НАЦИИ И РЕАКЦИИ

НАЦИИ И РЕАКЦИИ

 13 октября 1827 года, когда русская эскадра еще стояла на Наваринском рейде, Гейден направил управляющему российским министерством иностранных дел Нессельроде письмо, в котором расставил некоторые важные, по его мнению, акценты произошедшего события:

«1. Г-н вице-адмирал Кодрингтон, под начало которого я был поставлен, лично наметил проект и план входа наших эскадр в Наварин.

2. Первый выстрел был произведен с брандера под турецким флагом; в результате был убит один английский офицер и несколько матросов.

3. Английские и французские фрегаты первые ответили на это нападение.

4. Наши корабли открыли огонь лишь после того, как батареи форта и турецкие корабли подвергли их шквальному обстрелу, ведя огонь главным образом по флагманскому судну. [...]

Показания христианских и турецких пленных сходятся в том, что истинными виновниками происшедшей катастрофы являются Ибрагим-паша и его родственник Мохарем-бей. [...]

Известно также... что Ибрагим в бессильном гневе... теперь воюет не только с людьми, но и с самой страной, сжигая и уничтожая все фруктовые деревья и произведения земли в округах, которые ему удается захватить. [...]

Уверяют, что его армия — пехота и кавалерия — насчитывает свыше 20 тыс. человек, но потеря флота и нехватка провианта вынудят его стянуть свои войска в крепости и просить о капитуляции, или же он попробует пробиться через Морею, чтобы устремиться через Коринфский перешеек в материковую часть Греции».

Победа при Наварине вызвала бурное ликование в Греции. В истории национально-освободительной борьбы этой страны была открыта новая страница, одна из последних в ней. 12 октября представители Морей обратились к трем союзным адмиралам с благодарственными адресами. В ответном письме было подчеркнуто, что победа в Наваринском бою окажет «решающее влияние на судьбу Греции».

 Главнокомандующий английской армией А. У. Веллингтон

С удовлетворением встретил известие о наваринской победе русский император Николай I. Он считал это событие свидетельством единства союзников и наградил русскими орденами Кодрингтона и де Риньи. В письме от 8 ноября 1827 года, направленном Кодрингтону, царь писал: «Вы одержали победу, за которую цивилизованная Европа должна быть вам вдвойне признательна. Достопамятная Наваринская битва и предшествовавшие ей смелые маневры говорят миру об одной лишь степени рвения, проявленного тремя державами, — в деле, бескорыстие которого еще более оттеняет его благородный характер; они доказывают также, что может сделать твердость против численного превосходства, искусно руководимое мужество — против слепой отваги, на какие бы силы последняя ни опиралась. Ваше имя принадлежит отныне потомству... Посылаю вам прилагаемый орден Св. Георгия 2-й ст. Русский флот гордится, что заслужил под Наварином ваше одобрение. Мне же особенно приятно заверить вас в чувствах питаемого к вам уважения».

Совсем иначе отнеслись к славной победе английские правящие круги. Русский посол в Лондоне Ливен в депеше на имя Нессельроде от 18 марта 1828 года отметил, что это событие вызвало у британского руководства «смешанные чувства гордости и страха». Получив известие о наваринской победе, английский король Георг IV воскликнул: «Какое неожиданное событие!» Он был крайне раздражен действиями Кодрингтона. Выступая в парламенте в ноябре 1827 года, король назвал Наваринское сражение «нежелательным явлением». В тронной речи, зачитанной от имени Георга IV на открытии сессии британского парламента 29 января 1828 года, было вновь выражено явное недовольство Наваринским сражением. При этом ни слова не было сказано о возможности дальнейших совместных действий союзников в отношении Турции во исполнение Лондонского договора.

События у Наварина были использованы сторонниками Порты в сложной парламентской игре, в результате которой в начале 1828 года к власти пришел кабинет консерваторов во главе с герцогом Веллингтоном. В письме Гейдена к Нессельроде от 28 февраля 1828 года русский адмирал сообщает министру о недовольстве английского правительства действиями Кодрингтона: «В одном из последних наших свиданий с сэром Кодрингтоном мы разговорились довольно откровенно о неприятных обстоятельствах, которые, дав лорду Веллингтону управление делами, сделали Сент-Джемский кабинет[24] колеблющимся и нерешительным. Вместо точных и положительных инструкций, которые сэр Кодрингтон потребовал у своего правительства, он получил доселе только вопросные пункты касательно Наваринского дела, как это делается при судебном следствии. На эти вопросные пункты он написал весьма замечательный ответ. Несмотря на это, недавно от него потребовали снова излишних и бесполезных объяснений».

В том же письме Гейден обрисовал и общую политическую ситуацию, сложившуюся после событий в Наварине: «Положение Греции весьма критическое... друзья Порты и представители некоторых европейских держав уже воспользовались скандальными дебатами в парламенте, чтобы дать им тысячу толкований и распустить повсюду слухи о том, что якобы договор от 6 июля[25] будет вскоре аннулирован или по крайней мере изменен в выгодную для Турции сторону».

Всю ответственность и «вину» за события у Наварина английское руководство свалило на Кодрингтона и уволило его с флотской службы. По этому поводу Кодрингтон написал в своей книге: «Первой сошла с общего пути Англия, когда король ее в своей речи назвал Наваринскую битву «неожиданностью». В письме Гейдену от 18 ноября 1828 года он отметил одну из причин такой перемены в поведении английской стороны: «Не забывайте, что Россия — пугало, которое тревожит значительную часть французов и англичан, которые боятся, как бы ваш добрый император не поглотил всю Турцию живьем с костями и мясом. Подозреваю, что здесь именно ключ к разгадке, почему наше правительство согласилось на занятие Морей такою значительною французскою армиею».

 Гейден выразил свое огорчение и возмущение по поводу увольнения английского адмирала в письме к нему, написанном 19 июня 1828 года. Вместе с письмом Кодрингтон получил подарок — саблю, изготовленную одним сибирским мастером в честь наваринской «виктории». Вероятно, в ответ на это внимание 6 августа Гейдену пришло письмо от матери Кодрингтона, написанное на острове Мальта: «Дорогой граф Гейден. Я хотела бы дать Вам, всем Вашим и в особенности Вашему Августейшему Государю понятие о той благодарности, которая пробудилась у одинаково преданной жены и матери в отношении моего адмирала и нашего дорогого сына. Но это совершенно невозможно. И все-таки я не могу перенести близкого отъезда из этой части света без того, чтобы не попытаться высказать Вам, какие благодарные чувства возбудил во мне этот поступок. То, что один из союзных государей, одинаково с другими заинтересованный в результате, наградил главнокомандующего в Наваринском бою, — это мне кажется вполне естественным и последовательным, но кто может вполне оценить, как оно того заслуживает, то прекрасное письмо, которое сопровождало государеву наградную грамоту, полное самых деликатных и утонченных, а потому и самых сильных и приятных похвал. Я думаю, что никто не может лучше оценить его, как сыновья, дочери и жена адмирала. Что касается моего сына, как могу описать я мои чувства, когда увидела его в первый раз после выздоровления, награжденного государевым орденом».

Несомненно, чувства эти усиливались от явного различия в отношении к Кодрингтону в Англии и России. Целых два года он был отстранен от службы и только в 1830 году по восшествии на престол короля Вильгельма IV вновь вернулся на флот. Любопытно здесь то, что новый король до своего воцарения был принцем Кларенским, занимавшим пост первого лорда английского Адмиралтейства. Именно он в инструкции, полученной Кодрингтоном перед событиями у Наварина, уполномочил последнего на самые решительные действия.

Во Франции кабинет министров, возглавлявшийся тогда Виллелем, выразил удовлетворение результатом Наваринского сражения. Общественное мнение страны в основном поддерживало греков. Но позиция французского кабинета, очевидно, не была твердой. Русский посол в Париже К.О. Поццо-ди-Борго писал в Петербург 27 октября 1827 года: «Боясь, что Россия пойдет дальше[26], чем они того хотят, лондонский и парижский кабинеты будут сближаться во всем, что может способствовать ее сдерживанию». Во все века у наших союзников одна «забота» — возможное усиление России и ее позиций. В письме на имя Нессельроде от 4 ноября того же года русский посол в Англии Ливен высказал свои сомнения в искренности позиции французского кабинета, основывающиеся на недоброжелательности кабинета по отношению к грекам.

 В том же письме Ливен затрагивает и позицию Австрии, которая пыталась сыграть роль посредника в конфликте в Морее, но безуспешно. Сообщение о победе при Наварине вызвало у австрийского двора крайнюю досаду и раздражение. Посол в Вене Д.П. Татищев в депеше от 28 октября 1827 года сообщал Нессельроде, что новость о сражении «произвела самое тягостное впечатление на Франца I». Австрийский император назвал Кодрингтона, де Риньи и Гейдена убийцами.

Турция, естественно, очень болезненно отреагировала на поражение. Поначалу она упорно стала добиваться от союзников возмещения за убытки, понесенные при разгроме флота. Однако очень быстро, уже 29 октября 1827 года, она получила ноту трех держав, в которой эти требования были решительно отвергнуты: «убытки Порте за потерю флота в Наваринском сражении возмещены не будут, ибо агрессия исходила от османской эскадры».

 И.K. Айвазовский. Вид Леандровой башни в Константинополе

И. К. Айвазовский. Башни на скале у Босфора

В то же время великий визирь Оттоманской Порты Селим-паша направил письмо австрийскому канцлеру Меттерниху, в котором выражалось согласие принять «добрые услуги» Австрии в урегулировании ситуации в Греции. Однако союзные державы не нуждались в посредниках и действовали самостоятельно. 10 ноября 1827 года дипломатические представители России, Великобритании и Франции в Турции провели конференцию, на которой решили «предпринять еще одну попытку переговоров посредством прямой встречи с реис-эфенди». В протоколе отмечались условия для их дальнейшего пребывания в Константинополе: 1) обязательное восстановление Портой отношений с дипломатическими представительствами союзных держав; 2) прекращение военных действий; 3) предоставление грекам прав, гарантированных Лондонским договором.

Через два дня состоялась встреча дипломатических представителей трех союзных государств в Константинополе с реис-эфенди. На ней Турции снова предложили согласиться на установление перемирия между нею и Грецией и на посредничество союзников. Порта наотрез отказалась принять эти предложения. После этого отказа Рибопьер, Каннинг и Гийемино объявили о своем отъезде из Константинополя. В протоколе их совместной конференции от 15 ноября 1827 года они заявили: «Ввиду упорного отказа Оттоманской Порты принять предложения трех союзных держав их представители решили объявить реис-эфенди о невозможности своего дальнейшего пребывания в Константинополе и запросить паспорта для выезда». Порта всячески стремилась воспрепятствовать этому. 28 ноября Каннинг и Гийемино отбыли из Константинополя, после них — 10 декабря — Рибопьер. В своей последней депеше Нессельроде от 4 декабря он сообщал, что его положение стало «более нетерпимым» ввиду мер, предпринимаемых Портой против российских судов и подданных, и невозможности им помочь. Российским, английским и французским подданным в Турции было объявлено, что лица, неугодные Порте, будут высланы из столицы. Вскоре после отбытия представителей союзных держав турецкие власти предприняли репрессивные меры в отношении христиан, сначала православных, а затем и католиков. Консулы трех держав, оставшиеся на территории Османской империи, спустили флаги на своих зданиях и передали незавершенные дела голландскому генеральному консулу в Константинополе.

«Перечень» мер против союзников есть в ряде документов того времени. В письме русского посла в Лондоне Ливена на имя госсекретаря Великобритании Дадли от 11 февраля 1828 года говорится: «Оттоманская Порта приняла в отношении союзных держав и особенно России жесткие меры (несколько сот британских, французских и русских подданных были вынуждены покинуть Константинополь; для торговых судов трех держав и ряда других стран закрыт проход через Босфор; нарушаются все постановления Аккерманских соглашений; мусульман призывают готовиться к войне)».

Специальным указом Порта объявила Россию вечным и непримиримым врагом Турции и всех мусульман. Был обнародован также указ о всеобщем ополчении за веру и отечество. Столица была перенесена в Адрианополь, султан встал во главе войска. 14 апреля 1828 года вышел манифест о войне с Турцией. При этом Николай I заявил, что вопреки мнению султана он не собирается разрушать Османскую империю, а только намерен добиться исполнения Турцией ранее подписанных договоров и Лондонского соглашения по урегулированию греческого вопроса. Кроме того, русский император в любой момент готов к мирным переговорам. Русским войскам в Бессарабии был отдан приказ о вступлении на турецкую территорию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.