в Фельдмаршалы; Наполеон хотел наградить Австрийцев орденом Почетного Легиона, но Венский Двор не согласился на его желание и просил его не раздавать ордена, которого, впрочем, Австрийцы, по оказанной ими храбрости, в полной мере были достойны. Однако ни при Городечне, ни в арьергардных делах не могли они сломить Русских.

Хотя позиция, занятая Тормасовым при Городечне, казалась первоначально крепкой, однако же на ней нельзя было оставаться долее, как скоро неприятели нашли возможность обойти ее. Если они не воспользовались в день сражения выгодами, какие представлял им обход, то не было причины полагать, чтобы не исправили они своей ошибки на следующий день, особенно превосходя нашу армию 8000 человек. Тормасов имел полное право заключить, что Князь Шварценберг, оставя против Городечны и Поддубья небольшое число войск, подвинет весь корпус вправо, в подкрепление Ренье, и обратится на путь наших сообщений. Отступление сделалось необходимостью, и армия, проведя ночь на поле сражения, перед рассветом 1 Августа начала отходить к Кобрину. В Гродненской губернии оставаться ей было нельзя и потому, что Тормасов находил неодолимые препятствия в продовольствии. «Все жители, – говорил он, – взбунтовались против нас, вооружались вилами и косами, укрывались в лесах, убегали от войск наших и нападали на малые партии и на курьеров». К сему присоединились еще известия о сборе в Варшавском Герцогстве сильной конфедерации для вторжения в Волынь[128].

В таких обстоятельствах и видя против себя превосходного в числе неприятеля, Тормасов не имел более намерения вступать в генеральное сражение, но только хотел по возможности удерживать натиск Князя Шварценберга, чтобы выиграть время для соединения с Дунайской армией[129], находившейся на марше из Валахии к Днестру. Ее прибытие в Волынскую губернию должно было доставить Тормасова в состояние возобновить наступательные действия. Тормасов беспрепятственно отошел через Дивин и Ратно в Ковель, где примкнул к нему отряд Мелиссино, посланный в Пинск при первоначальном движении армии на Кобрин. Потом присоединился и Генерал-Майор Хрущов, бывший в наблюдении у Владимира, где не происходило никаких действий. При отступлении от Городечны до Ковеля неприятель почти совсем не беспокоил нашего арьергарда и преследовал его вяло. В Ковеле Тормасов узнал, что Князь Шварценберг стягивает свои силы против нашего левого крыла, а потому, опасаясь быть отрезанным от Луцка, решился без отлагательства сблизиться к сему городу и потом перешел на правый берег Стыри, составивший крайнюю точку отступления 3-й армии. Австрийцы стали у Киселина, Саксонцы между местечками Локочи и Торчином. В этом расположении провели обе воевавшие армии несколько недель в совершенном бездействии. Тормасов извлек из своего похода на Кобрин ту великую пользу, что заставил 30 000-ный корпус Австрийцев, шедших уже присоединяться к Наполеону, отдалиться на все продолжение войны от главной неприятельской армии, которой враг России замышлял нанести нам сильнейшие удары; 50 000 лишних войск могли бы во многом тому способствовать.

Для совокупности происшествий, бывших в начале войны на западных пределах Империи, остается упомянуть о корпусе Эртеля, стоявшего в Мозыре, и о Бобруйской крепости, в окрестности которой отправил Наполеон из Могилева пехотную дивизию Домбровского и кавалерийский корпус Латур-Мобура. Последний еще не успел дойти до своего назначения, как был обращен назад к главной армии, где Наполеон почитал присутствие сего корпуса нужнее, чем у Бобруйска. Домбровскому велено было охранять Могилев, Минск и путь неприятельских сообщений, наблюдая за отрядом Эртеля и Бобруйском. Оставив несколько войск на коммуникационной линии, расположился он с главным отрядом в Свислочи, рассыпал в разные стороны разъезды и несколько раз обозревал Бобруйск, но не вызывал Игнатьева к сдаче. Не имея осадной артиллерии, Домбровский не мог ничего предпринять против Бобруйска и ограничивался легким обложением сей крепости. Изредка бывали у него перестрелки с гарнизоном и разъездами Эртеля, против которого Князь Шварценберг имел повеление послать особый отряд. Он тогда только исполнил сие приказание, когда удостоверился в отступлении Тормасова, и по переходе 3-й армии за Стырь отправил Генерала Мора, с 5000 человек, наблюдать за Эртелем, который, для содержания края в повиновении, употреблял убеждения, а иногда и строгие наказания ослушных. Его меры были действительны только до тех пор, пока не появлялся неприятель, но как скоро прибывали в какой-либо город или местечко отряды и разъезды Домбровского и Мора, то обыкновенно возникали беспорядки.

Что касается до Дунайской армии, соединение с которой было поводом к отступлению Тормасова за Стырь, то она при вторжении Наполеона в Россию стояла в Валахии, где Чичагов ожидал ратификации мира, делая между тем приготовления к походу в Далмацию. Для этого хотел он разделить Дунайскую армию на две части. С одной частью, из 17 250 пехоты, 1995 конницы, 550 казаков, 12 батарейных и 24 легких орудий, располагался он выступить сам в Далмацию, а остальные за тем войска послать во фланг Австрийцам, находившимся против Тормасова. В тот самый день, как 1-я армия входила в лагерь при Дриссе, авангард Дунайской армии тронулся из Валахии в Сербию, под начальством Генерал-Майора Графа Орурка. Его отряд состоял из полков: Волынского уланского, 3 пехотных, 1 казачьего и роты артиллерии. Вскоре после выступления авангарда, 15 Июля, получено Чичаговым посланное от Государя из Смоленска повеление не ходить к Адриатическому морю, но обратиться назад для соединения с Тормасовым. 19 Июля, когда Барклай-де-Толли и Князь Багратион приближались к Смоленску, выступила Дунайская армия в Волынскую губернию, чрез Фокшаны, Бырлат, Яссы, Хотин, Заслав и Острог. 13 батальонов и 19 эскадронов оставлены на Дунае для охранения крепостей и наблюдения Турецкой границы. Прочие войска разделены на 5 корпусов: Графа Ланжерона, Воинова, Эссена, Булатова и Сабанеева. Авангард, находившийся в Сербии, не мог присоединиться к армии перед ее выступлением и следовал позже. Когда отряду сему, поступившему под начальство Генерал-Майора Лидерса, вместо Графа Орурка, отозванного к армии, велено было возвращаться из Сербии, Сербы прощались с Русскими, как с братьями; на каждом переходе заготовляли в изобилии подводы, вино, продовольствие и жаловались только, зачем Русские не берут их с собой воевать вместе против французов[130].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.