ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. УСИЛИЯ БЕЛЬГИИ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

УСИЛИЯ БЕЛЬГИИ

Дело союзников проиграно. Вскоре, возможно через несколько дней, Франция также будет вынуждена прекратить борьбу, поскольку неблагоприятное для нее соотношение сил исключает какую-либо надежду для Франции. Несомненно, что Англия будет продолжать бороться — но не на континенте, а на море и в своих колониях. Война может оказаться длительной. Однако Бельгия не получит никакой возможности влиять на ее ход, и поэтому ее роль окончена.

Король Бельгии Леопольд, 25 мая 1940 г.

 Если бы бельгийцы считали эвакуацию своих войск вообще возможной, это означало бы для них, с одной стороны, необходимость покинуть собственную страну, а с другой — получение сомнительной возможности возобновить боевые действия на стороне Франции. При любой оценке сложившейся в то время для Бельгии ситуации необходимо учитывать первостепенную роль короля в военных делах.

Король Леопольд, являясь фактически главнокомандующим бельгийской армией, играл в ее судьбе двойную роль. Первую из них здесь нет необходимости рассматривать в деталях. Скажем только, что Бельгия еще до войны решила придерживаться политики вооруженного нейтралитета. Нереальность такой политики сегодня очевидна — но в то время и сами бельгийцы и их король верили в нее и продолжали придерживаться ее перед лицом угрозы со стороны Германии в период с сентября 1939 по май 1940 года. Только тогда, когда немцы перешли бельгийскую границу, бельгийцы обратились к союзникам за помощью, до этого же не делалось никаких шагов по установлению сотрудничества.

Второе, в чем сказывалось влияние короля Леопольда, было связано с состоянием бельгийской армии.

Бельгийская армия, как заявил сам Леопольд Горту через сэра Роджера Кейса, «существовала только для обороны; у нее не было ни танков, ни самолетов, и она не была ни обучена, ни снаряжена для наступательных операций».

Слабости этой армии были во многом аналогичны слабостям французской армии. Она была предназначена для стабильной обороны границы, которая хотя и не имела своей линии Мажино, но была укреплена в отдельных местах мощными современными оборонительными сооружениями.

Когда 10 мая немцы захватили важнейшие мосты, разгромили с помощью прекрасно проведенной воздушно-десантной операции мощную крепость Эбен-Эмаль и прорвались через укрепления, бельгийская армия была ознакомлена с планом «Д». Как повлияло на сроки отступления бельгийской армии сообщение о том, что войска союзников занимают линию обороны в ее тылу, определить невозможно — но вполне очевидно, что эта армия уже смотрела назад, как только крепость Эбен-Эмаль пала. Отход бельгийцев на линию Антверпен — Лувен был совершен в высоком темпе и намного раньше срока, который предполагался французским верховным командованием. Однако быстро освоившись и закрепившись на этой линии, бельгийская армия с большим успехом начала свои операции в общей системе обороны союзников.

Следует помнить, что, являясь армией стабильной обороны, бельгийская армия опиралась на крайне слабую, неорганизованную систему транспорта и снабжения. Однако когда 16 мая началось отступление с рубежа реки Диль, бельгийцы не отставали от темпов отступления союзников, несмотря на недостаток транспорта. При этом возникали неизбежные недоразумения, временами терялся контакт между войсками, но все это происходило уже в рамках общих операций союзнических войск.

Постепенно отходя, бельгийская армия заняла линию обороны на реке Лис как вполне боеспособная составная часть военной машины союзников. В ночь на 23 мая она окончательно остановилась и заняла 100-километровый фронт обороны от Менен через Экло до моря, то есть примерно в полтора раза больший, чем предусматривалось по плану «Д» в начале кампании.

Хотя бельгийская армия находилась в боевом соприкосновении с немцами в течение большей части этого периода, боевые действия, надо сказать, не были тяжелыми. Только на одном участке фронта отступления бельгийской армии, когда она была на рубеже реки Шельды, интенсивность боевых действий заметно возросла.

24 мая, т.е. на следующий день после завершения выхода на рубеж реки Лис, на южном участке линии обороны бельгийцы испытывали уже сильное давление противника, а на стыке своих войск с войсками английских экспедиционных сил они несли значительные потери.

Лорд Горт хорошо знал как сильные, так и слабые стороны бельгийской армии и был полностью осведомлен о размахе немецкого наступления на ее фронте. 20 мая Роджер Кейс, представлявший английское правительство при бельгийском верховном командовании, доложил об обстановке на фронте бельгийской армии. К тому времени она сдала противнику более трех четвертей территории Бельгии, включая столицу и наиболее крупные города, что не могло не оказать своего влияния на моральный дух войск. Она была отброшена не на оборудованный театр, а на приморскую пустошь, не имевшую никакой военной промышленности. Вследствие этого снабжение боеприпасами было сокращено до минимума. У нее не было других источников снабжения, и не было морского флота, которым можно было бы обеспечить это снабжение. Наконец, вдобавок ко всему на последнем клочке бельгийской территории сгрудились массы беженцев, двигавшихся впереди отступающих войск. Запасов продовольствия в этом районе оставалось не более чем на две недели.

Поведение короля Леопольда в этих условиях было вполне разумным. Он заявил, что у него нет никаких оснований предполагать, что английское правительство согласится поставить под угрозу само существование своих десяти дивизий ради поддержания контакта с бельгийской армией.

В сущности это было первым предупреждением со стороны Леопольда. На совещании в Ипре, состоявшемся на следующий день, это предупреждение получило дальнейшее подтверждение. К концу совещания у Горта уже не оставалось ни иллюзий в отношении мощи бельгийской армии, ни уверенности в ее способности отойти на рубеж реки Изер в соответствии с требованием Вейгана.

Предметом резких нападок и критики в это время было влияние генерала ван Оверстретена на короля Леопольда. Его положение военного адъютанта короля не соответствовало его фактической роли. Он, казалось, имел значительно больший вес и влияние в глазах короля, чем начальник штаба бельгийской армии. Его личные взгляды на ход войны раздражали многих из тех, кто был связан с королем в этот период, а его «пораженческие настроения» занимают основное место во всех мемуарaх того времени. Особенно язвительным комментариям подверглись его выступления на упомянутом совещании в Ипре — но имеется основание полагать, что в общем его взгляды были недалеки от реальной действительности.

Король Леопольд еще задолго до этого совещания, по-видимому, решил, что французское верховное командование в действительности не осуществляет надлежащего руководства, а французская армия фактически не способна оказать эффективное сопротивление наступлению немецких войск. Он, вероятно, пришел к этому убеждению на основе беспристрастного изучения документальных материалов и в результате здравых рассуждений. И он был совершенно прав. Правильно оценил он и характер Вейгана, отсутствие у него необходимой твердости и решительности.

В глазах короля Леопольда положение бельгийской армии было относительно простым. Он считал, что после всего происшедшего любые действия союзников не спасут бельгийскую армию от больших жертв. Независимо от того, было бы принято и успешно осуществлено контрнаступление на юг, или был бы проведен план Айронсайда, предусматривавший отход к реке Сомме, английские экспедиционные силы и 1-я французская армия все равно неизбежно должны были оторваться от бельгийцев — причем участь последних была бы одинаковой, отошли бы они к линии реки Изер для сокращения линии фронта или остались бы на рубеже реки Лис. У них не было никаких перспектив успешного длительного сопротивления на морском побережье. У них не было никаких надежд на то, чтобы самим эвакуироваться, никакой цели для продолжения борьбы после потери почти всей своей территории, никакой веры в способность или даже в желание французов продолжать борьбу и очень малая надежда на то, что у англичан хватит сил на это.

Во всем, кроме последнего заключения, бельгийцы были совершенно правы. Тем не менее пока бельгийская армия была в состоянии бороться, она боролась.

В течение трех дней после совещания в Ипре бельгийская армия сдерживала всё возрастающие удары сил Бока. В полночь 24 мая Надхэм — офицер связи английской армии при ставке бельгийского верховного командования — послал Горту донесение, в котором говорилось:

«Положение на бельгийском фронте между Мененом и стыком каналов северо-западнее Дессельгема серьезное... Глубина вклинения противника на этом фронте всюду превышает 1,5 километра. Бельгийцы не в состоянии, повторяю — нее состоянии нанести контрудар сегодня утром. Возможно, что смогут нанести днем...»

Это было началом конца. 25 мая вклинение противника превратилось в прорыв. 26 мая начальник бельгийского Генерального штаба генерал Мишель отправил Горту записку следующего содержания:

«Бельгийская армия подвергается исключительно сильным ударам на фронте Менен — Нэвэл, и, поскольку бои распространились теперь на весь район Экло, бельгийская армия из-за отсутствия резервов не может растягивать фронт далее вправо. Поэтому мы вынуждены с сожалением заявить, что у нас нет необходимых сил, чтобы закрыть образовавшийся прорыв в направлении Ипра».

27 мая Горт получил от Роджера Кейса следующее сообщение:

«Король хотел бы сообщить Вам, что моральное состояние его армии сильно подорвано... Сообщение о том, что армии союзников в этом секторе окружены немцами и что последние имеют большое превосходство в воздухе, создало в его войсках убеждение, что положение почти безнадежно. Он опасается, что скоро настанет момент, когда уже нельзя будет рассчитывать на свои войска, и они не смогут далее быть полезны английским экспедиционным силам. Он хотел бы, чтобы Вы поняли, что Он будет вынужден капитулировать до того, как полный разгром станет совершившимся фактом...»

В 15.00 миссия Надхэма донесла: «Положение остается очень запутанным, но имеются признаки, что бельгийский фронт может развалиться». Около 18.00 миссия прислала последнее донесение: «Бельгийский фронт рухнул под непрерывными ударами с воздуха. Король просит перемирия». Это последнее донесение не дошло до Горта, хотя оно все же было послано. Копия донесения была получена в Лондоне.

Подобные донесения высылались также во французскую верховную ставку, и они были известны Вейгану. В течение всего периода ослабления бельгийской армии фактически одинаковая информация, одни и те же тревожные сигналы поступали и англичанам и французам. Однако Вейган в своих мемуарах дает следующую оценку капитуляции белъгийцев: «Известие об этом свалилось как гром с ясного неба. Не было до этого никаких предупреждений, никаких сигналов и данных, которые могли бы заставить меня ожидать такого шага со стороны бельгийцев».

Нет необходимости комментировать подобное заявление Вейгана, и можно ограничиться только замечанием, что он нашел здесь своего третьего козла отпущения.

Имела ли на самом деле капитуляция Бельгии такие гибельные последствия для союзников, о каких заявляют Рейно, Вейган и целая плеяда других критиков? Разрушила ли она план Вейгана? Повлекла ли за собой потерю 1-й французской армии? Поставила ли она под угрозу общее положение Франции на новом рубеже обороны на Сомме?

Ответ на эти вопросы может быть только один: капитуляция Бельгии, может быть, лишь ускорила, но отнюдь не предрешила неизбежный процесс гибели армий Севера.

Однако на английские экспедиционные силы капитуляция бельгийцев оказала прямое воздействие. За целых три дня до того как король Леопольд выслал своих парламентеров к Боку для выяснения условий капитуляции, Горт, так сказать, «списал» бельгийцев. Как только на фронте между Мененом и Дессельгемом образовалась брешь, он сразу понял, что левый фланг его войск теперь уже оголен.

То обстоятельство, что бельгийские войска отошли в северо-западном направлении, а не на рубеж реки Изер, было обусловлено силой и направлением наступления немцев.

Остававшимися у английских экспедиционных сил резервами ничего нельзя было сделать для восстановления общего фронта с бельгийцами. Когда в 18.00 25 мая Горт наконец отказался от плана Вейгана, он сделал это потому, что бельгийская армия потерпела крушение, английские экспедиционные силы не в состоянии были восстановить единый фронт обороны, и поэтому Горту ничего больше не оставалось делать, как укрепить свой левый фланг в достаточной мере, чтобы прикрыть отвод своих войск к морю.

В субботу вечером было принято окончательное решение об эвакуации, в воскресенье после полудня поступил приказ приступить к эвакуации, а в воскресенье вечером она уже шла полным ходом. Англичане предприняли одностороннее действие, и причем первыми. Король Леопольд не был даже официально предупрежден и информирован о решении эвакуировать английские экспедиционные силы и узнал об этом только в понедельник. Он принял свое одностороннее решение капитулировать спустя двадцать четыре часа после начала операции по эвакуации английских сил.

Неоспоримым фактом является и то, что известие о капитуляции Леопольда явилось для Горта ударом в обстановке, когда он находился вдалеке от командного пункта и без средств связи. Однако к этому времени он отдал уже все необходимые распоряжения, чтобы противодействовать вероятным последствиям капитуляции бельгийцев.

У него не было больше резервов, чтобы бросить их в бой. Он сделал все, что мог.

Правда, если бы бельгийцы продолжали борьбу еще несколько дней, они бы оттягивали на себя большую часть сил армии Бока и облегчили бы положение на левом фланге отступающих к Дюнкерку английских войск. Но английские экспедиционные силы в действительности уже приступили к эвакуации. Они приняли решение эвакуироваться без консультации с бельгийцами. Бельгийская армия приняла собственное решение без консультации с англичанами.

Такова горькая правда, и ее необходимо признать, ибо только трезвый подход может внести ясность в необоснованные и противоречивые суждения относительно событий тех дней. Возможности, которые Дюнкерк открывал для бельгийской армии, не имели существенного значения для дальнейшего хода событий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.