Гений политического прогноза

Гений политического прогноза

До октября 1917 г. все российские режимы как будто нарочно расчищали дорогу большевикам. Во всяком случае, так видится задним числом, глядя на последствия их действий. Хотя не следует забывать, что, предпринимая их, российская элита руководствовалась своими интересами и своими политическими расчётами — как оказалось, ошибочными. Но была ли альтернатива этим неверным расчётам? В предыдущих главах мы попытались ответить на этот вопрос.

В том, что лозунги Ленина оказались в итоге воплощены в политическую практику, — результат глубочайшего предвидения. Политический лидер добивается успеха, когда ему удаётся не просто позиционировать себя как выразителя интересов самых активных социальных слоёв, но и уловить основные тенденции происходящего и использовать их так, что со стороны это действительно может казаться «управлением политическим процессом». Ленин дал в главных чертах совершенно точный прогноз глобальных и российских политических тенденций на пять-семь лет вперёд, причём в уникальной обстановке мировой войны. Ленин показал, как важны для политика в условиях динамичного индустриального и глобализирующегося общества верное долгосрочное политическое предвидение и ставка на перспективный общественный класс. В этом его коренное отличие от Николая II.

Главная беда Николая II, как мы уже видели, состояла в том, что он был вынужден делать ставку не на те общественные классы. Элита Российской империи, доставшаяся ему «по наследству», была неспособна к таким свершениям, которых от России требовало время. В этой связи совершенно новое измерение приобретает и вопрос о «государственной измене» Ленина. Ведь его прогноз как раз и основывался на очевидной (для него) неспособности российской элиты привести Россию к победе в войне, не допустив революции!

Мы уже отмечали, что прогноз Ленина в своих главных чертах совершенно совпал с прогнозом П.Н. Дурново. Но в силу своих политических целей оба деятеля сделали из этого тождественного прогноза разные выводы. Для Дурново было очевидным, что, ради самосохранения того общественного класса, к которому он принадлежал вместе с царём, Россия не должна ввязываться в войну с Германией на стороне Антанты. Для Ленина было само собою разумеющимся, что, коль скоро Россия всё-таки оказалась вовлечена в такую войну, грех было бы не воспользоваться благоприятной ситуацией для реализации своей радикальной социально-политической программы.

Но до весны 1917 г. большевики не оказывали почти никакого воздействия на общественные настроения в России. К ключевым событиям Февральской революции они, как мы уже видели, были непричастны. Известие о ней застало Ленина в его швейцарском уединении врасплох. Это лишний раз доказывает, что до Февраля 1917 г. Ленин был «всего лишь» политическим аналитиком, теоретиком, овладевавшим методикой политического предвидения и стратегического планирования для массовой политической партии, каковой большевики, однако, в ту пору не были. Условия для создания такой партии в России появились только после Февральской революции, которую, ещё раз повторю, не большевики совершили.

Автору возразят: Дурново, в отличие от Ленина, видел в грядущих событиях беду России и хотел их предотвратить, а не призывал воспользоваться ими в целях захвата власти. Но виноват ли Ленин в том, что большинство прочих российских политиков вовремя не разглядели надвигающийся на них асфальтовый каток? А разглядев, попытались остановить его и оказались им раздавлены? В отличие от них, Ленин рассудил, что лучше оказаться за рулём такого катка, чем впереди него. В восточной философии есть выражение для аналогичного действия — «оседлать тигра». В этом, а отнюдь не в немецких деньгах, содержался «золотой ключ» к победе большевиков[160].

Историография Русского Зарубежья потратила уйму бумаги на то, чтобы доказать, будто революция в России не имела достаточных внутренних объективных предпосылок. И развивала «гипотезы» о том, что своим успехом большевики были обязаны исключительно немецким деньгам и другим привходящим факторам, с потребностями русского народа никак не связанным. В нынешнее время ей стали вторить некоторые авторы и в нашем Отечестве. Составной частью теории, относящей русскую революцию целиком на счёт субъективных причин, является и легенда о якобы особых, исключительных, «демонических» с точки зрения таких авторов, качествах Ленина как вдохновителя, организатора и руководителя большевиков.

Однако эти авторы закрывают глаза на то, что в 1917 г. было очевидным для многих. Ведь ни Дурново, ни Ленин своими способностями к политическому предвидению не были уникальны в России того времени. Грозившую российским элитным классам опасность отчётливо усматривали и Милюков, и Керенский, и другие российские политики. Но действия главных персонажей в событиях 1917 г. были обусловлены интересами и настроениями тех общественных классов, с которыми каждый из них связал свою политическую судьбу. Можно сказать, что главный секрет успеха Ленина — в том, что он умел сделать из своего теоретического прогноза надлежащее практическое применение. Однако такое объяснение далеко не достаточно.

Как мы увидим ниже, в своей политической тактике Ленин допускал серьёзные промахи. Он вовсе не был таким сверхъестественно безошибочным вождём, как это изображали и официальная советская историография, и её оппоненты. То, что эти промахи не стали для большевиков роковыми — показатель того, что в 1917 г. далеко не всё в действиях большевиков зависело от «предначертаний» вождя. Партия большевиков представляла собой живую организацию, сотнями тысяч нитей связанную с народными массами, чувствовавшую их интересы и настроения. В этой организации ошибки вождя тут же сглаживались и исправлялись влиянием огромного и могучего, как океанские приливы и отливы, движения масс. То, что ряд просчётов Ленина, имевших экстремистское свойство, не помешал в итоге большевикам прийти к власти, — лишнее подтверждение объективного характера социального процесса, покончившего в 1917 г. с господством старой российской элиты.