Глава 4. Итоги операции «Полководец Румянцев»

Глава 4. Итоги операции «Полководец Румянцев»

По оценке советской и российской историографии[1085], с падением Харькова германская армия лишилась самого важного устоя своей обороны на советско-германском фронте; советские войска разгромили белгородско-харьковскую группировку немцев, которую германское командование готовило для решительного сражения на южном фасе Курского выступа; в результате ожесточенных наступательных боев войска Воронежского и Степного фронтов принудили к отступлению две мощные немецкие армии, сосредоточенные германским командованием в районе Белгорода и Харькова, и полностью ликвидировали Белгородско-Харьковский стратегический плацдарм противника; ликвидация этого плацдарма позволила армиям Воронежского и Степного фронтов создать угрозу всему южному крылу фронта противника, заняв выгодное положение для освобождения Левобережной Украины и важнейшего промышленного центра – Донбасса. В течение 21 дня Белгородско-Харьковской стратегической наступательной операции (с 3 по 23 августа 1943 года), развивавшейся на фронте протяженностью до 300–400 км, советские войска продвинулись в южном и юго-западном направлении на глубину до 140 км и с боем взяли более 1300 населенных пунктов, в том числе такие города, как Харьков, Белгород, Чугуев, Богодухов, Лебедин. К 23 августа коренным образом изменилась вся обстановка на южном крыле советско-германского фронта, открыв перед Красной армией широкие возможности для развития наступления на запад и лишения противника такой важнейшей базы снабжения, какой являлась Украина для Германии.

Знаменательно, что германская сторона, по существу, не опровергает данные оценки и не приводит доводов, свидетельствующих об ином взгляде на стратегическое и оперативное значение сражения за Белгород и Харьков. Германские военачальники и военные историки в основном обращают внимание на отдельные оперативные и оперативно-тактические аспекты боев на Белгородско-Харьковском плацдарме, отражающие успехи германских войск при ведении обороны и нанесении контрударов, а также промахи в действиях противника, что якобы позволило причинить русским большие потери. Однако даже такое мнение приходится высказывать с теми или иными оговорками, поскольку потери не помешали Красной армии почти немедленно продолжить наступление на широком фронте с целью выхода к Днепру.

Фельдмаршал Манштейн в своих воспоминаниях отмечает[1086], что в результате активного использования танковых соединений, переброшенных из Донбасса, к 23 августа удалось временно остановить прорыв противника к Полтаве; был восстановлен фронт в полосе 4-й танковой и 8-й армий; поддерживалась связь между 4-й танковой армией и правым флангом группы армий «Центр». При этом противник понес большие потери, однако уменьшение его боеспособности было примерно таким же, как и у германских войск, – основная масса стрелковых и танковых соединений русских имела 30–50 процентов штатного состава, а небольшое число вновь прибывших дивизий и некоторые танковые и механизированные корпуса – 70–80 процентов штатного состава. Исходя из обстановки следовало сделать вывод, что при отсутствии подкреплений (не менее двенадцати дивизий) 4-я танковая и 8-я армии не в состоянии долго сдерживать продолжающийся натиск противника в направлении к Днепру, поэтому необходимо немедленно отступить из Донбасса, чтобы высвободить дополнительные силы на фронте группы армий «Юг».

Генерал Меллентин констатирует[1087], что единственным успехом немецких войск на 160-километровом фронте от Сум до Северского Донца в августе были действия мд «Великая Германия» в районе Ахтырки.

Генерал Раус объясняет отступление из Харькова тем, что, несмотря на блестящие победы в оборонительных боях, дальше на юге события приняли крайне неблагоприятный оборот[1088].

Подводя итоги изложенному, в целом следует признать, что, в отличие от Орловской операции Красной армии, Белгородско-Харьковская наступательная операция «Полководец Румянцев» объективно имела крайне важное стратегическое значение. Прежде всего, в результате ее проведения германская армия утратила платформу снабжения и важнейший узел связности своей обороны на южном крыле Восточного фронта – город Харьков. Ведь Харьков являлся не только производственной, ремонтно-технической и снабженческой базой, но также центром рокадных и радиальных шоссейных и железнодорожных коммуникаций, в том числе магистральных, предоставляя контроль над сообщениями с Донбассом, Крымом, Кавказом, Поволжьем и Центральной Россией. Поэтому, как отметил Иван Конев[1089] (вслед за Адольфом Гитлером и германской пропагандой), этот город служил воротами, запирающими советским войскам путь на Украину. После его потери германские войска оказались ограничены в свободе маневра силами и средствами по рокадным коммуникациям вдоль линии фронта, а штаб ГА «Юг» должен был перестраивать всю систему оперативных и войсковых транспортных перевозок и снабжения, используя слабо развитую сеть второстепенных коммуникаций низкого качества и малой пропускной способности. В то же время три советских фронта – Воронежский, Степной и Юго-Западный – получили преимущество в подвижности и базу для бесперебойного обеспечения предметами снабжения при ведении боевых действий на территории Левобережной Украины.

Кроме этого, в ходе операции «Полководец Румянцев» советские войска продвинулись в южном и юго-западном направлении до 140 км, расширив фронт наступления до 300 км, и глубоко охватили северный фланг ГА «Юг», создав прямую и непосредственную угрозу окружения ее донбасской группировки. Такой замысел вполне мог быть реализован в связи с результатами Донецкой наступательной операции Юго-Западного и Южного фронтов. В сложившейся ситуации, опасаясь крупного окружения войск южного крыла ГА «Юг», 3 сентября фельдмаршал Манштейн начал санкционированный Гитлером отвод соединений 1-й танковой и 6-й армий примерно на 65 км на запад, на так называемую оборонительную линию «Черепаха» (нем. Schildkr?e). Однако 6 сентября оборона 4-й ТА вновь была прорвана силами советского ВорФ, армия оказалась расчленена на три группы, а штаб генерала Гота утратил управление войсками, начавшими стремительно отступать к Днепру, вследствие чего образовался разрыв на стыке групп армий «Центр» и «Юг»[1090].

По свидетельству маршала Москаленко[1091], в начале сентября 1943 года удар 40-й А ВорФ разорвал фронт немецкой 4-й ТА в междуречье Псела и Хорола, причем германским войскам, рассеченным здесь на две изолированные группы, так и не удалось вновь соединиться в ходе их дальнейшего отступления вплоть до Днепра, где остатки этих групп переправились на западный берег, но оказались настолько оторванными друг от друга, что фельдмаршалу Манштейну пришлось передать 24-й тк из 4-й ТА в состав действовавшей южнее 8-й А. В условиях возрастающего давления противника на всем фронте ГА «Юг» линия «Черепаха» также была прорвана, и Манштейн добился разрешения Гитлера на общее отступление. С 15 сентября немецкие войска начали отход к новому оборонительному рубежу по линии рек Днепр и Молочная – на участок Восточного вала, проходивший от Утлюкского лимана Азовского моря через горько-соленое Молочное озеро и далее по реке Молочная и среднему течению Днепра. При этом немцам, как и на Орловском плацдарме, пришлось широко использовать тактику «выжженной земли». Такая тактика способствовала успеху отступательного маневра, хотя немецким войскам и не удалось добиться полного уничтожения материальных ресурсов и депортации большей части трудоспособного и пригодного к воинской службе населения Левобережной Украины, что требовал специальный приказ рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера (Heinrich Himmler), согласно которому противник должен был найти действительно тотально сожженную и разрушенную страну. Для решения столь обширной задачи германские войска не располагали ни достаточным количеством личного состава и техники, ни средствами транспорта, ни временем.

Сам Иосиф Сталин в своем радиообращении к советскому народу 3 июля 1941 года, через 10 дней после начала войны Германии против СССР, призвал организовать беспощадную борьбу, чтобы враг не получил ни одной машины, ни одного литра бензина, ни одного куска хлеба[1092]. Сталин требовал уводить скот и увозить зерно, причем то, что нельзя эвакуировать, следовало уничтожить, взорвать мосты и дороги, сжечь леса и склады, создав врагу невыносимые условия. Это была даже не тактика, а настоящая стратегия «выжженной земли», при осуществлении которой советское военно-политическое руководство намного превзошло Гиммлера и Манштейна как в области замысла, так и в плане его практической реализации, тем более что германские войска за недостатком времени и средств не смогли применить тактику «выжженной земли» в полном объеме. Отступая, ГА «Юг» оставила Красной армии 1,6 млн тонн зерна, 2,9 млн голов скота и лошадей (по утверждению П. Кареля[1093], германские войска оставляли украинским крестьянам зерно и скот, чтобы обеспечить их жизнь до следующего урожая, хотя эти запасы немедленно реквизировались наступающей Красной армией), а также людские резервы – в советские войска было немедленно призвано около 80 тыс. жителей восточных областей Украины[1094]. Манштейн указывает[1095], что на реоккупированной территории Украины мобилизации в Красную армию подвергались все годные к службе лица мужского пола в возрасте до 60 лет, а местное население без исключения использовалось на работах военного характера.

С другой стороны, отступление ГА «Юг» на рубеж Днепра было успешно осуществлено не столько благодаря тактике «выжженной земли», сколько из-за ошибок советского командования. Несмотря на все достигнутые результаты, операция «Полководец Румянцев» по плану должна была привести к разгрому северного крыла ГА «Юг», окружению ее харьковской группировки и выходу в тыл германским армиям, удерживавшим Донецкий и Донбасский плацдармы. В итоге уже в августе ГА «Юг» могла понести катастрофическое поражение, что не позволило бы германскому командованию не только завязать борьбу на рубеже Днепра, но, видимо, даже удержать в своих руках до наступления зимы территорию Правобережной Украины. По ряду причин такого развития событий не произошло. Как заметил генерал Попель[1096], только на картах встретились могучие стрелы германского наступления, вылетевшие из Орла и Белгорода по плану операции «Цитадель». Точно так же лишь на картах Генерального штаба Красной армии сомкнулись вокруг Харькова могучие стрелы наступления советских войск, запланированного в рамках проведения операции «Полководец Румянцев». Одиннадцати общевойсковым и двум танковым армиям Воронежского и Степного фронтов не удалось окружить белгородско-харьковскую группировку противника, которая, по существу, оказалась вытеснена с занимаемых позиций аналогично Орловской группировке немцев. Нереализованным остался план советской Ставки Верховного Главнокомандования перерезать коммуникации северного крыла ГА «Юг» за счет глубокого прорыва танковых объединений в направлении Полтавы. Также не осуществился замысел командования Воронежского и Степного фронтов уничтожить 11-й ак оперативной группы «Кемпф» концентрическими ударами с флангов и фронта, а впоследствии не получилось окружить и ахтырскую группировку противника. Таким образом, обе стороны допустили в этом сражении серьезные оперативные просчеты и ошибки.

Крайне неудачное для немцев начало сражения явно связано с ошибочными решениями фельдмаршала Манштейна, который совершил серьезный просчет при организации обороны северного крыла ГА «Юг», ослабив находящиеся там силы с целью проведения частной наступательной операции на южном крыле, не являвшейся необходимой по условиям обстановки. Это позволило советским войскам в кратчайшие сроки осуществить стремительный и глубокий прорыв в тыл 4-й ТА генерала Гота силами более 1 тыс. танков в составе двух танковых армий и гвардейского танкового корпуса. В результате были ликвидированы все положительные для немцев результаты операции «Цитадель» и уничтожены длительные усилия по подготовке оборонительных рубежей на северном крыле ГА «Юг».

В отличие от Орловской операции, где советские танковые объединения наносили неглубокие удары, в наступлении на Белгородско-Харьковском направлении их удары отличались большой глубиной.

По мнению маршала бронетанковых войск Советского Союза Амазаспа Бабаджаняна[1097], поскольку 1-я и 5-я гвардейская танковые армии наступали в одном направлении, этот бронированный меч нанес глубокий рассекающий удар по вражеской противоборствующей группировке, развалил ее на части и дал возможность общевойсковым армиям довершить разгром врага. При этом решение задачи развития успеха наступления зависело от стремительности вклинения танковых масс в глубину обороны противника, что позволяло наносить удары по флангам и тылам вражеских войск, ограничивало маневренные возможности последних, приводило к нарушению устойчивости всей обороны неприятеля, резко изменяя общую обстановку в пользу советских войск.

Как отмечает генерал Радзиевский[1098], в Белгородско-Харьковской операции обе танковые армии ВорФ (1-я и 5-я гвардейская) частью сил вступили в сражение в первый день наступления 3 августа на глубине 3–5 км для завершения прорыва главной полосы обороны. Ввод в бой четырех передовых танковых бригад позволил быстро завершить прорыв первой полосы обороны и сохранить главные силы танковых армий для борьбы с ближайшими оперативными резервами противника и для действий в оперативной глубине, поэтому уже к исходу 7 августа танковые армии продвинулись на глубину свыше 100 км и оторвались от стрелковых соединений на 25–40 км.

Вместе с тем на Орловском плацдарме советскому командованию не удалось осуществить глубокий прорыв бронетанковыми силами, главным образом в связи с быстрой переброской на угрожаемые направления танковых соединений противника и условиями местности, хорошо приспособленной немцами к противотанковой обороне. Напротив, на Белгородско-Харьковском направлении войска ВорФ добились глубокого продвижения двух танковых армий по причине отсутствия у германского командования поблизости значительных танковых резервов, а также пользуясь более благоприятной для наступления танков местностью, характер которой не позволял обороняющемуся незначительными силами задержать массу танков с помощью естественных препятствий – условий рельефа, сети тактических водотоков и водоемов, труднопреодолимых лесных массивов. Однако в критический период развития сражения фельдмаршал Манштейн принял верное решение, направленное на кардинальное изменение обстановки и в действительности предопределившее окончательный исход борьбы, хотя это решение не содержало элементов новизны в области оперативного искусства и даже не являлось чем-то новым в сложившихся условиях. Манштейн предпочел действовать по аналогии с собственным замыслом, принесшим германским войскам успех в феврале – марте 1943 года, хотя трудно было рассчитывать, что такой замысел вновь станет неожиданным для противника. По-видимому, фельдмаршал считал, что русские плохо обучаемы и склонны повторять одни и те же ошибки, поэтому в кратчайшие сроки добился передачи в распоряжение ГА «Юг» резервов и немедленно направил на угрожаемое направление уже имевшиеся танковые и моторизованные соединения, которые сосредотачивались к флангам вражеского вклинения.

С другой стороны, отсутствие у германского командования крупных резервов на Белгородско-Харьковском плацдарме, запаздывающее по сравнению с темпом наступления советских войск выдвижение танковых дивизий из Донбасса и с Изюм-Барвенковского направления, а также потери, понесенные в ходе операции «Цитадель», – все это предопределило стремительное продвижение 1-й и 5-й гвардейской танковых армий ВорФ в глубину обороны противника, быстрое взятие Белгорода, охват томаровско-борисовской группировки немцев, а также успешные наступательные действия 27-й и 40-й армий фронта на Ахтырском и Тростянецко-Боромлянском направлениях. В результате проведение Белгородско-Харьковской наступательной операции Красной армии существенно отличалось от хода Орловской операции. К исходу третьего дня Белгородско-Харьковской операции темп наступления советских войск здесь был уже значительно выше, чем под Орлом. Советским войскам удалось не только прорвать тактическую зону обороны противника, но и быстро продвинуться на большую глубину, упредив подход ближайших оперативных резервов немцев. Мощная подвижная группа ВорФ получила возможность несколько дней действовать в оперативной глубине вражеской обороны, практически не встречая сопротивления.

Неудачу немцев усугубил самообман командования ГА «Юг», которое было уверено, что на фронте 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» противник сможет нанести мощный удар только в конце лета или начале осени, так что его действия вскоре будут ограничены распутицей. Соответственно, сразу же после окончания операции «Цитадель» в танковых соединениях 4-й ТА (6, 7, 11, 19-я танковые дивизии) была проведена строгая инспекция материальной части, а все неисправные боевые машины отправлены в ремонтные мастерские Томаровки, Борисовки, Богодухова, Харькова и других городов и населенных пунктов тыловой зоны. На ремонтных базах в Харькове и Богодухове скопилось такое количество поврежденной бронетехники, что там стало трудно осуществить даже текущее техническое обслуживание и мелкий ремонт боевых машин[1099]. В результате в ходе стремительного продвижения советских войск большая часть этих ремонтных баз и мастерских оказалась потеряна, а находившаяся там техника или уничтожена, или досталась русским. Так бесполезно была утрачена значительная часть ремонтного фонда бронетехники 4-й ТА.

Как видно, начало сражения на Белгородско-Харьковском направлении оказалось для немцев почти катастрофическим и сопровождалось неоправданно большими потерями личного состава и боевой техники. Во многом из-за этого Манштейн впоследствии вынужден был признать[1100], что перенапряжение войск нарастало, их силы расходовались все быстрее, причем в особенности это касалось опытных фронтовых солдат и офицеров – к концу августа ГА «Юг» потеряла 7 командиров дивизий, 38 командиров полков и 252 командира батальонов. С ликвидацией Белгородского и Томаровско-Борисовского узлов сопротивления оборона северного крыла ГА «Юг» была полностью разрушена на 80-километровом фронте, что позволило советским войскам развивать операцию как в направлении на юг – на Харьков и Богодухов, так и в западном и юго-западном направлениях – на Боромлю, Тростянец и Ахтырку.

Вместе с тем, пожертвовав частью своих сил – соединениями томаровско-борисовской группировки, которые под угрозой окружения пять дней продолжали удерживать занимаемый район, в свою очередь угрожая тылу советских танковых объединений, немцам удалось замедлить продвижение противника. Благодаря этой задержке через неделю после начала сражения появилась возможность воспрепятствовать успешному развитию вражеского наступления за счет прибытия танковых и моторизованных дивизий, переброшенных с других участков фронта и группировавшихся для нанесения фланговых контрударов по сходящимся направлениям.

В связи с этим, по мнению маршала Бабаджаняна[1101], в первый же день наступления следовало сосредоточить главные силы 1-й и 5-й гвардейской танковых армий на одном направлении и, стремительно развивая успех, выйти навстречу подходящим резервам противника, которые он спешно подтягивал из Донбасса, не дать возможность этим резервам изготовиться для нанесения контрудара и разгромить их по частям. Танковые армии ВорФ и отдельные танковые корпуса должны были не задерживаться у каждого узла сопротивления, но совершить смелый маневр и осуществить решительное проникновение через оперативную зону в глубокий тыл противника. Тогда даже Полтава и другие важные объекты оказались бы в руках советских войск еще в начале августа.

По нашему мнению, данное предложение представляется трудновыполнимым на практике в связи с приведенными выше свидетельствами очевидцев по поводу отсутствия дорожной сети, позволяющей вести две танковые армии вместе в узкой полосе наступления. Даже при организации наступления на соседних участках состояние дорожной сети не позволило обеспечить своевременное выдвижение основных сил 1-й ТА вслед за ее передовым отрядом.

Получив подкрепления и достигнув оперативной внезапности, командование оперативной группы «Кемпф» ввело в бой 3-й тк генерала Брейта с тремя танковыми дивизиями СС, остановив продвижение ударной группы ВорФ – 5-й гвардейской и 1-й танковой армий – и удержав контроль над важнейшей магистральной линией сообщений Харьков – Полтава. При этом наступление дивизий СС «Рейх» и «Викинг» в полосе сосредоточения советской 5-й гв. А генерала Жадова привело к тому, что 5-я гв. ТА генерала Ротмистрова, готовившаяся к боям за Харьков, с 12 до 17 августа вынужденно использовалась в обороне, отражая атаки противника и неся большие потери. Кроме этого, благодаря контрудару дивизий СС «Рейх» и «Мертвая голова» по левому флангу 6-й гв. А генерала Чистякова, организованному 15 августа, данное оперативное объединение Красной армии временно лишилось возможности продолжать успешно начатое наступление в стык 4-й ТА генерала Гота и оперативной группы «Кемпф» (8-й полевой А).

Вынужденная задержка 5-й гв. ТА для ведения обороны в немалой степени повлияла на развитие боевых действий в районе Харькова, нарушив планы командующего СтепФ генерала Конева. Вместе с тем взаимодействие Степного и Воронежского фронтов, наметившееся было в начале операции при выделении сил 5-й гв. ТА для удара по западному флангу 11-го ак противника, оказалось разорвано, поскольку командующий ВорФ генерал Ватутин отказался от решения этой задачи в интересах развития наступления в своей полосе. Согласованная межфронтовая операция, по существу, распалась на самостоятельную операцию СтепФ по овладению Харьковом и ряд более или менее связанных между собой операций ВорФ на Богодуховском, Ахтырском и Боромлянском направлениях. Соответственно, в момент кризиса на ВорФ, когда немедленная передача 5-й гв. ТА СтепФ, что требовал генерал Конев, угрожала исходу межфронтовой операции, для урегулирования вопроса между командованием обоих фронтов возникла необходимость личного вмешательства представителя Ставки Верховного Главнокомандования маршала Жукова.

В связи с привлечением к отражению контрудара немецкого 3-го тк дополнительно двух советских оперативных объединений – 5-й танковой и 6-й общевойсковой гвардейских армий – генералам Кемпфу и Брейту так и не удалось решить стратегическую задачу по глубокому прорыву к Богодухову с выходом в тыл Воронежского и на фланг Степного фронтов с целью защитить район Харькова. Несмотря на достигнутые оперативные и тактические успехи, силы немцев, сосредоточенные южнее и юго-восточнее Богодухова, были недостаточны для решения всех поставленных перед 3-м тк задач. Так, из-за необходимости удержать линию коммуникаций Харьков – Полтава контрударная группировка 3-го тк генерала Брейта была по частям втянута в бои на разных участках, не завершив сосредоточения. Причиной такого положения стали ошибки германского Верховного главнокомандования, которому не удалось адекватно сложившейся обстановке перераспределить силы между главными направлениями приложения усилий в полосе групп армий «Центр» и «Юг». В результате ГА «Юг» слишком поздно получила те дивизии из состава ГА «Центр», высвободившиеся после отступления с Орловского плацдарма, которые могли бы в середине августа кардинальным образом повлиять на развитие оперативной ситуации при нанесении контрудара под Богодуховом.

В итоге, несмотря на результативность контрудара, добиться решающего успеха на Богодуховском направлении не получилось, поэтому, чтобы изменить в свою пользу ситуацию к западу от Харькова, командование ГА «Юг» подготовило еще один контрудар под Ахтыркой. Важнейшая задача контрудара под Ахтыркой – разгромить и окружить советскую 27-ю общевойсковую армию и два гвардейских танковых корпуса, чтобы стабилизировать ситуацию к западу от Харькова и воспрепятствовать окружению харьковской группировки немецких войск, – оказалась в целом решена благодаря удачным оперативно-тактическим решениям командиров 24-го и 48-го танковых корпусов и мд «Великая Германия» – генералов Неринга, Кнобельсдорфа и Хернлейна. Контрудар вынудил командование ВорФ развернуть на северо-западное направление основные силы 1-й ТА генерала Катукова, а также ввести в бой из резерва 4-ю гв. А генерала Кулика. В связи с перегруппировками и временным переходом к обороне темпы продвижения Воронежского и Степного фронтов резко снизились, облегчив ГА «Юг» организацию обороны и отступления. По причине понесенных потерь и проигрыша темпа 1-я и 5-я гвардейская танковые армии не смогли воспрепятствовать отходу германских войск от Харькова, что стало одним из важных этапов в организации удачного отступления северного крыла ГА «Юг» за Днепр.

Вместе с тем командование ВорФ, допустившее распыление ударных сил на Ахтырском и Богодуховском направлениях, что позволило противнику нанести войскам фронта значительные потери, упрямо продолжало вести упорную борьбу за инициативу и развернуло наступление армий правого крыла фронта, направленное во фланг ахтырской группировки немцев. В отличие от действий командования ЗапФ в ходе Орловской наступательной операции командование ВорФ своевременно подтянуло свои оперативные резервы к линии фронта, поэтому перед вводом в сражение 4-я гв. А находилась на удалении 20–25 км в районе Ямное – Яблочное, а 47-я А – в 40–45 км в районе Пушкарное[1102]. Это позволило использовать части 4-й А для усиления обороны в районе Ахтырки в тот же день, когда противник начал наносить здесь контрудар, тогда как 47-я А без какого-либо промедления утром 17 августа перегруппировалась для наступления совместно с частями 40-й А в юго-западном направлении на Лебедин с целью выйти на тылы ахтырской группировки противника. В результате успешного маневра 40-й и 47-й армий ВорФ и их выхода в район Веприка и Зенькова ахтырская группировка немцев оказалась в полуокружении, так что с 19 августа германское командование вынуждено было постепенно переходить в районе Ахтырки к обороне.

В целом, в отличие от сражения за Орловский выступ, в ходе оборонительных боев на Белгородско-Харьковском направлении командованию ГА «Юг» не удалось вывести из-под удара и сохранить основные силы 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» (8-й А). Германскому командованию также не удалось растянуть по времени отход войск, как это получилось сделать на Орловском плацдарме. Маневр 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» (8-й А) при отходе от Белгорода и Харькова был хуже организован, а на некоторых участках временами представлял просто хаотическое и беспорядочное отступление, сопровождающееся чрезмерными потерями и утратой тяжелого оружия.

В то же время при ведении наступления в оперативной глубине обороны противника войскам ВорФ пришлось последовательно форсировать несколько тактических водных рубежей, заранее подготовленных немцами к обороне, что потребовало использования специальных переправочных средств и привело к снижению темпов наступления. Реки Белка, Мерла и Мерчик могли оказать еще более существенное влияние на развитие сражения и сократить потери германских войск в том случае, если бы командование ГА «Юг» заранее запланировало в качестве одного из вариантов обороны отступление на данные рубежи, как это сделал генерал Модель на Орловском плацдарме, и с этой целью заблаговременно еще более их укрепило.

С другой стороны, харьковская группировка немецких войск – 11-й и 42-й армейские корпуса генералов Рауса и Маттенклотта – все-таки избежала окружения, так что ей удалось отойти в юго-западном направлении, удержав под своим контролем дорогу на Красноград. Несмотря на выход советских войск к западным и южным окраинам Харькова, переброшенные командованием ГА «Юг» резервы смогли приостановить их продвижение, обеспечив относительно организованную эвакуацию Харьковского района. В боях на подступах к Харькову и к западу от него командование ГА «Юг» успешно провело отступление с Белгородско-Харьковского плацдарма, позволившее стабилизировать фронт на возможно более короткой линии и предотвратить удар советских войск во фланг и тыл далеко выдвинутой на восток донбасской группировки.

Кроме этого, контрудары большими силами, организованные объединенным командованием 9-й и 2-й танковой армий группы «Центр» на Хотынецком направлении, не принесли тех результатов, как контрудары ГА «Юг» под Богодуховом и Ахтыркой. Здесь вновь сказался более высокий уровень оперативно-тактического мастерства корпусных, дивизионных и полковых командиров 4-й танковой и 8-й армий, проявленный ими при решении наступательных задач, а также характерные особенности управления войсками, присущие командованию ВорФ, – наступление «веером» без учета изменения оперативной обстановки и действий противника. Вместе с тем советская Ставка также неадекватно оценивала возможности противника по ходу сражения, поэтому Сталин вначале требовал от ВорФ не распылять сил перед угрозой фланговых контрударов и стремительно двигать танковые армии в прорыв, а затем упрекал в «огульном» наступлении, проводимом без учета угрозы флангам.

В связи с изложенными неоднозначными качественными оценками результатов операции «Полководец Румянцев» особое значение для сравнительного анализа действий сторон в операции имеет соотношение потерь, позволяющее оценить соответствие между затратами и достигнутым результатом.

По данным, которые приводит фельдмаршал Манштейн[1103], к 27 августа общие потери ГА «Юг» по личному составу достигли 133 тыс. человек, из которых приблизительно 21 тыс. приходится на операцию «Цитадель». В то же время, по другим сведениям[1104], с 17 июля по 21 августа 1943 года 1-я ТА группы армий «Юг» потеряла свыше 27 тыс. человек, 6-я полевая А – около 24 тыс., а 4-я ТА и оперативная группа «Кемпф» с 21 по 31 июля понесли потери в количестве около 13 тыс. солдат и офицеров. Отсюда общие потери 4-й ТА и группы «Кемпф» в ходе Белгородско-Харьковской операции Красной армии составляют около 48 тыс. солдат и офицеров.

С другой стороны, потери германских войск в ходе обороны Орловского плацдарма достигли около 14 процентов от общего количества сил, задействованных в сражении (табл. 3, 4). Исходя из этого соотношения потери немцев на Белгородско-Харьковском направлении должны равняться примерно 50 тыс. военнослужащих (табл. 5, 6). Отсюда, учитывая погрешность при определении количества сил, дополнительно привлеченных к боевым действиям уже в ходе сражения, данные о потерях в размере 48–50 тыс. представляются достаточно достоверными.

Тогда общие потери групп армий «Центр» и «Юг» за все время Курской битвы составляют 194 тыс. человек. Это в целом согласуется с данными военного архива Германии и сведениями медицинской службы германских сухопутных войск, по которым людские потери немецких войск, принимавших участие в Курской битве в июле – августе 1943 года, составили от 178 до 184 тыс. человек, а также с информацией, что в результате наступательных операций Красной армии в Курской битве общие потери частей и соединений групп армий «Центр» и «Юг», действовавших на Орловском и Белгородско-Харьковском направлениях, достигли около 114 тыс. солдат и офицеров[1105].

Вместе с тем здесь следует заметить, что общие потери германской стороны в Курской битве в действительности, по-видимому, превышают указанную величину. В частности, принимая во внимание приведенные выше потери войск 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» с 21 по 31 июля, они достигают 207 тыс. человек. Кроме того, все указанные выше данные о потерях могут быть занижены, поскольку, например, согласно другим источникам информации, потери 6-й полевой армии вермахта в период с 17 июля по 3 августа составили свыше 21 тыс. солдат и офицеров[1106], а с 13 августа войска этой армии вновь приняли участие в активных боевых действиях, отражая наступление советского ЮФ, так что ее потери до 24 августа, вероятнее всего, превысили указанные выше 24 тыс. человек. Соответственно, по данным В. Золотарева[1107], в результате Курской битвы общие потери германской армии по личному составу достигли около 245 тыс. человек, из которых 57,7 тыс. выбыли из строя безвозвратно.

Наряду с этим следует обратить внимание на следующие данные: безвозвратные потери германских сухопутных войск убитыми и пропавшими без вести за июль и август 1943 года на всех фронтах насчитывают 160,5 тыс. солдат и офицеров (115,8 тыс. человек убитыми и 44,7 тыс. пропавшими без вести), тогда как общие потери на Восточном фронте – 474,7 тыс.[1108] Причем указанную величину общих потерь немцев на Востоке можно получить и расчетным путем, если исходить из того, что, во-первых, основная часть приведенных безвозвратных потерь приходится на советско-германский фронт (предположительно 90 процентов, то есть свыше 144 тыс. военнослужащих, учитывая ограниченный характер боевых действий на юге Европы в данный период), а во-вторых, принимая для немецких войск такое же среднее соотношение числа безвозвратных и санитарных потерь ранеными, как и для советских войск в Курской битве (то есть приблизительно 1:2,3[1109]). В том случае, если все это соответствует действительности, то приводимые выше потери немцев в Курской битве очень существенно занижены.

В августе 1943 года на центральном направлении советско-германского фронта войсками Западного и левого крыла Калининского фронтов проводилась Смоленская наступательная операция (с 7 августа по 2 октября), а на южном направлении войска Центрального, Воронежского, Степного, Юго-Западного и Южного фронтов решали задачи по овладению Донбассом (Донбасская наступательная операция с 13 августа по 22 сентября) и Левобережной Украиной (Черниговско-Полтавская наступательная операция с 26 августа по 30 сентября)[1110]. Следовательно, часть потерь немецких войск приходится на действия в ходе этих операций. Однако вряд ли допустимо, что в августе потери в связи с боями на других участках фронта оказались больше, чем в 50-дневной битве за Курск, Орел, Белгород и Харьков.

Принимая во внимание другие данные германской стороны, согласно которым с июля по октябрь 1943 года убыль личного состава в действующей армии на Восточном фронте составила 911 тыс. военнослужащих[1111], итоговую величину общих потерь немецких войск в Курской битве можно ориентировочно оценить в размере 350–360 тыс. человек (по мнению Б. Соколова – 360 тыс.[1112]), из которых безвозвратные потери составляют около одной трети, то есть 100–120 тыс. солдат и офицеров.

С другой стороны, занижение потерь немцами в некоторой степени компенсируется их аналогичным занижением с советской стороны, которая также учитывает свой урон в людях и технике исключительно формально, в рамках тех или иных операций, поэтому не указывает потери, понесенные соответствующими фронтовыми и армейскими частями, соединениями и объединениями вне Курской оборонительной (в период с 5 по 23 июля), а также Орловской (в период с 12 июля по 18 августа) и Белгородско-Харьковской (в период с 3 по 23 августа) операций[1113]. Вследствие этого соотношение потерь сторон в Курской битве можно более или менее точно определить только за периоды времени, наиболее близкие к времени проведения данных операций.

Потери артиллерии, понесенные 4-й ТА и оперативной группой «Кемпф» (8-й полевой А) за время с 3 по 23 августа, можно установить только по косвенным расчетам. Так, в начале сражения группировка германских войск, задействованная в боевых действиях против войск Воронежского и Степного фронтов, проводивших операцию «Полководец Румянцев», имела на вооружении около 3 тыс. орудий и минометов и состояла из 15 пехотных и 4 танковых дивизий (см. выше). Соответственно, на каждую дивизию приходилось в среднем 158 орудий и минометов. По окончании сражения, к 24–25 августа 1943 года, количество артиллерии в некоторых из пехотных и танковых дивизий, которые входили в эту группировку, – 39, 106, 161, 167, 168, 198, 282, 320-я пехотные дивизии, 6-я и 7-я танковые дивизии – составляло в среднем уже по 52,5 орудия в пехотных дивизиях и по 88 орудий – в танковых дивизиях[1114]. Учитывая, что штатное число орудий и минометов в немецких пехотных соединениях в 1943 году было практически равным друг другу (137 орудий и 138 минометов), а в танковых дивизиях в 1943–1944 годах число минометов составляло примерно одну четвертую часть всей артиллерии (от 54 до 70 минометов и от 222 до 205 орудий)[1115], в каждом из указанных выше соединений, по-видимому, в среднем должно было оставаться приблизительно 106 стволов: по 105 орудий и минометов в пехотных дивизиях, по 110 – в танковых дивизиях. Таким образом, потери артиллерии в каждом соединении составили около 33 процентов. Поскольку другие соединения из состава указанной группировки также вынесли ос новную тяжесть оборонительных боев на протяжении всего сражения за Белгородско-Харьковский плацдарм, в том числе вели боевые действия в условиях отступления, можно приближенно считать, что их потери были аналогичными. Следовательно, принимая во внимание корпусную и армейскую артиллерию, безвозвратные потери группировки в артиллерии ориентировочно составили до 35 процентов от первоначального количества в 3 тыс. орудий и минометов, или 1050 стволов.

Вместе с тем по ходу сражения германское командование дополнительно перебросило на Белгородско-Харьковское направление 3 пехотные (112, 223, 355-я), 4 танковые (3-я, «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг»), 2 моторизованные (10-я, «Великая Германия») и 1 кавалерийскую дивизии, а также ряд отдельных танковых, артиллерийских и пехотных частей и подразделений. В танковых дивизиях к 24–25 августа 1943 года в среднем насчитывалось по 138 орудий[1116], следовательно, свыше 170 орудий и минометов (около 62 процентов от штатного количества артиллерии). Как видно, прибывавшие на Белгородско-Харьковский плацдарм танковые и моторизованные соединения даже по завершении сражения имели в среднем больше артиллерии, чем соединения 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» в начале наступления советских войск. Танковые и моторизованные дивизии задействовались в боевых действиях на протяжении меньшего времени, не принимали участия в длительном отступлении в условиях преследования со стороны противника, поэтому их потери, в том числе в орудиях и минометах, вероятнее всего, были гораздо меньше 35 процентов. Эти дивизии использовались в основном для ведения активных наступательных действий при нанесении контрударов на Богодуховском и Ахтырском направлениях, так что их безвозвратные потери в артиллерии можно ориентировочно принять равными тем потерям в артиллерии, которые германские войска понесли в ходе операции «Цитадель», – около 8 процентов от первоначального количества (840 из 10,8 тыс. орудий и минометов).

В то же время вновь прибывшие с других участков фронта пехотные и кавалерийская дивизии располагали к моменту завершения сражения несколько меньшей артиллерией, чем та, которая находилась в распоряжении соединений 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» к началу августа. Так, к 24–25 августа 1943 года в составе 223-й и 355-й пехотных дивизий и кавалерийской дивизии СС, переданных 8-й полевой армии, насчитывалось в среднем по 70 орудий[1117], следовательно, около 140 орудий и минометов (51 процент от штатной численности артиллерии). Предполагая, что ко времени прибытия на Белгородско-Харьковский плацдарм среднее количество артиллерии в 112-й и 223-й пехотных дивизиях и кавалерийской дивизии СС, уже участвовавших в боях в составе ГА «Центр», было примерно таким же, как и в дивизиях 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» до начала сражения, – приблизительно по 160 орудий и минометов, их безвозвратные потери артиллерии составили около 12–13 процентов. В действительности потери 112-й пд, вероятно, были значительнее, поскольку она вела тяжелые оборонительные бои на Тростянецком направлении и отступила с занимаемых позиций. Однако потери других соединений могли быть и меньше расчетных. 355-я пд и кавалерийская дивизия СС задействовались в сражении в течение всего четырех-пяти дней с 19–20 по 23 августа 1943 года, а 223-я пд принимала участие в наступлении на Богодуховском направлении вместе с танковыми соединениями.

В связи с изложенным безвозвратные потери артиллерии, находившейся в распоряжении десяти пехотных, танковых, моторизованных и кавалерийской дивизий, переброшенных на Белгородско-Харьковский плацдарм с других участков фронта в период с 3 по 23 августа 1943 года, в среднем должны были составить около 10 процентов от первоначального количества имевшихся в соединениях орудий и минометов. Учитывая, что к 24–25 августа количество артиллерии данных соединений составляло от 51 до 62 процентов штатной положенности, первоначально они располагали артиллерийским парком в размере около 1900 орудий и минометов[1118], следовательно, безвозвратные потери составили около 190–200 стволов.

Таким образом, в целом безвозвратные потери в артиллерии, понесенные 4-й ТА и оперативной группой «Кемпф» (8-й полевой А) за 21 день, с 3 по 23 августа, ориентировочно достигают 1250 орудий и минометов, или 25–26 процентов от общей величины артиллерийской группировки, задействованной в сражении. Это примерно в 1,5 раза ниже относительного уровня безвозвратных потерь артиллерийских средств, понесенных двумя германскими армиями за 38 дней боев на Орловском плацдарме, – 35 процентов от общего количества орудий и минометов. Вместе с тем, в абсолютных значениях, на Орловском плацдарме германские войска теряли ежедневно 58 орудий и минометов, а на Белгородско-Харьковском плацдарме немногим более – 60 стволов.

Отсюда совокупные безвозвратные потери германской армии по артиллерии, понесенные в ходе Курской битвы, составляют приблизительно 1000 + 2200 + 1250 = 4450 орудий и минометов (данные о потерях в ходе операции «Цитадель» см. в книге П. Букейханова «Курская битва. Перелом», часть вторая, глава 3). Причем, по данным советской стороны[1119], под Курском было уничтожено и захвачено около 3 тыс. самоходных и буксируемых орудий противника, поэтому можно установить, что безвозвратные потери минометного вооружения достигают примерно 1,7 тыс. стволов (около 40 процентов).

Для оценки безвозвратных потерь бронетехники, понесенных частями и соединениями, входившими в состав 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» (8-й полевой А) в период с 3 по 23 августа, можно сопоставить количество танков и САУ, находившихся в их распоряжении до и после участия в боевых действиях на Белгородско-Харьковском плацдарме. К началу сражения группировка германских войск, оборонявшаяся против войск Воронежского и Степного фронтов, насчитывала 400 танков и САУ в распоряжении 6, 7, 11 и 19-й танковых дивизий, двух отдельных танковых батальонов и семи дивизионов/батальонов истребительно-противотанковых и штурмовых орудий, а также еще около 300 боевых машин, находившихся в ремонте (см. выше). Учитывать неисправную технику в данном случае необходимо, поскольку, в отличие от Орловской наступательной операции, в операции на Белгородско-Харьковском направлении советским войскам удалось вначале захватить значительное количество ремонтируемой вражеской бронетехники, что существенно увеличило безвозвратные потери ГА «Юг» в танках и САУ. В ходе сражения германская сторона дополнительно перебросила на Белгородско-Харьковское направление четыре танковые (3-я, «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг») и две моторизованные (10-я, «Великая Германия») дивизии – всего около 700 танков и САУ (с учетом реальной и штатной укомплектованности и пополнения некоторых соединений в августе 1943 года)[1120]. При этом ни одна танковая или моторизованная дивизия до окончания сражения не была переброшена отсюда на другой участок фронта. Следовательно, учитывая пополнение бронетехникой, поступившее для 4-й танковой и 8-й полевой армий в августе 1943 года – 102 танка[1121], всего в боевых действиях могло быть использовано приблизительно 1500 германских танков и САУ, хотя к началу сражения примерно 300 из них находились в неисправном состоянии. К 30–31 августа в составе 4-й танковой и 8-й полевой армий оставалось 1058 танков и САУ, в том числе 310 боеготовых[1122]. Следовательно, общие потери бронетехники, понесенные 4-й ТА и оперативной группой «Кемпф» (8-й полевой А) с 3 по 23 августа, составляют менее 900 танков и САУ, а безвозвратные – менее 442 танков и САУ. Причем какая-то часть из безвозвратно утраченных немецких танков и САУ была захвачена советскими войсками в ремонтопригодном состоянии на сборных пунктах аварийных машин в Томаровке и Борисовке – по-видимому, от 100 до 200 единиц. По оценке А. Томзова[1123], исходя из убыли материальной части между 1 и 31 августа, безвозвратные потери бронетехники в частях и соединениях ГА «Юг» в ходе августовских боев на Белгородско-Харьков ском направлении составили более 390 танков и штурмовых орудий. Учитывая потери 9-й и 2-й танковой армий в результате сражения за Орловский плацдарм – 370 танков и САУ (табл. 3, 4), безвозвратные потери 4-й танковой и 8-й полевой армий в размере 390–400 боевых машин согласуются с данными генерала Мюллер-Гиллебранда, согласно которым за август 1943 года на всех фронтах германскими войсками было утрачено 809 танков и САУ[1124].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.