«Умеренные» социалисты уходят с авансцены

«Умеренные» социалисты уходят с авансцены

Конкретно позиция правых эсеров и меньшевиков выразилась в их тактике на 2-м Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов — том самом, где большевики объявили о свержении Временного правительства и переходе государственной власти к Советам. Съезд открылся поздно вечером 25 октября. К этому моменту контроль над Петроградом, кроме небольшого пятачка Зимнего дворца и Дворцовой площади, принадлежал уже Военно-революционному комитету (ВРК) Петросовета.

Из 670 делегатов съезда, зарегистрированных к моменту его открытия, большевиков было 300, то есть меньше половины! 193 делегата были эсерами, причём левые эсеры (в тот момент — тактические союзники большевиков по захвату власти), по приблизительным подсчётам, составляли лишь немногим более половины этого числа. 68 делегатов принадлежали к меньшевикам. 14 — к меньшевикам-интернационалистам, выступавшим, как и большевики, за низложение Временного правительства, но несогласным с тактикой большевиков. Остальные 95 не входили ни в одну из крупных партий.

Такой состав 2-го съезда Советов вовсе не предопределял его однозначного одобрения действиям большевиков по свержению Временного правительства. Очень многое зависело от «умеренных» социалистов, которые в совокупности со всеми колеблющимися составляли большинство участников Съезда. Однако своими действиями лидеры меньшевиков и правых эсеров сами отрезали себе все пути влияния на колеблющуюся массу, чем облегчили победу большевистской тактики на Съезде. Вот как это произошло.

Вопреки установившейся легенде о том, что первым политическим решением 2-го Всероссийского съезда Советов было решение вопроса о переходе государственной власти от Временного правительства к Советам и к Съезду как к их полномочному всероссийскому представительству, это не так. Да, после избрания президиума (в котором больше половины мест досталось большевикам), первым решением Съезда было решение вопроса о власти. Но оно было принято совсем не в большевистской постановке!

Лидер меньшевиков-интернационалистов Мартов, некогда соратник и друг, но уже с 1903 г. — противник Ленина, попросил вне очереди слова для политического заявления и получил его. В описании очевидца это выглядело так:

«Неожиданно послышался новый шум, более тяжёлый, чем шум толпы, настойчивый, тревожный шум — глухой гром пушек[190]. Все нервно повернулись к тёмным окнам, и по собранию пронеслась какая-то дрожь. Мартов попросил слова и прохрипел: «Гражданская война началась, товарищи! Первым нашим вопросом должно быть мирное разрешение кризиса. И принципиально и тактически мы обязаны спешно обсудить пути предупреждения Гражданской войны. Там на улице стреляют в наших братьев!.. Мы должны создать власть, которая будет пользоваться признанием всей демократии. Съезд, если хочет быть голосом революционной демократии, не должен сидеть сложа руки перед лицом развёртывающейся Гражданской войны… Возможностей мирного выхода надо искать в создании единой демократической власти… Необходимо избрать делегацию для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями…»»[191].

Предложение Мартова было встречено аплодисментами почти всего Съезда, поддержано левыми эсерами, поставлено на голосование и принято единогласно! В том числе всеми делегатами-большевиками. Так свидетельствуют очевидцы. Но даже если это означает лишь то, что не было подано ни одного голоса против, факт показателен. Примечательно, что вожди большевиков (Ленин ещё отсутствовал) не пошли против общего настроения Съезда.

Дискуссионным является вопрос, как следует трактовать принятую Съездом резолюцию Мартова. Есть мнение, что тем самым «съезд поддержал предложение о создании путём переговоров демократического коалиционного правительства»[192]. Хоть в самой резолюции не содержалось прямого требования формировать правительство только на основе коалиции всех социалистических партий, само предложение о создании делегации «для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями» с целью предотвращения Гражданской войны не могло быть чем-то иным, кроме как формулой транзита власти. Ибо как можно было предотвратить гражданскую войну, не решив вопроса о власти? Это ясно также из того, что «другими социалистическими партиями и организациями», с которыми Съезд уполномочивал вести переговоры, могли быть только партии, слабо представленные на нём самом (то есть правые эсеры, меньшевики и энесы), а также профсоюзы, Всероссийский Совет крестьянских депутатов и т.д. То есть — широкий спектр организаций «революционной демократии». Речь, таким образом, шла об образовании власти, опиравшейся не на одни Советы рабочих и солдатских депутатов, а на целую совокупность организаций, представлявшую в данном случае «волю народа».

Понятно, что в этом случае от большевистского проекта Республики Советов не осталось бы ровно ничего! Правительство, созданное путём такого соглашения, опиралось бы, скорее всего, непосредственно на представительный орган, пополненный как от Съезда рабочих и солдатских Советов, так и от Совета крестьянских депутатов, а также от профессиональных союзов, армейских комитетов и т.д. в неизвестной нам пропорции, но точно не предоставлявшей большевикам численного преобладания! А на местах полномочными органами власти по-прежнему бы считались демократическим путём избранные городские думы и земства. Вся эта конструкция власти могла бы действовать только до Учредительного собрания, созыв которого ожидался в конце ноября. Но большевики были вынуждены проголосовать за этот выход. Больше ничего другого им не оставалось в обстановке резко отрицательного отношения прочей «революционной демократии» к насильственной смене власти!

Но выполнение антибольшевистской по сути резолюции 2-го съезда Советов по вопросу о власти было тут же сорвано действиями меньшевиков и правых эсеров. После принятия резолюции Мартова представители этих партий один за другим стали выходить на трибуну и заявлять о своей невозможности оставаться на этом Съезде: «Эсеры и меньшевики считают необходимым отмежеваться от всего того, что здесь происходит, и призывают все общественные силы оказать сопротивление попыткам захватить власть… Поскольку большевики организовали военный заговор, опираясь на Петроградский Совет и не посоветовавшись с другими фракциями и партиями, мы не считаем возможным оставаться на Съезде и поэтому покидаем его, приглашая все прочие группы и партии следовать за нами и собраться для обсуждения создавшегося положения»[193]. Попутно заметим, что такая позиция противоречила голосованию за резолюцию Мартова. Вероятно, последняя всё-таки не была принята единогласно: делегаты правых эсеров и меньшевиков воздержались.

Возможно, правые эсеры и меньшевики надеялись, что их шумный и демонстративный уход со Съезда вызовет раскол в рядах остальных фракций и часть их тоже покинет Съезд. Тем самым Съезд лишится необходимого кворума. Но, очевидно, главное было не в этом. Своим разрывом со Съездом «умеренные» социалисты рассчитывали в первую очередь обеспечить своё алиби в преддверии неизбежного, как им казалось, подавления большевистского восстания. Не хуже своих противников они осознавали, что вопрос о власти решается на улицах вооружённым путём. Они заранее выбрали сторону, которой, как они думали, будет принадлежать победа.

Но уйдя со Съезда, «умеренные» социалисты не сумели увести за собой всех колеблющихся, а сами лишились возможности влиять на дальнейшие действия Съезда. Теперь на Съезде явный перевес был у большевиков. В то же время на Съезде оставалось ещё достаточно делегатов для вынесения авторитетных решений. С большевиками остались левые эсеры и меньшая часть меньшевиков-интернационалистов. Большая их часть во главе с Мартовым ушла почти вскоре после ухода правых меньшевиков и эсеров, сразу, как Съезд отверг новую, более конкретную резолюцию Мартова о создании власти на широкой демократической основе.

Какими мотивами руководствовался Мартов, как бы ставя на повторное голосование своё уже ранее принятое предложение?

Внешним поводом могло послужить то, что после «сецессии» правых эсеров и меньшевиков оно-де потеряло силу и заново требовало одобрения изменившимся составом Съезда. Истинной причиной, скорее всего, стал поиск благовидного предлога для ухода со Съезда вслед за правыми меньшевиками. Сохранение связи с ними Мартов в этот критический момент счёл для себя более важным, чем присутствие на Съезде. Правда, большевики формально выполнили первую резолюцию Съезда. Они открыли и в течение недели вели (больше для прикрытия) переговоры об образовании коалиционного правительства с другими соцпартиями. Но это не помешало им объявить на Съезде уже в ночь на 27 октября о создании своего, чисто большевистского правительства.

Оставшись на Съезде, правые эсеры и меньшевики оставили бы себе гораздо больше возможностей для политического маневрирования и для срыва большевистских планов. Они могли тормозить принятие радикальных резолюций, настаивать на точном выполнении первого решения о власти и т.д. Ошибочность их тактики в октябрьские дни стала ясной для части из них, но и то не сразу. Летописец революции историк-меньшевик Б.Н. Суханов (Гиммер) впоследствии признавал: «Мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции. Борьба на Съезде за единый демократический фронт могла иметь успех… По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей «линии» Ленина»[194].

Подведём итоги. Многими своими действиями как либералы, так и «соглашатели» проторили большевикам дорогу к власти. Эти неверные стратегические решения, повлекшие за собой роковые тактические ошибки, можно свести в такой перечень:

1. Недооценка буржуазией главной для себя угрозы, исходившей от большевиков, что выразилось в следующих ошибочных установках:

а) курс на обострение социальной конфронтации и провоцирование Гражданской войны (выступление Корнилова, акции экономического саботажа и т.д.);

б) отношение к «умеренным» социалистам — своим естественным ближайшим союзникам в борьбе против большевистской угрозы — как к противникам. Отсюда проистекли всемерная диффамация «умеренных» социалистов в печати и политической практике либералов, рассогласованность с ними в действиях.

2. Недооценка «умеренными» социалистами потенциала большевиков и переоценка потенциала либералов, что только за период август — октябрь 1917 г. привело к следующим ошибочным шагам:

а) согласие на перенос выборов в Учредительное собрание с сентября на ноябрь 1917 г.;

б) образование третьей правительственной коалиции с либералами вместо создания однородного правительства из социалистов;

в) необоснованные ожидания неизбежного краха большевистского выступления и, вследствие этого, бескомпромиссная антибольшевистская позиция в октябрьские дни, полная поддержка либералов в ожидании их скорой победы над большевиками;

г) проистекший из предыдущего пункта бойкот 2-го Всероссийского съезда Советов вместо попыток «обволакивания» и «парламентского торможения» этого мероприятия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.