ШТУРМ: БОИ НА СЕВЕРНОЙ СТОРОНЕ (7—19 июня 1942 г.)
ШТУРМ: БОИ НА СЕВЕРНОЙ СТОРОНЕ (7—19 июня 1942 г.)
Начало генерального штурма Севастополя со стороны напоминало огненную феерию.
«На следующее утро, 7 июня, — писал в мемуарах Манштейн, — когда заря начала окрашивать небо в золотистые тона и долины стали освобождаться от ночных теней, кулак нашей артиллерии всей своей силой ударил по противнику, возвещая начало наступления пехоты, целые эскадры самолетов обрушились на указанные им цели. Перед нами открылось незабываемое зрелище. Это был единственный в своем роде случай в современной войне, когда командующий армией видел перед собой все поле сражения. На северо-западе взору открывалась лесистая местность, скрывавшая от нас тяжелые бои на левом фланге 54 ак, и дальше высоты южнее долины Бельбека, за которые велись такие упорные бои. На западе виднелись Гайтанские высоты, за которыми вдалеке сверкала водная поверхность бухты Северной у ее соединения с Черным морем. В хорошую погоду была видна даже оконечность полуострова Херсонес, на котором мы впоследствии обнаружили остатки эллинской культуры. На юго-западе угрожающе поднимались высоты Сапун-горы и возвышались скалы прибрежных гор. На всем широком кольце крепостного фронта ночью видны были вспышки орудий, а днем облака из пыли и обломков скал, поднимаемые разрывами снарядов и бомб нашей авиации. Поистине фантастическое обрамление грандиозного спектакля!»
«Спектакль» продолжался с 05.00 до 05.30, а затем в наступление пошла пехота. При этом немецкие орудия и самолеты не прекратили наносить удары по оборонительным позициям СОРа, а лишь перенесли его в глубину. Из немецких материалов следует, что из-за боязни попасть под мощный огонь своих же орудий пехота действовала весьма осторожно и не на всех направлениях смогла осуществить атаку в назначенное время. Когда же огонь был перенесен, выяснилось, что укрепления первой линии и артиллерия в тылу остались практически неподавленными. Своим огнем они прижали немцев к земле и нанесли им серьезные потери. Вот взгляд с другой стороны, командира 8-й бригады морской пехоты Е. И. Жидилова:
«7 июня страшной бомбардировке подвергается наш сосед справа — 388-я стрелковая дивизия. Ее первый эшелон занимает высоту 166,7 метра — куполообразный холм, прикрывающий шоссейную дорогу на Сапун-гору. Холм господствует над местностью, с него хорошо просматриваются позиции противника. Немцы, по-видимому, решили сбросить оттуда наши войска. Артиллерийский налет начался в 5 часов утра. Над высотой поднялось сплошное облако дыма, в котором уже нельзя было отличить отдельных разрывов. Потом налетели самолеты противника. Взрывы сливаются в непрерывный гул. Холм сравнительно далеко от нас, но мы ощущаем, как дрожит земля под ногами. Густое темно-серое облако все расширяется и поднимается к небу.
— Ничего не останется от высоты, — говорит Евсеев.
Он стоит рядом со мной на нашем наблюдательном пункте и, как и все мы, не может оторвать глаз от участка соседа.
— Посмотрим, может, что и уцелеет, — отвечаю я ему, но и сам мало верю в это. Мне тоже еще не приходилось видеть такой ожесточенной бомбардировки.
Вскоре очередь дошла и до нас. Снаряды стали падать на наши окопы в районе высоты с Итальянским кладбищем. Принимаем все меры, чтобы укрыть людей. Враг долбит нашу высоту часа три.
— Немцы пошли в атаку, — докладывают наблюдатели.
Это опять на высоте с Итальянским кладбищем. Там позиции противника совсем близко от наших. Немцы, сосредоточившись в своих передовых окопах, выскакивают из них, на бегу строча из автоматов. Но тут же вся их линия фронта покрылась разрывами снарядов. Вступили в дело наша артиллерия и минометы. Их плотный огонь разметал вражескую пехоту, остатки ее поспешили вернуться в свои окопы.
— Смотрите! И они стреляют, — показывает рукой на позиции соседа Евсеев. — Живет высота!
— И будет жить! — утверждает наш инженер Еремин. — Ведь это мы там строили укрепления.
Начальник артиллерии бригады майор Черенков переносит огонь всех наших орудий и поддерживающей нас артиллерии по батареям противника в Алсу и в излучине Сухой речки. Минометы бьют по вражеским наблюдательным пунктам. Даже наша единственная теперь «пушка без мушки» (76-мм орудие образца 1902 г. — М. М.) ведет огонь по высоте 154,7.
Грохот стоит по всему фронту. На нашем участке еще, оказывается, не так тяжело, как на соседних. Главный удар враг направил на Северную сторону».
По поводу итогов дня Манштейн скромно заметил, что «в первый день при мощной поддержке крупных сил артиллерии и VIII авиационного корпуса, совершавшего непрерывные налеты на позиции противника, удалось преодолеть ущелье Камышлы и долину реки Бельбек и закрепиться на господствующих высотах южнее долины». Рихтгофен, который всю первую половину дня по своему обыкновению кружил над линией фронта на «Шторьхе» в компании с начальником штаба люфтваффе генералом Йешонеком, был более откровенен. В своем дневнике он записал:
«В борьбе за овладение хотя бы одним километром этой сложной территории пехота понесла тяжелые потери. Предвкушаемый большой и быстрый прорыв просто не материализовался. По-видимому, даже наша самая тяжелая артиллерия не смогла достигнуть чего-либо вообще. Русская артиллерия и бронированные ДОТы повсеместно ожили. Весь горизонт был одним огромным орудийным заревом».
Говоря таким образом, генерал кидал камень и в свой огород — его летчики преуспели в разрушении обороны не больше, чем артиллеристы. Раз за разом генерал заставлял своих подчиненных подниматься в воздух сверх изначально запланированного количества, пытаясь подавить все «ожившие» батареи и укрепления. Так, пилоты группы III/LG1 совершили в тот день семь групповых вылетов, а в целом VIII авиакорпус — 1368 вылетов (!!!), или примерно в два раза больше, чем производил их в дни подготовки к наступлению. На советские позиции в течение дня обрушилось 1300 т бомб (это почти в два раза больше, чем израсходовала авиагруппа СОРа за период с 1 ноября 1941 г. по 22 февраля 1942 г.). По советским подсчетам, противник сбросил около 9 тысяч бомб, из них 7 тысяч — на позиции 172-й стрелковой дивизии и 79-й морской стрелковой бригады, там, где наносился главный удар 54-м корпусом. Но все оказалось напрасным. Вечером Рихтгофен записал: «Весь день был настоящим разочарованием».
Тем не менее действия люфтваффе вызвали серьезное беспокойство командования СОРа. Согласно советским данным, атакующие части противника потеряли до 3000 солдат и офицеров, в то время как Приморская армия — убитыми и ранеными 1500 человек. Бомбами и артогнем было разбито пять ДОТов, уничтожено две 45-мм пушки и три 82-мм миномета. Подобный размен никак не мог устраивать обороняющихся. В дневном докладе вице-адмирала Октябрьского в Генеральный штаб говорилось: «Противник применил танковые части и с самого утра непрерывно атакует, бомбит наши войска большим числом самолетов. Прошу облегчить положение с воздуха. Прошу нанести удары по аэродромам противника».
Таблица 3.10
АКТИВНОСТЬ НЕМЕЦКОЙ АВИАЦИИ НАД СЕВАСТОПОЛЕМ В ПЕРИОД С 7 ПО 18 ИЮНЯ 1942 г.
(ЧИСЛО САМОЛЕТО-ПРОЛЕТОВ САМОЛЕТОВ ВСЕХ ТИПОВ)
День Линия фронта Тыловые объекты (город, порт, аэродромы, укрепления в глубине обороны) Всего по данным советской ПВО (согласно отчету VIII авиакорпуса) Сбито сов. ПВО (ИА+ЗА), по сов. данным 7.6 1054 147 1201 (1368) 0+1 8.6 787 223 1010 (1200) 9+? 9.6 551 287 838 (1044) 6+? 10.6 359 226 585 (688) 0+7 11.6 474 126 600 (1070) 8+? 12.6 491 121 612 1+4 13.6 391 208 599 2+? 14.6 628 134 762 0+? 15.6 466 117 583 0+? 16.6 635 62 697 3+? 17.6 521 448 969 2+3 18.6 255 242 497 8+? 19.6 77 753 830 0+? Итого 6689 3094 9783 39+?Тем временем сама 3-я авиагруппа не вылезала из тяжелейших боев.
«На рассвете 7 июня четыре капитана — Данилин, Алексеев, Катров и я, — вспоминал Михаил Авдеев, — сопровождали штурмовики в район Балаклавы. Только отошли в море, чтобы незамеченными подойти к позициям 30-го немецкого корпуса, как на наших глазах вся подкова линии фронта обозначилась со стороны противника вспышкой. Черные султаны взрывов поднялись на наших позициях. Артиллерийская канонада нарастала. Такой еще не было за всю оборону города. Над северным сектором фронта и над Севастополем большими стаями плыли гитлеровские бомбардировщики. В небе пестрели белые дымки от взрывов зенитных снарядов. Особенно сильная бомбардировка была у Камышлы и у Мекензиевых гор…
«Ильюшины» развернулись к берегу чуть дальше Балаклавы. Теперь им не нужно было искать цель. Она открыта. Штурмовики сбросили бомбы на артиллерийские батареи и начали их обстреливать. Появились десять Bf-109. Мы связали их боем и не допустили к штурмовикам. Один все же оторвался от общей свалки, попытался атаковать Ил-2, но его вовремя заметил Алексеев и сбил. Второго Bf-109 сбил я. И еще один горящий гитлеровец упал в горы, а кто поджег его, не заметили. Остальные «мессершмитты» вышли из боя.
На обратном маршруте мы снова наблюдали артиллерийскую канонаду и непрерывную бомбежку наших позиций, укреплений, портов и города. И никакого переднего края и самого Севастополя не было уже видно. Все скрылось в густой белесо-желтой пыли и в дыму.
Несколько часов вокруг гудело, выло и грохотало. Отразить массированные, волна за волной налеты авиации на Севастополь не было никакой возможности — не хватало ни истребителей, ни зенитных орудий. Потом огонь ослаб, и немцы двинули в наступление танки и пехоту. Таких боев еще не видывала история».
До вечера штурмовики сделали еще четыре групповых вылета (в сумме за день 18 самолето-вылетов), нанося удары по вражеским минометам и штурмовым орудиям, которые поддерживали наступление 54-го корпуса. По докладам летчиков, противник лишился четырех батарей минометов и пяти пехотных взводов, четыре танка (советские летчики не делали различий между танками и самоходными установками) были уничтожены и два повреждены. В отличие от предыдущих дней немецкие перехватчики патрулировали в районе линии фронта, и к каждой цели приходилось прорываться с боем. Несмотря на то что действия Ил-2 прикрывались 36 вылетами истребителей, «мессершмиттам» неоднократно удавалось прорываться к штурмовикам. В результате машины майора Терещенко и капитана Голубева пропали без вести, а машины майора Фириченко и мл. лейтенанта Скорика были подбиты и разбились при вынужденных посадках на своей территории. Еще два «ила» смогли, несмотря на повреждения, сесть на своем аэродроме. В отчете 18-го шап ВВС ЧФ не без горечи констатировалось: «Основным уязвимым местом Ил-2 оказался район заднего бензобака и управление. Кроме этого, у противника появились снаряды, которые пробивают бронь Ил-2 (на самом деле проблема заключалась не в снарядах, а в том, что новая модификация «мессершмитта» Bf-109 F-4 была оснащена стрелявшей через развал цилиндров двигателя 20-мм пушкой MG151/20, вместо применявшейся на Bf-109 F-2 15-мм пушки. — М. М.) Поэтому для увеличения живучести Ил-2 необходимо задний бензобак прикрыть броней и желательно сзади иметь стрелка». Эскортировавшие «илы» истребители потерь не понесли, но и побед не добились.
Вечером бои закипели и над портом. Одиночный истребитель «чайка» (фамилию пилота установить не удалось) сбил над портом «хейнкель» из состава II/KG26, который, по немецким данным, считается пропавшим без вести вместе с пятью членами экипажа. Затем контратаковали «мессершмитты» из группы III/JG77 во главе с командиром эскадры капитаном Голлобом. В сумме за день они доложили о десяти воздушных победах, не слишком сильно завысив достигнутый результат. Помимо четырех штурмовиков в этот день 3-я авиагруппа лишилась «яка» и «лага» сбитыми, четырех «яков» и одного «лага» подбитыми. Сбитым Як-1 управлял известный ас Константин Алексеев. Ему и пилоту ЛаГГ-3 Исмакову пришлось покинуть машину, выпрыгнув с парашютом, и хотя приземление прошло успешно, оба авиатора получили сильные ожоги, исключавшие их дальнейшее участие в боях за Севастополь. К счастью, в этот же день из Анапы на Херсонесский маяк перелетели десять Як-1 (1-я эскадрилья 62-го иап ВВС ВМФ) и три Ил-2, что позволило в значительной мере покрыть понесенные в течение дня потери. Советские истребители действовали весьма неудачно и, согласно докладам, смогли повредить лишь три Bf-109, что немцы отрицают. Реального успеха добился техник-оружейник 6-го гиап Фильченко, которой смог из сделанной им самим самодельной установки пулеметов ШКАС сбить истребитель-бомбардировщик, пытавшийся атаковать аэродром Херсонесский маяк. Лейтенант Вольфганг Верхаген (Wehrhagen) из эскадрильи 4/JG77 попал в плен, но, если верить немецким данным, был освобожден при взятии города.
Анализ итогов 7 июня привел к серьезному изменению в тактике самолетов 3-й авиагруппы. После окончания полетов все командиры частей и эскадрилий собрались на совещание, которое проводил лично командующий ВВС ЧФ генерал-майор В. В. Ермаченков. Кратко обрисовав наземную обстановку и итоги воздушных боев, он, судя по мемуарам К. Д. Денисова, заявил:
« — Учитывая, что у нас всего 98 самолетов, следует пересмотреть тактику их использования. Многоразовые действия малыми группами сейчас не эффективны. Будем наносить по вражеским войскам и технике два-три удара в день, но максимально возможным составом. Такие удары штурмовиков и бомбардировщиков легче обеспечить и истребительным прикрытием.
Прикрытие ударных групп, как он потом разъяснил, лучше осуществлять двумя группами истребителей. Первая, включающая около трети общего числа истребителей, должна осуществлять непосредственное прикрытие; а остальные две трети — представлять собою основные силы для борьбы с истребителями противника…
— Борьбу с вражескими бомбардировщиками, — сказал в заключение генерал Ермаченков, — будем вести также в пределах возможного крупными группами истребителей, эшелонируя их по высотам. Но поскольку их же придется выделять на сопровождение, прикрытие различных объектов от вражеских налетов, да и на что угодно, в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, то для борьбы с вражескими бомбардировщиками будем поднимать их не более одного-двух раз в сутки».
И в самом деле, с этого момента в ПВО города и порта истребительная авиация принимала все меньшее и меньшее участие. Был ряд случаев, когда одновременно на перехват крупных групп вражеских бомбардировщиков взлетало по 12—15 машин, но все их можно пересчитать по пальцам. Более справедливой выглядит оценка действий, изложенная в отчете 3-й ОАГ:
«В последующем вылеты на прикрытие главной базы и войск перед передним краем становились все реже и реже, так как наличный боевой состав истребителей обеспечивал только сопровождение штурмовиков. После того как была оставлена нашими войсками Северная сторона и вход кораблей в бухту был затруднен (прекращен), необходимость прикрытия главной базы отпала».
Характер боев 8 июня оставался практически таким же. Немецкие наземные войска продолжали прогрызать советскую оборону в северном секторе, параллельно отражая контратаки сил СОРа. Увы, командование оборонительного района не совсем верно оценивало соотношение сил и средств, преувеличивало потери противника и считало, что сможет удержать передний край, не уступив врагу ни пяди земли. На практике это приводило к напрасным потерям и преждевременному истощению сил обороняющихся. В течение дня Приморская армия потеряла 365 человек убитыми и 1074 ранеными, но не смогла ликвидировать вражеского вклинения на стыке III и IV оборонительных секторов.
Большую роль в обеспечении действий частей 11–й армии по-прежнему играла авиация, которая в этот день действовала как никогда массированно. Так, например, береговую батарею № 14 атаковали 50 бомбардировщиков, сбросивших около 300 бомб. По немецким данным, принимавшая в этом участие группа III/LG1 сбрасывала на батарею бомбы SC-500 и даже SC-1000. 80-ю зенитную батарею, прикрывавшую 30-ю береговую батарею (форт «Максим Горький I»), бомбили в течение дня 92 Ju-87. Все ее орудия были уничтожены, а в строю остались только командир батареи лейтенант Пьянзин и 18 бойцов. Все они влились в состав 365-й батареи, речь о которой еще впереди.
Положение с зенитной артиллерией становилось тяжелым. Многократные удары по зенитным батареям начинали давать о себе знать. 9 июня вице-адмирал Октябрьский отправил телеграмму:
«Буденному, Исакову, Кузнецову и Елисееву.
Прошу срочно прислать ЗА (зенитную артиллерию. — М. М.). уничтожаемые батареи ЗА не восполняются, нечем прикрывать батареи Береговой обороны. Противник последние два дня в основном бомбит БС (батареи стационарные. — М.М.) и ЗА. Стоять в Севастопольской бухте кораблям нельзя, нечем прикрывать. Пришлите полк Як-1 и зенитную артиллерию».
Ответным огнем зенитчиков 8-го был сбит как минимум один «хейнкель» группы II/KG26. Другой самолет этой же группы был сбит над базой советскими истребителями, которые доложили в эти сутки об уничтожении одного Не-111, Ju-87, трех Ju-88 и четырех Bf-109 (интересно отметить, что наземные посты ВНОС подтвердили только сбитие одного Ju-87, одного Ju-88, одного Не-111 и трех Bf-109). Немцы же признали только потерю двух «хейнкелей», причем экипаж одного из них полностью пропал без вести, а другого был спасен летающей лодкой.
О боях в воздухе в тот тяжелый для севастопольцев день интересно вспоминал в своих мемуарах К. Д. Денисов:
«Одновременно в воздух поднялись две группы самолетов. Наша из двенадцати Як-1 имела задачей борьбу с бомбардировщиками противника над Севастополем, а другая — пять Ил-2 и шесть ЛаГГ-3 — должна была нанести удар по скоплению вражеских войск в Альминской долине (всего 8 июня Ил-2 сделали 21 самолето-вылет под прикрытием 47 истребителей. — М. М.).
Зайдя с моря на малой высоте, «илы» выполнили внезапную атаку и стали отходить. Группа прикрытия, возглавляемая командиром 3-й эскадрильи 9-го авиаполка капитаном Д. Е. Нихаминым, ввязалась в бой с «мессерами». Мы, находясь немного в стороне и выше, были готовы помочь, но тут обстановка усложнилась и у нас: 27 Ю-88 рвались к Главной базе, а вокруг них, словно шмели, сновали пары и четверки Me-109. Одного «худого» сразил Авдеев, а на нашу с Головковым долю пришелся Ю-88. Характерно, что, когда был сбит вражеский истребитель, а мы атаковали бомбардировщик, остальные «мессеры» не рванулись на помощь своему оторвавшемуся от группы бомбардировщику, а крутились на стороне солнца, выжидая момента для внезапной атаки. Такая тактика действий немецких летчиков была стандартной.
Рассчитывая на помощь наших зенитчиков, Нихамин вел бой с превосходящими силами до самого Херсонеса, но немного не дотянул до аэродрома. В результате атаки четверки «худых» «лавочкин» загорелся. И Давид Ефимович на парашюте приводнился в Камышовой бухте.
«Гроза воздушных пиратов», как прозвали Нихамина за отличные действия еще под Перекопом, на этот раз сильно пострадал: лицо его и руки обгорели. Но, подлечившись, он вскоре вновь вступил в строй».
В текст воспоминаний закралась небольшая неточность — в том бою Нихамин управлял не «лавочкиным», а Як-1. Кроме него, был сбит «як» летчика Купцова, который также спасся на парашюте, и подбит «як» командира эскадрильи 62-го иап, однофамильца автора мемуаров, капитана В. И. Денисова. При посадке капитан не справился с поврежденным управлением и круто врезался в землю. Кроме того, при посадке был разбит ЛаГГ-3 летчика Бакрова, который остался жив. В этот день пилоты эскадры JG 77 доложили о 12 воздушных победах, что для севастопольских условий было одним из наибольших показателей. О трех сбитых машинах доложил оберлейтенант Хакль (55—57 побед), о двух — обер-лейтенант Фрейтаг (52—53 победы). Наименее именитым немецким летчиком, пополнившим свой актив в этот день, стал лейтенант Бадум (Badum). После вылета он написал родным:
«У нас сейчас установилась великолепная настоящая летная погода и держится уже несколько недель. Едва ли можно поверить, что у «Ивана» при такой погоде нет особого настроения летать. Сегодня во время моего сотого боевого вылета мне посчастливилось снова побывать в воздушном бою. При этом мне удалось сбить 11–й самолет. На этот раз это был ЛаГГ, которого в моей коллекции как раз не хватало… Где-то далеко, по слухам, русские летают в больших количествах, а мы здесь с трудом замечаем их полеты, и если посчастливилось, видим пару русских, которые сразу же уходят. Может быть, времена снова изменятся, в противном случае я уйду в вагоновожатые!»
Чего в этом письме больше: простого бахвальства или желания успокоить родных? Ведь обстановка в небе Севастополя была совершенно другой. Намного более опытный кавалер Рыцарского креста, командир эскадрильи 4/JG77 обер-лейтенант Сетц описывал бой 8 июня совершенно иначе:
«Вчера я снова увидел большую толпу. На старте вышла из строя одна из наших «мельниц» (жаргонное название «мессершмитта». — М. М.). поэтому на великолепно летевшую толпу мы набросились только с тремя Bf-109. Сразу на взлете один [русский самолет] упал вниз. Я по нескольку раз заходил в хвост одному из этих парней. Моя пушка вышла из строя, а огня пулеметов было недостаточно. Русские летали лихо и несколько раз атаковали меня самого. После долгого воздушного боя я увидел, как «як» идет за Bf-109. Я устремился за ним и в какое-то мгновение был уже на расстоянии, опасном для столкновения. Парень застыл в воздухе, и моя пулеметная очередь прошила двигатель и сиденье пилота. Он упал с высоты 3000 м невдалеке от своего аэродрома. Жаль, что у меня не было свидетелей».
3-й штурм Севастополя 7—16 июня 1942 г. (схемы).
Так что на самом деле у немецких истребителей не было причин жаловаться на отсутствие советских самолетов в воздухе. То же повторилось и 9 июня, когда штурмовики 3-й ОАГ совершили 30 самолето-вылетов, а сопровождающие их истребители — 68. Отдельные экипажи Ил-2 поднимались в воздух до пяти, а сопровождающих истребителей — до шести раз. В течение дня в ходе ударов по наступающим немецким войскам они уничтожили 8 танков, 14 минометов, 13 автомашин и до четырех рот пехоты. Почти каждый вылет сопровождался схватками с «мессершмиттами», число которых в отдельных случаях достигало 18. Им удалось без своих потерь сбить один Як-1, два ЛаГГ-3 и один Ил-2. Кроме того, один штурмовик и два И-153 пропали без вести в тот момент, когда включавшая их группа вела бой с превосходящими силами противника. 18 вылетов советская авиагруппа совершила в безнадежной попытке прикрыть свои войска на линии фронта. Почти все они сопровождались воздушными боями. К сожалению, без потерь и на этот раз не обошлось, причем потерь самых неприятных. Сбиты были «яки» асов 3-й ОАГ капитанов Бабаева и Катрова. Оба они выпрыгнули с парашютами, но парашют Катрова не раскрылся. Погиб прекрасный летчик, на счету которого было пять индивидуальных и четыре групповые победы. В дополнение ко всем несчастьям немецкая авиация в этот день нанесла массированные удары по аэродромам Херсонесский маяк и Куликово поле. Сгорел находившийся в ремонте «як», повреждения получили два ДБ-3, два Як-1, три И-153, три И-15 и один Пе-2. Другая «пешка» оказалась разбита артиллерийским снарядом.
Постоянным ударам подвергались и аэродромы 3-й ОАГ. В. И. Раков вспоминал об этих днях:
«Условия взлета истребителей и штурмовиков с аэродрома Херсонес тоже становились все труднее и труднее. Немецкие бомбардировщики делали по нескольку заходов на цель, и наши истребители почти не могли им помешать. Вылетало звено, сбивало пару-другую бомбардировщиков, но в воздухе были десятки. Тяжелые вражеские самолеты шли непрерывной вереницей, и часто посадка наших машин совпадала с очередной бомбежкой.
Аэродромная команда выбивалась из сил, не успевая заравнивать летное поле. При бомбежке аэродрома враг применял некрупные бомбы. Это как будто облегчало положение. Воронку от одной тысячекилограммовой бомбы засыпать и уровнять труднее, чем десять воронок от стокилограммовых.
Но зато одну воронку можно и обойти, перенеся старт в сторону. А от мелких бомб воронки были повсюду.
С летного поля не сходили трактора, оставившие свою мирную работу и тащившие за собой тяжелые катки для укатывания засыпанных воронок. Солдаты с лопатами непрерывно разъезжали на грузовиках по аэродрому, спеша подготовить поле к вылету или к посадке самолетов. При очередном налете люди отбегали в сторону, ложились, но покинуть поле не успевали, укрывались в незасыпанных воронках. Машины, трактора укрыть и спасти было невозможно».
Покрыть такие потери оказалось нелегко. Ресурсы ВВС ЧФ истощались. 8 июня они смогли усилить 3-й ОАГ только шестеркой И-16. К счастью, вновь на помощь пришли коллеги из 5-й воздушной армии. В соответствии с приказом маршала Буденного в распоряжение командования СОРа выделялся 45-й иап, вооруженный истребителями Як-1. Его первую эскадрилью вечером 10-го привел на Херсонес капитан К. Д. Денисов. 11-го перелетела еще одна эскадрилья, куда вошло восемь машин (еще одна села в море на перелете, пилот погиб). Последняя эскадрилья, не успевшая освоить новые машины во главе с командиром полка, так и осталась на Кавказе. Командовать ядром части, перелетевшим в Севастополь, назначили капитана Денисова. Как показали последующие события, 45-й иап стал последним подкреплением современных истребителей, присланным на помощь севастопольской авиагруппе с «большой земли». Еще тяжелей оказалось восполнить потери в ударных машинах, особенно штурмовиках. После 9 июня число их вылетов заметно уменьшилось.
10 июня стало днем, когда люфтваффе еще раз доказали, что господство в воздухе над Севастополем окончательно перешло в их руки. В этот день «илы» 3-й ОАГ совершили всего один вылет шестью машинами на штурмовку немецких войск перед фронтом III и IV секторов. В бой с превосходящими силами врага пришлось вступить еще на пути к цели. В результате три Ил-2 задания не выполнили и вернулись на аэродром, а оставшаяся часть группы потеряла три Як-1 из состава воздушного эскорта. Лейтенант Вороншин и сержант Лукьянов погибли, лейтенант Берестовский спасся на парашюте. Поскольку Ил-2 в строю осталось мало и к тому же они вызывали повышенное внимание противника, пришлось вернуться к нанесению штурмовых ударов силами истребителей устаревших типов. Тем же вечером впервые за долгое время на штурмовку вылетели два И-153 и один И-15бис в сопровождении девяти И-16 и двух ЛаГГ-3. Группа не была перехвачена противником, но эффективность ее действий по войскам противника была мизерной. В боевом донесении СОРа за этот день указывалось: «Вследствие резкого увеличения истребительной авиации противника нашей штурмовой авиации до 19.00 удалось произвести только один удар, после чего было много самолетов повреждено, потеряно три Як-1».
Тем временем враг продолжал выбомбливать советские позиции и аэродромы. 10 июня самолеты VIII авиакорпуса произвели «всего» 688 вылетов и сбросили 634 тонны бомб. Об интенсивности налетов говорит журнал III/LG1, бомбардировщики которой произвели семь групповых вылетов на советские позиции в районе станции Мекензиевые горы, а также батареи на Северной стороне. Несмотря на столь активную авиационную поддержку противника, защитники Севастополя неоднократно контратаковали. В течение дня район станции три раза переходил из рук в руки, но в конечном итоге остался все-таки за немцами. В связи с этим командование СОРа распорядилось перегруппировать часть 7-й бригады морской пехоты из II сектора на это направление, чтобы с утра следующего дня отбить станцию у противника, нанеся концентрический удар совместно с полком 25-й чапаевской стрелковой дивизии.
Несмотря на то что общее число вылетов противника авиации несколько снизилось, ей удалось не только поддержать войска на фронте, но и разгромить советский конвой, прибывший в Севастополь накануне.
Вечером 9 июня немецкие самолеты-разведчики обнаружили на подходах к Севастополю транспорт «Абхазия» (4727 брт) в сопровождении эсминца «Свободный», базовые тральщики «Т-408», «Т-411» и три сторожевых катера. Вскоре корабли подверглись нападениям торпедоносцев, общим числом 12 машин. Их атаки с перерывами продолжались около двух часов. Налеты были успешно отражены, и в 02.40 корабли ошвартовались у причала № 3 в Северной бухте. К 4.30 эсминец закончил выгрузку доставленного боезапаса и дымовых шашек и, получив приказ обстрелять батареи противника, занял позицию у стенки торпедной мастерской. Выгрузка имущества с транспорта (доставил 287 военнослужащих, 261 армейского и 100 тонн авиационного боезапаса, 13 авиамоторов, 168 тонн продовольствия и 90 тонн цемента) к этому моменту была выполнена не более чем на треть. В это время корабли были обнаружены воздушной разведкой, а в 05.15 над бухтой появились первые «юнкерсы» и «хейнкели»…
В связи с нехваткой боезапаса зенитные батареи не вели заградительного огня, а только прицельный. Не высылались для прикрытия кораблей и истребители. Тем не менее хорошо поставленная дымзавеса давала возможность длительное время избежать попаданий, несмотря на то что налеты повторялись через каждые 10—15 минут. Поскольку сами корабли зенитного огня не вели, немецким летчикам не удавалось прицелиться, и ближайшие сброшенные ими бомбы падали в 100 — 120 м. Неизвестно, сколько это могло бы продолжаться, но в 08.45 постановку дымовой завесы прекратили. На военно-исторической конференции, посвященной 20-летию начала обороны Севастополя, начальник штаба Севастопольского базового района ПВО И. К. Семенов так вспоминал обстоятельства этого боя: «Однажды товарищ Октябрьский говорит мне: «Семенов, у вас дым идет в сторону немцев, и под ним скрываются немцы». Второй раз звонит. Я спрашиваю, что делать, он ничего не сказал. В третий раз говорит, что противник накапливает силы и может ринуться в наступление, и приказывает прекратить дымить. До 20—25 немецких самолетов бомбили транспорт, семь мы сбили, одиннадцать летчиков, спустившихся на парашютах, мы взяли в плен».
После прекращения задымления экипаж транспорта за короткое время отбил 12 воздушных атак. В 09.15 была потоплена баржа, стоявшая у правого борта судна, а в 09.20 серия бомб, по-видимому, сброшенная с Не-111, пилотировавшегося лейтенантом Кляйном (Klein) из I/KG100, попала в «Абхазию». На корме разбились бочки с хлорсульфоновой кислотой, применявшейся для дымовых завес, и загорелись бочки с авиабензином. Вследствие разрушения бочек с кислотой судно затянуло густым дымом. Это мешало работе аварийной партии, и люди были вынуждены работать в противогазах. Затем последовал налет «юнкерсов». В 09.35, получив несколько прямых попаданий авиабомб, «Абхазия» начала крениться на правый борт. Через десять минут крен достиг 60. Машинное отделение, грузовые трюмы заполнились водой. Личный состав во главе с капитаном покинул транспорт и укрылся на берегу в штольне. 11 июня 1942 года «Абхазия» окончательно затонула у причала с креном 80. К моменту гибели на судне все еще оставалось 168 тонн сухопутного и 96 авиабоезапаса, 96 тонн продовольствия. В последующие дни обороны часть этого груза была снята, в том числе и добровольцами-ныряльщиками, из затопленных помещений.
Несколько дольше продержался эсминец. После прекращения постановки дымзавесы он перешел в Корабельную бухту и ошвартовался левым бортом у стенки артиллерийских мастерских. Во время налета Ju-87, ставшего роковым для «Абхазии», бомбы упали в 8—15 м от корабля. От осколков на «Свободном» появились первые людские потери. Примерно в 10.30 сразу несколько бомб взорвались на расстоянии 5—7 м от кормы. В обшивке образовалось множество пробоин и вмятин, загорелись дымовые шашки. Впоследствии вблизи правого борта произошло еще несколько взрывов, число осколочных повреждений продолжало расти. Все это время корабль вел ожесточенный огонь главным калибром, выпустив по заявкам штаба артиллерии Приморской армии около 400 130-мм снарядов. В 13.15 на «Свободный» набросились сразу 27 Ju-87: 15 зашли с носа, 12 — с кормы. Зенитчики открыли яростный ответный огонь, но он не смог сорвать столь массированного нападения: корабль получил девять прямых попаданий бомбами весом по 250 кг. Одна угодила в щит 2-го 130-мм орудия, две — в ходовой мостик, одна — в район первой трубы, одна — во 2-е машинное отделение, две — в кормовой мостик и две — в кормовую часть корпуса. Корабль был полностью разрушен. Загорелся мазут, а вскоре начали рваться поднесенные к зенитным орудиям снаряды… Погибли 67 членов экипажа, многие, в том числе и командир капитан 3-го ранга П. И. Шевченко, были ранены. Вскоре после эвакуации личного состава от пожара взорвались торпеды в первом аппарате, а затем прогремели еще два взрыва — сдетонировал боезапас в кормовых погребах. «Свободный» лег на грунт с креном 50 на правый борт. Носовая надстройка осталась над водой и горела в течение трех суток. Немцы признают потерю в течение этого дня лишь одного Ju-88 из I/KG76, причем его экипаж был спасен. Потопление обоих крупных кораблей каравана ясно продемонстрировало, что отныне любая крупная единица, оказавшаяся в гавани Севастополя в светлое время суток, будет уничтожена — слишком уж большим потенциалом обладали нападающие, и слишком уж сильно была потрепана ПВО обороняющихся.
11 июня стало еще одним очень жарким севастопольским днем. На Северной стороне 54-й армейский корпус приостановил свое наступление, производя перегруппировки и подтягивая резервы, — слишком уж дорогой ценой ему обошлось незначительное вклинение в советские позиции. Спокойно осуществить это ему не удалось — утром начались контратаки подразделений 7-й бригады и 25-й дивизии. Не ожидавшие его немецкие войска на некоторых участках дрогнули. Командир 7-й бригады Е. И. Жидилов вспоминал:
«К 10 часам утра бой достигает наивысшего напряжения. Появляются немецкие бомбардировщики. Они налетают тройками, пикируют и, кажется, в упор бросают бомбы. Некоторые наши подразделения не выдержали и стали отступать. Мы молча переглянулись с комиссаром: теперь нам пора! Не сговариваясь, бежим вперед, останавливаем растерявшихся бойцов, ободряем их и вместе с ними вливаемся в боевые порядки третьего батальона. Положение восстановлено. Второй батальон тем временем достигает железнодорожного виадука.
Разведчики наши смотрят во все глаза. Частей Чапаевской дивизии не видно. У виадука мы одни. Дальше продвигаться не можем: и так каждую минуту висит над нами угроза оказаться во вражеском окружении. Развертываю остатки батальонов фронтом на север, приказываю окопаться.
В 12 часов докладываю по телефону оперативному дежурному штаба Приморской армии:
— Задача выполнена, вышел к виадуку. Частей 25-й дивизии не встретил. Сдерживаю натиск противника на рубеже — 30-я батарея, высота 107,2, виадук.
Тотчас же получаю ответ:
— Военный совет армии доволен вашими действиями».
Увы, контрудар своей цели не достиг. Полку Чапаевской дивизии, даже несмотря на то, что он был усилен сводным танковым батальоном, так и не удалось продвинуться вперед под массированным артиллерийским огнем и ударами авиации противника. Тем временем летчики 3-й ОАГ тоже сосредоточили все свои усилия на поддержке наступающих подразделений. Несмотря на господство в воздухе «мессершмиттов», они четырежды атаковали вражеские позиции на участке чапаевцев (15 вылетов Ил-2, 19 И-16, 11 И-153, 1 И-15бис в штурмовом варианте в сопровождении 24 Як-1), уничтожив, по докладам, десять танков, пять минометных и одну артиллерийскую батареи, несколько пулеметных точек и до четырех рот пехоты. Второй и третий вылет сопровождались воздушными боями с перехватчиками противника. По докладам, пилоты 45-го иап в тот день сбили восемь Bf-109, подбили по одному «юнкерсу» и «мессершмитту». Немцы этого не подтверждают. Они считают, что в тот день они сами сбили три советских самолета, что на практике вылилось только в «як» лейтенанта Берестнева, который, несмотря на ранения, сумел спастись на парашюте. Уже неоднократно цитировавшийся нами обер-лейтенант Сетц оставил в своем дневнике 12 июня такую запись:
«Хотя воздушные бои над Севастополем редки, но зато ожесточенные. У них новейшие «птицы» и пилоты, неплохо обученные на них летать, поэтому нам самим приходится демонстрировать все свое умение. Вчера я два раза побывал в воздушном бою. Первый раз я плохо стрелял и после этого должен был на большой скорости уходить. Второй раз я заметил группу противника как раз при посадке. Я хорошенько обстрелял бронированный Ил-2, но он не упал. Потом я внезапно увидел над своей головой новейший русский истребитель. Мне удалось отвернуть, подняться выше и снова зайти со стороны солнца. Другой Bf-109 вел с ним безуспешный воздушный бой. Я уже уяснил обстановку и в нужный момент начал атаку. На этот раз я собрался, перекрестье прицела показывало на мотор. После этого ему не помог никакой Бог. Мой ведомый как раз наметил себе второго, когда я в 1000 м над собой увидел еще два уходящих самолета. Значит, опять догонять. К сожалению, сразу же выяснилось, что это наши самолеты, которые не вышли на связь».
За этим внешним выражением успеха отчетливо ощущается усталость пилотов «мессершмиттов», что неудивительно, если вспомнить о том, что группа II/JG77 не вылезала из интенсивных боев с середины марта.
Тем временем VIII авиакорпус сосредоточил основные усилия своих бомбардировщиков на участке фронта близ Ялтинского шоссе. Снова, как и в первый день штурма, одна за другой эскадрильи «юнкерсов» наносили сокрушительные удары по советским позициям. После авиационной и артиллерийской подготовки вперед двинулась пехота 30-го корпуса, и снова, как это уже было 7 июня на Северной стороне, огнем оживших советских укреплений и батарей она была остановлена. Последовали многочисленные сверхплановые вызовы авиации по неподавленным целям. В журнале боевых действий группы II/StG77 говорилось: «Позиции вражеской пехоты на высотах «Циннобер» (Zinnober; предположительно имелись в виду Федюхины высоты. — М. М.) в промежутке между 14.30 и 14.45 были подвергнуты бомбардировке каждой эскадрильей от трех до пяти раз. Кроме того, два звена проштурмовали вражеские позиции в непосредственной близости от нашей атакующей пехоты». Но все оказалось напрасным — несмотря на 1070 произведенных вылетов и 1000 тонн сброшенных бомб, войска 30-го корпуса в тот день не продвинулись вперед ни на метр. По результатам дня командование СОРа получило телеграмму от Верховного главнокомандующего И. В. Сталина:
«Вице-адмиралу Октябрьскому, генерал-майору Петрову.
Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням.
Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. Сталин».
Результаты первых пяти дней наступления стали для немецкого командования обескураживающими. Потери за пять первых дней боев убитыми и ранеными составили 10 300 человек, что означало, что 54-й корпус, принявший на себя главную тяжесть первого этапа наступления и включавший четыре пехотные дивизии, потерял каждого пятого солдата. Потери некоторых подразделений оказались намного большими. Так, захваченный 12 июня пленный солдат 24-й пехотной дивизии на допросе сообщил, что в ротах этого соединения осталось по 30—35 человек, а общие потери в живой силе, по-видимому, достигли 60%. Критическая ситуация начала складываться с боеприпасами. По признанию самого Рихтгофена, бомб у него осталось всего на полтора дня интенсивной бомбардировки. Далеко не блестящим оказалось положение с авиабензином, а об истощении экипажей мы уже говорили. Скрепя сердце генерал приказал прекратить ковровые бомбардировки территории СОРа и перейти к тактике «колонны бомбардировщиков», когда один и тот же объект подвергался последовательному воздействию звеньев самолетов на протяжении нескольких часов или даже целого дня. Результативность бомбометания таких сравнительно небольших групп самолетов обеспечивалась резким снижением высоты применения оружия и, как следствие, повышением точности. В отчете 3-й ОАГ эти изменения комментировались следующим образом:
«В последующем, в период развития наступления, в течение 3—4 дней (имеется в виду период с 7 по 11 июня. — М. М.) немцы придерживались тактики массированных ударов по одному из участков фронта в течение всего дня, выделяя только одну треть самолетов для ударов по городу и объектам в тылу. Напряжение при этом поддерживалось в среднем 550—600 самолето-налетов в сутки.
Затем, когда планы немцев, рассчитанные на скорое овладение Севастополем, были нарушены стойкостью защитников города, авиация немцев, не снижая среднего напряжения — 600 самолето-налетов, перешла к тактике последовательных ударов одиночных самолетов по объектам нашего тыла, выбирая цели (группа строений, лощины с кустарником, линии связи, береговые батареи, огневые позиции ЗА, аэродромы), а также ударов небольших групп по бухтам южного берега Северной бухты. Распределение средств было 50% самолето-вылетов на линию фронта и 50% на указанные выше цели.
Наши аэродромы неоднократно подвергались бомбардировкам немцев. Наиболее интенсивно бомбились аэродромы бухты Матюшенко и аэродром Херсонесский маяк. На Херсонесский аэродром произведено 7 налетов, и по бухте Матюшенко было три мощных бомбовых удара.
Тактика истребителей остается прежней, т. е. блокирование наших истребителей».
Переход к новой тактике позволил Рихтгофену более экономно расходовать свои силы и средства без снижения эффективности, и именно в последовавший вслед за этим решением период севастопольская оборона и получила то смертельное ранение, которое в конечном итоге привело к падению «черноморской твердыни». Обратной стороной медали стало еще большее истощение пилотов немецкой бомбардировочной авиации. Новая тактика предусматривала индивидуальное прицеливание и сбрасывание каждой бомбы калибром от 250 кг и более, в то время как раньше они сбрасывались сериями. Это означало, что каждый экипаж Ju-88 совершал в день до 25—30 атак с пикирования с высоты от 3500—4000 м до 800 м, что действительно находилось на пределе человеческих возможностей.
12 июня бои закипели с новой силой. Немцы наступали и на Северной стороне, и вдоль Ялтинского шоссе. Их пехота неохотно шла в атаку, при первой же необходимости вызывая на поддержку артиллерию и авиацию. Только после того, как последние наносили по оборонительным позициям разрушающий удар, их занимали наземные части. Именно так в тот день немцы овладели опорным пунктом, оборонявшим хутор Капигай. В тот же день противник окончательно овладел станцией Мекензиевые горы и деревней Камары.
В тот день 3-я ОАГ сосредоточила свои усилия на наступающих войсках 30-го корпуса. Снова все повторилось: сравнительно большие группы советских самолетов (за день слетали 20 Ил-2, 12 И-16 и 4 И-153 в штурмовом варианте, в сопровождении 33 Як-1, 5 И-16, 4 И-153) еще на подходе к линии фронта вступали в бой с превосходящими группами перехватчиков, но, несмотря на это, прорывались к цели и наносили свои удары. Залогом успехов стала тщательная проработка заданий на земле, деление истребителей прикрытия на несколько групп и их хорошее взаимодействие в бою. По итогам дня советская сторона потеряла в воздушных боях только «як» лейтенанта Шаренко, немецкая — «мессершмитт», который совершил посадку на своей территории (потерян на 30%). В то же время ударами штурмовиков были уничтожены два танка, 22 автомашины, две минометные батареи и до двух батальонов пехоты. Девять Ил-2 получили повреждения различной тяжести от зенитного огня, а десятый упал в море перед посадкой на Херсонесе, по-видимому, в результате ранения пилота (мл. лейтенант Дубровский погиб). Такие относительно безнаказанные действия советской авиации заставили штаб VIII авиакорпуса вновь взяться за организацию работы перехватчиков. Конкретными нововведениями стали: организация непрерывного наблюдения за всеми севастопольскими аэродромами специально выделенных наземных наблюдателей, которые засекали подготовку к взлету — прокрутку моторов — по тучам песчаной пыли, начинавшей подниматься над аэродромами. Имея прямую связь с аэродромом подскока «мессершмиттов» Польди (Poldi; по-видимому, так немцы называли аэродром Кача) и действовавшими в боевых порядках наступающих войск зенитными батареями, наблюдатели концентрировали их действия против русских. Батареи открывали заградительный огонь как по взлетающим самолетам, так и навесной траекторией по взлетной полосе, истребители большой группой шли наперехват. Впервые эта схема была апробирована немцами уже на следующий день.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.