На днепровском рубеже
На днепровском рубеже
Уже к 10 июля стало понятно, что первая стратегическая оборонительная операция Советских вооруженных сил с опорой на западную границу не сложилась. Враг прорвался в глубь территории страны, нанеся поражение войскам всех приграничных округов. Их остатки беспорядочно отходили на восток, а навстречу им из глубины страны на запад непрерывном потоком двигались резервы. Нужно было срочно создавать новый стратегический рубеж обороны, и лучшим рубежом для решения этой задачи была линия по реке Днепр. У советского руководства это был большой шанс переломить ход событий в свою пользу. Но оно не воспользовалось этим шансом.
16 июля
А. Гитлер провел совещание с рейхсканцлером Розенбергом, рейхсминистром Ламмерсом, фельдмаршалом В. Кейтелем, рейхсмаршалом Г. Герингом и своим заместителем по партии М. Борманом о целях войны против СССР.
Говоря о целях войны, фюрер, в частности, сказал:
– Теперь можно не раскрывать своих целей завоевания перед всем миром. Главное, чтобы мы сами знали, чего мы хотим. Мотивировка действий перед всем миром должна исходить из тактических соображений.
Нужно снова подчеркивать, что мы были вынуждены занять район с тем, чтобы навести там порядок и установить безопасность. Все необходимые меры – расстрелы, выселения и т. п., несмотря на это, осуществляем и можем осуществлять. В основном дело сводится к тому, чтобы освоить огромный «пирог» с тем, чтобы мы им, во-первых, овладели, во-вторых, управляли, в-третьих, эксплуатировали.
– Но как быть с интересами наших союзников? – поинтересовался Геринг.
– Это особый вопрос, – улыбнулся Гитлер. – Антонеску хочет получить Бессарабию и Одессу. Венграм, туркам и словакам не было дано никаких определенных обещаний. Прибалтика, Крым с прилегающими районами и волжские колонии должны стать областями империи. Бакинская область – немецкой концессией. Финны хотят получить Восточную Карелию. Кольский полуостров с богатыми никелевыми месторождениями должен отойти к Германии. Ленинград я хочу сровнять с землей, а затем отдать его финнам. Главное – гигантское пространство России должно быть как можно скорее замирено. Лучше всего этого можно достигнуть уничтожая каждого, кто бросит хотя бы косой взгляд в сторону немецкого солдата или офицера [186].
Характеризуя обстановку на фронтах, Ф. Гальдер в этот день пишет, что в полосе группы армий «Север» «продолжается перегруппировка сил в соответствии с поставленной задачей нанесения главного удара через Новгород. Однако перегруппировка тормозится тем, что значительные силы 16-й армии скованы боями на правом фланге».
В полосе группы армий «Центр» «противник силой до семи дивизий перешел в наступление из района Гомеля». И далее он пишет, что «в районе, отрезанном ударами танковых групп Гудериана и Гота, осталось много сохранивших боеспособность групп противника», а «отдельные группы противника продолжают оказывать сопротивление даже в районе западнее Днепра». Танковая группа Гота своим правым флангом вышла в район Ярцево на большое бетонное шоссе Смоленск – Москва. Левый фланг танковой группы Гудериана достиг центральной части Смоленска. Таким образом, здесь сомкнулись внутренние фланги обеих танковых групп. Танковая группа Гота левым флангом вышла в район севернее Велижа. На северном фланге группы армий «Центр» 19-я танковая дивизия достигла Невеля. В результате прорыва немецких танковых соединений фронт советских войск оказался раздробленным на отдельные участки.
Тяжелое положение складывалось и на Украине. Генерал Богач, отвечавший за воздушную разведку, докладывал начальнику Генерального штаба Сухопутных войск Германии, что в этот день перед фронтом 17-й армии в районе Жмеринки в 15 часов были установлены явные признаки отхода противника, а в районе севернее Умани обнаружено скопление 38 эшелонов, из которых выгружались танки, которые сразу же начали движение на восток. На этом основании Ф. Гальдер в своем дневнике пишет: «Сопротивление противника, действующего перед фронтом группы армий «Юг», сломлено. Под натиском 17-й армии его войска отходят. По-видимому, резервов в глубине здесь больше нет. Я не думаю, что противник организованно отойдет за Днепр».
К вечеру германские войска заняли Кишинев [187].
О положении дел в войсках 6-й и 12-й армий свидетельствуют и документы советских военных архивов. Так, в этот день, в 10 часов 15 минут, командиру 16-го механизированного корпуса комдиву Соколову штаб 6-й армии писал: «Военный совет армии отмечает отсутствие твердого руководства с вашей стороны частями вашей группы: самовольное оставление участков обороны, перемена КП без разрешения штаба армии. Приказывает прочно оборонять Казатин, навести порядок в частях группы, связать их и твердо держать в руках» [188].
В 11.30 командир группы войск генерал-майор С.Я. Огурцов с местечка Туча докладывал в штаб 6-й армии, что 10-я дивизия НКВД минометов не имеет. Во время налетов авиации противника три орудия противотанковой артиллерии, приданные 10-й дивизии НКВД, разбиты. Убит начальник артиллерии 16-го механизированного корпуса [189].
Перепись местного населения в украинской деревне
Войска 12-й и 18-й армий Южного фронта начали поспешно отходить на восток, практически не оказывая сопротивления противнику. Благодаря этому немецкие войска заняли Кишинев и устремились к Днестру. Им удалось форсировать эту реку южнее Могилева-Подольского.
В этих условиях руководство страны и Красной Армии решило принять соответствующие меры. Именно 16 июля 1941 года И.В. Сталин подписал Постановление Государственного Комитета Обороны о предании суду Военного трибунала лиц, нарушивших военную присягу. В нем главнокомандующим стратегическими направлениями, военным советам фронтов и армий, командирам корпусов и дивизий было приказано принять строжайшие меры против трусов, паникеров, дезертиров. В частности, указывалось:
«Паникер, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше дело, но и порочит честь Красной Армии, поэтому расправа с паникерами, трусами и дезертирами и восстановление воинской дисциплины являются нашим священным долгом».
Далее в этом Постановлении говорилось об аресте и предании суду Военного трибунала «за позорящую звание командира трусость, бездействие власти, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций» бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова, бывшего начальника штаба Западного фронта генерал-майора В.Е. Климовских, бывшего начальника связи Западного фронта генерал-майора А.Т. Григорьева, бывшего командующего 4-й армией Западного фронта генерал-майора А.А. Коробкова и других видных советских военачальников.
Позже массовый расстрел руководства Западного фронта по результатам первых оборонительных операций был признан нецелесообразным, и после XX съезда КПСС все эти военачальники были посмертно реабилитированы. Но сам Г.К. Жуков, который был одним из инициаторов их ареста и последующей казни, никак в своих мемуарах не комментирует этот факт.
Выход в свет этого Постановления именно 15 июля был не случайным. В этот день советские войска оставили большую часть Смоленска. Оставление Смоленска и охват значительных сил Западного фронта повлекли за собой соответствующую реакцию И.В. Сталина, который потребовал издать особый приказ. В нем, в частности, говорилось:
«По сведениям Государственного Комитета Обороны, командный состав частей Западного фронта проникнут эвакуационными настроениями и легко относится к вопросу об отходе наших войск от Смоленска и сдаче Смоленска врагу. Если эти сведения соответствуют действительности, то подобные настроения среди командного состава Государственный Комитет Обороны считает преступлением, граничащим с прямой изменой Родине.
Государственный Комитет Обороны обязывает вас пресечь железной рукой подобные настроения, порочащие знамя Красной Армии, и приказать частям, защищающим Смоленск, ни в коем случае не сдавать Смоленск врагу».
В этот день Генеральный штаб был озабочен развертыванием на рубеже Ржева и Старицы прибывающих из резерва соединений 31-й армии. Общий фронт обороны советских войск трещал на многих направлениях, создавая угрозу оккупации Москвы. И Г.К. Жукову постоянно напоминают об этом на всех совещаниях в Кремле.
17 июля
В этот день А. Гитлер издал приказ о гражданском управлении во вновь оккупированных восточных областях. Гражданские власти в этих областях должны были подчиняться рейхсминистру по делам оккупированных восточных областей. На этот пост был назначен Розенберг.
В то же время было решено, что до полного окончания военных действий вся полнота военной и административной власти на оккупированных восточных территориях должна оставаться в руках командующих войсками Вермахта, назначающихся непосредственно Гитлером и подчиняющихся начальнику штаба Верховного Главнокомандующего Вермахта фельдмаршалу Кейтелю. Командующие войсками должны были только всячески помогать рейхскомиссарам в решении политических и административных задач.
– Я бы просил максимально освободить боевые части от выполнения полицейских функций, – взмолился Кейтель. – У командующих становится все больше задач непосредственно на фронте боевых действий. Я считаю, что они в первую очередь должны отвечать за их выполнение, а не размениваться по пустякам.
– Хорошо, – согласился Гитлер. – В области гражданского управления выполнение требований Вермахта возлагается на рейхскомиссаров. По всем другим вопросам рейхскомиссары подчиняются рейхсминистру. Полицейская охрана вновь оккупированных германскими войсками восточных областей будет возложена на рейхсфюрера СС Гиммлера. Генрих – решительный и волевой человек. Он наведет должный порядок на этих землях, даже если придется уничтожить каждого второго поляка или русского. Пусть шире привлекает для выполнения полицейских функций местные кадры, в том числе и из числа военнопленных украинцев и белорусов. Я освобожу военных от выполнения несвойственных для них задач, но я требую существенно ускорить разгром соединений Красной Армии на Украине, требую ускорить продвижение наших войск за Днепр на Донбасс [190].
Ф. Гальдер в своем Военном дневнике вечером этого дня отмечает, что в полосе группы армий «Север» «продолжается операция по окружению противника». Но в районе Невеля фланг 16-й армии еще не соединился с левым флангом танковой группы Гота. «На восточном участке группы армий «Север» образовался еще один значительный мешок в районе Опочки».
На фронте группы армий «Центр» «операция по окружению противника развивается в соответствии с планом», и к вечеру того дня, по мнению начальника Генерального штаба, это стало очевидным.
В полосе группы армий «Юг» «наши операции развиваются последовательно и в соответствии с планом. Противник пытается контратаковать и не допустить охвата своего северного крыла в районе Белой Церкви и юго-восточнее Бердичева. 11-й армии удалось форсировать Днестр и закрепиться на его восточном берегу. Румынские соединения (3-я румынская армия), действующие на левом фланге армии, также вышли на восточный берег Днестра. 17-я армия острым клином вошла в глубину оборонительной полосы противника. На фронте 1-й танковой группы 11-я и 16-я танковые дивизии вышли на уровень 9-й танковой дивизии. Теперь можно начать охват противника танковыми соединениями» [191].
Дорожные ремонтные работы силами местного населения
На московском направлении противник настойчиво рвался на восток танковыми дивизиями, глубоко охватывая с севера 16, 19 и 20-ю армии. Для того чтобы остановить противника, Генеральный штаб и Ставка ВГК принимают решение создать группу генерала К.К. Рокоссовского в составе 38-й стрелковой и 101-й танковой дивизий. Группа создавалась, что называется, впопыхах. Сам К.К. Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» пишет об этом следующее: «На прощание командующий фронтом сказал: «Подойдут регулярные подкрепления – дадим тебе две-три дивизии, а пока подчиняй себе любые части и соединения для организации противодействия врагу на ярцевском рубеже». Мы и стали это делать сразу, подбирая на пути в Ярцево всех, кто мог быть нам полезен для борьбы» [192].
Главнокомандующий войск Западного направления С.К. Тимошенко приказал командующему 16-й армией генералу Лукину поступить в распоряжение К.К. Рокоссовского и ни в коем случае не сдавать город Смоленск.
Ухудшалось положение на правом фланге 6-й армии. 1-я танковая группа противника начала выдвижение с рубежа Бердичев, Белая Церковь в южном направлении, осуществляя с востока охват ее фланга.
Стремясь не допустить этого, началось наступление 6-го стрелкового корпуса и группы генерала Матыкина на широком фронте от Фастова до Белой Церкви. Группа Матыкина 17 июля заняла Фастов и вошла в соприкосновение с мотомеханизированными частями противника.
Но на подступах к Белой Церкви 6-й стрелковый корпус был встречен контратаками сильных мотомеханизированных отрядов противника и начал отходить в восточном направлении. Затем, приведя себя в порядок, войска корпуса вновь начали наступление на Белую Церковь и вышли на подступы к городу. Но далее ни отряд Матыкина, ни части 6-го стрелкового корпуса продвинуться не смогли.
К исходу суток войска 6-й и 12-й армий под давлением противника с фронта отошли на рубеж Ширмовка, Калиновка, Виньковцы, Бар.
Сложным было положение советских войск и в полосе 18-й армии Южного фронта. Ее 17-й стрелковый корпус в этот день, видимо не имея информации об охвате его флангов противником с севера и юга, продолжал обороняться в районе Мурованных Куриловец. Создавалась угроза его окружения и развития наступления противником в глубину. Сочетание этого маневра с наступлением в направлении Белая Церковь, Умань означало развитие двойного охвата внешних флангов 6-й и 12-й армий [193].
Так насаждался «новый порядок»
В этот день главнокомандующим войсками направлений и в штабы фронтов была направлена телеграмма за подписью Г.К. Жукова, в которой он требовал усилить политическую бдительность в отношении лиц, призванных в Красную Армию с западных областей Белоруссии, Украины, Бессарабии и Северной Буковины. Он писал: «По имеющимся в 3-м управлении НКО данным, призванный и мобилизованный рядовой и младший начсостав западных областей Украины и Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины распространяет провокационные слухи и пораженческие настроения. Среди этого состава имеет место массовое дезертирство и измена Родине…» [194]
В то время данная проблема, о которой в первый месяц войны всячески умалчивали, стала очевидной. Значительную часть личного состава армий прикрытия государственной границы составляли части, сформированные из жителей территорий, присоединенных к СССР в конце 1939-го – 1940 году. Оказавшись в строю, эти люди еще не были пропитаны духом коммунистической пропаганды, а некоторые и откровенно враждебно относились к советской власти. В результате тысячи бойцов и младших командиров, оказавшись в тяжелой обстановке или вне строя, снимали с себя форму, бросали оружие и расходились по домам.
18 июля
Утром этого дня Ф. Гальдер в своем Военном дневника записал, что в полосе группы армий «Север» «в районе Опочки противник пытается атаками пробить путь к своим изолированным частям и вывести их из окружения».
В полосе группы армий «Центр» «танковые дивизии производят перегруппировку с целью создания сплошного фронта в северо-восточном и юго-восточном направлениях».
Далее он указывает, что «операция группы армий «Юг» все больше теряет свою форму. Участок фронта против Коростеня (полоса 5-й армии. – В.Р.) по-прежнему требует значительных сил для его удержания. Прибытие крупных свежих сил противника с севера в район Киева вынуждает нас подтянуть туда пехотные дивизии, чтобы облегчить положение танковых соединений 3-го моторизованного корпуса и в дальнейшем сменить их.
Обходящий фланг 1-й танковой группы не может продвинуться на юг (на Умань). Он все еще топчется в районе Бердичева и Белой Церкви. Между тем ударный клин 17-й армии настолько приблизился к войскам танковой группы, что теперь уже вряд ли удастся окружить в этом районе значительные силы противника…
Согласно указанию фюрера теперь следует приступить к операции по овладению Одессой… Эта частная операция, которую я считаю необходимой, будет являться эксцентрической по отношению к общей крупной операции на окружение (в районе Винницы)» [195].
Задержание подозрительных
Для более детального плана предстоящей операции Ф. Гальдер встретился с главнокомандующим сухопутными войсками. Генерал-фельдмаршал Браухич был явно под впечатлением от недавней встречи с фюрером:
– Необходимо ускорить выдвижение пехотных дивизий, находящихся во втором эшелоне на правом фланге 6-й армии, в район южнее Киева, – сказал он. – Задача, стоящая перед группой армий «Юг», в настоящее время характеризуется двумя моментами. Во-первых, охват противника танковыми группами должен быть как можно более глубоким. Поэтому наиболее желательно наступление танковой группы вдоль Днепра. Во-вторых, необходимо быстро подтянуть из глубины и сосредоточить в районе южнее Киева достаточно сильную ударную группу, чтобы как можно скорее форсировать Днепр.
– Но, господин фельдмаршал, мы не можем начать форсирование Днепра южнее Киева до тех пор, пока на западном побережье находятся значительные силы русских, – попытался возражать Гальдер.
– Ваша задача – обеспечить их разгром в ближайшие дни. Фюрер лично берет это под свой контроль, – предупредил Браухич.
– В результате прорыва, достигнутого 17-й армией, уже намечается окружение противника в районе Винницы. На центральном участке 1-я танковая группа начинает продвигаться в юго-восточном направлении, – доложил Гальдер.
– Окружения советских войск только в районе Винницы недостаточно для стремительного наступления на восток, – заметил Браухич. – Обеспечьте успех 1-й танковой группы. Не жалейте ни сил, ни средств. Именно Клейст со своими танкистами несет нам победу на Украине.
В этот день Ф. Гальдер имел обстоятельный разговор с начальником штаба группы армий «Юг» генералом Зоденштерном. Тот сообщил, что перехвачена радиограмма штаба 26-й русской армии, в которой говорится, что на завтра намечено наступление четырех советских стрелковых и двух кавалерийских дивизий из района южнее Киева в направлении на юго-восток.
– Направление удара 1-й танковой группы на Умань представляется мне теперь уже недостаточным, – заметил Гальдер. – 1-я танковая группа должна, наступая на юго-восток, выйти к Днепру и развить наступление на Кривой Рог.
– Командование группы армий «Юг» также пришло к такому выводу, – согласился Зоденштерн. – На Умань следует направить лишь часть сил правого фланга танковой группы [196].
Советское руководство видело свою задачу в выравнивании и стабилизации фронта обороны советских войск на Украине. По поручению Ставки начальник Генерального штаба Г.К. Жуков передал главкому Юго-Западного направления С.М. Буденному приказ об отводе войск 6-й, 12-й армий Юго-Западного фронта и 18-й армии Южного фронта на рубеж Белая Церковь, Тетиев, Китай-Город, Гайсин, Шпиков (50 километров западнее Гайсина), Яруга (25 километров юго-восточнее Могилева-Подольского) к утру 21 июля. Таким образом, темп отхода определялся 30–40 километров в сутки, что для пехоты, действующей в пеших боевых порядках, означал не что иное, как безоглядное бегство.
В этот же день командующий Южным фронтом приказал 18-му механизированному корпусу, находившемуся до того времени в его резерве, переместиться из района Вапнярки в район Умани. При этом генералу П.В. Волоху были подробно указаны маршруты движения и районы сосредоточения в новом месте. Но в конце дня командир корпуса получил новую задачу – выдвинуться на север в район Жмеринки для оказания помощи 12-й армии. При этом часть сил корпуса, находившихся в движении на Умань, пришлось останавливать на марше и поворачивать на Жмеринку. В условиях дождей и размытых дорог такие марши приводили к возникновению неисправностей у боевой техники, к изматыванию людей и, главное, к потере драгоценного времени. В результате этого 18-й механизированный корпус вступил в бой неорганизованно и не смог выполнить поставленной перед ним задачи. Так бессмысленно таяли последние танковые силы Красной Армии.
19 июля
Ф. Гальдер в своем дневнике отмечает, что «вследствие пассивности противника, операции наших войск в Эстонии успешно развиваются. Угрозы кризиса исчезают». Он также отмечает, что германские войска всячески стремятся прервать связь между Москвой и озером Ильмень, и проявляет беспокойство в отношении авангардов советских войск, сосредоточившихся в районе Бологое и Ржева.
В полосе группы армий «Центр» немецкими войсками был захвачен приказ советского командования, в котором раскрывается замысел контрударов с целью отрезать германские танковые войска от пехоты. В отношении этого замысла Ф. Гальдер пишет: «Теоретически эта идея хороша, но осуществление ее на практике возможно лишь при наличии численного превосходства и превосходства в оперативном руководстве». И далее делает заключение: «Против наших войск, я думаю, эта идея неприменима, тем более что наши пехотные корпуса энергично подтягиваются за танковыми соединениями».
В отношении Юго-Восточного фронта в этот день Главное командование германских войск издает директиву, в которой, в частности, было сказано:
«Юго-Восточный фронт: Важнейшая задача – концентрическим наступлением западнее Днепра уничтожить 12-ю и 6-ю армии противника, не допуская их отхода за реку» [197].
Ф. Гальдер в своем Военном дневнике пишет: «Действия командования группы армий «Юг» скованы ожиданием предстоящего наступления 26-й русской армии… Плохая погода, удерживающаяся в течение продолжительного времени, сильно замедляет продвижение войск группы армий «Юг». Кроме того, ожидающееся наступление крупных сил противника, возможно, замедлит или сделает совершенно невозможным нанесение охватывающего удара 1-й танковой группой.
Очень большой расход горючего. За последнее время захвачены лишь небольшие запасы горючего. Из-за крайне плохих дорог количество грузов, перебрасываемых транспортными колоннами большой грузоподъемности, уменьшилось на 50 %. Несмотря на это, снабжение войск осуществляется бесперебойно.
В то же время начальник Генерального штаба Сухопутных войск Германии высказывает свое сомнение в отношении развертывания советским командованием нового Южного фронта. В частности, он пишет: «Существование этого фронта представляется мне сомнительным. Возможно, речь идет о штабе командующего Одесским военным округом. Если бы здесь действительно была создана новая руководящая инстанция, нам наверняка было бы точно известно имя ее руководителя, как стали известны имена других военачальников.
18-я и 9-я армии выявлены только средствами радиоразведки, и нигде не было отмечено их появление на фронте…»
Также Ф. Гальдер уверен, что командующим Юго-Западным фронтом является С.М. Буденный [198].
Досмотр личных вещей
Указом Президиума Верховного Совета СССР Председатель Совета Народных Комиссаров И.В. Сталин назначен также и наркомом обороны. Иосиф Виссарионович решает, что в столь ответственное время вся власть, как государственная, так и военная должна быть сосредоточена в одних руках. В то же время он находит, что маршал С.К. Тимошенко не справляется с обязанностями наркома обороны, и поручает ему возглавить Западное стратегическое направление, членом Военного совета которого стал заместитель Председателя Совнаркома СССР Н.А. Булганин. Таким образом, Г.К. Жуков после отъезда из Москвы вначале Н.Ф. Ватутина, а затем С.К. Тимошенко практически остается одним из главных руководителей Красной Армии.
Перед С.К. Тимошенко стояла нелегкая задача. К тому времени закончился первый этап Смоленского сражения, в ходе которого советским войскам не удалось в полной мере достичь поставленных целей. Противник прорвал оборону Западного фронта на правом крыле и в центре. Его подвижные соединения продвинулись на 180–200 километров, окружили Могилев, где находились соединения 13-й армии, захватили Оршу, Смоленск, Ельню. В полуокружении вели бои соединения 16, 19 и 20-й армий. В такой обстановке действовать нужно было крайне осторожно.
Но Г.К. Жуков упорно навязывал И.В. Сталину мысль об активной обороне и предлагал проведение контрударов крупными силами. Уже в ночь на 20 июня Иосиф Виссарионович позвонил С.К. Тимошенко и предложил:
– Не пора ли, Семен Константинович, начать создавать кулаки в семь-восемь дивизий с кавалерией на флангах? Я думаю, что пришло время нам перейти к действиям большими группами… Нельзя ли нацелить одну из таких групп на район Смоленска, чтобы вышибить противника из этого района, отогнав его за Оршу?
Тимошенко не стал возражать И.В. Сталину и, немного подумав, согласился:
– Думаю, что такой удар… может решительно сказаться в нашу пользу.
В качестве продолжения этого разговора Генеральный штаб начал переброску в полосу 21-й армии ряда кавалерийских дивизий. Но из-за отсутствия армейских резервов эти дивизии, едва прибыв в назначенный район, командованием армии сразу же бросались в бой. Г. К. Жуков строжайше запретил подобную практику, ссылаясь на личные указания И.В. Сталина.
Виновен – копай себе могилу…
Также он приказал вывести из рубежа обороны все дивизии народного ополчения, которые по воле командармов оказались там, не имея оружия. По его приказу командующему войсками фронта резервных армий была направлена телеграмма следующего содержания:
«15 июля командарму-24 было приказано две дивизии народного ополчения, не имеющие вооружения и посланные для работ, немедленно снять с фронта и использовать по прямому назначению. 18.7 Маляров в двенадцать адресов доносит, что эти дивизии занимают оборонительный рубеж и без оружия.
Приказываю немедленно:
1. Дивизии с фронта снять и поставить на работы, для которых они предназначены.
2. Расследовать, почему остались эти дивизии в обороне, и виновных наказать.
3. В ближайшее время вооружение для этих дивизий не поступит» [199].
В тот день южнее Киева продолжали сосредоточение соединения 26-й армии, которую Ставка планировала использовать как ударную. Поэтому остро встал вопрос о том, когда и где должна она нанести удар. Первоначально планировалось использовать это объединение для удара в направлении Белой Церкви, что должно было облегчить положение войск 6-й и 12-й армий, действующих южнее. Но затем этот план изменился. И С.М. Буденный, и М.П. Кирпонос постоянно помнили слова И.В. Сталина в отношении Киева и решили усилить частью сил 26-й армии киевское направление.
Контратака ослабленного 6-го стрелкового корпуса в направлении на Белую Церковь успеха не имела. Противник стойко удерживал этот город. Только группа генерала Матыкина смогла выйти на подступы к Фастову и захватить город. Но дальнейшее продвижение этой группы также было воспрещено подошедшими резервами противника.
Все же, стремясь подрезать танковый клин противника, устремленный на юг, утром 19 июля правее 6-го стрелкового корпуса из района Ксаверовка, Васильков перешел в наступление 64-й стрелковый корпус, а на левом фланге с района Тараша – 5-й кавалерийский корпус. В связи с этим южнее Киева вспыхнули новые ожесточенные бои, которые развивались с переменным успехом. Советская пехота теснила пехоту противника, но, едва встретившись с вражескими танками, отходила сама.
В течение этого дня все наличные силы 26-й армии, кроме выгружавшихся двух стрелковых дивизий, перешли в наступление в западном направлении. Но, так как фронт наступления войск этой армии составлял более ста километров, никакого сосредоточенного удара не получилось. Советские войска повсеместно врезались в боевые порядки противника, которые отражали их атаки огнем с места артиллерии и танков. Потери войск соединений 26-й армии были огромными, а успех – очень незначительным. Несмотря на это, наступление продолжалось до 22 июля и затихло лишь тогда, когда всем стало ясно, что существенных результатов оно не дало.
Основные причины неуспеха контрудара 26-й армии заключались в спешке и неорганизованности. Подготовка контрудара была заблаговременно раскрыта немецкой воздушной разведкой, а отчасти и из-за беспечности штабной службы советских войск. В частности, в дневнике Ф. Гальдера за 18 июля имеется такая запись: «Перехвачена радиограмма штаба 26-й армии о том, что завтра намечено наступление четырех стрелковых дивизий и двух кавалерийских дивизий из района южнее Киева».
Об организации взаимодействия в течение нескольких часов, отведенных на подготовку контрудара, между разобщенными по фронту корпусами 26-й армии не могло быть и речи. Более того, не организовывалось взаимодействие даже между дивизиями одного корпуса. Поэтому все соединения действовали на свой страх и риск. Штаб 26-й армии по указанию штаба фронта размешался в Богуславе, то есть на удалении до 150 километров от войск, что существенно снижало оперативность управления.
Один из участников описываемых событий, И.А. Хизенко, в своей книге «Ожившие страницы» за этот день пишет:
«Ранним утром гитлеровцы перешли в наступление. Наши полки ведут тяжелые оборонительные бои. Враг ввел в дело свыше пятидесяти танков. Артиллеристы обрушивают против них всю силу своего огня. Пять танков подорвались на минах, четыре подбили артиллеристы. Не считаясь с потерями, гитлеровцы остервенело рвутся вперед…
В кровопролитных боях под Крушиновкой нами был полностью уничтожен полк 297-й пехотной дивизии, подбито и сожжено несколько десятков танков 16-й танковой дивизии неприятеля…
Мы отходим на новый оборонительный рубеж. Нас пока не преследуют. Теперь враг поступает так часто. Ночью отходим, а утром его пехота на автомашинах и мотоциклах догоняет отступающих, навязывает бой…» [200]
Таким образом, 19 июля была осуществлена первая попытка командования Юго-Западного фронта прийти на помощь войскам 6-й и 12-й армий ударом извне силами вновь сформированной 26-й армии. Однако из-за многих недостатков организации это наступление существенных результатов не дало.
Обстановка осложнялась также и тем, что в 4 часа утра этого дня командующий Южным фронтом отдал директиву об отводе войск 18-й армии на рубеж Китай-Город, Ладыжин, Вапнярка. Эта директива соответствовала указаниям Ставки о выравнивании фронтов 6, 12 и 18-й армий. Успех проведения данной акции зависел от того, удастся ли 18-му механизированному корпусу сохранить порядок отхода, особенно на стыке этого соединения с левым флангом 12-й армии. Но выполнить поставленную задачу ему не удалось.
20 июля
Ф. Гальдер пишет, что на фронте группы армий «Север» «продолжаются намеченные переброски войск на север. Противник этому почти не мешает».
В полосе группы армий «Центр» противнику удалось разорвать кольцо окружения в районе Невеля. Освободившиеся части двинулись в район Великие Луки, в связи с чем обстановка для германских войск резко обострилась. «На вновь создаваемом восточном участке фронта севернее и южнее Смоленска (4-я армия фон Клюге) противник ведет энергичные атаки…»
На Украине события развивались несколько по другому сценарию, чем это планировало германское военное руководство, Ф. Гальдер в своем Военном дневнике снова пишет об огромных трудностях передвижения на Украине танковой группы Клейста в связи с разбитыми и покрытыми грязью дорогами. При этом вопрос продвижения танковой группы Клейста начальник Генерального штаба Сухопутных войск Германии ставит на первое место. Речь идет о готовящемся глубоком охвате группировки советских войск в общем направлении на Кировоград, который, как отмечает Ф. Гальдер, «начать еще не удалось». В частности, он пишет:
«Основной вопрос – продвижение вперед войск 1-й танковой группы Клейста. Ее главные силы и переброшенные сюда с севера части 3-го моторизованного корпуса, смененные пехотными дивизиями, ведут бои с 26-й русской армией, которая наступает, имея на своем северном фланге (непосредственно южнее Киева) и на южном фланге (в районе Тараща) по одной свежей дивизии, а на остальном фронте – дивизии, уже потрепанные в предыдущих боях.
Перед расстрелом
11-я танковая дивизия движется на Умань тремя подвижными эшелонами: гусеничных машин с посаженной на них пехотой, конные повозки с пехотой, которые следуют за гусеничными машинами, колесные машины, которые не могут двигаться по разбитым и покрытым грязью дорогам и поэтому остаются на месте.
Все атаки противника отражены, однако эти атаки сковывают танковую группу Клейста и задерживают ее дальнейшее продвижение, так как фактический охват противника осуществляется лишь слабой танковой группировкой в составе 11-й и 16-й танковых дивизий, которые заходят в тыл противника, отходящего перед фронтом группы Шведлера.
Проведение глубокого охвата на Кировоград начать еще не удалось… В районе западнее Умани, видимо, еще остаются крупные силы противника. Вопрос о том, удастся ли их окружить, зависит от того, сколько времени потребуется на преодоление сопротивления 26-й русской армии» [201].
Вечером этого дня Ф. Гальдер посетил штаб группы армий «Юг», располагавшийся в Летцене. После возвращения в Берлин он прибыл на доклад к главкому. О положении в полосе группы армий «Юг» он докладывал: «Наши войска успешно продвигались в направлении Умани. Бой танковой группы Клейста с 26-й русской армией сегодня в основном закончился успешным отражением всех атак противника».
В этот день в Москве было получено донесение о том, что старший сын И.В. Сталина Я.И. Джугашвили пропал без вести. Г. К. Жуков приказал принять все меры для его розыска. Начальник оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Г.К. Маландин приказал соединить его с командующим 20-й армией П.А. Курочкиным. Когда Павел Алексеевич подошел к телефону, на другом конце провода некоторое время молчали. Затем прерывистым, как после длительного бега, голосом Маландин сказал:
– Немедленно выясните, где находится командир батареи 14-го гаубичного полка 14-й танковой дивизии старший лейтенант Джугашвили Яков Иосифович и доложите Жукову.
Пленение сына «Вождя народов» было исключительным случаем для советской истории. Поэтому хочу привести несколько версий, связанных с этим событием.
«Сталин вошел в кабинет, – пишет И.Ф. Стаднюк в трилогии «Война», – намереваясь тут же приказать начальнику охраны унести «Телефункен». Начальник, полнотелый генерал в полевой форме без знаков различия, словно угадав желание Сталина, выжидательно смотрел на него в раскрытую дверь из прихожей, застыв по стойке «смирно» у стола с телефонами. Но что-то заставило Сталина промедлить. Подойдя к радиоприемнику, он окинул его, словно живое существо, неприязненным взглядом и нажал пальцем клавишу. Загорелся и замигал на панели зеленый кошачий глаз, а из-за желтой драпировки, скрывавшей мембраны, вырвался нарастающий треск, и сквозь него стала пробиваться русская речь: мужской голос напыженным тенорком передавал из Берлина обзор событий на Восточном фронте…
Старший сын И. В. Сталина Яков Джугашвили в немецком плену на допросе
Да, сегодня рабочий день для Сталина начинался тяжело. Накат ранивших сердце воспоминаний сменился дурными вестями: немецкий диктор, закончив излагать обстановку в группе армий «Север», вдруг, возвысив голос, сообщил:
– Из штаба фельдмаршала Клюге поступило донесение, что 16 июля под Лиозно, юго-восточнее Витебска, немецкими солдатами моторизованного корпуса генерала Шмидта захвачен в плен сын кремлевского диктатора Сталина – старший лейтенант Яков Джугашвили, командир артиллерийской батареи из 7-го стрелкового корпуса генерала Виноградова. Будучи опознанным, Яков Джугашвили вечером 18 июля доставлен самолетом в штаб фельдмаршала Клюге. Сейчас ведется допрос важного пленника…
Внутри у Сталина будто все заледенело. Он нажал на клавишу выключателя, приемник щелкнул, будто выстрелил. Не зря, значит, вспоминался ему Яков. Сбылись самые худшие опасения, тревожившие его и во сне…»
«Сталин оторвался от бумаг, – продолжает писатель. – Он встал с кресла и словно только сейчас увидел за длинным столом Молотова и Калинина, хотя, когда они вошли, ответил на их приветствия и взглядом пригласил садиться.
Неслышно вошел Поскребышев, зажег электричество, отчего настенные дубовые панели кабинета сразу будто раздвинулись, и доложил о приезде Мехлиса. В ответ Сталин маняще махнул Поскребышеву рукой, в которой держал погасшую трубку, затем обратился к Молотову и Калинину:
– Я думаю, дождемся товарища Жукова, послушаем его доклад и новые предложения Генерального штаба, а потом начнем решать наши текущие дела.
При последних словах Сталина в дверях кабинета появился Мехлис – стройный, в форме армейского комиссара, подтянутый, но непривычно мрачный и даже бледный.
Поздоровавшись и не очень ладно щелкнув каблуками начищенных, сверкающих хромом сапог, он приблизился к Сталину и, глядя на него каким-то болезненно-опасливым взглядом, сказал:
– Товарищ Сталин, я обязан сообщить вам об очень неприятном для всех нас политдонесении с Западного фронта…
Последние слова Мехлиса были заглушены новым грозовым разрядом. Ворвавшийся в кабинет протяжный раскат грома будто шире открыл небесные заслонки, и хлеставший за окнами ливень превратился в седую кипящую стену. Сталин подошел к окну и, подставив лицо под клубившееся облачко водяной пыли, спокойно сказал:
– Садитесь, товарищ Мехлис…
Но Мехлис не сел. Напряженно глядя Сталину в спину, он с трудом подбирал нужные слова:
– Товарищ, Сталин, очень неприятное… тяжелое донесение.
– Докладывайте, – не поворачиваясь, приказал Сталин.
Сопровождение пленного Я. И. Джугашвили
И Мехлис доложил:
– Начальник политуправления Западного фронта сообщает, что, по всей вероятности, ваш сын, Яков Иосифович, попал к немцам в плен…
Сталин продолжал смотреть на ливень, и со стороны казалось, что он не расслышал слов начальника Главпура.
– Точных подтверждений политуправление не имеет, – мучительно продолжал Мехлис, будто страдая от того, что Сталин не желает повернуться к нему лицом, – но делается все возможное…
Сталин и сейчас не пошевельнулся, ибо заранее знал, с чем пожаловал к нему Мехлис. Молотов и Калинин, оглушенные дурной вестью, сочувственно и с болью смотрели на отвернувшегося к окну Сталина, не в силах понять, расслышал он в шуме ливня слова армейского комиссара или нет. А Мехлис, растерянно оглянувшись на них, заговорил вновь:
– Особый отдел фронта и специально созданная группа политуправленцев принимают все меры, чтобы или выяснить истину, или, если Яков Иосифович не у немцев, разыскать его, живого или мертвого…
Сталин продолжал молчать, будто не в силах оторваться от зрелища разбушевавшейся грозы.
– Коба, ты что, не слышишь?! – возвысив голос, взволнованно спросил Молотов. – Немцы схватили Яшу!..
Сталин медленно, будто тело ему плохо подчинялось, отвернулся от окна и посмотрел на Молотова пасмурным и каким-то затравленным взглядом. Затем неторопливо направился к своему столу, сел в кресло и спокойно, со скрытой укоризной, сказал:
– Сталин не глухой… Мне уже известно о пленении старшего лейтенанта Якова Джугашвили…
– Я беру на себя выяснить все до конца!.. – нарушил тишину Мехлис. – Более того, можно устроить побег Якова: мобилизовать наших разведчиков. Я уже разговаривал с генералом Дроновым… Можно, наконец, если это не удастся, поторговаться с Гитлером!
– Поторговаться с Гитлером? – изменившимся голосом спросил Сталин и так посмотрел на Мехлиса, что тот смешался.
– Я имею в виду обмен, – сбивчиво начал объяснять Мехлис. – У нас есть несколько пленных генералов… Можно их отдать Гитлеру взамен Якова.
– Так-так… Начальник Главного политуправления армейский комиссар первого ранга предлагает Генсеку торговую сделку с Гитлером! – Сталин, выйдя из-за стола, начал прохаживаться по кабинету, то и дело с едкой иронией поглядывая на Мехлиса. – Армия воюет, люди умирают, а Мехлис торгуется…
– Коба, ты, по-моему, перегибаешь палку, – поддержал Мехлиса Молотов, обращаясь к Сталину. – Ведь действительно существует международная практика обмена пленными между воюющими сторонами.
– Совершенно верно, – сказал свое слово и Калинин. – И ничего предосудительного тут нет.
– Ладно, защитники! – Сталин, остановившись посреди кабинета, уже миролюбиво заулыбался. – Я представил себя торгующимся с Гитлером… Немыслимо! – Он опять зашагал по ковровой дорожке и после недолгого молчания заговорил будто сам с собой: – Конечно, хорошо бы спасти Яшу… Ему в плену будет тяжелее, чем кому бы то ни было… С сыном Сталина постараются поиграться всерьез… Но что нам скажут те многие, многие тысячи наших бойцов и командиров, которых мы не выкрадем и не обменяем?… – Он вновь остановился посреди кабинета и уже кричащим болью и безысходностью взглядом поочередно посмотрел в лицо Молотову, Калинину, Мехлису. Но тут же заговорил смягчившимся голосом: – Мы руководители партии и государства! И мы не имеем права никому внушать мысль о преимуществе плена перед смертью… [202] Может, это и жестоко, но так требует логика борьбы…
Мы считали и по-прежнему будем считать, что сдача в плен не только проявление малодушия, но и предательство… Другое дело, если люди оказываются в плену случайно, не по своей воле, захваченные без сознания… Я верю, что и Яков не сам сдался в плен… Верю! – Потом Сталин подошел к Мехлису, который все еще продолжал стоять у длинного стола. Ткнув потухшей трубкой в сверкающую пуговицу гимнастерки армейского комиссара первого ранга, цепко посмотрел ему в глаза, словно в самую душу. Понизив голос, с прочувствованной удовлетворенностью сказал: – А ваша мысль, товарищ Мехлис, насчет обмена немецких генералов заслуживает внимания… – Затем повернулся к Молотову, взмахнул рукой в его сторону и уточнил: – Это по твоей части, товарищ нарком иностранных дел… Только, видимо, надо несколько повременить с этим, пока к нам не попадет в плен побольше чинов…
…Пусть за всех своих генералов Гитлер отдаст нам одного человека – Эрнста Тельмана!
Все, потрясенные, молчали, размышляя над услышанным».
Несколько иная версия излагается писателем В.Д. Успенским устами его героя Лукашева.
«9 августа из Ленинграда, – рассказывает он, – специальным самолетом был доставлен секретный пакет от члена Политбюро ЦК ВКП(б), члена Военного совета Северо-Западного направления А.А. Жданова. В сопроводительной записке было очень коротко сказано: вот немецкая листовка, распространяемая вражескими пропагандистами… Без комментариев.
А листовка, прямо скажем, была впечатляющая. Одна сторона еще так-сяк, довольно обыкновенная для того времени… Вторая ее сторона имела характер важной политической акции, направленной на подрыв авторитета советского командования, на самооправдание людей неуверенных, трусоватых… Впрочем, судите сами.
Четкая фотография. По лужайке прогуливаются трое. Одного немецкого офицера, засунувшего руки в карманы распахнутой шинели, можно не считать, он тут сбоку припека. Затем весьма привлекательный, немолодой немец в кителе и галифе, с отличной выправкой, без фуражки: светлое лицо и совершенно белые (или седые) волосы. Плечо в плечо с ним темноволосый, темнолицый, в каком-то темном балдахине (может, широкая гимнастерка без ремня) и тоже без головного убора – Яков Джугашвили. Жестикулирует, что-то объясняя немцу. Выражение лиц у всех деловое, спокойное: приятели на прогулке да и только. Именно это поразило меня и сразу же вызвало вспышку гнева у Иосифа Виссарионовича.
– Позор несмываемый!
– Может, он попал в плен раненый, без сознания, – предположил я.
– Он не имел права попадать в плен ни при каких обстоятельствах. Он мог бы покончить с собой там, у немцев, а не разгуливать с германскими офицерами! Позор! Он всегда думал только о себе и никогда обо мне, о чести нашей семьи. Для меня он больше не существует! – отрезал Иосиф Виссарионович.
…Надо было как-то разобраться с Яковом, принять какое-то решение. А поскольку дело касалось прежде всего лично Сталина, его семьи, то обсуждение состоялось не в служебном кабинете Иосифа Виссарионовича, а на Кунцевской даче, за поздним обедом и после него. Присутствовали: Шапошников, Молотов, Берия и автор этих строк. Сталин сразу же поставил Лаврентия Павловича в тупик прямым и суровым вопросом: можно ли установить, где находится Яков, выкрасть его или провести операцию, после которой официально объявить, что старший лейтенант Джугашвили не покорился врагу и погиб от рук гитлеровских палачей. Молотов поддержал: как ни прискорбно, а принять все меры, даже самые крайние, необходимо…
Берия без обычной для него самоуверенности начал пространно рассуждать о том, что немцы, конечно, будут охранять Якова особенно тщательно, переводя его из одного места в другое. Но мы, дескать, попытаемся выявить, где он…
Борис Михайлович Шапошников мягко, но достаточно веско изложил свое мнение, сводившееся вот к чему…Найти и нейтрализовать Якова Джугашвили нам сейчас не удастся. Не надо даже затевать никаких акций, не надо проявлять интереса к пленному. Это только возвысит его авторитет в глазах неприятеля.
– Но мы должны что-то ответить немецкой пропаганде, мы должны что-то противопоставить врагу! – произнес Сталин.
– Никакой реакции – вот самый лучший ответ. Пошумят и перестанут. Никаких официальных подтверждений или опровержений. Кто-то у нас поверит немцам, кто-то посчитает листовки очередной гитлеровской фальшивкой…»
Свое видение этого факта излагает и Д.А. Волкогонов:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.