ТАЛЛИНСКИЙ ПЕРЕХОД И ЭВАКУАЦИЯ БАЗЫ КРАСНОЗНАМЕННОГО БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

ТАЛЛИНСКИЙ ПЕРЕХОД И ЭВАКУАЦИЯ БАЗЫ КРАСНОЗНАМЕННОГО БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

Далее представлены четыре документа, находящиеся на хранении в Центральном архиве ФСБ России. Общая их особенность заключается в том, что они написаны непосредственными участниками событий сразу после их завершения и отложились в фонде контрразведки КБФ. Специфика использования этих документов органами безопасности позволила сохранить сведения, содержащиеся в них, от дальнейшего редактирования и искажения.

Три из этих четырех документов посвящены обороне Таллина и Таллинскому переходу. Составленные разными людьми — моряком, сотрудником военной контрразведки и командиром-зенитчиком, они, как представляется, дают достаточно целостную картину того, что происходило в августе 1941 г. в ходе боев за столицу Эстонии, во время спешной эвакуации и перехода по маршруту Таллин — Кронштадт.

В представленных вниманию читателя документах довольно подробно отражены недостатки и анализируются причины, из-за которых флот и части РККА понесли тяжелые потери.

Первый документ посвящен собственно Таллинскому переходу и анализу причин августовской катастрофы Краснознаменного Балтийского флота. Второй документ, составленный в форме рапорта, дополняет первый в части, касающейся безобразной организации перехода, а также рассказывает о том, как проходила эвакуация личного состава из Таллина. Ценность третьего документа состоит в описании борьбы за Главную базу КБФ.

Подобного рода документы направлялись в 3-й отдел КБФ, где анализировались и обобщались, после чего докладывались руководству наркомата ВМФ или Военному совету КБФ.

Примером такого документа служит докладная записка начальника 3-го отдела КБФ дивизионного комиссара Лебедева А.П. народному комиссару Военно-морского флота СССР адмиралу Кузнецову Н.Г., в которой речь идет о боевых действиях эскадры КБФ в ноябре 1941 г., и прежде всего об условиях, в которых проходила эвакуация личного состава с военно-морской базы на полуострове Ханко. Автор этой докладной записки — начальник 3-го отдела КБФ дивизионный комиссар Лебедев А.П.[114]

Вопреки мнению некоторых исследователей{137}, что после Таллинского перехода (август 1941 г.) «он, как положено бойцу невидимого фронта, исчез, не оставив следов», Лебедев находился на своей должности до 31 мая 1943 г., когда был назначен заместителем начальника Управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата Военно-морского флота. «Следы» он оставил, одним из свидетельств чего является упомянутая докладная записка. Документов подобного рода в бытность свою начальником 3-го отдела КБФ он подписал множество, в том числе и после Таллинского перехода. Орденом Нахимова, как утверждается в той же книге, Лебедев тоже не был награжден. В его послужном списке числятся орден Ленина, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, три ордена Красной Звезды, памятные и юбилейные медали, знак «Заслуженный работник НКВД».

Как представляется, введение в научный оборот новых архивных документов позволит лучше представить обстоятельства того, что происходило на Балтике в августе и ноябре 1941 г., а также даст в руки исследователей конкретные факты.

№1

Агентурное донесение с лидера[115] «Минск» о переходе кораблей 28 августа 1941 г. из Таллина в Кронштадт

В 3-й отдел КБФ 30 августа 1941 г.

Разговоров относительно перехода очень много. Но большинство из них сводятся к тому, вернее, к такому вопросу: почему не было для обеспечения перехода такой массы судов с десятками тысяч людей ни одного самолета (имея в виду истребителей), и притом выход приурочили на ночь? Подобные вопросы уместны и по-моему, но недостатков в организации этого перехода было больше. Во-первых, почему весь флот держали почти до вечера? Хотя он и был разбит для перехода, кажется на 3 каравана. Когда было можно большую часть его отправить с самого раннего утра, т.к. большинство из судов были загружены и готовы к отправке. Тогда бы эта часть за дневное время дошла бы до Гогланда и даже дальше. К тому же, до обеда была такая погода, в которую вряд ли они могли встретить авиацию противника, а также и торпедных катеров. Я не могу сказать, как шел первый караван, но мы шли так, что особого порядка в движении не было. Боевые корабли шли в основном в кильватер друг другу, а транспорта и все катера шли и справа, и слева, без всякого порядка (я имею в виду, не придерживались строя кильватера, что грозило всем одинаково подорваться на минах).

Впереди нас шли пять быстроходных тральщиков строем пеленга, но настолько они узкую полосу протраливали, а временами и совсем перестраивались в строй кильватера (где попадались плавающие мины), что всем транспортам приходилось идти по непротраленному месту. После тральщиков попадалось много плавающих мин, которые не уничтожались, а оставаясь, они угрожали вслед идущим судам, а к тому некоторые тральщики и катера в это время ставили дымовые завесы, зачем? отчего? не знаю. Наверно, для того, чтобы облегчить атаковывать[116] торпедным катерам противника или же чтобы скрыть эти плавающие мины и чтобы на них подрывались вслед идущие суда?

Когда подорвался «Минск» и взорвался «Скорый», было уже темно. Конечно, спасение утопающих было затруднено, но спасти можно было больше. Я не знаю, участвовало ли больше в спасении? Мне известно, что участвовали в спасении наши обе шлюпки (катера неисправны), один катер МО[117] и один торпедный катер, причем последний был послан под угрозой применения оружия со стороны начальника штаба флота, таким же путем он заставил спустить шлюпку для спасения с «Пиккера», который не хотел спускать шлюпки из-за того, что, дескать, много плавающих кругом. А когда наша шлюпка подошла со спасенными людьми к «Пиккеру» с расчетом поскорее высадить их, то никто из многостоящих[118] у борта краснофлотцев (если можно их назвать после этого краснофлотцами) не хотел принимать конца со шлюпки, и только после настойчивого требования (со всевозможной руганью) со стороны команды шлюпки они приняли спасенных. Между прочим, когда узнали наши краснофлотцы об этом идиотстве, многие готовы были потопить его самого. Недалеко от места гибели было много других катеров, которых можно было вызвать для участия в спасении, т.к. многие держались на воде около 40 минут, если не больше. Безобразно вели себя некоторые подводные лодки, которые для связи применяли фонарь Ратьера, чем могли выдать противнику стоянку всех судов.

Наутро, когда развиднелось, то оказалось, что со всем оставшимся караваном остался один быстроходный тральщик, а остальные ушли ночью без разрешения начальника штаба, о чем последний докладывал радиограммой командующему. По-моему, можно было бы переход организовать с меньшими потерями. Пустить впереди тральщиков с расчетом, чтобы они могли очищать полосу шириной не меньше [чем] с полмили, вслед за ними пустить одного или двух катеров «Охотников» для расстрела подрезанных мин, а потом остальные суда в три или четыре кильватерные колонны (для транспортов обязательно).

Самолеты для сопровождения необходимы были, но если их не было, то ни в коем случае не нужно было отпускать боевые корабли вперед, так как уже можно сказать, что несколько боевых кораблей вместе с успехом могут отбиваться от самолетов.{138}

№2

Рапорт начальника 6-го отделения 3-го отдела КБФ

ст. политрука Карпова о переходе кораблей из Таллина в Кронштадт

30 августа 1941 г.

Начальнику 3-го отдела КБФ дивизионному комиссару Лебедеву

Настоящим доношу, что 30.08.41 г. прибыл в г. Кронштадт на ее[119] «Нептун» (ЭПРОН[120]). Вместе со мной прибыли уполномоченные: Поросенков, Семин и Гуськов. Вышли из Таллина последними в 08.00. 28.08.41 г.

Я лично вышел к баррикаде за здание Управления тыла в Таллине и направлял отдельные группы бойцов в Минную гавань. С последней группой я направился в Минную гавань и погрузился на ее ЭПРОНа «Нептун». На борту корабля находилось около 600 человек, в том числе раненых около 40 человек.

До траверза[121] Локса все обстояло благополучно, т.е. до 20 час. 30 мин. С этого времени начали подрываться транспорта. Вначале подорвался небольшой транспорт и ледокол (названий не знаю). На «Веронии» вышли из строя управление и машина. Она была взята на буксир ее «Сатурном».

Прошли несколько кабельтовых и «Сатурн» подорвался. На нем было около 800 человек. На «Сатурне» шел начальник ЭПРОНа — интендант 1-го ранга Фадеев, который выбросился за борт одним из первых, несмотря на то, что «Сатурн» остался на плаву. Фадеев был подобран на «Нептун».

К борту «Сатурна» подошел буксир для того, чтобы снять людей. После того, как буксир нагрузился до предела, он был торпедирован и моментально пошел ко дну. Таким образом, из 800 человек, находившихся на «Сатурне», спаслось лишь незначительное количество.

Приблизительно в 22.00 подорвалась «Верония» и моментально пошла ко дну. Вслед за ней (через несколько минут) подорвался еще один транспорт (названия не знаю), а еще через несколько минут подорвался эм[122] «Калинин». Боевые корабли и головная часть каравана в это время уже ушли далеко вперед. Командир «Нептуна», несмотря на то, что не знал курса, не имел калек, все же принял решение следовать на восток, рискуя подорваться на минах, но уйти от атаки подлодки противника.

К рассвету 29.08.41 г. мы догнали головную часть каравана и дальше стали следовать вместе с караваном.

На траверзе Кунда-Лахт караван подвергся артиллерийскому обстрелу с южного побережья, однако прямых попаданий отмечено не было. В этом же районе начались первые налеты авиации противника. Одним из первых был подожжен транспорт «2-я пятилетка». В носу разгорелся большой пожар, весь народ перешел в корму. Однако через 10 минут после первой бомбежки на «2-ю пятилетку» были снова сброшены бомбы, но на сей раз под корму, в воду. Приблизительно в 10 милях от «2-й пятилетки» подвергся бомбежке тр[анспор]т «Папанин». Его постигла участь «Пятилетки». В районе о-ва Гогланд мы подверглись особенно сильной бомбежке — на караван налетело одновременно 9 бомбардировщиков.

В результате этой бомбардировки отмечены были прямые попадания бомб в 5 транспортов: «Серп и Молот», «Ярвамаа», «Танкер-12» и 2 других, названия которых я не знаю. «Ярвамаа» и «Танкер-12» затонули очень быстро, «Серп и Молот» выбросился на мель, т.к. на нем возник пожар, а остальные 2 тр[анспор]та продолжали оставаться на фарватере, заметно погрузившись. От о-ва Гогланд до Сейскари[123] мы подвергались непрерывным налетам и бомбежке. Число налетов в общей сложности превышает 25. Из наиболее крупных транспортов в караване остались ус[124] «Ленинградсовет» и ее «Нептун».

Из наиболее характерных недочетов эвакуации г. Таллина необходимо отметить следующие:

Недостаточно были продуманы пути отхода наших войск для погрузки на транспорта. В результате этого большое количество войск направилось в Беккеровскую гавань, но там уже транспортов не было. Москаленко же до 5.00 28 августа находился в Минной гавани, а в 6.00 он уже погрузился на кр[ейсер] «Киров». Комиссар же тыла Родионов с 3.00 уже отсутствовал в Минной гавани и сидел на одном из кораблей на рейде. Следствием этого и явилось то обстоятельство, что многие части, отходя к Беккеровской гавани и не найдя там наших тр[анспор] тов, считали себя покинутыми, отрезанными от Союза и вынуждены были остаться на территории Эстонии. На путях к Беккеровской гавани не были выставлены заслоны, которые предупреждали бы части о том, что погрузка производится в Минной гавани.

Исключительно безобразно было организовано охранение каравана — боевые корабли ушли вперед, а безоружные транспорта были предоставлены самим себе. В результате этого самолеты противника могли совершенно безнаказанно, не встречая заградительного зенитного огня, не только бомбить транспорта, но и на бреющем полете обстреливать их из крупнокалиберных пулеметов (что имело место в районе о-ва Гогланд).

Напряжение людей, находившихся на транспортах, в результате непрерывной бомбежки достигло наивысшего предела, и на ее «Нептун» отдельные красноармейцы предлагали избрать ревком и послать [его] к командиру корабля с требованием немедленно направиться к берегу (хотя бы даже чужому) и высадить людей.

Оперативного состава в 6-м отделении в Таллине находилось 14 человек. В Кронштадт прибыли только двое — Поросенков и я.

Поросенков был сам в Беккеровской гавани, а затем с небольшой группой ушел в Минную гавань. Там же осталось много народа — взяты они или нет на борт судов — неизвестно.

Нач[альник] 6-го отделения 3-го отдела КБФ

ст. политрук Карпов{139}

№3

Личные соображения командира 10-го зенитно-артиллерийского дивизиона главной базы КБФ ст. лейтенанта Котова Е.И. об организации обороны Таллина и эвакуации войск

1 сентября 1941 г. В 3-й отдел КБФ

Твердой организующей руки в обороне ГБ не было. Мощные огневые средства, морская и зенитная артиллерии не были полностью использованы, а, зачастую, последние бездействовали, вследствие отсутствия связи и взаимодействия между различными родами войск и особенно командованием армейских и артчастей. Командир укрепрайона капитан Панфилов не ориентировался в обстановке и на мои требования дать цели для артобстрела, как правило, ничего не мог сказать, так как говорил: «Трудно сказать, где наши войска, где пр[отивни]к». Командование пехотных частей не имеет наступательного порыва, а наоборот, приучило войска к отходу и к обороне. После мощных огневых шквалов зенартбатарей 10-го див[изио]на пехота пр[отивни]ка откатывалась назад с большими потерями за 10 и более километров, но никто эту местность не закреплял и не думал этого делать. Отсутствие связи и взаимодействия приводило к обстрелу своих войск. Разведка работала скверно.

1. Считаю позорный провал обороны ГБ Таллин по вине неумелого руководства, не сумевшего использовать мощные огневые средства (как то — весь флот БО[125] Главной базы).

2. Эвакуация войск прошла позорно. Отсутствие ориентировки у командования в обстановке привело к решению эвакуации, когда необходимости в этом не было. Войска начали сниматься с линии обороны в 21 час. 27 августа. Но 28 августа забытая группа бойцов во главе с лейт[енан]том Лопаевым, находясь на линии обороны, сдерживала пр[отивни]ка и отступила лишь тогда, когда стало известно, что все соседи и начальники ушли.

Мне сначала было приказано сосредоточить л[ичный] с[остав] и материальную] ч[асть] на пристань Вимси, но потом изменили, и приказано [было] прорваться на Беккеровскую гавань. Материальная] ч[асть] дивизиона была доставлена. Но грузить не было на что. Хозяина не было.

Огромная толпа красноармейцев, краснофлотцев и командиров подверглась панике. Начальников не было. Большие толпы направились на прорыв (из разговоров мне известно, что многие из них вернулись, увидев транспорт на Купеческой пристани).

Материальная часть орудий, приборов, автотранспорт, лошади и многое другое ценное имущество в огромном количестве осталось на пристани. Из разговоров известно, что часть л[ичного] с[остава] также осталась не погружена.

Охрана с воздуха не была обеспечена. Огромное количество крупных транспортов — до 6 штук, и много мелких кораблей погибло. Погибло много л[ичного] с[остава]. Отдельные [участники перехода] заявляют до 15 тысяч человек (я в этой цифре сомневаюсь), во всяком случае, погибла не одна тысяча человек в пути от авиабомб пр[отивни]ка. Охраны кораблей с воздуха истребителями не было.

Считаю, операции по обороне ГБ и эвакуации войск были проведены преступно плохо. Они ложат[126] позорное пятно на флот. Героические сражения рядовых бойцов и командиров низших степеней пошли насмарку в результате таких действий.

Считаю, необходимо сурово, по военному времени, наказать [организаторов] нелепых операций.

Ст. лейт[енан]т Котов

Принял уполномоченный 4-го отделения 3-го отдела КБФ Гуськов{140}

№4

Докладная записка начальника 3-го отдела КБФ о боевых действиях эскадры КБФ за ноябрь 1941 г.

№ 21442 11 декабря 1941 г. г. Ленинград

Наркому Военно-морского флота СССР адмиралу Кузнецову

Боевые действия флота за ноябрь месяц, помимо обстрела вражеских позиций из судовой артиллерии, в основном сводились к использованию кораблей для переброски отдельных пехотных частей с п-ова Ханко на Ленинградский фронт. Таких походов отдельными соединениями было произведено четыре.

31 октября на Ханко был отправлен первый отряд кораблей в составе: минзаг[127] «Марти», эм «Славный», пять быстроходных тральщиков и 6 катеров-МО под командованием вице-адмирала Дрозда. В целях обеспечения скрытности операции поход производился ночью, днем корабли отстаивались у о-ва Гогланд. Первая операция проведена успешно. Снято личного состава 4800 человек с полным вооружением, в том числе 61 орудие, 80 пулеметов и значительное количество боезапаса.

Во втором эшелоне с 2-го по 6 ноября с.г. участвовали эсминцы «Суровый», «Сметливый», 4 тральщика и 5 катеров-МО. При проходе района Кери, возвращаясь с Ханко, погиб эсминец «Сметливый». По записям в вахтенном журнале эм «Суровый» и по наблюдениям установлено, что в 23 час. 02 мин. за кормой «Сметливого» был слышен глухой взрыв, в короткие промежутки последовали еще два, последний в 23 час. 31 мин., был большой силы, вызвавший столб огня. По предварительным данным, из числа личного состава миноносца и находившихся на нем бойцов спасено 380 человек. Точных причин гибели эсминца до сих пор не установлено.

В третьем эшелоне кораблей, предназначенных для операции на Ханко, были: лидер «Ленинград», эм «Стойкий», теплоход «Жданов», минзаг «Урал», пять тральщиков и шесть катеров-МО. Этим эшелоном командовали командир лк[128]«Октябрьская революция» контр-адмирал Москаленко и начальник политотдела эскадры полковой комиссар Смирнов. Отряд вышел 9 ноября в 17 час. 45 мин. от о-ва Гогланд в ордере[129], предусмотренном планом операции, но с наступлением темноты походный ордер вскоре был нарушен. Корабли потеряли друг друга, и в районе маяка «Родшер» контр-адмирал Москаленко отдал по радио распоряжение: встать на якорь. С рассветом отряд вернулся к о-ву Гогланд. Вследствие свежей погоды и отсутствия четкого управления кораблями из пяти тральщиков остался невредимым только один тральщик № 215. Остальные четыре тральщика имеют небольшие повреждения. В этих условиях действия командования отряда о возвращении обратно на о-ов Гогланд нужно считать правильными.

11 ноября с.г. отряд в том же составе, за исключением двух поврежденных тральщиков, вышел вторично от о-ва Гогланд по направлению к Ханко. В районе Юминда — Мохни в параванах[130] лидера «Ленинград» взорвались две мины, в результате чего вышли из строя гирокомпас[131], ПАС[132] и затоплен ряд носовых помещений, в том числе носовой артпогреб. Командир лидера начал просить об оказании ему помощи, сообщив, что дальше самостоятельно следовать не может. На помощь лидеру был выслан тральщик и два катера-МО, но до подхода их командир капитан 3-го ранга Горбачев приказал следовавшему за ним в кильватере теплоходу «Жданов» встать головным и идти к о-ву Гогланд. В результате этого «Жданов» подорвался на мине и в течение 10 мин. затонул. Вся команда, 70 человек, за исключением одного погибшего, спаслась на шлюпках. Потеря теплохода явилась следствием явно преступного приказания командира лидера Горбачева следовать головным к о-ву Гогланд (теплоход не имел параванов и на минном поле должен был неминуемо подорваться). Нами через военного прокурора КБФ возбуждено уголовное преследование Горбачева.

Еще до гибели теплохода «Жданов» командование отряда, получив сообщение о повреждениях лидера «Ленинград», приняло решение о возвращении обратно к о-ву Гогланд. Таким образом, весь отряд, потеряв теплоход, 12 ноября вернулся обратно на Гогланд. Решением Военного совета КБФ контр-адмирал Москаленко и полковой комиссар Смирнов от руководства отрядом были отстранены и отозваны в Кронштадт.

Вместо лидера «Ленинград» в 4-м эшелоне были направлены эм «Суровый» и «Гордый», минзаг «Урал», 4 тральщика и 6 катеров-МО под командованием начальника штабы эскадры капитана 2-го ранга Нарыкова.

Выполняя задание, 14/XI в 01 час. 08 мин. в районе Мателота[133] от взрыва мины эм «Суровый» получил пробоины, в которые начала поступать вода. Пробоины были настолько велики, что отливные средства не справлялись с откачкой, и корабль стал медленно погружаться. Принятые личным составом меры к спасению корабля результатов не дали. Командованием корабля было принято решение начать спасение личного состава, а затем корабль взорвать, что и было выполнено в 5 час. 57 мин., уже после того, как вся команда была посажена на тральщик и катера-МО. Еще до подрыва эм «Суровый», во время следования в этом же районе подорвались и погибли БТЩ[134]–206 и катер-МО, 22 человека из их команд спасено, остальные погибли. Вскоре после подрыва эм «Суровый» поблизости от него подорвалась также на мине подлодка Л-2, которая своим ходом подошла к борту эсминца, и с нее были сняты 3 человека раненых. Затем подлодка отошла своим ходом и находилась по носу корабля.

По заявлению командира ОВРа[135] капитана 2-го ранга Свято-ва, находившегося на о-ве Гогланд, БТЩ-217 близко подходил к подлодке, но боясь подорваться на минах, к борту подлодки не подошел, за что командир БТЩ командованием ОВРа отдается под суд. В этом же районе подорвался эсминец «Гордый», с которого спасено 84 человека, 11 человек из них пришли на шлюпке на о-в Гогланд. Оставшиеся из отряда: минзаг «Урал», 1 тральщик и 3 катера-МО благополучно дошли до Ханко.

Нужно отметить, что во время борьбы личного состава за живучесть эсминца «Суровый» отдельные командиры и политработники проявили элементы трусости, нераспорядительности и нерешительности в своих действиях. Так, например, дивизионный связист инженер-капитан-лейтенант Мясников не только не принимал мер к спасению корабля и личного состава, а сам пытался первым сойти с корабля на катер, но был оттуда возвращен. Военком эсминца старший политрук Рыбаков в момент подрыва корабля и после проявил полную нераспорядительность и растерянность и организацией борьбы за живучесть корабля совершенно не занимался. Начальник штаба эскадры капитан 2-го ранга Нарыков, руководивший переходом и находившийся на эсминце «Суровый», растерялся и сразу же после взрыва мины в параване, подозвав катер-МО № 409 к борту эсминца, сошел на него под предлогом узнать, что происходит с остальными кораблями. В действительности же Нарыков на катере никуда не ходил и ничего не выяснял, а находился вблизи эм «Суровый», отдавая с катера приказания командиру о подрыве корабля.

По заявлению инспектора ПУБалта[136] полкового комиссара т. Барабанова, Нарыков отдал распоряжение о немедленном подрыве корабля вместе с оставшимся там личным составом, ссылаясь на то, что имевшиеся в распоряжении спасательные средства (два катера-МО) не могли взять больше 150 человек, а бороться за сохранение живучести корабля бесполезно. Только после вмешательства т. Барабанова и зам. нач[альника] 3-го отдела эскадры КБФ старшего политрука т. Кузнецова, находившихся на эм «Суровый», были приняты меры к борьбе за спасение корабля и личного состава. Нарыков же продолжал оставаться по-прежнему на катере-МО и вопросом борьбы за живучесть корабля и спасение личного состава не занимался.

Одновременно с этим в борьбе за живучесть корабля и спасение личного состава проявили исключительное мужество:

— командир БЧ[137]–5 инженер-капитан-лейтенант Жуков, который в тяжелых условиях после подрыва корабля сумел организовать борьбу личного состава БЧ-5 за живучесть, ликвидируя пожары, которые могли привести к вторичному взрыву и гибели всего личного состава;

— полковой комиссар Барабанов с момента подрыва корабля все время руководил организацией борьбы за живучесть, направляя действия личного состава к тому, чтобы спасти корабль, а после, когда это было невозможно, спасти личный состав.

Все переходы производились по рекомендованным курсам штаба КБФ. И только после того, как эшелон под командованием контр-адмирала Москаленко вернулся обратно на Гогланд, а затем во время второго перехода потерял на минах теплоход «Жданов» и получил повреждение от взрыва мин в параванах лидер «Ленинград», командующий эскадрой вице-адмирал Дрозд, как это стало известно со слов комиссара эскадры Масалова, предлагал идти от Гогланда новым курсом — значительно севернее, считая, что рекомендованный курс противнику уже известен, но якобы командующий флотом отклонил это предложение.

Нужно отметить, что группа тихоходных тральщиков в количестве 7 штук была послана для разведки нового курса по инициативе командующего эскадрой. Из полученной телеграммы командира дивизиона тральщиков видно, что они шли новым курсом, но почему-то без тралов, т.е. разведки по существу не произвели. Операции по вывозу войск с Ханко штабом КБФ и командующим флотом были организованы плохо.

Удавшаяся первая операция, рассчитанная на дерзость и неожиданность маневра, проведенная успешно, внесла успокоенность. Командованием флота была допущена тактическая ошибка: не учитывалось, что враг разгадает последующие намерения. Надежной тральной разведки произведено не было. Корабли, следовавшие в караване, не выдерживали заданного им строя. Отклонились от протраленного фарватера, теряли из виду впереди идущих. Об этом свидетельствует подрыв на минах лидера «Ленинград».

По поступившим к нам нескольким […] данным по этому вопросу видно: «Мины в обоих случаях рвались в левом параване, это объясняется наличием дрейфа. После первого взрыва левый параван был выбран, а пока готовился к постановке, сбавив ход, и мы отстали. После того, как расправился параван, вскоре взорвалась вторая мина».

Поход происходил в темную ночь, часто впереди идущий корабль терялся из виду, в результате были отклонения от кильватера. Поэтому и затравливались мины в параван. Сама полоса протраленного фарватера была небольшая. В операцию были посланы корабли-тихоходы: «Жданов», «Урал», «Марта», которые сковывали действия миноносцев.

Операция, которой руководили контр-адмирал Москаленко и полковой комиссар Смирнов, сорвана по их личной вине, они проявили нерешительность в своих действиях, потеряли корабли, что вызвало человеческие жертвы. Полковой комиссар Смирнов еще до операции заявил: «Зачем меня посылают, и что я там буду делать, не знаю», а в период проведения операции проявил элементы трусости.

В операции, руководимой нач[альником] штаба эскадры капитаном 2-го ранга Нарыковым, последний растерялся и проявил трусость. Нарыков еще до перехода среди отдельных командиров заявлял: «Если еще мне придется идти на Ханко, я сойду с ума».

Материалы о проявленной растерянности, граничащей с трусостью, и о непринятии мер к спасению личного состава на Нарыкова переданы военному прокурору КБФ. (Результаты и меры, принятые прокуратурой, сообщу дополнительно).

Начальник 3-го отдела КБФ

дивизионный комиссар Лебедев{141}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.