Стратостат «СССР-3»

Стратостат «СССР-3»

Изготовление «СССР-3» началось в 1934 г., завершилось в 1935 г. Аппарат был не столь грандиозен, как «СССР-2», однако достаточно внушителен. Объем оболочки составлял 157 000 м³ и позволял рассчитывать на достижение максимальной расчетной высоты полета – 25–27 км.

Оболочку выполнили из двухслойного прорезиненного шелка (в верхней части из четырех слоев). После пожара оболочки «СССР-2» признавалось, что ткань, покрытая серебристой краской, сильно электролизуется и становится пожароопасной. Поэтому использовалась неокрашенная, прорезиненная ткань желто – золотистого цвета.

Трехместная герметическая гондола, которую изготовили на авиазаводе № 39, имела уже освоенную конструкцию, однако диаметр ее в соответствии с полученным опытом увеличили до 2,5 м. С наружной части гондолу обшили перкалем. В нижней ее части крепился балласт – 500 кг дроби. Средства спасения включали один специальный гондольный парашют, снабженный шелковыми стропами длиной 36 м и три индивидуальных парашюта для каждого члена экипажа. Питание кислородом рассчитали на 45 часов полета для комплекта групповых баллонов и на 15 часов для индивидуальных баллонов. Вес всей системы (гондолы и оболочки) составлял 4,5 т.

Весной 1935 г. утвердили экипаж, состоящий из опытных аэронавтов: полковник Прокофьев (командир), бригадный инженер Семенов (начальник кафедры воздухоплавания Военно – воздушной академии им. Жуковского), военный инженер 2–го ранга Прилуцкий. Впрочем, дата установления нового рекорда постоянно откладывалась, и для того имелись веские причины.

Высота «СССР-3» при отрыве от земли составляла 123 м, поэтому осуществление старта представляло довольно сложную проблему. Требовались особые погодные условия – полный штиль или слабый ветер со скоростью до 2–3 м/сек вплоть до высоты над землей 150 м. После готовности стратостата уже летом 1935 г. его неоднократно пытались запустить, ловили погоду, но без особого успеха. Пытались взлететь из оврага, но, как оказалось, ветер даже 3 м/сек превращал подготовку старта в рискованное мероприятие. Различными специалистами в этот период предлагаются «надежные» безветренные места – Энгельс (школа летчиков), Вольск, «Николина гора» под Москвой. Последний из указанных вариантов представлял собой площадку в 16 км восточнее Звенигорода, окаймленную возвышенностью до 60–80 м.

Активная подготовка, в которой явно угадывалось нетерпение участников и готовность даже к самопожертвованию, начинала нервировать руководство (в частности Ворошилова), которое после произошедших неудач не хотело более рисковать и требовало максимальной уверенности в успехе. Наконец, 23 августа 1935 г. последовало постановление СНК № 1872 «О полетах в стратосферу», которое утвердил Председатель Совета В. М. Молотов. Смысл постановления был прост и понятен: запретить все полеты в стратосферу без особого разрешения ЦК и СНК. Чуть более чем через две недели, 10 сентября 1935 г., нарком обороны К. Е. Ворошилов на докладе Я. И. Алксниса о готовности стратостата «СССР-3» к полету начертал: «Полет запретить. Если кто хочет летать, пусть сначала как следует подготовится, а потом уже «горит желанием получить орден».

Проект стратостата с прикрепленным к оболочке спасательным парашютом, разработанным в ЦАГИ в 1936 г.

Отмена рекордного полета в 1935 г. на самом деле не означала, что опыты с подъемом на высоту на аппаратах легче воздуха закончились. Жизнь, служба и полеты воздухоплавателей продолжались. 2 октября 1935 г. Прокофьев и Семенов совершили полет на сферическом аэростате с открытой гондолой на высоту 9300 метров и приземлились в 80 км от Москвы у деревни Софьино. Это был опытный полет с новым кислородным оборудованием. Кроме того, посадку удалось осуществить с полностью заполненной, почти шарообразной оболочкой. При снижении пилоты впускали в оболочку воздух и смешивали его с газом. В соответствии с заранее разработанным планом часть полета проходила ночью, так как в 1936 г. планировалось запустить аэростат для исследования солнечного затмения.

Вся указанная деятельность и подготовка стратостатов происходили при Опытно – испытательном воздухоплавательном дивизионе, базирующемся в Кунцево. Это подразделение развилось из 2–го дивизиона аэростатов наблюдения, сформированного в 1926 г. Затем здесь стали экспериментировать с аэростатами заграждения, в 1935 г. образовали стратосферное отделение. Командиром дивизиона являлся полковник Прокофьев, в его подчинении находились 20 инженеров, 70 человек командного и технического состава, 217 красноармейцев.

Нужно отметить, что деятельность дивизиона происходила в непростых условиях, к личности Прокофьева в руководстве ВВС с определенного момента наметилось негативное отношение. В такой области как воздухоплавание, где далеко не все зависит от человеческих возможностей, весьма сложно было обойтись без летных происшествий. Именно такой случай произошел на учебных подъемах дивизиона в Звенигороде 20 июня 1936 г. В результате сильной грозы и последующего попадания молнии 9 аэростатов сгорело, еще 8 унесло шквалистым ветром. После этого дивизион обследовала специальная комиссия, которая припомнила многие другие происшествия и недостатки, в том числе и случай со сгоревшей оболочкой «СССР-2». В 1937 г. обстановка еще более обострилась, участились проверки, арестовали директора завода № 39 Марголина, а Прокофьева 11 августа 1937 г. личным приказом Я. И. Алксниса сняли с командования дивизионом. Однако он по – прежнему оставался командиром экипажа, определенного для осуществления рекордного полета.

Начиная с середины 1935 г. для обеспечения безопасного старта «СССР-3» высказывалось много предложений, основной смысл которых сводился к уменьшению высоты стратостата в момент наполнения оболочки. После длительных обсуждений остановились на варианте, в котором на оболочку надевалась особая укорачивающая сетка – корсет, придающая всей системе бо2льшую неподвижность. Снималось приспособление выдергиванием специальной стропы, в ходе многократных испытаний его работоспособность вполне подтвердилась.

Летом 1937 г. «СССР-3» твердо решили запустить. Неоднократно проверяли оболочку и герметичность гондолы, заменили электропроводку, часть приборов. На авиазаводе № 84 изготовили новое приспособление с сеткой, уменьшающей высоту субстратостата на старте до 40–50 м. Герметическую гондолу экипажа для обеспечения аварийного спуска оснастили наружным парашютом.

14 мая 1937 г. Прокофьев доложил Начальнику ВВС Алкснису о готовности «СССР-3» к старту. Подготовка на этот раз велась весьма обстоятельно. В специальном постановлении ЦК ВКП (б) в отношении предстоящего запуска стратостата особо указывалось, что всякое освещение предстоящего события впредь до специального разрешения категорически запрещено. Старт должен был состояться за 30 минут до восхода солнца, стартовую команду определили в 326 человек, для связи с экипажем на длинных и коротких волнах изыскали 39 адиоточек, мобилизовали в том числе и радиолюбителей.

В ночь на 3 сентября 1937 г. состоялась очередная попытка старта. Однако при соблюдении мер особой осторожности заполнение газом затянулось, поэтому вместо намеченных 4.00 часов готовность наступила лишь только в 5 часов утра. К этому времени ветер усилился до 4–5 м/сек, поэтому дальнейшие приготовления пришлось отменить: газ выпустили, оболочку снизили.

Утром 18 сентября 1937 г., в 7 часов 50 минут, на летном поле воздухоплавательного дивизиона в Кунцево в присутствии начальника ВВС Алксниса «СССР-3» вновь наполнили водородом. По причине повышенной влажности к гондоле подвесили увеличенный балласт – стартовый вес стратостата составил 5534 кг вместо 4894 кг.

В самый момент старта система полного раскрытия оболочки не сработала, стягивающая сетка – корсет заела. Как выяснилось, из разбухшей от влаги заплетенной косы не вышла стропа разрывного полотнища. Послали наверх на шаре – прыгуне красноармейца, который поднялся и разрезал злополучную стропу. После этого одновременно с отрывом от земли началось полное раскрытие стратостата. Очевидно, в указанный промежуток времени произошло самопроизвольное вскрытие разрывного полотнища оболочки, никем не замеченное.

На высоте 700–800 м, когда стратостат полностью раскрылся, наблюдатели с земли отметили начало его снижения, сначала медленного, затем все более ускоряющегося. Через 15 минут после старта «СССР-3» с вертикальной скоростью 7–8 м/сек (по другим данным, 10–12 м/сек) приземлился в четырех километрах от места старта на стадионе авиазавода № 22 в районе Филей. В момент аварийного приземления экипаж получил ранения, поэтому всех троих стратонавтов доставили в Кремлевскую больницу.

Комиссия, расследовавшая аварию «СССР-3», определила: «причиной аварии является самопроизвольное вскрытие разрывного полотнища. Предполагается, что расцепление косы (разрывной вожжи) вследствие ее намокания во время старта (стопроцентная влажность воздуха) происходило с трением, по величине равным усилию, требуемому для вскрытия разрывного полотнища».

Известный журналист Бронтман, который живо интересовался всеми приготовлениями к советским авиационным рекордам, записал в дневнике свое описание аварии:

«16 марта 1939 г.

Старт стратостата «СССР-3».

После многих фальстартов, когда мы уже почти перестали верить в реальность этой затеи, Прокофьев вдруг как-то ночью позвонил мне и сообщил, что вылет разрешен и через несколько часов они летят. Я, Галин и еще кто-то немедленно поехали туда. С вершины Поклонной горы мы увидели яркое зарево прожекторов, рассекающих ночную тьму. Сомнений не было. Мы мчались туда.

Приехали. Пропуска уже были готовы, привезли с собой свежие номера «Правды». Прокофьева и его экипаж я застал уже на поле. Он взял газеты и засунул их за какой-то прибор в гондоле. Ветер, насколько помню, был слабенький. Гигантский баллон быстро наполнялся.

– Мехлис приедет? – спросил меня Георгий.

– Обещал.

Во время предыдущих стартов Прокофьев разработал систему второго старта, т. е. систему двойных строп, вытягивающихся на полную длину лишь на высоте нескольких десятков или сотен метров. Это позволяло уменьшать при старте высоту всего сооружения. Сие было очень важно, так как каждые несколько десятков метров высоты возносили купол баллона в более высокий слой воздуха, где всегда был ветерок.

Кроме того, была приспособлена особая сетка на баллон, облегчающая наполнение стратостата водородом, придававшая баллону большую неподвижность. Снималась она выдергиванием одной веревки. Сетка неоднократно испытывалась при наполнении судов и неизменно давала хорошие результаты. А тут вдруг заело. Наполнение закончилось, надо лететь, а сетка не слазит. Послали одного красноармейца на прыгуне посмотреть, в чем дело. Он взвился вверх, и на высоте 50–60 метров вдруг сиденье под порывом ветра выскользнуло из-под него. Все ахнули. По счастью, парень успел уцепиться за одну стропу. Внизу немедленно раскинули и растянули брезент. Но он благополучно спустился.

Послали другого. Какого-то чуваша. Разувшись, он взял в зубы нож и полетел. Забрался наверх, разрезал заклинившую веревку. Опустился вниз. И тут выяснилось, что раскрытый нож он забыл наверху. Снова несчастье. Прокофьев рвал и метал. Послали третьего, и он привез нож.

Георгий долго расспрашивал его – не заметно ли каких-нибудь разрезов, разрывов на оболочке. Все было в порядке.

– Экипаж, в гондолу! – приказал стартер.

Они влезли. Началось взвешивание. Прокофьев из окна командовал отлетом, убавлял запас балласта. Наконец, все в прядке. Из люка высовывались Прилуцкий и Семенов. Наш фотограф хотел снять всех троих. Я попросил их соединиться. Они поморщились, торопясь, но исполнили просьбу.

Георгий вылез, простился. Мы расцеловались. Я ему напомнил о радиограмме в «Правду», передал заранее заготовленный мною текст приветствия.

Уже рассвело. Раздались обычные команды.

– Дай свободу!

– В полете!

Прокофьев стоял на крышке цилиндрического ствола гондолы, держась за стропы. Под аплодисменты всех стратостат начал подниматься.

– Есть в полете! – крикнул Прокофьев.

Его несло на лесок, по направлению к Москве. Над этим леском он вдруг начал немного снижаться, очевидно, попав в какой-то поток. Ребята стравили немного балласта, и шар снова пошел вверх.

Я отошел к окошку радиостанции.

– Связь есть! – обрадованно крикнул мне радист.

Шар поднимался. Мы гадали – сколько у него высоты.

– 500.

– 600.

– 700.

– Несет прямо на Москву. Вот москвичи насмотрятся.

Вот они дали воздушный старт. Мы видели, как гондола сразу опустилась вниз и стратостат вытянулся. Что-то он начал снижаться. Потянулся дымок выпускаемого балласта.

– Это от динамического удара, – сказал стоявший рядом начальник ЦВС.

Но шар все снижался, быстрее, быстрее. Почуяв неладное, я стремглав кинулся за ворота, к своей машине. Через мгновение услышал команду Украинского:

– Все к машинам, к стратостату. «Аварийку» и «санитарку» срочно!

Вскочив в свою машину, я крикнул шоферу «Вперед!». Он, уже видя, в чем дело, держал ее на газу. Мы ринулись впереди всех по шоссе. И вдруг мостик под нами сел. Машина увязла. Остальные потянулись через лес.

А стратостат падал. Больше всего я боялся пожара. Выскочив из машины, я побежал по шоссе. Мимо мчался кто-то из знакомых авиаторов. Он чуть притормозил, и я на ходу вскочил.

Стратостат упал на территории спортивной площадки поселка соседнего завода. Мы проломились сквозь толпу. Она наседала. Я прикрикнул на растерянных милиционеров и красноармейцев – они начали оттеснять, заключили кольцо рук.

Оболочка, повиснув на деревьях, медленно оседала. Гондола лежала на боку. Ивовый амортизатор с одной стороны был сбит и смят до тела гондолы. Видимо, удар был весьма солидным. Но укрепленные на гондоле приборы и колбы для взятия проб воздуха не пострадали. Люки были открыты. Заглянув, я увидел, что приборы вроде целы. За одним из них я увидел привезенные мною номера «Правды». Они лежали так, как их положил Прокофьев.

Прокофьев лежал на земле, раздетый, без комбинезона, сапоги сняты. Он приподнялся на одной руке и попытался закурить. Возле стоял бледный и растерянный Украинский.

Георгий, увидев меня, знаком подозвал.

– Как ты себя чувствуешь? – кинулся я к нему.

– Ничего, сойдет, жив. Как ребята? Позвони, Лазарь, сейчас же в Кремлевку, пусть пришлют врачей. Скорее!

Мимо меня на руках пронесли Семенова.

– Где телефон? – спросил я милиционеров.

Они мне сказали, что ближайший есть в клубе. Я перемахнул через несколько заборов. Нашел клуб. Он был закрыт на замок. Заглядывая в окна, я увидел в одной комнате телефон. Рядом со мной бежал милиционер. Я высадил стекло и влез. Он за мной. Я позвонил в Кремлевку. Сообщил, что и где. Сообщил в институт Склифосовского.

Там только спросили тревожно:

– Живы?

Затем позвонил дежурному по НКВД.

Пока добирался обратно, стратонавтов увезли в заводскую поликлинику. Мы кинулись туда. Врач растерянно и волнуясь сообщил, что их уже отправили в Кремлевку.

– Как их самочувствие?

– Прокофьев ничего. У него, как будто, все цело. Семенов без сознания. Прилуцкий жалуется на боль в спине – видимо, повреждены позвонки.

Мрачные, мы уехали в редакцию. На следующий день (или через день) было опубликовано коротенькое сообщение об аварии.

Через несколько дней я добился разрешения повидать стратонавтов. Приехал в Кремлевку. Встретили они меня радостно. Прокофьев с Прилуцким лежали в одной палате. Прилуцкий мог лежать только на животе, Георгий немного вертелся.

Оказалось, что больше всех пострадал Прокофьев. У него были повреждены два позвонка, появилась временная атрофия кишечника, разбита ступня. У остальных – смещены позвонки, треснуты ребра.

Прокофьев расспрашивал меня о подробностях, видимых с земли, затем рассказал:

– Случилось это на высоте 1200 метров. Мы начали падать. Очевидно, при втором старте как-то задели веревку разрывного. Балласт не помогал. Могли бы выброситься с парашютами, но в таком случае стратостат и приборы пострадали бы, а так мы до последней минуты задерживали падение, и все сохранилось в целости.

Потом зашел к Семенову. Он лежал в отдельной комнате, в довольно мрачном настроении.

– Боли сильные, – сказал он. – Больше меня беспокоит, что не смогу летать. Врач говорит, что повреждения серьезные.

Я рассказал ему о разговоре с Прокофьевым.

– Чепуха, – ответил Семенов. – Мы выброситься не могли. Слишком долго пришлось бы выбираться, а высота небольшая. Ведь мы сначала думали, что снижение временное и его удастся остановить. Пока пытались – потеряли несколько сот метров. Прокофьев мог выброситься – он стоял наверху, на раструбе, но, очевидно, один без экипажа не захотел.

Пробыли они в больнице несколько месяцев».

После неудачи «СССР-3» попытки завоевания рекорда высоты были прекращены. Через два месяца после аварийного старта арестовали начальника ВВС Я. И. Алксниса, а после него никто не смог решиться на осуществление столь рискованных мероприятий, каковыми являлись запуски стратостатов.

В заключение следует отметить, что планов и вариантов завоевания стратосферы при помощи аппаратов легче воздуха имелось предостаточно. Назовем лишь те, о которых известно документально.

Еще в 1935 г., в период затянувшейся подготовки «СССР-3» к старту, в Управлении ВВС утвердили ТТТ на два новых стратостата:

– «СССР-2бис» с объемом 180 000 м³ и диаметром 70,5 м для подъема на высоту 26–27 км.

– «СССР-3» с увеличенным объемом 300 000 м³ и диаметром 83 м для подъема на 29–30 км.

Таким образом, «СССР-2» в новой модификации «бис» предполагалось использовать с уменьшенным объемом оболочки. Затем, в случае успешного полета, успех можно было «нарастить», используя гигантскую оболочку на 300 тысяч кубических метров.

Еще один неожиданный проект, называемый иногда «стратостатом Главрезины», обсуждался руководством ВВС в период 1935—37 гг. Нужно отметить, что предлагаемая идея являлась довольно авантюрной. Сверхлегкий упрощенный стратостат объемом 31 000 м³ рассчитывался на достижение высоты 26–27 км. Оболочка его для уменьшения веса состояла из тончайшего, однослойного, прорезиненного шелка. Гондола, называемая «кабина – скафандр», из прорезиненной материи, наполнялась кислородом на земле, оборудовалась двумя маленькими иллюминаторами диаметром 10 см. Пилот один, он находился в согнутом положении, дышал через кислородную маску. Первоначально предлагался по причине малого роста опытный аэронавт К. Д. Годунов, однако скоро его кандидатуру по возрасту – 40 лет – отклонили.

На задуманном стратостате не предполагалось ни связи, ни гайдропа, ни амортизации, ни исследовательской аппаратуры. Это было первое предложение со столь ничтожными гарантиями для жизни пилота. Одним словом, это была весьма авантюрная затея, задуманная исключительно для завоевания рекорда высоты. Все в проекте вызывало сомнения – малейшая искра, и кислород мог вспыхнуть.

Проект оригинального субстратостата рассмотрел лично Начальник ВВС Я. И. Алкснис. Он предложил провести доработки – оборудовать гондолу радиосвязью, экипаж довести до двух человек, повысить надежность и безопасность. Впрочем, «сумасшедшинка» при соблюдении этих требований пропадала, поэтому проект сверхлегкого стратостата канул в небытие.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.