ТРУДНО В УЧЕНИИ, ЛЕГКО В БОЮ
ТРУДНО В УЧЕНИИ, ЛЕГКО В БОЮ
В конце января 1943 года майор Никифорова, приехав в Вешняки, застала там около трехсот девушек, ранее набранных на женские снайперские курсы. Приказ НКО СССР об организации Школы только готовился, но новые преподаватели и новые учащиеся уже прибывали. Новобранцы проходили медицинскую и мандатную комиссии прямо в Вешняках, зачислялись на довольствие и приступали к занятиям.
Знакомство майора с будущими снайперами произошло в помещении первой роты. Комнату нельзя было назвать ни комфортабельной, ни уютной. В ней пахло сыростью. Высоко под потолком тускло горела одна лампочка. Большую часть помещения занимали трехъярусные нары. У стенки размещалась вешалка для шинелей и пирамида для винтовок. Девушки сидели, тесно прижавшись друг к другу, на первом ярусе нар. Они изучали Боевой Устав пехоты РККА, первую его часть: боец, отделение, взвод, рота. Тоненькая, небольшого формата книжица находилась в руках примерно у каждой третьей. По команде преподавателя они перелистывали в ней серые, из газетной бумаги страницы. Параграф про снайпера находился во второй главе, между определением обязанностей и деятельности на поле боя наблюдателя, наводчика пулемета (ручного и станкового), подносчика боеприпасов, связного:
«…68. Снайпер — сверхметкий стрелок, имеет своей основной ЗАДАЧЕЙ уничтожение снайперов, офицеров, наблюдателей, орудийных и пулеметных расчетов, низко летящих самолетов противника и вообще всех важных, появляющихся на короткое время и быстро исчезающих целей.
Снайпер действует в составе снайперской пары, выполняя по очереди обязанности стрелка и наблюдателя»{31}.
Из пояснений преподавателя к этому параграфу следовало, что Устав допускает некоторую самостоятельность в работе сверхметких стрелков. Они могут сами выбирать позиции для стрельбы и тактику ведения наиболее результативного огня при наступательном и оборонительном бое, при схватках с противником в лесу, в горах, в населенных пунктах.
Вот, скажем, наступательный бой. Снайпер должен как можно быстрее уничтожить вражеских офицеров, связистов, наводчиков орудий, минометов и пулеметов, трассирующими пулями навести на цели однополчан. При оборонительном бою надо защищать фланги своего подразделения и стыки между взводами, ротами, батальонами, где может просочиться противник.
Изучение Уставов Красной Армии, как Боевого, так и Дисциплинарного, конечно, являлось весьма важной частью теоретической подготовки. Когда Школа переехала из Вешняков на станцию Силикатная, в более просторные помещения для таких занятий выделили целый класс с разными наглядными пособиями: схемами, чертежами, рисунками.
В классе девушки поначалу изучали и материальную часть оружия: устройство магазинной винтовки Мосина, самозарядной винтовки Токарева, пистолета-пулемета Шпагина, ручного пулемета «Дягтерев пехотный» и станкового пулемета «Максим». Требовалось разбирать и снова собирать их, уметь устранять простейшие неполадки. С теоретических занятий начинался и самый главный предмет в Школе — огневая подготовка.
Вел его майор Николай Григорьевич Крепе, участник Гражданской войны. Он окончил Стрелково-тактические курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел» в 1930 году, успел повоевать с немцами в 1941-м и 1942-м. Крепе превосходно знал стрелковое дело, проводил занятия увлекательно, интересно. Он умел просто и доходчиво объяснять сложные вещи.
— Даже очень меткий стрелок, умеющий маскироваться, никогда не станет снайпером, если не изучит практическую баллистику, таблицы и расчеты для стрельбы, — так обычно начинал он свою первую лекцию. — Тот, кто все время стрелял только на стрельбище, при стандартных, отмеренных расстояниях, начинает «мазать», стреляя по целям, возникающим на произвольных дистанциях, не говоря уже о стрельбе по движущимся и внезапно появляющимся целям, которые вы обязательно встретите при боевых действиях. Например, если сильный ветер подует сбоку, могут начаться неконтролируемые промахи. При стрельбе в горах, на разных высотах, сверху вниз или снизу вверх пули ложатся совсем не туда, куда нужно стрелку… Летящая пуля — физическое тело в движении, на него действуют законы физики и математики. Законы, говорю я. Значит, люди их уже открыли, изучили. И вы должны изучить. При ведении настоящего боя сверхметкий стрелок, прошедший правильную подготовку, мгновенно, чисто автоматически учитывает разные объективные показатели, влияющие на точность стрельбы. Будем этого добиваться…
— Затем майор Крепе отходил к черной классной доске, брал в руки мел, рисовал, хотя достаточно упрощено, винтовку, и спрашивал курсанток, как, по их мнению, летит пуля, выпущенная из ружья: прямо горизонтально или по дуге?
— Девушки, не обременные законченным средним образованием, уверенно ему отвечали:
— Конечно, прямо!
— Вовсе нет, — сказал преподаватель, посмеиваясь. — Выяснилось сие очень давно, в 1537 году. Итальянец Николо Тарталья в своем сочинении «Новая наука» на основании собственных опытов и наблюдений доказал, что любой снаряд описывает в воздухе кривую линию, похожую на дугу. Он назвал ее траекторией. Эту траекторию он разделил на две ветви: восходящую и нисходящую, а высшую точку назвал вершиной траектории. Если бросить снаряд под углом в 45 градусов к горизонту, то он при прочих равных условиях пролетит дальше всего. Это открытие легло в основу науки баллистики…
Николай Григорьевич мелом изобразил на доске сначала прямую линию, над ней — дугу, исходящую из дула винтовки, и пулю, замершую на самой высокой точке этой дуги:
— Вы видите путь пули в безвоздушном пространстве. Смотрите, вот — восходящая ветвь траектории, вот — нисходящая. Вот — вершина траектории, вот — ее высота. Все это можно вычислить… Только секрет в том, что существует сила притяжения Земли. Выброшенная ударом пороховых газов, наша пуля устремится вперед и вверх со скоростью 865 метров в секунду и одновременно начнет падать вниз по направлению к центру Земли, подчиняясь закону свободного падения тел. Закон, открытый Галилеем, гласит, что любое свободно падающее тело, будь то камень, щепка, мяч или бомба, в первую секунду проходит 4,9 метра, а в каждую последующую секунду скорость его падения возрастает на 9,8 метра…
Такие теоретические рассуждения поначалу пугали девушек. Но потом они узнали, что существуют давно составленные таблицы превышения средних траекторий при стрельбе из разных винтовок — «трехлинейки» Мосина и «СВТ-40» — на разные дистанции, разными пулями. А их задача проста: выучить таблицы наизусть. Пусть не сразу, постепенно. Для того их и собрали здесь…
«Когда началась война, мне было 15 лет, — рассказывала о себе Клавдия Ефремовна Калугина (девичья фамилия — Пантелеева), бывшая курсанткой второго набора. — Я пошла работать на военный завод “Респиратор” в Орехово-Зуево. Война началась — карточки нужны рабочие. На заводе их давали и по ним — 700 грамм хлеба в день. На заводе я вступила в комсомол. По выходным комсомольцев отправляли на “Всевобуч”. Там нас подготавливали к военной службе. Потом, когда “Всевобуч” мы закончили, сказали, что открылась снайперская школа. Очень многие пошли добровольно, пошла и я в 17 лет. Это был июнь 1943 года. В школе я была самая молодая. Всем по 18 лет, а мне — 17. Думали, вернуть меня домой или не вернуть? Решили, если буду успевать за всеми, то оставить. Начали рыть полигон (то есть обучать правилам маскировки с рытьем окопов, траншей и т.д. — А.Б.). Я — из небогатой семьи. И дрова рубила, и воду носила. Я — привычная к делу, работала хорошо. Меня оставили, даже дали увольнительную домой. Когда начали стрелять, у меня не получалось. Я стреляю, и все — в “молоко”. Тогда Баранцева Зинаида Андреевна, наш командир отделения, стала заниматься со мной отдельно. Она научила меня очень хорошо стрелять…»{32}
Замечательные лекции майора Крепса по баллистике были предметом совершенно необходимым. Но обучением новобранцев практической стрельбе занимался младший командный состав, а он формировался из первого выпуска курсанток Центральной женской школы снайперской подготовки, «на отлично» закончивших это военно-учебное заведение. Потому трудности, с которыми столкнулась Клава Пантелеева, старшему сержанту Баранцевой были понятны. Она взяла ее под свою опеку и добилась успеха.
Впоследствии З.А. Баранцева, по мужу — Колобова, сдала экстерном экзамены в Московском пехотном училище, получила воинское звание «младший лейтенант» и после войны продолжала службу в рядах Советской Армии.
Между тем всей своей деятельностью Школа подтвердила простую истину: научить стрелять в цель можно любого человека, даже не наделенного отличным глазомером. Процесс обучения будет долгим, от шести до восьми месяцев, трудным, даже изнурительным. Но при горячем желании обучающегося, при умелом и терпеливом наставнике достичь результата можно. Получится обычный армейский снайпер, не ас, однако — боец, накрепко освоивший ряд определенных приемов, которые позволят ему правильно выполнять задания командования на поле боя.
Кстати говоря, согласно наградным документам, Клавдия Ефремовна Пантелеева, ефрейтор, а затем младший сержант, в период с апреля 1944 года по май 1945 года уничтожила 28 гитлеровцев и была награждена медалями «За боевые заслуги», «За отвагу» и в конце мая 1945 года — орденом «Красная Звезда». Следовательно, труды Зинаиды Баранцевой не пропали даром. Используя разработанные в Школе методики, старший сержант подготовила для фронта крепкого профессионала.
Возможно, начинала она с элементарных вещей.
Например, объяснила Клаве, что перед выстрелом нужно задерживать дыхание, сам выстрел производить на выдохе. Часто начинающие стрелки задерживают дыхание, пристально не всмотревшись в цель. Поскольку воздуха не хватает, они спешат нажить на спусковой крючок. Или наоборот — задерживают дыхание слишком поздно, перед самым выстрелом, когда оружие еще не «выровнялось» и не «устоялось». При этом пуля чаще всего уходит вверх.
Для нормального выстрела нужно не более 5–6, максимум — 8 секунд. Если стрелок не может уложиться в это время, то ему что-то мешает. Инструктор должен проверить правильность изготовки. При правильной и натренированной, наработанной изготовке, ничего не беспокоит, не болит, не тянет, не давит. Потому, что снайпер не должен испытывать никакого напряжения в момент нажатия на спусковой крючок.
Есть и другой недостаток, характерный для начинающих — «зацеливание». На самом деле долго целиться нельзя. За одну минуту непрерывного прицеливания острота зрения падает вдвое. По окончании «зацеливания» глаз устает настолько, что плохо различает положение мушки и других прицельных приспособлений. Стрелок этого не замечает, его зрительная память сохраняет в сознании «прицельную картинку» во всей яркости на 2–3 секунды. Инструктор, расположившись рядом с курсантом, должен проверять по секундомеру отсчет этих восьми секунд, нужных для выстрела, и контролировать весь процесс: задержка дыхания, прицеливание, выдох с плавным нажатием на спусковой крючок.
Нередко встречается у новичков и такое — боязнь выстрела, особенно из магазинных винтовок, которые дают сильную отдачу. Начинающий инстинктивно зажмуривает глаза, прекращает целиться и дергает за спусковой крючок, тем самым окончательно сбивая наводку оружия. Помогает простое объяснение: если винтовка дернулась и толкнула в плечо, то пуля уже находится в мишени. Грохот выстрела вообще никакой опасности для здоровья не представляет. А смотреть обоими открытыми глазами на винтовку и в сторону мишени в момент выстрела — вообще очень интересно.
Усилие, которое необходимо применить для нажатия на спусковой крючок, составляет не менее 1,5 кг. С подобным усилием и должен действовать указательный палец стрелка. Однако напрягать правую руку и правое плечо ему нельзя. Дело в том, что вышеуказанные 1,5 кг на спуске распределяются и на указательный, стреляющий палец, и на остальные пальцы, удерживающие руку на прикладе. Так создается равновесие, и оно существует до тех пор, пока курок не спущен. Как только он вводится в действие, то те самые 1,5 кг на спуске пропадают. Но на остальных пальцах, сжимающих шейку приклада, они остаются. Происходит мгновенная и резкая разбалансировка сил, отчего стреляющая кисть «вздрагивает» на прикладе. Движение передается на винтовку и сбивает ее. У профессионалов это называется «провалом» спуска с последующим «одергиванием» оружия. Пуля при этом уходит от цели в сторону{33}.
Немало времени провела сержант Зинаида Баранцева вместе с Клавой Пантелеевой на полигоне в окопе полного профиля у винтовки Мосина, уложенной на бруствер. Учила не задерживать дыхание, не напрягать все тело, не «зацеливаться», не моргать при выстреле, правильно нажимать на спусковой крючок — только сгибом на суставе между первой и второй фалангами указательного пальца правой руки, ибо направление нажима на спусковой крючок должно происходить строго по оси канала ствола.
Девушка из подмосковного городка Орехово-Зуево безгранично доверяла своей наставнице и старалась выполнять все ее указания. Клавдии совсем не хотелось возвращаться домой, как говорится, не солоно хлебавши. Да и пребывание тут в конце концов ей понравилось: одета, обута, накормлена, кроме хлеба выдают два раза в неделю сливочное масло, мясным супом регулярно потчуют. Марш-броски, работа саперной лопаткой на полигоне ничуть ее не пугали. К тяжелому труду она была приучена с детства. Также никто не торопил семнадцатилетнюю курсантку с освоением снайперской науки. За восемь месяцев все необходимые навыки они с Баранцевой довели до полного автоматизма. Пантелеева сдала экзамены на «хорошо» и перед отправлением на фронт получила от командования Центральной женской школы подарок — американские белые чулки, красивые, но совершенно непрактичные…
Примерно таким же было начало армейской биографии у Юлии Жуковой. Она родилась в семье партийных работников, до войны жила в городе Уральске, училась в школе, но в 16 лет поступила работать на военный завод № 231, эвакуированный из Ленинграда. Там рабочим за двенадцатичасовой рабочий день выдавали по 800 грамм темно-серого, сырого, комковатого хлеба, больше напоминающего глину, иногда подкармливали супом в заводской столовой. Но комсомольцы не унывали. Юля довольно быстро освоила профессию слесаря-инструментальщика третьего разряда, трудилась в цехе, где собирали торпеды и мины для кораблей военно-морского флота.
Однако у Жуковой была мечта — попасть на фронт. Поэтому она вместе с лучшей подругой Валентиной Шиловой пошла на двухнедельные курсы «Всевобуча» с отрывом от производства, успешно закончила их. Затем летом 1943 года добилась в горвоенкомате направления в Центральную женскую школу снайперской подготовки, хотя ей и не исполнилось 18 лет. Вместе Валей она поехала в Подольск. В Школу их зачислили, только, к большому огорчению девушек, они попали в разные роты. Жукова очутилась в третьей роте, а Шилова из-за своего малого роста — в четвертой. Видеться часто они теперь не могли, да и жизнь в Школе оставляла не слишком много времени для отдыха.
Шесть дней новобранцы находились в карантине и занимались тем, что набивали резаной соломой матрасы и подушки для себя.
«Первые яркие впечатления связаны с походом в баню, — писала потом в своих воспоминаниях Юлия Константиновна Жукова. — Нас вывели на плац, приказали построиться в колонну и повели в баню в Подольск. Это было зрелище! По-моему, мы больше напоминали цыганский табор, нежели военный строй. Ходить в строю, строго выдерживать равнение еще не умели, наши ряды путались. Одеты все были кое-как. Ведь мы понимали, что гражданскую одежду придется бросить, поэтому дома, собираясь в дорогу, надевали самое плохое и ненужное. Девчата громко переговаривались в строю, обменивались впечатлениями. Командиры тщетно старались навести порядок, но никто не слушал их…
В бане нас ожидал сюрприз — целая бригада парикмахеров. Ловко орудуя ножницами и бритвами, они всех подряд стригли почти под “полубокс”. Девчата не хотели расставаться со своими прическами, пытались сопротивляться, кто-то даже пустил слезу, но здесь этот номер не проходил. Всем сделали одинаковые прически, все стали похожими на мальчишек и как будто на одно лицо…
После бани нас обмундировали. В первую очередь выдали нижнее белье: белые широкие и длинные, почти до колен трусы из бязи со шнурком на поясе вместо резинки; бязевые мужские нижние рубашки с длинными рукавами и завязками у горла; байковые портянки. Затем — хлопчатобумажные брюки и гимнастерки, брезентовые ремни, кирзовые сапоги с широченными голенищами, шинели и шапки-ушанки. Все нескладное, зато новое, кроме — шинелей и шапок. При этом надо было не просто взять и надеть одежду. Каждому предстояло подобрать ее себе по росту. Пока занимались нижним бельем, все было нормально. Но когда дело дошло до верхнего обмундирования, начался настоящий спектакль. В тесном предбаннике мы примеряли один комплект за другим, менялись то брюками, то гимнастерками… Больше всего возни было с портянками, которые никак не удавалось навернуть более или менее сносно. Девчата толкались, шумели, хохотали, дурачились.
Наконец, все утряслось, мы оделись и вышли на улицу строиться. Все-таки одинаковая для всех военная форма сильно дисциплинирует. Мы представляли собой совсем иную картину, нежели несколько часов назад. Отмытые, подстриженные, одетые в солдатские мундиры, мы вдруг почувствовали себя иначе и держались уже по-другому. В строю старались соблюдать равнение, шагали в ногу, не разговаривали…»{34}
Девушки были готовы принимать казарменную жизнь такой, как она есть. Все они пришли в ЦЖШСП добровольно, с огромным желанием научиться воевать, освоить сложную военную профессию и потом безжалостно истреблять врагов своей страны. Командование Школы тоже имело определенную задачу: внушить курсанткам правила армейской службы, выработать у них аккуратность, точность, дисциплинированность, умение беспрекословно подчиняться приказам вышестоящего начальства. Однако как это будет происходить, новобранцы не догадывались.
«Казалось бы, простое дело — заправка постелей, — продолжает свой рассказ о пребывании в Школе Юлия Жукова. — Но когда начали это делать, то не сразу получилось. От нас требовали так уложить одеяла и простыни, чтобы на них не было ни морщинки, ни складочки, иногда даже приходилось шомполом выравнивать. Подушки ставились в ряд таким образом, чтобы ни одно “пузо” не выпирало, а ведь они были, как уже говорилось, набиты соломой. Вафельные полотенца выкладывались около подушек треугольниками, притом их основания должны были образовывать прямую линию. Если старшина при проверке обнаруживала недостатки в заправке постелей, то все, сделанное с таким трудом, безжалостно ломалось, и приходилось делать заново. Теперь даже представить себе не могу, как мы умудрялись создавать идеально ровное сооружение из десяти постелей, стоя на втором ярусе и согнувшись почти пополам.
Еще тяжелее было научиться буквально за считаные секунды одеваться и обуваться, правильно навертывать портянки, пришивать подворотнички.
Трудно нам давались все эти премудрости военного быта. Помню, чуть рассвет, раздается команда: “Подъем!” И все разом, еще не окончательно проснувшись, соскакивают с нар, судорожно натягивают на себя форму, тычутся в ряды сапог, стоящих в два ряда около нар, каждый ищет свои. А рядом с нами — старшина с секундомером в руках проверяет, укладываемся ли мы в нормативы. Не успели одеться в положенное время — тут же раздается команда: “Отбой!” Снова раздеваемся, укладываемся на свои места. Потом опять: “Подъем!” И все сначала. Только оденемся, незамедлительно раздается следующая команда: “Выходи строиться, на зарядку!” Бежим, но на ходу кто-то что-то еще застегивает, поправляет…»
Не менее интересна история с подворотничками для гимнастерок и чисткой кирзовых сапог. Подворотнички курсанткам не выдавали, однако требовали их иметь всегда ослепительно белыми, что было затруднительно, например, при рытье окопов на стрельбище. Поэтому их приходилось менять раз или два в течение дня. Ваксу для сапог выдавали, но — неопределенного цвета, и оттого сапоги не блестели. А неписаные правила Школы гласили: сапоги должны блестеть как зеркало! За сапожным черным кремом «Люкс» приходилось ездить в Москву, где его покупали на выдаваемые курсанткам ежемесячно в качестве денежного довольствия 7,5 руб.
Постепенно девушки справились со всеми трудностями: и с заправкой постелей по-армейски, и с навертыванием портянок, и с одеванием по секундомеру, и с чисткой сапог. Более того, вооружившись ножницами, иголками и нитками, они разобрались с выданной им одеждой не по размеру: что-то ушили, что-то перекроили по фигуре, а что-то даже усовершенствовали. Например, стали вставлять фанерные дощечки между двумя полосками ткани на погонах, и те красиво лежали на плечах.
За месяц курсантки научились ходить строевым шагом, маршировать, не нарушая построения в шеренгах, выполнять разные приемы с винтовкой: «на плечо», «к ноге», «на караул», — петь хором солдатские песни. Пришло время принимать присягу. Перед торжественным днем им выдали армейскую женскую парадную форму, в нее входили не брюки, а юбки. Радости курсанток не было предела, хотя от юбок в Школе они успели отвыкнуть.
Церемония проходила на плацу, с выносом знамени, под духовой оркестр.
Четкий строй двух батальонов порадовал бы глаз любого кадрового офицера. Девушки приобрели необходимую солдатскую выправку, держались уверенно, умело обращались с оружием. По очереди они подходили к столу, накрытому красной скатертью, читали текст присяги: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить государственную и военную тайну…», расписывались под ним и, став на одно колено, целовали край знамени.
После церемонии состоялся парад. Маршировали курсантки в шеренгах по шесть человек, на коротких интервалах, держа винтовки со штыками наперевес. Они дружно кричали «Ура!» в ответ на праздничные призывы, которые раздавались с трибуны. Там находилось командование Школы и высокие гости, приехавшие из Москвы.
Посмотреть на парад также собралось множество местных жителей. Их присутствие очень вдохновляло будущих сверхметких стрелков, и они старательно печатали шаг.
После присяги занятия стали более интенсивными.
Перечитывая воспоминания девушек, окончивших ЦЖШСП, можно получить представление о том, как протекал их обычный учебный день на полигоне, куда они ходили четыре раза в неделю. Отправлялись сразу после завтрака в столовой и возвращались в казармы вечером, к ужину. Расстояние было немалым: семь километров туда и семь километров обратно. Совершали поход с полной солдатской выкладкой: скатка шинели через плечо, винтовка, противогаз в сумке, саперная лопатка в чехле, пристегнутом к брезентовому поясу. Летняя жара, осенний дождь, зимняя вьюга — ничто не могло помешать курсанткам в этой дороге.
Практические занятия по огневой подготовке начинались с рытья траншей и окопов, оборудования огневых точек и примитивных оборонительных сооружений. Будущие снайперы копали землю саперными лопатками. Наверное, переместили ими с места на место не одну тонну рыхлой подмосковной землицы. Зато научились окапываться быстро, делать все очень аккуратно. Прятались в своих окопчиках так ловко, что однажды проверяющий из Москвы, между прочим, в генеральском чине, стоя почти рядом со снайперской засадой, не сумел определить ее местонахождение. За такую отличную маскировку девчатам объявили благодарность перед строем.
Стрельба стала следующим этапом в обучении сверхметких стрелков. Под наблюдением младшего комсостава сначала они вели огонь из обычных винтовок Мосина, потом получили снайперские. Задания были разными: по мишеням в полный рост, поясным, грудным, бегущим, неподвижным, открытым и замаскированным. Нормативы тоже определялись: попасть в верхнюю часть головы противника, размер мишени 15 х 20 см; попасть в голову, размер — 20 х 25 см; попасть в стереотрубу, размер — 15–18 х 8 см; попасть в перископ, размер — 20 х 8 см; попасть в ручной пулемет, размер — 50 х 60 см; попасть в станковый пулемет, размер — 60 х 80 см; попасть в перебегающую фигуру, размер — 50 х 50 см.
Осваивать оружие начинали с наиболее простого способа — стрельбы лежа с упора. Он обеспечивает почти абсолютную устойчивость винтовки при выстреле, и это облегчает работу новичку. Лежать надо на животе, прижав ноги коленями и каблуками к земле, расставив их в полтора раза шире плеч. Винтовка находится на упоре под некоторым углом к оси позвоночника и углом к линии плеч стрелка настолько, чтобы ему было удобно целиться. Бывают и особенности. Можно поддержать левой рукой приклад — стрельба с упора «по-пулеметному». Можно левой рукой поддерживать цевье ружья — стрельба с упора «по-винтовочному». При отсутствии упора естественного (бруствер окопа, камень, ствол дерева и т.п.) лежащему на земле стрелку подходит и ремень «снайперки», пропущенный под локоть левой руки. Сама эта рука удерживает винтовку, захватывая ее за выточки на ложе.
Иногда стрелять из положения лежа не представляется возможным: стрелок находится в развалинах дома, среди высокой травы или кустарника. Тогда можно сесть на пятку правой ноги и опираться левым локтем на согнутую в колене левую ногу. Ремень натянут, пропущен под локоть левой руки и соединяет в одно целое стрелка и его оружие. Стрельба с колена с применением ремня нелегка для снайпера, но ему необходимо владеть и этим методом.
Достаточно трудна для начинающего стрельба из положения стоя. Она требует от стрелка немалой силы, самообладания, выдержки. Винтовка — все-таки в ней весу более 4,5 кг — тут может «ходить» влево и вправо, вниз и вверх. Поскольку тяжесть оружия тянет стрелка вперед, то ему приходится отклонять корпус немного назад и в сторону затылка, локоть левой руки упирать себе в бок, в ребра, ноги распрямлять и расставлять на ширину плеч. Кистью левой руки он удерживает винтовку за цевье, приклад плотно прижимает к плечу чуть выше, чем при стрельбе с колена или лежа. Правая рука при стрельбе обычно опускается локтем вниз на 25–30 градусов…
Патронов для тренировок не жалели.
Но девушки получали их под расписку и по окончании стрельб должны были сдать по счету столько же гильз. После выстрела гильза вылетала из патронника, и иногда довольно далеко. Если обнаруживалась недостача, то искали пропажу всем отделением, ползая на коленях то в грязи, то в траве, то в пыли. Вроде бы латунные, поблескивающие на солнце гильзы отыскать нетрудно, но когда времени в обрез, идет дождь или снег, эти цилиндрические небольшие по размеру железки, как назло, закатывались в самые недоступные места.
Первая половина учебного дня на полигоне проходила незаметно.
К двенадцати часам туда приезжала походная кухня с приготовленным горячим обедом. Кашу раздавали в большие котелки: один — на четырех курсанток. Плюс к тому — трехсотграммовая пайка хлеба. После армейского учения простая еда казалась необыкновенно вкусной. Девушки по очереди черпали кашу ложками. На обед отпускали времени немного, но потом — целый час на отдых. Расстелив шинели, укладывались прямо на мягкую слегка влажную землю, недавно вынутую из траншей и окопов. Час пролетал, как одно мгновение, и звучала команда: «Подъем!»
Кроме занятий в классах и на полигоне у курсанток бывали и ночные учебные тревоги, и стокилометровые пешие походы, и марш-броски, а также шла обычная гарнизонная служба. Они дневалили на кухне (чистка картошки, отмывание котлов от жира, мойка полов), несли круглосуточные караулы. Особенно неприятным было дежурство у склада с боеприпасами: два часа с винтовкой на посту — два часа в караулке — два часа сна в том же караульном помещении. Склад находился довольно далеко от главного здания, на пустыре, заросшем густым кустарником, рядом с ним — глубокий овраг. Ночью, когда поднимался ветер, ветви кустов качались и стучали друг о друга, то действительно могло показаться, что в овраге кто-то прячется.
Но было в Школе и другое: праздничные вечера и концерты художественной самодеятельности, просмотры кинофильмов, встречи со знаменитыми людьми. Приезжали в ЦЖШСП уже прославившиеся на фронте снайперы. Например, одним из первых нанес визит Герой Советского Союза капитан Владимир Пчелинцев, служивший в то время командиром роты в Центральной школе инструкторов снайперского дела. Он доходчиво объяснял слушателям основы баллистики, правила маскировки и ухода за оружием, подкрепляя лекцию примерами из собственного опыта. Несколько раз побывала в Школе Герой Советского Союза старший лейтенант Людмила Павличенко. С ней разговор у девушек вышел более доверительным, искренним. Людмила, обладая ярким даром рассказчика, повествовала о типичных для женщины-снайпера ситуациях, как на передовой, так и в тылу. Она советовала им никогда не терять бодрости и присутствия духа…
Как уже говорилось выше, командирами курсантских взводов в первое время назначили офицеров-мужчин. Разные это были люди по своему характеру, культурному уровню, знаниям, боевому опыту. Среди них встречались и те, кто не скрывал пренебрежительного отношения к девушкам, решившим стать солдатами. Вероятно, от этого проистекали их слишком жесткие требования к подчиненным, иногда смахивающие на издевательство.
«Помню случай, — писала в своей книге Юлия Жукова. — Однажды выдался у нас особенно тяжелый день. К тому же погода была мокрая, холодная. Пошли в столовую на ужин (строем, как всегда), а песни не поются. Взводный (младший лейтенант Мажнов. — А.Б.) приказывает петь, а мы не поем. Он в конце концов рассвирепел, но и мы тоже уже разозлились и не стали петь. Долго гонял он нас по плацу строевым шагом, требуя, чтобы мы пели, но в этот раз, как говорится, нашла коса на камень, мы упрямо молчали. Наступил отбой, все улеглись в предвкушении сна. Только начали засыпать, как вдруг команда: “Подъем, выходи строиться!” Мажнов вывел нас на плац и начал гонять, снова добиваясь, чтобы мы пели. Взвод молчал. Шепнули нашей запевале Маше Жабко, чтобы она запевала, сами же решили и в этот раз не подчиняться взводному. Маше нельзя было отмолчаться, потому что одну ее он мог потом замордовать нарядами, а со всем взводом этот номер не прошел бы. Так и ходили мы по плацу среди ночи: взводный приказывает петь, запевала начинает песню, а остальные молчат. В тот раз у него ничего не получилось. В глазах всей роты мы выглядели героями…»
Эта и некоторые другие выходки младшего лейтенанта стали известны командованию Школы. Решение приняли в пользу курсантов. Мажнова отправили на фронт, его место заняла младший лейтенант Ирина Папихина, выпускница Рязанского пехотного училища. Вскоре всех мужчин, командовавших здесь взводами, сменили женщины. Требования к девушкам не изменились, но все-таки служить им стало легче.
Подошло время выпускных экзаменов.
Курсанты должны были продемонстрировать умение действовать в военной обстановке: стрелять, ползать по-пластунски, маскироваться, окапываться, оказывать первую медицинскую помощь, разбирать и собирать винтовку, обращаться с противогазом. Принимала экзамены комиссия, прибывшая из Москвы. Каждая девушка получала индивидуальное задание, выполнение которого происходило на полигоне. Например, такое: «Ваше подразделение ведет наступательный бой. Противник открыл пулеметный огонь. Нейтрализуйте вражескую огневую точку».
Полигон, знакомый как свои пять пальцев, пробежать или проползти было нетрудно. Однако «вражеские точки» на нем прятали довольно изобретательно. От снайперов требовали, чтобы, проведя осмотр местности, они быстро обнаружили цель и поразили ее выстрелом из винтовки. На это выдавали три патрона. Первый меткий выстрел — «отлично», если понадобится второй — «хорошо», а третий — «удовлетворительно». Отличницам присвоили воинское звание «младший сержант», некоторым из них предложили остаться в инструкторской роте, готовившей командиров отделений для Школы. Согласились далеко не все. Девушки, восемь месяцев пробыв в стенах сего военно-учебного заведения, теперь рвались на фронт.
Перед отправкой случилось еще одно испытание: комбинированные и очень болезненные уколы для прививки от столбняка, холеры, дизентерии…
Экипировали 559 выпускниц Школы в конце ноября 1944 года основательно: новые хлопчатобумажные гимнастерки, брюки и шинели, шапки-ушанки, ватные телогрейки и штаны, теплое белье, портянки, варежки с двумя пальцами. Кануло в Лету то время, описанное Людмилой Павличенко, когда в действующей армии не хватало даже обычных винтовок. Девушки ехали на фронт со своими «снайперками» (в основном — винтовки Мосина с прицелом «ПУ», но встречались и «СВТ-40»), полученными в ЦЖШСП, пристрелянными, хорошо изученными, тщательно вычищенными и смазанными перед дорогой. Оптические прицелы — в брезентовых чехлах, окуляры закрыты кожаными колпачками. Для надежности сверхметкие стрелки обмотали прицельные приспособления еще и бинтами.
В вещмешках у ефрейторов и младших сержантов — сулой паек: брикеты концентратов из гречневой и пшенной каши, горохового супа. Из них на печках-«буржуйках», установленных в теплушках воинского эшелона, идущего на запад, они готовили себе еду. Имелись у них также черные ржаные сухари, пачки с чайной заваркой. Кроме того, на остановках бойцам выдавали селедку (вместо мяса — А.Б.).
Из Москвы до Минска поезд шел долго.
Настроение у девушек не было подавленным или печальным. Ведь они мечтали о том, как вольются в ряды доблестной Красной Армии, будут бить проклятых фашистов. Они пели свои школьные песни, в открытые двери теплушек смотрели на проплывающие мимо поля и леса, на станциях выбегали, чтобы подышать свежим воздухом, размять ноги, умыться холодной водой из колодца или водокачки. Сердобольные русские женщины встречали их на перронах разбитых бомбами вокзалов и старались угостить какой-нибудь домашней снедью. Говорили им: «Может быть, и моего кто-то угостит…»
По прибытии в Минск снайперы выгрузились из вагонов-теплушек, построились на перроне. Не без удивления взирали встречающие их офицеры на приехавшее из столицы пополнение. Более полутысячи девушек в возрасте 18–20 лет в новеньких необмятых шинелях, розовощекие, стройные, подтянутые, с винтовками, которые по команде поставили у ноги. Тут закадычным подругам и пришлось попрощаться. Их отделениями численностью по десять — двенадцать человек направляли в разные полки и дивизии, даже — на разные фронты. Например, ефрейтора Клавдию Пантелееву в паре с Марией Чигвинцевой — в 1152-й стрелковый полк 344-й дивизии; младшего сержанта Юлию Жукову в паре с Галиной Лепешкиной — в 611-й стрелковый полк 88-й дивизии 3-го Белорусского фронта; ефрейтора Антонину Захарову в паре с Ольгой Важениной — в штаб 143-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта; младшего сержанта Александру Назаркину в паре с Зинаидой Вершининой — в 508-й стрелковый полк 174-й дивизии…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.