ВЕЩЕВОЕ ДОВОЛЬСТВИЕ

ВЕЩЕВОЕ ДОВОЛЬСТВИЕ

В области удовлетворения потребностей армии вещевыми довольствиями мы увидим ту же картину, как и в области снабжения продовольствием.

«С самого начала войны главный интендант предвидел, — пишет генерал Лукомский{228}, — что требования армии превзойдут все нормы, определенные в мирное время, и принял меры для заготовки крупных запасов интендантского довольствия, дабы иметь возможность удовлетворить требования, которые могут поступить с фронта. Но и он ошибся в размере этих требований, и Интендантству также пришлось обратиться с заказами за границу на различные предметы снабжения. В том числе пришлось уже в 1915 г. сделать очень крупные заказы на обувь — преимущественно в Англии и в Америке. Эти заказы обошлись казне очень дорого; были случаи крайне недобросовестного их выполнения, и они заняли очень значительный процент тоннажа судов, столь драгоценного для подвоза боевых припасов.

Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно для всех, не исключая и интендантского ведомства. Оказался недостаток кож, недостаток дубильных веществ для их выделки, недостаток мастерских, недостаток рабочих рук (сапожников). Но все это произошло от отсутствия правильной организации.

На рынке кож не хватало, а на фронте сгнивали сотни тысяч кож, снимавшихся со скота, употреблявшегося в пищу для армии… Заводы для приготовления дубильных веществ, если бы об этом подумали своевременно, нетрудно было устроить; во всяком случае, не трудно было своевременно получить из-за границы и готовые дубильные вещества.

Рабочих рук было также достаточно, но опять-таки о правильной организации и развитии мастерских и кустарных артелей своевременно не подумали. На этой почве в некоторых районах государства произошли даже серьезные неудовольствия среди населения, вылившиеся в некоторых местах в беспорядки. В некоторых уездах местные уездные полицейские чины, получив распоряжение губернаторов о привлечении к работе в земских и интендантских мастерских сапожников из районов, не занятых работой на армию, решили вопрос просто — приказали всех сапожников, находившихся в селениях и других населенных пунктах уездов, собрать и, как арестованных, под конвоем чинов полиции доставить в уездные города».

Только что приведенная выдержка чрезвычайно показательна, ибо принадлежит перу ближайшего сотрудника генерала Сухомлинова, сотрудника, высоко ценящего деятельность своего начальника[103]. Поэтому обвинять генерала Лукомского в чрезвычайной строгости критики не приходится.

А между тем вышеприведенная выдержка рисует картину полной несостоятельности Военного министерства в деле снабжения. Оно «предвидит», но не учитывает размеров; оно делает заказы обуви за границей, занимает «драгоценный тоннаж» и не развивает производства в стране вследствие «отсутствия правильной организации» и т.д.

Особенно характерна фраза: «Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно…»

Но к этой несостоятельности Военного министерства присоединилась еще общая неподготовленность государства к ведению современной большой войны, требующей участия в борьбе не только армии, но и всех сил народа. И как это ни покажется странным с первого взгляда, даже в вопрос о снабжении армии сапогами примешивалась политика. Это явление настолько характерно для обрисовки громадных внутренних трений, существовавших в работе нашего глубокого тыла, что мы считаем себя вынужденными остановить внимание читателей на положении «сапожного» вопроса в изложении председателя Государственной думы М.В. Родзянко.

В своих воспоминаниях он рассказывает про свое посещение Ставки в конце 1914 г., где он имел беседу с Верховным главнокомандующим. Великий князь Николай Николаевич «говорил о Сухомлинове, которому он не доверяет и который старается влиять на решения Государя. Великий князь сказал, что его вынуждает к временной остановке военных действий отсутствие снарядов, а также недостаток сапог в армии»{229}.

«— Вот вы имеете влияние, — заметил Великий князь. — Вам доверяют. Устройте мне как можно скорее поставку сапог для армии.

Я ответил, что это можно устроить, если привлечь к работе общественные организации и земства. Материала в России много, рабочих рук также, но в одной губернии кожи, а в другой дратва, подметки, гвозди, а еще в какой-нибудь — дешевые рабочие руки, кустари-сапожники. Лучше всего было бы созвать съезд председателей губернских земских управ и с их помощью наладить дело. Великий князь отнесся к этому очень сочувственно.

Вернувшись в Петроград, я был в Организационном комитете Думы и расспрашивал членов Думы, как, по их мнению, лучше наладить доставку сапог. Обсудив, решили циркулярно запросить председателей управ и городских голов. Это было скоро сделано, и сразу посыпались благоприятные ответы. Так как возможно было ожидать противодействия со стороны правительства к созыву такого съезда, то я решил объехать и поговорить с некоторыми министрами в отдельности. Кривошеий, Сухомлинов и Горемыкин отнеслись к идее съезда весьма сочувственно и обещали поддержать мое предложение в Совете министров. Свидание же с министром (внутренних дел) Маклаковым вышло весьма оригинальным. На мое заявление, что Главнокомандующий поручил мне спешно заняться поставкой сапог для армии при посредстве земств и созвать для этого в Петрограде председателей городских и земских управ, Маклаков сказал: “Да, да, то, что вы говорите, вполне совпадает с имеющимися агентурными сведениями”.

“С какими сведениями?”

“По моим агентурным сведениям, под видом съезда для нужд армии будут обсуждать политическое положение в стране и требовать конституцию…”

Это заявление министра было до того неожиданно и нелепо, что я даже привскочил в кресле и резко ему ответил:

“Вы с ума сошли… Какое право вы имеете так оскорблять меня? Чтобы я, председатель Государственной думы, прикрываясь в такое время нуждами войны, стал созывать съезд для поддержки каких-то революционных проявлений! Кроме того, вы вообще ошибаетесь, потому что конституция у нас есть…”

“Вы, Михаил Владимирович, пожалуйста, не принимайте это за личную обиду, во всяком случае, без Совета министров я не могу дать разрешение на такой съезд и внесу этот вопрос на ближайшее заседание”.

Я сообщил Маклакову, что некоторые из министров обещали поддержать мое ходатайство, и ушел от него, возмущенный и расстроенный.

О съезде были уже разговоры с членами Думы, и неофициально многие из председателей управ были уже извещены о желании Главнокомандующего привлечь земства к работе на армию. Многие тотчас же откликнулись. Прислали нужные сведения, а некоторые, не дожидаясь приглашения, сами приехали в Петроград. Затем стали поступать ответы из земств, что заказы уже даны кустарям и мастерским, скупаются кожи и что работа идет вовсю. Одно из земств ввиду недостатка дубильных веществ послало своего человека в Аргентину. Даже некоторые из губернаторов и те откликнулись и писали, что вполне сочувствуют привлечению земств к военным поставкам. Министр Маклаков и тут постарался мешать, как он мог. Он распорядился, чтобы заказы шли через губернаторов, что возмутило общественные круги и затормозило дело. В то же время Маклаков издал знаменитый приказ, в котором запрещалось вывозить продукты из одной губернии в другую. Это уже совершенно стесняло и нарушало план использования продуктов и возможностей различных губерний. Через несколько дней я получил письмо Маклакова, в котором председатель Думы извещался, что его предложение о созыве съезда Советом министров отклонено и что дело поставки сапог передано главному интенданту Шуваеву, который и должен входить в сношение с земствами и городами. На другой же день является Шуваев и откровенно заявляет, что он не может этим заняться, что никогда с земствами дела не вел и что, по его мнению, земства не отнесутся с достаточным доверием к Интендантству и не станут с ним непосредственно работать. Шуваев просил как-нибудь помочь ему. Я откровенно ему ответил, что, раз Совет министров нашел, что мне нельзя поручить этого дела, мне остается вовсе от него отказаться.

Вскоре после того у меня был Горемыкин[104] для обсуждения вопроса о созыве Думы. Я напомнил ему в разговоре о его обещании поддержать предложение о Земском съезде.

“Какой съезд? — удивился Горемыкин, — ничего такого мы вовсе не обсуждали в Совете…”

Я показал Горемыкину письмо Маклакова. Он прочел с большим изумлением и опять повторил, что вопрос в Совете министров вовсе не обсуждался, а про Маклакова он заметил:

“Il a menti comme toujours…”»[105]

Все эти трения привели к тому, что в 1915 г. в армии начал ощущаться «сапожный» кризис.

Из личного опыта могу засвидетельствовать о той трагедии, которую испытала пехота VII армии в декабре 1915 г. Эта армия, начальником штаба которой я был назначен в октябре 1915 г., предназначалась для десантной операции против Болгарии с целью помочь Сербии. Ввиду крайне подозрительного поведения в этом отношении Румынии эта десантная операция не могла состояться, и VII армия была перевезена в конце ноября в Галицию, в состав Юго-западного фронта.

Высадившись с железной дороги, части этой армии должны были пройти 4–5 переходов, чтобы занять назначенные на фронте места. Это походное движение совпало с осенней распутицей, и пехота потеряла свои сапоги. Тут начались наши страдания. Несмотря на самые отчаянные просьбы о высылке сапог, мы получали их столь ничтожными порциями, что пехота армии ходила босая. Такое катастрофическое положение длилось почти два месяца.

С началом 1916 г. положение улучшилось и потребности армий в обуви стали удовлетворяться; за весь 1916 г. в армии и их тыловые склады было выслано до 29 миллионов пар обуви, большая часть которой была изготовлена в России{230}.

Мы не будем останавливаться на изложении вопроса об удовлетворении потребностей армии в остальных предметах вещевого снабжения, а также обозного и прочего[106] имущества. Такого острого кризиса, как в снабжении обувью, в прочих видах снабжения не приходилось переживать. Но общая картина остается та же. В кампанию 1914 г. и в первую половину 1915 г. происходили растрата всех запасов и бессистемные попытки восстановления их. Военное министерство никак не может уяснить себе размеры потребностей, а также, что и как можно получить из страны. Для Сухомлинова и его сотрудников все возникает «как-то сразу», «неожиданно для всех». Поэтому говорить о каком-либо предвидении не приходится. В 1916 г. во всех областях снабжения положение улучшается. Активное выступление общественных сил страны сказывается везде, но все-таки настоящей организации, которая позволила бы получить максимум снабжения при наименьшем напряжении страны, нет нигде. Начавшийся же с революцией развал тыла отражается во всех отраслях снабжения армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.