1.1. Оборона германских войск на южном фасе Курского выступа и оценка германским командованием оперативной обстановки, сложившейся на фронте группы армий «Юг» вермахта в начале августа 1943 года
1.1. Оборона германских войск на южном фасе Курского выступа и оценка германским командованием оперативной обстановки, сложившейся на фронте группы армий «Юг» вермахта в начале августа 1943 года
К началу августа 1943 года группировка германских войск, собранная на северном фланге ГА «Юг» для проведения операции «Цитадель», уменьшилась на пять дивизий. Командованию вермахта пришлось перебросить на Орловский плацдарм и на реку Миус лучшие подвижные соединения ГА «Юг» – дивизии «Великая Германия», «Рейх», «Мертвая голова», 3-ю тд, а дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» была отправлена на Европейский театр военных действий, в Италию. В результате перегруппировки сил одиннадцати танковым и механизированным корпусам и семи отдельным танковым бригадам, которые были сосредоточены к наступательной операции в составе Воронежского и Степного фронтов[559], остались противостоять только четыре танковые дивизии, объединенные под управлением 48-го тк 4-й ТА.
К 23 июля 1943 года германские войска отошли на рубеж Солдатское – Бутово – Драгунское – Вислое – Дальняя и Ближняя Игуменка и далее на юг по западным берегам рек Разумная и Северский Донец, в основном на те позиции, которые они занимали до перехода в наступление по плану операции «Цитадель», и закрепились на этих позициях, удерживая их вплоть до начала августа. В целом силы 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф», прикрывавших Белгородско-Харьковское направление, включали одиннадцать пехотных (57, 255, 332, 167, 168, 198, 106, 320, 282, 39, 161-я) и четыре танковые дивизии (6, 7, 11, 19-я) в составе 52, 11, 42-го пехотных и 48-го танкового корпусов.
Три пехотные дивизии 52-го ак (57, 255, 332-я) и пять дивизий 48-го тк (167-я пехотная, 6, 7, 11, 19-я танковые) 4-й ТА были дислоцированы на участке от Краснополье до Вислое (15 км севернее Белгорода), в полосе протяженностью около 90–95 км; четыре пехотные дивизии 11-го ак (106, 168, 198, 320-я) и три пехотные дивизии 42-го ак (39, 161, 282-я) оперативной группы «Кемпф» удерживали участок шириной более 130 км на рубеже Вислое (исключительно) – Ближняя Игуменка – устье реки Разумная и далее к югу по реке Северский Донец до пункта юго-западнее Чугуева; кроме этого, с 8 августа в боевые действия против войск 38-й А ВорФ оказались вовлечены соединения 7-го ак 2-й А группы «Центр», в состав которого к началу Курской битвы входили 26, 88, 75, 68-я пехотные дивизии, а также дивизионная боевая группа, сформированная из частей ослабленной в предыдущих боях 323-й пд[560], оборонявшие участок шириной около 55–60 км от Самотоевки (западнее Краснополья) до Комаровки (западнее Снагость, однако 26-я пд, занимавшая полосу обороны в районе Снагость, на стыке Воронежского и Центрального фронтов – основной протяженностью против 60-й А ЦФ, еще в середине июля 1943 года была переброшена под Болхов, в распоряжение 2-й ТА группы «Центр»)[561].
Все одиннадцать пехотных дивизий 4-й ТА и группы «Кемпф» были развернуты в первом эшелоне обороны на фронте около 220–225 км, так что в среднем на каждую дивизию приходился участок шириной приблизительно 20 км. Однако германское командование неравномерно распределило свои силы, сосредоточив пять соединений (255, 332, 167, 168, 198-я пехотные дивизии) на наиболее угрожаемом 75-километровом рубеже: Солдатское – Бутово – Вислое – Дальняя Игуменка, поэтому здесь полоса каждой из дивизий первого эшелона составляла в среднем около 15 км – в 1,3 раза меньше. Три танковые дивизии 48-го тк были сгруппированы в тактической зоне обороны в пределах этого же рубежа, в районах Грайворон – Борисовка – Белгород, в частности, 11-я тд находилась в районе Грайворон – Головчино, 19-я – северо-восточнее Борисовки, 6-я – в районе Казацкое – Стрелецкое – западнее Белгорода. Вместе с тем 7-ю тд немцы расположили в оперативном резерве за левым флангом 4-й ТА, в районе города Боромля, поскольку германское командование также ожидало вражеских ударов на Сумском и Ахтырском направлениях. Сосредоточение танковых дивизий вокруг опорных пунктов в тактической и оперативной зоне обороны показывало, что командование 4-й ТА предполагает использовать эти соединения для оказания непосредственной поддержки пехотным дивизиям, проведения контратак и борьбы за оборонительные рубежи, а также с целью нанесения контрударов из оперативной глубины. Кроме того, в Томаровке, Борисовке и Белгороде находились ремонтные мастерские, где восстанавливались танки и САУ, поврежденные в ходе операции «Цитадель». Расположение дивизий позволяло быстро и удобно пополнять их части отремонтированной боевой техникой. Штаб 4-й ТА был развернут в Богодухове, оперативной группы «Кемпф» – на станции Долбино.
По данным советской историографии[562], части и соединения 4-й ТА, оперативной группы «Кемпф» и 7-го ак, находившиеся на фронте проведения операции «Полководец Румянцев» и задействованные в сражении с момента начала операции (14 пехотных и 4 танковые дивизии, а также дивизионная боевая группа), насчитывали до 300 тыс. человек личного состава (из них около 200 тыс. боевого состава), свыше 3 тыс. орудий и минометов, до 600 танков и штурмовых орудий, а с воздуха эту группировку поддерживало около 1 тыс. самолетов 8-го авиакорпуса 4-го ВФ (в том числе 326 истребителей, 486 бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков, 188 самолетов-разведчиков).
В действительности, если по личному составу и артиллерии указанные данные в целом достоверны, с учетом потерь ГА «Юг» в операции «Цитадель», последующей перегруппировки ее войск и участия в сражении соединений 7-го ак (хотя, согласно сведениям Д. Гланца и Дж. Хауза, в составе частей и соединений 4-й ТА к началу августа насчитывалось 120 тыс. военнослужащих, а в оперативной группе «Кемпф» – 90 тыс.; по оценке командующего 40-й армией генерала Кирилла Москаленко, к 1 августа 1943 года в составе немецких 14 пехотных и 4 танковых дивизий, которые действовали в районе Харькова и Белгорода, насчитывалось всего 200 тыс. солдат и офицеров[563]), то количество бронетехники существенно преувеличено, а поддержка германских войск авиацией в первые дни советского наступления осуществлялась гораздо меньшими силами.
По завершении операции «Цитадель» командование ГА «Юг» оставило на Курском и Белгородском направлениях очень слабые по боевому составу танковые части и соединения. Так, в 7-й тд к исходу 14 июля оставался 21 боеготовый танк; в 19-й тд – 28 машин; в 6-й тд – 15 танков; в 503-м отдельном тяжелотанковом б-не – 6 «Тигров» (всего 70 танков)[564]. К 18 июля в 6-й и 19-й танковых дивизиях по-прежнему оставалось всего 43 боеготовых танка (из них в 19-й тд теперь уже было только 17 машин), в 503-м б-не – 14 «Тигров»[565]. К 23 июля в 11-й тд имелось около 20 боеготовых танков[566]. Причем если к 17 июля в 3-й тд насчитывалось 30 боеготовых танков, то к 29 июля – 37, следовательно, число боевых машин, которые вернулись в строй танковых дивизий с момента завершения операции «Цитадель» до конца июля, оказалось невелико, возможно, из-за того, что основные усилия ремонтных служб были направлены на восстановление боевой техники дивизий СС: к 27 июля дивизии «Рейх» и «Мертвая голова» имели на вооружении 203 боеготовых танка (по другим сведениям, по состоянию на 29 июля – 174 танка, из которых 15 танков «Тигр») и 75 штурмовых орудий[567]. По данным шведских военных историков Н. Цеттерлинга (Niklas Zetterling) и А. Франксона (Anders Frankson), к 1 августа 1943 года в частях и соединениях 48-го и 3-го танковых корпусов, а также двух дивизиях 2-го тк СС в строю было 511 танков и штурмовых орудий, а еще 421 боевая машина находилась в ремонтных подразделениях (без учета 905-го отдельного батальона штурмовых орудий 11-го ак, 503-го и 52-го отдельных танковых батальонов – по информации А. Томзова, к началу августа 52-й танковый батальон насчитывал 105 танков «Пантера», в том числе более 30 боеготовых); по другим сведениям, на 1 августа 1943 года войска ГА «Юг» имели в своем распоряжении 586 боеготовых танков и САУ, а еще 495 танков и САУ находились в ремонте[568]. Следовательно, за вычетом двух танковых дивизий СС и 3-й тд, а также танковых и моторизованных частей и соединений, находившихся в распоряжении 1-й танковой и 6-й армий (16-я мд, 23-я и 17-я танковые дивизии, тд СС «Викинг», четыре отдельных батальона штурмовых орудий), количество исправной и боеготовой бронетехники в частях и соединениях 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» к началу августа 1943 года можно оценить в 300 танков и штурмовых орудий, в том числе около 50–60 танков в двух отдельных танковых б-нах, 120–130 танков в четырех танковых дивизиях, менее 120 боевых машин в четырех отдельных дивизионах/б-нах истребителей танков и штурмовых орудий (по оценке Д. Гланца и Дж. Хауза[569], в составе 4-й ТА к этому времени было 150 танков и штурмовых орудий, а в составе группы «Кемпф» – 100). Кроме этого, значительное количество поврежденной бронетехники было сосредоточено в ремонтных мастерских в тыловой зоне 4-й ТА. Поскольку указываемая советскими источниками численность бронетанковой группировки немцев – 600 танков и САУ – включает как исправные, так и неисправные машины, находившиеся в распоряжении 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф», то количество ремонтируемых боевых машин, по-видимому, составляло около 300 единиц. Также 7-му ак были приданы три отдельных б-на/дивизиона САУ, которые понесли потери в ходе боевых действий в начале 1943 года и были выведены в район города Сумы на доукомплектование (202-й батальон штурмовых орудий, 559-й и 615-й дивизионы истребителей танков)[570]. Учитывая штатный состав таких подразделений (31 боевая машина – штурмовые орудия или самоходные истребительно-противотанковые установки[571]), в их распоряжении имелось менее 100 САУ. Следовательно, к началу августа группировка войск 4-й ТА, оперативной группы «Кемпф» и 7-го ак насчитывала в своем составе не более 400 боеготовых танков и САУ (с учетом неисправной техники, общее количество немецких танков и САУ достигало приблизительно 700 машин).
Соответственно, средняя оперативная плотность сил и средств, сосредоточенных германским командованием на участке протяженностью приблизительно 300 км, от места стыка 13-го и 7-го армейских корпусов до Чугуева, против войск Воронежского и Степного фронтов, а также левого крыла Центрального и правого крыла Юго-Западного фронтов, составляла приблизительно 1 тыс. человек личного состава, 10 орудий и минометов и 1 боеготовый танк или САУ на километр. В сравнительно узкой полосе от Белгорода до Солдатское, где немцы в первом эшелоне развернули пять пехотных дивизий, плотность личного состава и артиллерии этих войск оказалась выше, чем средняя, приблизительно в 1,3 раза – 1,3 тыс. солдат и офицеров и 13–14 орудий и минометов на километр фронта. Основная часть бронетанковых сил белгородско-харьковской группировки немцев, за исключением истребительно-противотанковых самоходных орудий, приданных 42-му ак группы «Кемпф», также была сосредоточена в секторе 4-й ТА, вследствие чего плотность бронетехники в полосе от Белгорода до Краснополья достигала 2 танка и САУ на километр, за счет «оголения» остального фронта. Аналогичной плотностью САУ характеризовался участок 7-го ак. В то же время три танковые дивизии из четырех танковых соединений 48-го тк находились на участке от Белгорода до Головчино, поэтому здесь плотность бронетехники была несколько выше, приблизительно 3–4 танка и САУ на километр фронта.
По данным ГШ Красной армии[572], на участке Бутово – Журавлиный, где планировалось нанесение главного удара 5-й и 6-й гвардейских армий ВорФ, оперативная плотность сил и средств немцев составила 634 военнослужащих боевых частей, 12 орудий и 9 минометов, 6 танков на километр; на участке Теребрено – Ново-Березовка, на направлении ударов 27-й и 40-й армий, насыщение германской обороны личным составом, артиллерией и бронетехникой равнялось 1033 военнослужащих боевых частей, 13 орудий и 6 минометов, 5 танков на километр; на участке Журавлиный – Вислое, против 53-й А СтепФ, было сосредоточено 360 солдат и офицеров боевых частей, 6 орудий и 5 минометов, 2 танка на километр.
Касаясь авиационной группировки, которая могла быть использована германским командованием для поддержки 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф», необходимо учитывать, что она достигла указанной выше величины (1 тыс. самолетов) уже в ходе сражения. В связи с переброской значительной части сил 8-го авиакорпуса на поддержку 2-й танковой и 9-й армий на Орловском плацдарме (до 17 июля на аэродромы в районе Орла перебазировалось пять авиационных групп), а также 1-й танковой и 6-й армий на Донце и Миусе (16–17 июля на аэродромы в районе Сталино, Барвенково и Краматорской перебазировалось десять авиационных групп, включая всю истребительную авиацию, причем часть истребителей в начале августа убыла с Восточного фронта для использования в системе ПВО Германии из-за постоянно усиливавшихся воздушных налетов англо-американских ВВС в рамках начатой в июне операции англо-американского командования «Пойнтбланк», англ. Pointblank), к началу советского наступления на Белгородско-Харьковском направлении могло быть задействовано от 515 до 593 самолетов из состава пяти немецких воздушных эскадр и нескольких отдельных авиационных групп, а также венгерской 2-й авиационной бригады, которые базировались на аэродромах в Полтаве, Миргороде, Конотопе, Лебедине и Харькове[573]. В первых числах августа командование немецкого 4-го ВФ ограничивало свои действия на северном крыле ГА «Юг» в основном ведением разведки.
Как видно, накануне вражеского наступления на Белгород и Харьков положение здесь не привлекало особого внимания германского военного руководства, которое не опасалось противника и даже ослабило войска на этом участке фронта, по-видимому рассчитывая, что, если русские все-таки нанесут внезапный удар, он будет отбит благодаря хорошо подготовленной обороне. В течение более трех месяцев – с апреля по июль – немецкие войска заранее готовили оборонительные рубежи на южном фасе Курского выступа (от Сум до Белгорода) и на западном берегу реки Северский Донец, причем на Донце они могли использовать для этого свои старые позиции, оборудованные еще осенью 1941 года.
Тактическая зона германской обороны имела глубину от 15 до 18–20 км и включала, во-первых, главную (первую) полосу глубиной 6–8 км, образованную двумя, а местами тремя позициями по три-четыре сплошные линии траншей полного профиля, которые на участке от Сум до Белгорода соединяли в единую систему ряд сильно укрепленных опорных пунктов в Комаровке, Алексеевке (севернее Сум), Краснополье, Солдатском, Зыбино, Бутово, Драгунском, Вислом, Белгороде, а затем проходили по западному берегу Северского Донца; во-вторых, промежуточный рубеж на линии Стрелецкое – Шопино, прикрывавший Белгородское направление; в-третьих, вспомогательную (вторую) полосу, состоявшую из одной позиции глубиной 2–3 км, подготовленной на рубеже населенных пунктов Большой Бобрик, Дорогощ, Хотмыжск, Борисовка, Томаровка, также превращенных в опорные пункты; глубже тактической зоны находились сначала три промежуточных рубежа оперативной зоны обороны, преграждавшие подступы к Харькову, а затем тыловой оперативный рубеж, подготовленный на глубине 85–90 км на линии Ахтырка – Богодухов – Казачья Лопань – Журавлевка – Красный – Веселое – Непокрытая – Большая Бабка – Ново-Покровское[574]. Помимо этого, имелся еще ряд отсечных рубежей, опиравшихся на речные преграды (немцы заблаговременно подготовились к обороне на реках Ворсклица, Ворскла, Мерла и Мерчик), а также крупный промежуточный рубеж на линии Безруковка – Русское Лозовое (Русское-Лозовое) – Русские Тишки и далее на юг по западному берегу реки Роганка.
В районе от Белгорода до Харькова (на глубину около 80–85 км) ведение обороны облегчала всхолмленная местность с многочисленными командующими высотами, пересеченная большим количеством оврагов и балок. С другой стороны, такой характер местности затруднял подготовку сплошной траншейной обороны. Поэтому тыловая оборонительная полоса, а также отсечные и промежуточные рубежи, расположенные за пределами тактической зоны обороны ГА «Юг» на Белгородско-Харьковском направлении, не были сплошными, а представляли систему укрепленных опорных пунктов, блокировавших наиболее доступные пути для ведения наступления. Пространство между опорными пунктами прикрывалось отдельными позициями и узлами сопротивления, подготовленными с учетом местных условий.
Передний край главной оборонительной полосы по возможности проходил по гребням высот и окраинам населенных пунктов, что обеспечивало достаточный обзор предполья и организацию системы огня всех видов. На наиболее важных участках переднего края немцы установили проволочные заграждения в три-четыре ряда и усилили их малозаметными препятствиями и минными полями. На отдельных участках они дополнительно оборудовали позицию боевого охранения, представлявшую собой передовую траншею с врезными ячейками, в тылу которой обычно устраивались минные поля и проволочный забор усиленного типа. На удалении 25 м от передовой траншеи проходила первая боевая траншея переднего края обороны, от которой вперед были вынесены ячейки и открытые площадки для пулеметов, а в 20–25 м за первой траншеей находились блиндажи, землянки и укрытия для гарнизона, соединявшиеся с ней ходами сообщения. Вторая боевая траншея подготовлялась обычно на обратных скатах высот на удалении 100–120 м от первой боевой траншеи, причем обе линии траншей соединялись ходами сообщения. Подходы к позициям были прикрыты минными полями, каменные постройки использовались для оборудования долговременных огневых точек, траншеи усиливались дерево-земляными огневыми точками и блиндажами.
Основные шоссейные и железные дороги в полосе обороны 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» шли с севера на юг, обеспечивая возможность рокадных перегруппировок и маневра силами и средствами. Среди важнейших коммуникаций, для прикрытия которых было организовано много отдельных опорных пунктов, наибольшее оперативное значение имели линии железнодорожного сообщения Харьков – Полтава – Харьков – Днепропетровск – Харьков – Лозовая – Харьков – Сумы. Опираясь на эти пути, войска ГА «Юг» сохраняли хорошую связь с тылом и широкие возможности для оперативного маневра резервами как из глубины, так и вдоль фронта. Центром системы коммуникаций являлся город Харьков, поэтому наиболее важное оперативное значение в общей системе обороны получил Харьковский укрепленный район, опоясанный двумя кольцевыми оборонительными обводами, соединенными между собой рядом отсечных позиций. Крупные населенные пункты, находившиеся в глубине оперативной зоны обороны, – Чугуев, Люботин, Богодухов, Ахтырка, Котельва, Лебедин, – которые представляли большое оперативное значение как узлы железных, шоссейных и грунтовых дорог, в то же время были тактически выгодны для обороны, поскольку располагались на командных высотах и в местах речных переправ. Поэтому вокруг них строились отдельные крупные опорные пункты и узлы обороны. Меловые горы и карьеры в районе Белгорода немцы приспособили для укрытия и маскировки войск и боевой техники.
Как видно, по глубине и эшелонированию оборона ГА «Юг» заметно уступала не только обороне Красной армии на южном фасе Курского выступа, но даже обороне ГА «Центр» на Орловском плацдарме. Пехотные и танковые дивизии 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» не получили практически никаких подкреплений для восполнения потерь, понесенных в ходе операции «Цитадель». Манштейн отмечает[575], что с начала операции «Цитадель» почти все дивизии в районе действий ГА «Юг» непрерывно находились в боях, редко складывалась возможность отводить на отдых ослабленные соединения, а прибывающее пополнение личного состава и техники даже приблизительно не покрывало потерь – так, за июль – август 1943 года всей ГА «Юг» для пополнения было выделено только 33 тыс. человек.
Соответственно, показанная выше оперативная плотность сил и средств была явно недостаточной для организации прочной и насыщенной обороны: на участке наибольшего оперативного усиления на километр фронта приходилось всего 1,3 тыс. человек личного состава, 13 орудий и минометов и максимум 4 боеготовых танка или САУ. С одной стороны, эти данные свидетельствуют, что по оперативной плотности сосредоточенных сил и средств оборона северного крыла ГА «Юг» не уступала обороне 2-й ТА на Орловском плацдарме, а по числу танковых дивизий в эшелоне и оперативном резерве даже превосходила – четыре против одной. Точно так же, как на Орловском и Болховском направлениях, вторая полоса в тактической зоне обороны белгородско-харьковской группировки немцев оказалась почти не занята войсками, а на тыловой полосе и промежуточных рубежах в оперативной зоне их практически вообще не было. Следовательно, как там, так и здесь, если бы немцам не удалось удержаться на главной оборонительной полосе и противник при этом не позволил им организованно отступить с нее, то следующие заранее подготовленные рубежи обороны оказывались бесполезны – их можно было использовать только перебросив дополнительные силы или резервы. Однако, в отличие от ситуации на Орловском плацдарме, командование ГА «Юг» не располагало силами, которые можно было снять с ближайших участков фронта или из тыла и быстро выдвинуть на угрожаемые направления, чтобы блокировать развитие вражеского наступления.
По оценке советских военных историков и участников Курской битвы Г. Колтунова и Б. Соловьева (Григорий Автономович Колтунов – в период Курской битвы офицер войск связи в штабе ВорФ, Борис Георгиевич Соловьев – корпусной инженер в войсках 52-го ск 40-й А ВорФ)[576], в середине июля перешедшим в наступление советским войскам противостояли на Орловском плацдарме вдвое большие силы противника, чем в начале августа на Белгородско-Харьковском направлении, поскольку на плацдарме было сосредоточено 37 дивизий: 27 пехотных, 8 танковых, 2 моторизованные, причем почти две трети пехотных и несколько танковых дивизий этой группировки не участвовали в наступлении на Курск и сохраняли полную боеспособность.
Напротив, бронетанковая группировка, сосредоточенная в полосе 4-й ТА, состояла из четырех ослабленных танковых дивизий, в которых насчитывалось всего 120–130 танков, что по количеству бронетехники было почти эквивалентно танковому резерву 2-й ТА, так как 5-я тд имела более 100 боевых машин. Хотя по суммарной боевой мощи четыре танковые дивизии конечно же превосходили одну, но сила главных ударов Красной армии в начале проведения операции «Полководец Румянцев» оказалась существенно выше, чем в начале операции «Кутузов», поскольку оборонительная операция под Курском уже закончилась, и почти все остававшиеся у советского командования стратегические резервы и пополнения были использованы для крупномасштабного наступления на Белгородско-Харьковском направлении.
Фельдмаршал Эрих Манштейн (Erich Manstein) констатирует[577], что после окончания операции «Цитадель» ГА «Юг» перешла к оборонительным боям, основной смысл которых состоял в том, чтобы «удержаться на поле боя» и заставить противника израсходовать в возможно большей степени свою ударную силу. Вместе с тем группа армий не располагала силами и средствами, достаточными для ведения пассивных оборонительных боев со значительно превосходящим противником на всем растянутом фронте своей обороны. Поэтому, несмотря на опасность вражеского наступления на менее угрожаемых участках, от командования группы требовалось своевременно сосредотачивать силы там, где необходимо было предотвратить вражеский прорыв или где представлялась возможность нанести противнику удар. Отсюда предстоящее оборонительное сражение следовало организовать таким образом, чтобы вести бои в соответствии с требованиями оперативной обстановки с целью истощить ударную силу противника, но не удерживать какие-либо области любой ценой.
Тем не менее по политическим и военно-экономическим соображениям Гитлер стремился не отдавать Донбасс (причем Манштейн признает, что с точки зрения общего плана ведения войны, может быть, это было правильно. – П. Б.), поэтому ГА «Юг» с ее позициями на реках Миус и Северский Донец оказалась прикована к району, удержание которого, на взгляд Манштейна, было ошибкой[578]. Этот район вклинивался далеко на восток во вражеский фронт и давал противнику возможность провести наступление с двух сторон, а протяженность участка группы армий была такова, что для его обороны требовалось использовать силы, без которых нельзя было обойтись на северном фланге группы. Однако именно там, а не в районе Донца и Миуса, по мнению Манштейна, находился ключ к решению оперативной задачи, поскольку, если бы русским удалось разгромить северный фланг группы армий, используя свое подавляющее превосходство в силах, то этим была бы достигнута их главная цель – окружение войск группы армий «Юг». Этот разгром был бы тем сильнее, чем больше сил по военно-экономическим или политическим соображениям оказалось сосредоточено на южном фланге группы армий «Юг», в оперативном отношении не являвшемся решающим. Учитывая изложенное, командование группы армий «Юг» уже 21 июля и неоднократно в дальнейшем запрашивало ГШ сухопутных войск о ясных оперативных указаниях на более длительный срок, чтобы точно узнать, должна ли группа при всех обстоятельствах удерживать Донбасс, даже если возникнет угроза окружения в результате вражеского прорыва в направлении на Днепр, или при необходимости, возможно, шаг за шагом отступать в Донбассе, чтобы высвободить достаточно сил для северного фланга.
С точки зрения Манштейна, в связи с тем, что Гитлер и Генеральный штаб продолжали настаивать на удержании Донбасса, они должны были заранее усилить северный фланг группы армий «Юг» за счет других театров военных действий или участков групп армий «Север» и «Центр»[579]. Поскольку этого сделано не было, Манштейн в своих мемуарах утверждает, что командование ГА «Юг» находилось в худших условиях, чем противник: оно было ограничено в своей оперативной свободе и, с одной стороны, приковано к Донбассу, а с другой – не имело достаточно сил для развертывания важного в оперативном отношении северного фланга и было вынуждено использовать значительную часть своих соединений на участке, неправильно выбранном с оперативной точки зрения, чтобы сохранить Донбасс[580].
По мнению Гитлера, ресурсы Донецкого бассейна имели решающее значение для ведения войны как немцами, так и русскими, поэтому германское руководство обращало особое внимание на сохранение и восстановление здесь промышленной инфраструктуры[581]. На индустриальный район Донбасса был возложен обширный производственный план. Вместе с тем фактически проблема удержания Донбасса касалась только этого планирования. Реальной экономической пользы из Донбасса извлечь так и не удалось, поскольку разрушения промышленных объектов были очень серьезны, а восстановление шло необычайно трудно и медленно, так что только в области добычи каменного угля обозначились некоторые успехи, тогда как добыча руды и выплавка металла не налаживались[582].
В частности, по советским данным[583], если довоенная добыча угля в Донбассе составляла около 90 млн тонн в год, то немцы за все время добыли только 4 млн тонн (в 1942 году сюда даже приходилось завозить уголь из Верхней Силезии – 308 тыс. тонн за 7 месяцев); производство стали оказалось еще меньше – 50–70 тыс. тонн в год вместо 9 млн тонн, которые производились до войны.
С другой стороны, предоставление советской стороне возможности занять Донбасс неминуемо привело бы к тому, что, учитывая мобилизационные возможности советской экономики, в ближайшее время там вновь будет налажено промышленное производство, которое составляло 60 процентов от общей добычи угля в СССР, 30 процентов выплавляемого чугуна, 20 процентов стали, не считая развития сопутствующих отраслей по выжиганию кокса, разработке залежей гипса, мела и графита[584]. Следовательно, потеря Донбасса означала для германской армии скорое и существенное усиление противника.
18 января 1943 года начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Курт Цейтцлер (Kurt Zeitzler) впервые поставил перед Гитлером вопрос по поводу возможного оставления Донбасса. Тогда противник воспользовался разгромом 2-й венгерской армии и быстро продвигался через брешь в линии фронта между Воронежем и Ворошиловградом, окружая ГА «Дон». Однако германскому командованию удалось изыскать резервы, и фельдмаршал Манштейн предотвратил отступление из восточной части Донбасса, своевременно организовав контрудар и контрнаступление на Харьковском направлении.
Стремясь связать противника борьбой за Донбасс, советское командование в июле 1943 года организовало Изюм-Барвенковскую и Миусскую операции Юго-Западного и Южного фронтов. Советские войска 17 июля 1943 года крупными силами начали наступление в среднем течении реки Северский Донец (в полосе обороны 1-й ТА группы армий «Юг» наступали 1-я и 8-я гвардейские армии, 23-й танковый и 1-й гв. механизированный корпуса ЮЗФ), а также на реке Миус (в полосе обороны 6-й полевой армии группы армий «Юг» наступали 2-я гвардейская, 5-я ударная и 28-я армии, 2-й и 4-й гвардейские механизированные корпуса ЮФ), нанося сходящиеся удары в направлении Сталино с целью окружения донбасской группировки противника. На обоих участках советские ударные группировки глубоко вклинились в германскую оборону, но ее полный прорыв им осуществить не удалось. На участке 1-й ТА советские войска форсировали Северский Донец в полосе до 30 км юго-восточнее города Изюм, но благодаря введению в бой двух дивизий 24-го тк (17-я тд и дивизия СС «Викинг»), подошедших от Харькова, дальнейшее продвижение ударной группировки ЮЗФ было приостановлено. 6-я А, введя в бой подвижные соединения, находившиеся в качестве резерва группы армий в районе Донца (16-ю моторизованную и 23-ю танковую дивизии), также смогла остановить наступление ЮФ, локализовав вражеские силы на плацдарме протяженностью около 20 и глубиной до 15 км, на западном берегу Миуса, севернее Куйбышево. Существенную поддержку своим наземным силам в отражении советских ударов оказала немецкая штурмовая авиация.
Хотя 1-й танковой и 6-й армиям в конце июля удалось временно задержать наступление противника, Манштейн свидетельствует, что обстановка в Донбассе оставалась весьма неустойчивой[585]. Поэтому, после того как 17 июля ГА «Юг» окончательно прекратила проведение операции «Цитадель», командование группы решило временно снять с северного фланга крупные танковые силы, чтобы с их помощью восстановить положение в Донбассе. Манштейн подчеркивает, что временное ослабление северного фланга, вызванное этим решением, практически ограничилось лишь снятием с фронта управления 3-го тк и 3-й тд, поскольку, хотя Гитлер вновь вернул в распоряжение группы танковый корпус СС, который он предназначал для Италии, но вернул его только для контрудара в Донбассе.
Таким образом, для стабилизации положения на фронте 1-й танковой и 6-й армий были использованы управления трех танковых корпусов (3, 24, 2-й тк СС) и семь из одиннадцати подвижных соединений ГА «Юг»: одна моторизованная (16-я) и шесть танковых дивизий (3, 17, 23-я, дивизии СС «Викинг», «Мертвая голова», «Рейх»). На 200-километровом фронте 4-й ТА и оперативной группы «Кемпф» Манштейн оставил только четыре ослабленные танковые дивизии под управлением 48-го тк.
Вместе с тем, учитывая сложившуюся оперативную ситуацию, передача управления 3-го тк в распоряжение 1-й ТА и перегруппировка 3-й тд на Макеевское направление выглядят нецелесообразными (хотя фактически танковая дивизия возвращалась обратно войскам южного фланга группы армий «Юг», поскольку была изъята из состава 1-й ТА для проведения операции «Цитадель»[586]). Это можно объяснить только стремлением Манштейна прочно стабилизировать фронт на Донце, удержать под своим контролем эсэсовский танковый корпус и одновременно одержать как можно более крупную победу на Миусе. В период с 27 июля по 1 августа 1943 года танковые соединения 2-го тк СС, подошедшие с северного фланга ГА «Юг», действуя совместно с 16-й моторизованной и 23-й танковой дивизиями, переданными под управление 24-го тк, нанесли контрудар на участке 6-й А в районе Мариновка, Успенская, против закрепившихся на плацдарме советских войск 2-й гвардейской и 28-й армий ЮФ. Манштейн с удовлетворением отмечает[587], что контрудар привел к полному восстановлению положения на рубеже Миуса, причем соотношение сил в этом бою было характерным для тогдашней обстановки, что еще раз показало превосходство немецкой армии: противник имел на плацдарме не менее 16 стрелковых дивизий, 2 механизированных корпусов, 1 танковой бригады и 2 противотанковых истребительных бригад, тогда как с немецкой стороны в контрударе участвовали только 4 танковые дивизии (23-я и 3-я танковые дивизии, дивизии СС «Рейх» и «Мертвая голова»), 1 моторизованная (16-я) и 2 пехотные дивизии (111-я и 336-я). По немецким данным[588], в ходе боев на реке Миус в период с 17 июля по 2 августа противник потерял около 18 тыс. человек пленными, 700 танков, 200 орудий и 400 противотанковых орудий (по уточненным сведениям, 732 танка, 724 полевых, противотанковых и зенитных орудия, 438 минометов). По данным российских военных историков[589], общие потери ЮФ в личном составе в ходе Миусской операции с 17 июля по 2 августа 1943 года не превысили 62 тыс. солдат и офицеров (из них безвозвратные потери – около 15 тыс.); ЮЗФ в ходе Изюм-Барвенковской операции с 17 по 27 июля 1943 года потерял около 39 тыс. человек, захватив и удержав при этом плацдарм протяженностью около 30 и глубиной до 8 км на западном берегу Донца.
С другой стороны, хотя переброска 3-й тд и управления 3-го тк не представляла определяющего значения для дальнейшего развития военных действий, однако это решение обнаруживает замыслы и реальную оценку обстановки со стороны германского командования. Изложенные выше доводы Манштейна приводят к однозначному выводу – в случае крупномасштабного советского наступления любое ослабление обороны на Белгородско-Харьковском направлении грозило германским войскам не только потерей Донбасса, но и окружением и полным разгромом основных сил ГА «Юг» или, по крайней мере, их крупным поражением, как это и произошло в действительности. В то же время ослабление фронта на среднем Донце и Миусе, при условии адекватного управления войсками 1-й танковой и 6-й полевой армий, могло привести только к их постепенному вытеснению из Донбасса, к чему, со слов Манштейна, он и стремился[590]. Следовательно, если Манштейн приводит в мемуарах актуальную оценку ситуации на время июля – августа 1943 года, а не результаты своего более позднего анализа уже свершившихся фактов, то командование ГА «Юг» должно было всеми силами укреплять северный фланг, не только не снимая с него подвижных соединений ради стабилизации положения на Донце и Миусе, но, по возможности, дополнительно усиливая теми танковыми и моторизованными дивизиями, которые находились в его свободном распоряжении. Поскольку Гитлер требовал перегруппировать соединения СС для упрочения обороны в Донбассе – на южном фланге группы, то именно эти дивизии совместно с дивизией СС «Викинг» и 17-й тд следовало использовать исключительно в оборонительных целях, для локализации прорывов крупных масс советской бронетехники, чтобы не допустить окружения пехотных дивизий 1-й танковой и 6-й армий. При этом по мере прибытия частей 2-го тк СС 16-ю моторизованную и 23-ю танковую дивизии целесообразнее было перебросить на северный фланг группы, усилив 4-ю танковую армию и оперативную группу «Кемпф» на Белгородско-Харьковском направлении. В дальнейшем в силу неизбежного ослабления 1-й танковой и 6-й армий Гитлер вскоре оказался бы перед фактом потери стратегически важного района (Донбасса), но это неоднократно происходило как до, так и после на других участках Восточного фронта. Однако вся ГА «Юг» при этом могла избежать тяжелого поражения и понести гораздо меньшие потери.
Кроме того, оперативный успех в полосе 6-й А достался ГА «Юг» дорогой ценой – за все время сражения, с 17 июля по 2 августа, общие потери в личном составе превысили здесь 21 тыс. человек, а потери в бронетехнике соединений основной ударной группировки – 2-го тк СС, только за два дня боев, 30 и 31 июля, составили 105 танков, из которых 24 были уничтожены безвозвратно (около 23 процентов)[591]. Таким образом, наиболее боеспособные танковые дивизии ГА «Юг» оказались вновь (сразу же после операции «Цитадель») серьезно ослаблены накануне мощного наступления противника.
По-видимому, Манштейн был еще не готов полностью разочаровать Гитлера, а также не способен отказаться от своего оперативного почерка – маневренной обороны с чередованием отступлений и контрударов. Причем существовал еще один фактор влияния, о котором Манштейн умалчивает, – командование ГА «Юг» оказалось совершенно не подготовлено к наступлению противника на Белгородско-Харьковском направлении, не ожидало его и даже не пыталось заранее дополнительно усилить оборону на данном участке фронта, который сам Манштейн называет «ключом к решению оперативной задачи». Однако это объяснялось не ошибками Гитлера, а заблуждениями самого фельдмаршала Манштейна, которые вновь были связаны с влиянием генерала Германа Гота (Hermann Hoth).
Так, Манштейн отмечает[592], что командование ГА «Юг» надеялось в ходе операции «Цитадель» разбить противника настолько, чтобы рассчитывать на этом фронте на определенную передышку, однако эта надежда оказалась роковой для развития обстановки на северном фланге группы, так как противник начал наступление раньше, чем его ожидали: «Если это было, следовательно, ошибкой, то она была обусловлена позицией Гитлера, утверждавшего, что абсолютно необходимо удерживать Донбасс». Как видно, Манштейн винит Гитлера в ослаблении обороны Белгородско-Харьков ского направления, хотя ранее утверждает (см. выше), что временное ослабление северного фланга, вызванное указанным решением (перегруппировать силы для удержания Донбасса), практически ограничилось лишь снятием с фронта управления 3-го тк и 3-й тд. Такая перегруппировка не могла кардинальным образом повлиять на последующее развитие обстановки, поэтому решающим обстоятельством стало не перемещение этих небольших сил, а то, что генерал Герман Гот был уверен в достижении фактических целей операции «Цитадель». Он считал, что благодаря проведению операции «Цитадель» согласно его плану войска ВорФ настолько ослаблены, что в ближайшее время не смогут организовать крупное наступление на фронте 4-й ТА. По воспоминаниям начальника штаба 4-й ТА генерала Фридриха Фангора (Friedrich Fangohr)[593], после сражения под Прохоровкой в штабе 4-й ТА господствовали заслуженное удовлетворение и понимание, что с победами 4-й ТА в ходе наступательной и оборонительной фазы операции германские войска почти окончательно решили вопрос с советскими стратегическими резервами.
Соответственно, вполне рассчитывая на то, что фронт 4-й ТА временно стабилизирован, а соединения оперативной группы «Кемпф» занимают сильные позиции в Белгородском укрепленном районе и под прикрытием Северского Донца, Манштейн не только не принял никаких к мер к усилению обороны северного крыла ГА «Юг», но даже, напротив, сверх необходимости ослабил его, стремясь одержать как можно более значительную победу в Донбассе. По некоторым данным[594], фельдмаршал даже предлагал Гитлеру нанести еще один контрудар против плацдарма советского ЮЗФ на западном берегу Северского Донца, но из-за резкого изменения оперативной обстановки дальнейшее обсуждение этого вопроса не потребовалось.
Здесь вновь роковым для германской армии образом сказалась некая психологическая зависимость Манштейна от мнений и оценок Гота, бывшего когда-то его непосредственным начальником (примерно такая же ситуация имела место во время Первой мировой войны в русской царской армии, поскольку, по мнению командующего Юго-Западным фронтом Алексея Брусилова, начальник Генерального штаба Алексеев всемерно старался прикрывать ошибочные решения и бездействие командующих Северным и Западным фронтами Алексея Куропаткина и Николая Эверта, так как был их подчиненным в ходе Русско-японской войны[595]). Интересно, что результаты важнейших для Восточного фронта и германской армии операций, в которых связка Манштейн – Гот играла ведущую роль, характеризуются явным преобладанием неудач: неудачная операция по деблокированию сталинградской группировки «Зимняя гроза», неудачная наступательная операция «Цитадель», неудачная оборона Белгорода и Харькова, неудачная оборона Киева. Победой окончилось только контрнаступление в феврале – марте 1943 года. Учитывая критическое промедление войск 4-й ТА генерала Гота при решении боевых задач в ходе летнего наступления 1942 года на Воронежском направлении, неудивительно, что Гитлер назвал участие Германа Гота «неблагоприятным предзнаменованием» для исхода военных действий и в ноябре 1943 года отстранил его от командования 4-й ТА, переведя в резерв[596]. Манштейн возражал против решения об отстранении Гота от командования 4-й ТА, а когда его возражения не были приняты, добился обещания, что Гота назначат командующим армией на Западе[597] (это обещание было выполнено только в конце войны – в апреле 1945 года, когда Гота назначили командующим оборонительным районом в Арденнах. – П. Б.).
В то же время Манштейн указывает[598], что радиоразведка и воздушная разведка в конце июля показали, что противник сосредоточил крупные танковые силы в районе Курского выступа, очевидно подтягивая свежие силы с центрального участка. Подготовка к наступлению была отмечена также и в излучине Донца юго-восточнее Харькова. Поэтому 2 августа командование группы доложило в ГШ сухопутных войск, что оно ожидает в скором времени начала наступления противника против северного участка ее фронта западнее Белгорода, которое, видимо, будет дополнено наступлением юго-восточнее Харькова, преследующим цель взять в клещи немецкие войска в районе Харькова и освободить путь к Днепру (к утру 2 августа уже заняла огневые позиции армейская и приданная артиллерия Воронежского и Степного фронтов, а на исходе этого дня начали выдвижение в исходные районы для наступления советские бронетанковые объединения и соединения. – П. Б.). В связи с этим командование группы просило вернуть ему дивизии, отданные группе армий «Центр», оставить танковый корпус СС для использования на северном фланге, а также распорядилось вернуть 3-й тк с 3-й тд из Донбасса в Харьков.
Штаб ГА «Центр» в сводке от 1 августа 1943 года зафиксировал[599], что усиление вражеской авиации в районе города Обоянь, выявленное воздушной разведкой в ночь с 31 июля на 1 августа, передвижения войск противника в районе Курск – Суджа – Тим, а также установление связи между его 38-й и 5-й гвардейской танковой армиями, наряду с агентурными данными, указывают на подготовку операции против левого крыла ГА «Юг». Такого масштаба операция затронула бы также и правое крыло ГА «Центр» до города Сумы включительно. Вывод двух советских стрелковых дивизий (240-й и 340-й) на отдых и пополнение перед правым флангом 2-й полевой А можно толковать так, что противник свои позиционные дивизии готовит к предстоящим наступательным действиям. В разведывательной сводке штаба от 2 августа было указано[600], что, по показаниям военнопленных, командир 232-й сд 38-й А ВорФ генерал Иван Улитин в конце июля ходил по позициям и говорил бойцам, что в ближайшие дни начнется наступление с целью перехвата железной и шоссейной дорог восточнее города Сумы, а вышестоящее командование обещало танковую поддержку и, кроме того, прибыли еще три свежие стрелковые дивизии.
Хотя последняя информация распространялась советским командованием намеренно, в рамках маскировочного маневра на правом крыле ВорФ, но это все равно обнаруживало подготовку войск фронта к наступлению и район наступления – северное крыло ГА «Юг» на стыке с ГА «Центр».
Как видно, германская разведка и командование групп армий достаточно верно раскрыли общий замысел противника, но ошиблись во времени его осуществления. Так, в разведывательной оценке действий и намерений противника перед фронтом групп армий «Центр», «Юг» и «Север», подготовленной штабом ГА «Центр» 2 августа 1943 года[601], указывается, что разведывательные данные ГА «Юг» за последние дни говорят о начале выдвижения крупных сил противника в район южнее и юго-западнее Курска. Это наступление, начало которого ожидается приблизительно через две недели, правым флангом нацелено на 7-й ак 2-й А, а левым флангом – севернее Харькова, с целью нанести сильный удар по глубокому северному флангу ГА «Юг».
Следовательно, немцами была допущена критическая ошибка в определении вероятных сроков начала наступательных операций Красной армии на Белгородско-Харьковском направлении, основной причиной которой стал самообман Гота и Манштейна по поводу ослабления войск ВорФ в результате проведения операции «Цитадель» и, соответственно, продолжительности восстановления их ударной силы. Допущенная ошибка не позволила немцам эффективно использовать небольшую оперативную паузу, возникшую после прекращения операции «Цитадель», для того чтобы максимально укрепить оборону на Белгородско-Харьковском направлении, так что все меры, принятые в связи с предполагаемым вражеским наступлением, слишком запоздали.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.