Утерянная победа

Утерянная победа

Едва Улуг-паша прорвал боевые линии христиан и рванул в открытое море, Дон Жуан поднял сигнал всеобщей погони. Но не тут-то было! Эскадренные начальники гоняться за турками не пожелали.

— Почему? — кричал разъяренный принц.

— Мы победили и устали! Да и праздновать пора! — был ему всеобщий ответ.

— Но турки устали больше вашего и к тому же бегут! Сейчас самое время их добить! — не унимался Дон Жуан. — Ведь недорубленный лес вырастает заново!

— Дадим «золотой мост» побежденным и весело отпразднуем дарованное небесами! — упорствовали рыцари. — Ты был главным в бою, но теперь уже каждый сам по себе!

И Дон Жуан был вынужден уступить.

— Курс в гавань Петала! — мрачно скомандовал он и демонстративно скрылся в кормовой надстройке.

Поразительно, но, одержав полную победу, союзники отступили без всякой на то надобности. Это была лишь первая в длинной череде дальнейших ошибок.

Прибыв в Петалу, принц собрал было совет начальствующих лиц.

— Мы выгрузили раненых и починились. Теперь самое время снова идти вперед, ведь море свободно!

— Куда же нам идти? — подал голос недовольный горячностью испанского принца Вениера.

— В Архипелаг! — возвысил голос Дон Жуан. — А затем ударим по Дарданеллам, отрежем подвоз припасов в Константинополь, а может, и возьмем его штурмом, как сделал незабвенный Дандоло в 1204 году!

— Это нам не подходит! — выступили единым фронтом венецианцы. — Мы желаем прежде иного завоевать Морею! Помогите нам вернуть Кипр! Нашей республике нужны рынки сбыта!

— А мы не желаем драться за ваших купцов! — раздраженно вскочил со своего места маркиз де Санта Круз. — Интересы испанской короны сегодня превыше всего! Надо громить Алжир и Тунис!

— Вообще-то, нелишне вспомнить, что нынешний поход благословлял понтифик, а потому в настоящей священной войне с неверными интересы Рима должны быть превыше всех прочих! — подал голос и папский флотоводец Колонна.

Коалиция распадалась прямо на глазах. Вчерашние сотоварищи вот-вот могли перегрызть друг другу глотки. При этом флотоводцы не были намерены долго засиживаться на донжуанском «Реале», их ждали дела куда более насущные — дележ захваченной добычи. А добыча была фантастическая! Шутка сказать, но даже рядовые солдаты получили по две тысячи золотых монет. Оставшиеся в живых в одно мгновение стали богачами!

Кое-как Дон Жуану удалось несколько утихомирить спорящих. После чего было принято компромиссное решение — осадить крепость на острове Святой Мавры (Левкадии), не имевшей, впрочем, ни малейшего стратегического значения. Но Дон Жуан был рад и этому: все же не отступление, а наступление! Однако и это не сложилось. Почти сразу после Лепантской победы на союзном флоте начались повальные болезни. Как говорили очевидцы, наступившая немочь наступила от чрезмерных пиршеств и гуляний. Теперь союзникам стало даже не до Святой Мавры, впору до дома добраться. Дело кончилось тем, что все разбрелись по зимним квартирам: Вениеро ушел на Корфу, а Дон Жуан и Колонна в Мессину. Союзники расставались почти врагами, и о будущих совместных планах никто уже и не помышлял. Вчерашнее боевое братство рассыпалось как карточный домик…

Выдержав осенний шторм, победоносный флот союзников вернулся 31 октября в Мессину. В этот же день раненый Сервантес был помещен в городской госпиталь. Раны Сервантеса были ужасны, но молодость и заботы врачей делали свое дело.

Сражение у Лепанто стало самым главным событием всей жизни Мигеля де Сервантеса. Много позже, в 1615 году, в предисловии ко второй части «Дон Кихота» он напишет. «Если раны мои и не красят меня в глазах тех, кто их видел, то, во всяком случае, возвышают меня во мнении тех, кто знает, где я их получил, ибо лучше солдату пасть мертвым в бою, нежели спастись бегством; и я так в этом убежден, что если бы мне теперь предложили воротить прошедшее, я все равно предпочел бы участвовать в славном этом походе, нежели остаться невредимым, но зато и не быть его участником. Шрамы на лице и на груди солдата — это звезды, указывающие всем остальным, как вознестись к небу почета и похвал заслуженных».

Бескомпромиссное поведение в бою Сервантеса и его боевых товарищей не оставалось незамеченным. Между январем и мартом 1572 года все они получили денежное пособие в размере двадцати дукатов. Солдат Сервантес вышел из госпиталя. Однако левая рука осталась навсегда неподвижной. Службу Сервантес, однако, не оставил и, возможно, поэтому получил повышение — стал «soldado aventagado» — заслуженным ветераном с месячным жалованьем в три дуката.

После победы флот союзников мог легко перехватить Улуга, ушедшего со своими 30–40 кораблями назад в Лепанто. Но вместо того, чтобы идти вперед, он вернулся в гавань Петала. Это было не слишком далекое отступление, но оно явилось как бы преддверием дальнейших событий. Конечно, выгрузить на берег раненых и оправиться после сражения было необходимо, но препятствий к дальнейшему наступлению не было никаких, так как никакого неприятеля на море уже не было.

Между тем среди союзников, по-видимому, уже возникли споры из-за дележа добычи. Во всяком случае, на военном совете, созванном для обсуждения дальнейшего плана действий, мнения снова диаметрально разошлись. По мнению Дориа, было уже слишком позднее время года, чтобы начинать новые операции, и потому он подал голос за то, чтобы заняться подысканием зимних квартир; Вениеро, с другой стороны, настаивал на необходимости завоевать Морею (конечно, в пользу Венеции); один Дон Жуан высказывался за энергичные действия на море, так как флот союзников уже завоевал себе господство, — он хотел идти в Архипелаг, запереть Дарданеллы, отрезать подвоз припасов к Константинополю, а может быть и взять его штурмом, как сделал Дандоло в 1204 году. Но о таких решительных действиях не хотел и слышать приставленный к Дон Жуану Филиппом II старый испанский советник. Завоевывать Морею для Венеции Дон Жуан, впрочем, и сам нисколько не желал; в конце концов, было решено осадить незначительную крепость на Сан-Мавре (Левкадии), но и это предприятие было оставлено, когда среди союзнических войск начались болезни. Дело кончилось тем, что все разошлись по зимним квартирам — Дон Жуан и Колонна ушли через Корфу в Мессину.

Собственно говоря, единственным виновником поражения, не имевшего, впрочем, никаких дальнейших последствий, был капудан-паша Али. Улуг и другие советовали ему не давать сражения, так как Кипр был уже завоеван, подходила зима, и неприятельский флот уже не мог начать крупных операций, а должен был вскоре разойтись по домам; поэтому особого смысла рисковать всем флотом не было. При данных обстоятельствах и при отсутствии уверенности в победе нельзя не признать такой совет очень хорошим. Али не послушался его и заплатил за это собственной жизнью и почти всем флотом. Но в ходе войны и истории победа при Лепанто почти ничего не изменила, так как Селим вовсе не был таким человеком, чтобы отказаться от принятого однажды решения. Он употребил все усилия на то, чтобы создать в течение зимы новый флот, что и выполнил с необыкновенной энергией. Он назначил капуданом Улуга, который весной 1572 года вышел в море с флотом, состоявшим более чем из 200 галер, чтобы снова возвратить себе господство в турецких водах.

Тем временем в течение всей зимы с 1571 на 1572 год вся Европа совещалась, как быть дальше. Разногласия при этом все множились. Римский папа Пий V вместе с Дон Жуаном желали захвата Константинополя, чтобы раз и навсегда покончить с мусульманством в Средиземноморье. Однако захват Константинополя требовал огромных сил и затрат, а это не входило в планы остальных.

Первого мая 1572 года в возрасте 68 лет внезапно умирает папа Пий V. «Священная лига», к несчастью, лишается своего главного вдохновителя. И хотя новый понтифик Григорий XIII был намерен продолжать начатое святое дело, постоянно ссорившиеся союзники не имели в его лице того беспристрастного арбитра, каким являлся предшественник папы. Положение усугублялось и поведением Филиппа II, весьма обеспокоенного волнениями во Фландрии и не желавшего ввязывать войска в новую военную кампанию.

Предводители союзнической лиги в течение зимы много совещались относительно плана войны, но по-прежнему не могли прийти к соглашению. Григорий XIII, вместе с Дон Жуаном, хотели завоевать Константинополь и сделать Дон Жуана королем Морей; венецианцы хотели завоевать Морею для себя; испанцы хотели действовать против Алжира. Намерение Дон Жуана завоевать для себя королевство сделало Филиппа II еще более подозрительным, вследствие чего он приказал ему оставаться в Сицилии, между тем как Колонна, в качестве командующего венецианским и папским флотами, состоявшими из 139 галер и 6 галеасов, в начале августа отправился в греческие воды отыскивать турок. Сервантес был на борту одного из его судов.

Известный британский историк Генри Кеймен в своем труде «Испания: дорога к империи» пишет: «Венецианцы и другие итальянцы всегда считали эту победу итальянской. Их историки даже позволяли себе критиковать Испанию за неудачу при Лепанто; под неудачей они имели в виду, что испанцы не воспользовались обеспеченной итальянцами победой, чтобы вернуть Грецию. Пусть и многократно отпразднованная как самый знаменательный военный подвиг Испании, битва при Лепанто более, чем какая-либо другая победа империи, продемонстрировала, что на войне, как и в мирное время, мощь Испании очень сильно зависит от ее союзников. Историки пытались тщательно разобраться, кто именно заплатил за эту крупную военно-морскую экспедицию, но всеобщее убеждение, что самый большой вклад внесла Испания, так и не было поколеблено. В действительности же Испания не смогла выплатить свою долю, и итальянцы пришли к ней на выручку. Итальянские государства внесли основной вклад в поставки вооружения и продовольствия. Также они из собственных ресурсов оплатили содержание кораблей и людей, которых предоставили. Папская область разрешила Филиппу II взимать особый церковный сбор, чтобы оплатить кампанию. Общая сумма, которая пришлась на долю кастильской казны, исчислялась пятью тысячами дукатов серебром. Остальное было выплачено генуэзскими банкирами. Они предоставили кредит (в форме векселей), рассчитывая позже возместить эти деньги с соответствующими процентами.

Так как военный и финансовый вклад в битву при Лепанто разделили между собой союзники, то победа принадлежала всем.

В Риме, как сообщает кардинал, „все обезумели от радости, и больше всех сам папа, который, как мы всерьез опасались, умрет от счастья, так как старик глаз не сомкнул эти две ночи“. В порыве восхищения папа Пий V предложил лично короновать Филиппа II как императора Востока, если тот вернет Константинополь. Значительный успех испанской монархии на политической арене сосредоточил внимание Запада на Испании. Лихорадочное возбуждение тех дней отражено в поздравительных посланиях, полученных в те дни испанским двором, доном Хуаном Австрийским и другими главными виновниками торжества. Когда в довершение ко всему королева Испании вскоре произвела на свет принца Фердинанда, то сложилось впечатление, что само небо нарочно соединило эти радостные события. Филипп II в беседе с папским нунцием выразил надежду на то, что его сын будет новым защитником христианского мира. Рождение принца укрепило мистические надежды, уже давно существовавшие в Кастилии, на появление освободителя по имени Фердинанд. На великолепном полотне Тициана, написанном вскоре, два события объединены воедино. Но мессианский энтузиазм, охвативший всех, порождал порою замыслы непомерно смелые. В Португалии иезуиты поощряли молодого короля Себастьяна в его планах перенести войну против ислама в самое сердце Африки. Получив несколько искаженную версию новости о победе при Лепанто, иезуит в Кохинхине, например, решил, что дон Хуан освободил Святую Землю. Победа христиан, казалось тогда многим, должна была привести к полному разгрому ислама в Средиземноморье».

Вскоре после Лепанто Колонна два раза встретился с турками у берегов Мореи, но оба раза Улуг уклонился от боя, а так как он не был связан тихоходными галеасами, то мог решать по своему усмотрению вопрос, принимать или не принимать бой.

Разногласия между союзниками сильно задержали начало кампании 1572 года. Только в конце июля Колонна, потеряв всякое терпение, вышел с папской эскадрой из Мессины, перешел на Корфу, где соединился с венецианской эскадрой и направился к острову Цериго, чтобы принудить Улуг-Али к решительному бою.

Папско-венецианский флот насчитывал 140 галер и 6 галеасов. Однако опытный Улуг-Али вызова не принял, а, избегая решительного столкновения, утомлял союзников своими маневрами.

— Великий и всемогущий падишах требует ответа, почему ты не нападаешь? — спросили у Улуг-Али посланцы Селима.

— Передайте потрясателю Вселенной, что я буду защищать Эгейское море, как волк защищает свою нору, и обхитрю гяуров, как мудрая лиса, дождавшись, пока они не перессорятся между собой! — велел он передать ответ султану.

В конце концов, утомленный Колонна вернулся на Корфу, куда к этому времени подошел с оставшимся флотом вырвавшийся из-под братской опеки Дон Жуан.

2 августа Дон Жуан Австрийский получил наконец от своего сводного брата Филиппа II, успокоенного действиями герцога Альбы во Фландрии, разрешение снова возглавить войска и вышел в море с 65 галерами.

1 сентября после долгих мытарств обе эскадры объединились и взяли курс на Модон. План Дона Жуана состоял в том, чтобы, высадившись в заливе Наварино и окружив турок, заставить их сдаться.

— Я предлагаю искать и уничтожать! — сразу же заявил решительный принц.

На этот раз ему никто не возражал.

Уже на следующий день объединенный союзный флот вышел в море на поиск неприятеля. Турок искали у Наварина, но не нашли. Слишком много времени было потеряно.

9 сентября весь громадный флот вышел в море против Улуга, одна половина флота которого стояла в Наваринской бухте, а другая — в Модоне (Метоне). Улуг, однако, не дал захватить себя врасплох и стянул все свои корабли в модонскую бухту, которая была прикрыта сильной береговой батареей. Союзники не решились атаковать его и стали в Наварине ожидать его выхода.

Капудан-паша успел хорошо приготовиться к встрече и установил на берегу множество пушек, которые надежно прикрывали его стоявший под берегом флот. Нападать в таких условиях было безумием. Дон Жуан все же хотел попытать счастья.

— Шанс у нас есть! Надо лишь напасть ночью и посеять среди турок панику! Я сам готов пойти на передовой галере и подать пример остальным!

Но адмиральский совет высказался единодушно против. Безрезультатно прождав до глубокой осени выхода в море Улуг-Али, союзники вынуждены были ни с чем разойтись по своим портам. Кампания была вчистую выиграна Улуг-Али исключительно благодаря его осторожности и разногласиям в стане противника. Улуг достиг своей цели и освободил турецкие воды от неприятеля. В данном случае Улуг-Али не прибег к прямому наступлению на врага, но расчетливо и обдуманно повел кампанию, правильно оценив и противника и обстановку, благодаря чему и добился соответствующего успеха. При этом историки единодушно признают, что вины Дон Жуана во всем этом нет никакой. Он сделал все, что мог, а остальное ему просто не дали. Теперь он снова был не у дел.

Кампания 1572 года была союзниками бездарно проиграна. Сам Сервантес устами Пленника говорит об этом в «Дон Кихоте» так: «В семьдесят втором году я, будучи гребцом на адмиральском судне, оказался свидетелем Наваринской битвы. На моих глазах был упущен случай захватить в гавани турецкий флот, ибо вся турецкая морская и наземная пехота была уверена, что ее атакуют в самой гавани, и держала наготове платье и башмаки (так турки называют свою обувь) с тем, чтобы, не дожидаясь, когда ее разобьют, бежать сухопутьем: столь великий страх внушал ей наш флот. Случилось, однако ж, не так — и не по вине или по небрежению нашего адмирала, но по грехам христиан и потому, что произволением и попущением божьим всегда находятся палачи, которые нас карают. И точно: Улудж-Али отступил к крепости Модон, что на берегу греческого Пелопоннеса, и, высадив войско, укрепил вход в гавань и просидел там до тех пор, пока сеньор дон Хуан не возвратился вспять».

Действительно, 7 октября, в день годовщины Лепанто, сильнейшие осенние дожди вынудили христианский флот оставить свои позиции и вернуться в Сайте. Единственным утешением в этой бесславной экспедиции был захват галерой «Волчица» под началом дона Альваро де Басаном галеры «Добыча», на которой оказался сын знаменитого берберийского корсара по прозвищу Рыжая Борода (Барбаросса), которого турки величали «богом войны и родным отцом своих воинов, счастливым и непобедимым предводителем правоверных».

В описании самого Сервантеса, в рассказе все того же Пленника это происходило следующим образом: «Сын Рыжей Бороды был жесток и дурно обходился с пленниками. И вот как скоро гребцы увидели, что галера „Волчица“ гонится за ними и уже настигает, то все разом побросали весла (гребцами были пленные рабы-христиане. — В.Ш.) и, схватив капитана, который, находясь на галере, кричал, чтобы они дружнее гребли, стали перебрасывать его от одной скамьи к другой, от кормы до самого носа. И при этом так его искусали, что вскоре после того, как он оказался у них в руках, душа его оказалась в преисподней, — столь жестоко, повторяю, он с ними обходился и такую вызвал к себе ненависть».

В конце октября галеры Колонны покинули соединенные силы и вернулись в Сивитавессиа, Дон Жуан направился в Мессину, а оттуда в Неаполь, чтобы обосноваться на зиму в соответствии с приказом Филиппа II. Именно там Сервантес и получил свое жалованье в сумме 30 эскудо.

С наступлением весны 1573 года отдых армии заканчивается. На середину апреля намечено начало новой совместной кампании. Но несколькими неделями раньше стало известно о двурушническом поведении Венеции, которая втихую начала переговоры с турками, по которому те уступали ей Кипр.

Дело в том, что Венеция была недовольна способом ведения войны Испанией, и не без основания, так как союзники ни на шаг не подвигались вперед; турки были так же сильны на море, как и до Лепанто, а война между тем стоила громадных денег. Воспользовавшись смертью папы Пия V, который был душой войны, венецианская сеньория в марте 1573 года сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир, причем мир этот был заключен втайне от союзников. Кипр, составлявший предмет спора, и другие отнятые у венецианцев владения остались за турками, а, кроме того, венецианцы заплатили им 300 000 дукатов контрибуции.

Таким унизительным путем могущественная морская республика теряла одно за другим свои заморские владения. Она заботилась только о выгодах текущего момента и не хотела затрачивать больших сумм на охрану своих отдаленных владений; она с недоверием относилась ко всем, а вместе с тем не доверяла и собственным силам и не обладала ни искусством, ни энергией, необходимыми для успешного ведения войны. Между тем венецианский флот, состоявший после Лепанто более чем из ста кораблей, при энергичном и умелом руководстве мог бы сделать очень многое и у Кипра, и в Архипелаге, и в других местах. Но венецианцы, как и карфагеняне, были способны и предприимчивы только в торговых делах. Качества эти могут создать богатый торговый город, но для создания и поддержания государства качеств этих недостаточно.

В апреле Венеция официально сообщила о своем мире со Стамбулом своим возмущенным союзникам Впрочем, Филипп не был особо огорчен — у него остался флот, который он, согласно союзническим обязательствам, должен был держать возле острова Корфу.

Разумеется, Дон Жуан все время рвался в Мадрид, чтобы лично рассказать старшему брату о сражениях и получить заслуженные почести. Но тот приехать так и не разрешил, прислав холодную записку: «Я уже отдал приказ, чтобы вы зимовали в Мессине, а что вы говорите про важные сообщения, то их можно передать письменно или через посредника».

Уделом Дон Жуана остались рыцарские турниры, бои быков да легкодоступные красавицы, которые спешили к нему со всех краев Европы. В это время в Мессину пришло известие о смерти душевнобольного сына Филиппа дон Карлоса, с которым победитель Лепанто был весьма дружен еще по учебе в университете.

— Мой брат не имеет больше сыновей, но почему-то упорно не желает объявить меня инфантом! — досадовал Дон Жуан. — Впрочем, я не отказался бы и от французского престола!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.