КАК ПОДАРИЛИ ИНИЦИАТИВУ
КАК ПОДАРИЛИ ИНИЦИАТИВУ
Поправлюсь, нельзя отдать то, чего нет. Справедливости ради признаем, что инициативой русское командование не владело в Черноморском регионе с 1854 г. до 1856 г. ни разу, о чем мы уже говорили и скажем еще не раз. И все же, чтобы понять, почему союзникам с такой легкостью удалось изначально взять и окончательно удерживать в своих руках стратегическую инициативу, остановимся на происходившем более подробно.
В целях захвата господства на морском театре военных действий и для того, чтобы создать условия для успешной высадки на побережье, союзниками был проведен ряд локальных операций. Это делалось в соответствии с военной доктриной того времени, обязательным условием которой было господство на море (примерно, как и в настоящее время, обязательным условием для десантной операции является достижение господства в воздухе). Войдя в Черное море и изменив баланс сил, союзники получили такую возможность и полностью ее использовали. «…В то время наступавшие западные державы господствовали на море и могли пользоваться всеми вытекавшими отсюда преимуществами».{251}
То, что союзники без особого труда завоевали Черное море, длительное время было белым пятном русской, а потом и советской войной истории. Об этом предпочитали не говорить. Действительно, нужно было иметь какое-то особое военное «дарование», чтобы так, без особого труда, отдать неприятелю стратегическую инициативу.
Но помнили об этом всегда и, к счастью, сейчас к этому относятся трезво. Современный российский военно-морской историк, капитан 1-го ранга В.Д. Доценко в своем комментарии к книге «Влияние морской силы на историю» А. Мэхэна дает убедительное объяснение этому. Признаемся, что с его доводами трудно не согласиться.
«Мэхэн призывал творчески подходить к решению проблем военно-морского искусства и мыслить стратегически. Но поскольку он был «буржуазным» автором, его мысли оказались чуждыми советской идеологии. Многие важные положения военно-морского искусства, разработанные Мэхэном, отвергались, хотя впоследствии они подтверждались на собственном опыте. Например, рассуждения теоретика о господстве на море и особенно о способах его достижения признавались антинаучными и враждебными для советской военно-морской науки. В ходе русско-турецкой войны (1828–1829 гг.) с целью достижения господства на Черном море адмирал А.С. Грейг блокировал турецкий флот в Босфоре, а вице-адмирал Л.П. Гейден — со стороны Средиземного. Заблокировав Босфор и Дарданеллы, российский флот не позволил противнику производить воинские и экономические перевозки, а также поддержал действия приморских группировок своих сухопутных войск, чем обеспечил достижение стратегических целей. В Крымской войне (1853–1856 гг.) российский Черноморский флот не боролся с противником, который без труда стал господствовать на Черном море. У русских не нашлось флотоводцев и полководцев, мысливших стратегическими категориями, что привело к пассивности флота, а затем и к его самоуничтожению».{252}
Моральный удар после высадки союзников и последовавшего военного поражения на своей земле был такой силы, что отныне русское командование на Черном море вплоть до 1914 г. всегда считалось с возможностью десанта на своем побережье.{253}
Союзники, убедив русское командование, что теперь они хозяева Черного моря, вскоре получили и подарок в виде прекращения русскими наступательных действий на суше. Например, Д.А. Столыпин считает, что наступательные действия Паскевича прекратились и война стала оборонительной после снятия осады Силистрии и отступления от Дуная.{254} Но если Столыпин всего лишь маленький винтик большой войны, то давайте прислушаемся к мнению бесспорного военного авторитета — генерала Зайончковского, утверждавшего, что «…До снятия осады Силистрии инициатива действий принадлежала нам». Ну а что было после, мы в основном уже знаем.
В потере русскими стратегической инициативы свою роль сыграло и самоуспокоение, которое в равной мере оказалось присущим и главнокомандующему, и командованию Черноморским флотом. Даже не пристально глядя на события, можно обнаружить, что отмеченная в 1853 г. союзниками активная разведывательная работа русского флота в 1854 г. почти прекратилась. Эта ошибка Меншикова и Корнилова, которые должны были использовать все возможности для сбора сведений о неприятельском флоте, дорого им стоила.{255} Невыученный урок Севастополя сказался через 50 лет в Порт-Артуре, когда флот до последней минуты не знал, будет ли война, а директивы сверху поддерживали в нем уверенность в возможности избежать ее.{256}
Мы уже столько говорим об стратегической инициативе, ее значении и судьбе в 1853–1854 гг., что давайте попробуем сделать промежуточный вывод. Он не самый положительный для русской армии и флота. Но к нему склоняются многие из тех, кто сегодня занимается изучением военно-морской истории. Утверждение о невозможности Черноморского флота в 1854 г. сражаться с англо-французской эскадрой по причине отсутствия паровых двигателей на кораблях — не более чем порождение пропаганды, имеющее целью задним числом оправдать действия русского командования. Никто не говорит, что русским было бы легко (а когда им было легко?), но реальные шансы разгромить эту первую эскадру у русского Черноморского флота были. А потом (в случае успеха) все зависело от дальнейшего поведения союзников. Хотя на конечную победу на море все равно рассчитывать было трудно…
А ведь по несчастливому стечению обстоятельств Черноморский флот почти проник к тайне будущей десантной операции в Крыму. В ночь на 7 августа 1854 г. русский пароход «Эльбрус» вышел из Севастополя к мысу Керемпе, но уже на следующий день на нем подошли к концу запасы угля и крейсерство завершилось захватом и сожжением купеческого брига вблизи Босфора. К досаде, русский крейсер не выявил сосредоточение большого количества транспортов в Варне и Балчике, которое как раз в это время там происходило.{257}
Данный текст является ознакомительным фрагментом.