2-й отряд, восточная Сербия, январь-октябрь 1942 г

9-11 января 1942 г. состоялась переброска окончившего развертывание 2-го отряда в район Бора, Неготина и Пожареваца для осуществления охраны стратегических объектов в этом секторе с подчинением 704-й пехотной дивизии (командующий – генерал-майор Хайнрих Боровский)[207].

К этому времени у отряда сменился командир – прежний, майор Егоров, 4 января был уволен по болезни, а его место занял оберст Борис Мержанов, пользовавшийся большой популярностью у солдат. Он родился в 1887 г. и этнически был полукровкой – украинцем по матери. Окончил Михайловское артиллерийское училище и Императорскую Николаевскую военную академию, дослужившись в российской армии до звания капитана. После революции Борис продолжал службу в армии Украинской державы, где получил повышение до войскового старшины, с 1 апреля 1918 г. занимая должность помощника начальника части по службе и обучению войск Генерального штаба. При этом, по его анкетным данным, украинским языком он владел слабо, а из иностранных знал немецкий. После антигетманского переворота Мержанов перешел на службу в Действующую армию УНР, с января 1919 г. занимая должность заведующего обучением Киевской инженерной школы[208].

Один из ее бывших курсантов, Иван Зварич, впоследствии вспоминал, что хотя Борис и уступал по популярности начальнику школы атаману Олександру Гетенко, но так же пользовался уважением подчиненных. В конце марта личный состав школы был переброшен на фронт под Проскуров, где участвовал в боях с Красной армией. В эти дни, в числе других офицеров, Мержанов получил из рук генерала Михаила Омельяновича-Павленко ленточку ордена Св. Архистратига Михаила (самих крестов в наличии не было)[209]. 16 мая 1919 г. он попал в польский плен под Луцком. После освобождения, по состоянию на сентябрь того же года, – офицер для поручений Главного управления Генерального штаба УНР. С 28 ноября 1919 г. Мержанов числился в рядах ВСЮР[210]. В эмиграции – председатель офицерского суда чести IV отдела РОВС[211].

Переброска русского подразделения заметно изменила расстановку сил в регионе. Зона ответственности 704-й пехотной дивизии простиралась от болгарской границы вдоль всего сербского берега Дуная до самого Белграда на 120 км в длину и 60 – в ширину. При этом ее личный состав на 15 января 1942 г. насчитывал лишь 5860 человек (170 офицеров, четыре зондерфюрера, 50 чиновников, 868 унтер-офицеров, 4768 солдат). Входившие в состав дивизии 724-й пехотный и 654-й артиллерийский (без одной батареи) полки, а также приданный ей III батальон 433-го пехотного полка были выделены для обеспечения безопасности Белграда и прилегающих районов. Всю остальную территорию номинально контролировал лишь один 734-й полк (2084 человека личного состава).

На I подотряд 2-го отряда (его 2-я сотня была конной, а 4-я – артиллерийской и имела на вооружении два 75-мм полевых орудия) была возложена задача обеспечения работы угольного рудника в районе Костолац – Кленовик – Чириковац. При этом он был придан батальону 734-го полка, который служил усилением при выполнении данной функции. Основные же силы Мержанова – II и III подотряды, усиленные двумя немецкими ротами – были сосредоточены для защиты рудника в Боре и прилегающего района. Штаб немецкого батальона и две другие его роты были выделены для охраны Дуная в районе Железных ворот. Еще один батальон 734-го полка располагался западнее Пожареваца, где охранял магистраль и служил полковым резервом[212].

Передислокация отряда РГЗО не осталось незамеченной со стороны партизан, но их разведка в разы завышала численность прибывших. Так, 26 января в одном из донесений пожаревацкого окружного комитета КПЮ говорилось о размещении в Пожареваце и окрестностях примерно 2000 русских. Кроме того, указывалось, что в том же районе дислоцировалось 600–700 немцев, 100–150 «недичевцев и льотичевцев» и около 150 жандармов. Нишский окружной комитет в конце зимы оценил численность войск на борском руднике в 400 немцев и 1500 русских[213].

По нашему мнению, завышение подпольем данных именно о частях РГЗО, при вполне точных оценках немецких, может свидетельствовать об умышленном распространении командованием Вермахта дезинформации о вновь прибывших подразделениях для сдерживания активности повстанцев в регионе.

После некоторых перемещений к началу весны штаб, штабная сотня (конный, велосипедный, саперный, санитарный, рабоче-технический, связной взводы) и III подотряд дислоцировались в Боре, штаб I подотряда, 2-я и 4-я сотни – в Пожареваце, 1-я сотня – в Костолаце, а усиленный 3-й сотней II подотряд – в Неготине[214].

Первые месяцы нахождения в восточной Сербии отметились лишь единичными патрульными рейдами (в том числе совместными с германскими частями), закончившимися без боестолкновений. Значимым событием в этот период стала инспекция подразделений отряда генерал-майором Штейфоном, начавшаяся в субботу 21 марта с посещения Бора. В посвященном событию репортаже говорилось, что за время пребывания в городе командующий посетил штаб отряда, осмотрел все помещения казарм, медпункт и гарнизонный лазарет, в котором находилось несколько больных добровольцев, посты вокруг города. Также он присутствовал на богослужении в церкви отряда и дважды побывал в Солдатском доме, произнеся речь перед солдатами и офицерами, имел встречи с директором рудника и начальником гарнизона. В полдень 23 марта Штейфон, в сопровождении Мержанова, отбыл в Неготин. Согласно статье, «от зоркого ока начальника не ускользнули, как естественные недочеты так и положительные стороны», командующим были высказаны как общая удовлетворенность от инспекции, так и «ценные указания и замечания»[215].

Воспоминания о ходе инспекции и содержании некоторых «ценных замечаний» оставил унтер-офицер конного взвода штабной сотни Сергей Вакар: «К приезду высокого начальства казармы и конюшни вычищены до отказа, и лошади стоят на аршинном слое сосновых опилок, полученных с рудника, в конюшне душистый запах сосны. […]

Генерал Штейфон, не вступая ни с кем в разговоры, но успевший обнаружить в казарме одну случайно оставленную паутинку – единственное, что его там заинтересовало, и к чему он успел придраться, – молча обходит конюшни, где придраться буквально не к чему. Случайно его взгляд падает на крохотный пучок сена, лежащий в проходе конюшни. Генерал указывает на него пальцем, и говорит полковнику [его российское звание – АС.] Попову:

– Полковник, что это за безобразие? […]

На этом все разговоры и опросы генерала окончились, и никаких ожидаемых благоприятных результатов [служащие надеялись, что по итогам инспекции будут решены проблемы со снабжением. – А.С.] от приезда командира корпуса в Бор не получилось»[216].

Вторая, более высокая, инспекция прошла 10 июня, когда 2-ю сотню осмотрел командующий на юго-востоке генерал Вальтер Кунце. Как говорилось в приказе по группе, он не только внимательно ознакомился с состоянием конского состава, снаряжением, оружием и обмундированием, но и подробно расспросил служащих о жизни в России и в эмиграции. По окончании проверки генерал выразил свою благодарность командующему сотни гауптману Евгению Иванову, сказав, что «видно, что люди и лошади в опытных и умелых руках»[217].

Обстановка в зоне ответственности 2-го отряда отличалась стабильностью и отсутствием крупных столкновений с повстанцами. Но в некоторых районах за ее пределами ситуация была иной, из-за чего 16 июня именно с подчиненными Мержанова произошел самый кровавый инцидент с момента создания группы. Согласно данным сербской полиции, около 5.00 утра группа партизан, общей численностью от 80 до 100 человек, одетых преимущественно в униформу бывшей югославской армии и вооруженных, в том числе автоматическим оружием, захватила железнодорожную станцию Мала Сувайа (линия Парачин – Зайчар). Ограбив станцию, они уничтожили около 200 м рельсового полотна за шлагбаумом на выезде. В 7.46 на станцию прибыл пассажирский поезд из Парачина, который был сразу же окружен коммунистами, приказавшими всем имеющим оружие сложить его и выходить из вагонов. Всего в составе, по тем же данным, находились шесть стражников полевой стражи из Парачина, семь вооруженных болгарских солдат, шесть служащих РГЗО, четыре сербских унтер-офицера из зайчарской роты, возвращавшихся с медицинской комиссии и поэтому бывших без оружия, и подпоручник уездного пограничного отряда из Зайчара. Они ехали в разных вагонах, в окружении обычных пассажиров, и поэтому не могли оказать организованного отпора, тем более что нападавшие объявили, что в случае оказания сопротивления закидают вагоны гранатами, после чего среди пассажиров, особенно женщин и детей, началась паника.

После того как сдались все представители силовых структур, повстанцы приказали пассажирам выйти, а машинисту – пустить поезд полным ходом в сторону разрушенного полотна, в результате чего произошло крушение локомотива и трех вагонов. Забрав с собой пленных и ряд гражданских, нападавшие скрылись. Позже в лесу в нескольких километрах севернее места нападения были обнаружены 15 трупов похищенных[218].

Атака была осуществлена группой из состава Тимокского партизанского отряда, под командованием Милана Цоича. Большая часть партизан, после занятия станции была распределена в засаду по обе стороны дороги, ударная группа была выделена для захвата паровоза, а комиссар отряда Момчило Сибинович находился на станции, контролируя, чтобы ее начальник принял поезд. Сразу же, как только состав оказался на станции, один из нападавших запрыгнул в кабину машиниста [219].

24 июня в «Ведомостях Охранной группы» было сообщено, что при данном нападении погибло пять служащих 2-го отряда: ветеринарный врач гауптман Михаил Шиллеров, а также Александр Барсуков, Александр Легкий[220], Феодосий Нагорный и Фридрих Радецкий-Микулич. В той же статье содержалось опровержение «волнующих слухов» о существовании приказа, запрещавшего брать в командировки и отпуска оружие, а также говорилось, что ветка считалась небезопасной и ездить по ней служащим РГЗО не рекомендовалось. Гауптман Шиллеров незадолго до этого был переведен в Белград, но настоял, чтобы ему разрешили вернуться во 2-й отряд. Вместе с ним должен был ехать обер-лейтенант Григорьев, уговаривавший его воспользоваться дорогой через Ниш, но врач предпочел более короткий путь через Парачин[221].

Насколько же необоснованными были слухи, опровергавшиеся в статье? Один из ветеранов впоследствии писал, что после произошедшего в начале года эпизода, когда при неосторожном обращении с винтовкой был ранен находившийся в командировке молодой служащий, действительно был издан приказ, запрещающий отпускникам и командированным брать с собой оружие. Он же приводит подробности расправы над похищенными – по его словам трупы были найдены подвешенными вниз головой[222].

Инцидент, связанный с неосторожным обращением с оружием находит полное подтверждение – 10 апреля 1942 г. под Пожаревацем сослуживцем при чистке винтовки был застрелен солдат 2-го отряда, грузин князь Игорь Химшиев[223].

Дерзкая акция партизан имела большой пропагандистский успех, на который и была нацелена. Здесь можно сказать, что сразу после совершения нападения Цоич приказал начальнику Малой Сувайи сообщить о произошедшем на соседнюю станцию. Сообщение о нападении было распространено и радиостанцией «Свободная Югославия»[224].

Период до конца осени в полосе 2-го отряда другими значительными событиями или крупными антипартизанскими акциями не отметился, поэтому будет оставлен за рамками настоящей работы. На 25 октября 1942 г. численность отряда составляла 1296 человек (из общего числа 9765, входивших в состав 704-й пехотной дивизии и приданных ей частей) [225].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.