КОНВЕНЦИИ И ГЕРМАНСКАЯ ПОЛИТИКА

КОНВЕНЦИИ И ГЕРМАНСКАЯ ПОЛИТИКА

Однажды молодой женевский предприниматель Анри Дюнан, проезжая через Италию, увидел поле сражения, где сошлись французы и итальянцы при Соверено. Это было 24 июня 1859 года. Испытав шоковое состояние от ужасающего зрелища огромного числа раненых, оказавшихся без элементарной помощи, вернувшись в Женеву, он написал книгу.

Считается, что именно она пробудила швейцарское общественное мнение. А в 1863 году в Женеве был создан Международный комитет Красного Креста с задачей: защищать военных и гражданских лиц, ставших жертвами военного конфликта, помогать раненым, военнопленным, политическим заключенным и жителям оккупированных территорий.

На следующий год правительство Швейцарии пригласило правительства двенадцати стран на встречу, где они договорились помогать раненым солдатам на поле боя.

Словом, для соблюдения условий первой Женевской конвенции и создали Международный комитет Красного Креста. Правительство Швейцарии оплачивали ровно половину расходов этой частной организации и разрешало пользоваться дипломатической почтой для важных и секретных сообщений.

В 1899 году была принята вторая Женевская конвенция о защите моряков, потерпевших бедствие, а в 1929 году — третья, о защите военнопленных.

Историческая справка

Женева — главный город швейцарского кантона, 408 м над уровнем моря, на юго-западном конце Женевского озера, при истоке Роны. Вместе с Базелем — самый богатый, многолюдный и красивый город Швейцарии.

Женевская конвенция — известное под этим именем международное соглашение для облегчения участи раненых и больных воинов во время войны заключено, по почину Швейцарии, 10 (22) августа 1864 года представителями 16 государств, участвовавшими в международной конференции, созванной с этой целью в Женеве. Несколько позднее к этому соглашению присоединились другие державы (32 государства — все европейские, США, Аргентина, Перу, Боливия, Чили, Сан-Сальвадор и Персия).

Главные положения конвенции: «1) приемные покои и военные госпитали признаются нейтральными и неприкосновенными и пользуются покровительством воюющих сторон, пока в них будут находиться больные или раненые; неприкосновенность амбулаторий и госпиталей прекращается, если они охраняются военной силой; 2) нейтралитет распространяется и на личный состав госпиталей и амбулаторий, включая сюда служащих по интендантской, врачебной, административной и перевязочной части для раненых, а также священнослужителей; 3) лица эти могут и после занятия местности неприятелем продолжать исполнение своих обязанностей или удалиться для присоединения к тому корпусу, к которому принадлежат; в последнем случае они должны быть передаваемы на неприятельские аванпосты; 4) движимое имущество военных госпиталей подлежит действию законов войны; состоящие при этих госпиталях лица, удаляясь из них, могут брать с собой только те вещи, которые составляют их личную собственность; приемные покои, напротив, при тех же обстоятельствах сохраняют свою движимость; 5) местные жители, подающие помощь раненым, пользуются неприкосновенностью и за ними сохраняется свобода; каждый раненый, принятый и пользующийся уходом в каком-либо доме, служит охраной этому дому; местный житель, принявший к себе раненых, освобождается от военного постоя и от некоторой части военных контрибуций; 6) раненые и больные принимаются и пользуются помощью без различия национальности; главнокомандующим представляется право немедленно сдавать на неприятельские аванпосты раненых в сражении, когда дозволяют обстоятельства и с согласия обеих сторон; 7) те лица, которые, по выздоровлению, будут признаны способными к военной службе, подлежат отправлению обратно, в отечество; прочие могут быть также отправляемы в отечество, но с обязательством не браться за оружие во все продолжение войны; 8) для госпиталей, приемных покоев и при эвакуации принят для всех одинаковый отличительный флаг, который ставится рядом с национальным флагом.

Равным образом для лиц, состоящих под защитой нейтралитета, допускается употребление особого знака на рукаве; но выдача его представляется лишь военному начальству. Флаг и нарукавная повязка представляют красный крест на белом фоне».

Считается, что Советский Союз не признал Женевскую конвенцию о военнопленных, и это явилось, в сущности, главной причиной неисчислимых страданий советских бойцов и командиров в немецком плену.

Вот и немецкий военный историк Иоахим Гофман уверенной рукой написал: «Советское правительство уже в 1917 г. больше не считало себя связанным Гаагскими конвенциями о законах и обычаях войны, а в 1929 г. отказалось и от ратификации Женевской конвенции о защите военнопленных».

Однако эта правда имеет две стороны. Но прежде ознакомимся со следующим документом.

Декларация

Нижеподписавшийся народный комиссар по иностранным делам Союза Советских Социалистических Республик настоящим объявляет, что Союз Советских Социалистических Республик присоединяется к конвенции об улучшении участи военнопленных, раненых и больных в действующих армиях, заключенной в Женеве 27 июля 1929 года.

В удостоверение чего народный комиссар по иностранным делам Союза Советских Социалистических Республик, должным образом уполномоченный для этой цели, подписал настоящую декларацию о присоединении согласно постановлению Центрального исполнительного комитета Союза Советских Социалистических Республик от 12 мая 1930 года. Настоящее присоединение является окончательным и не нуждается в дальнейшей ратификации.

Учинено в Москве 25 августа 1931 года.

(подпись) Литвинов.

Следовательно, Советский Союз подписал Женевскую конвенцию, присоединившись к ней 12 мая 1930 года. Но при этом ратификацию присоединения не счел необходимой. Этим-то и воспользовались его противники и враги. Да и сейчас пользуются.

А по поводу того, что «советское правительство уже в 1917 году больше не считало себя связанным Гаагскими конвенциями (И. Гофман)», снова все не совсем так.

Во-первых, Женевская конвенция 1929 года ничуть не перечеркивала Гаагские конвенции 1889 и 1907 годов, подписанные Россией и Германией. Более того, достаточно было подписать хотя бы одну из конвенций касательно военнопленных, чтобы требовать от противника человечного отношения к своим военнопленным.

Например, авторы Гаагской конвенции 1907 года, подписанной и Германией и Россией, учитывая, что все военные ситуации предусмотреть невозможно, сделали специальную оговорку: «Впредь до того времени, когда представится возможность издать более полный свод законов войны, Высокие Договаривающиеся Стороны считают уместным засвидетельствовать, что в случаях, не предусмотренных принятыми постановлениями, население и воюющие остаются под охраной и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, законов человечности и требований общественного сознания».

В приложении к этой конвенции подчеркивалось: «Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен. С ними надлежит обращаться человеколюбиво».

В Гаагской конвенции 1899 года были записаны и такие слова: «Хотя военнопленные теряют свою свободу, они не теряют своих прав. Другими словами, военный плен не есть более акт милосердия со стороны победителя — это право безоружного».

Историческая справка

Гаага — резиденция короля Нидерландов и местопребывание центральных правительственных учреждений. Лежит в провинции Южная Голландия, в 5 км от берега Северного моря. Первоначально Гаага была охотничьим замком графов Голландских; но уже около 1250 года Вильгельм граф Голландский (и король германский) построил здесь дворец, вокруг которого возникли и другие поселения. В XVI столетии Гаага стала резиденцией Генеральных штатов, а в течение XVII и XVIII столетий была местом важнейших дипломатических переговоров. Здесь был заключен 4 января 1717 года тройной союз между Францией, Англией и Голландией, а 17 февраля того же года — мир между Испанией, Савойей и Австрией. Гаага в то время все еще считалась селом, самым большим на свете. Крайне неблагоприятное влияние на благосостояние Гааги имели события 1795 года и затем правление короля Людовика Бонапарте, который перевел высшие правительственные учреждения в Утрехт в Амстердам…

Гаагская мирная конференция 1899 года, или Гаагская конференция разоружения, была созвана по инициативе императора Николая II. 12 августа 1898 года министр иностранных дел граф Муравьев обратился к представителям России за границей с циркулярной нотой, в которой говорил: «Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются, при настоящем положении вещей, целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств. Все возрастающее бремя финансовых тягостей в корне расшатывает общественное благосостояние. Духовные и физические силы народов, труд и капитал отвлечены в большей своей части от естественного назначения и расточаются непроизводительно. Сотни миллионов расходуются на приобретение страшных средств истребления, которые, сегодня представляясь последним словом науки, завтра должны потерять всякую цену ввиду новых изобретений. Просвещение народа и развитие его благосостояния и богатства пресекаются или направляются на ложные пути… Если бы такое положение продолжалось, оно роковым образом привело бы к тому именно бедствию, которого стремятся избегнуть и перед ужасами которого заранее содрогается мысль человека. Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков ныне высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелеть мне соизволил обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем Дворе, с предложением о созыве конференции в видах обсуждения этой важной задачи. С Божьей помощью, конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века».

В конце 1898 года происходила дипломатическая переписка между державами по вопросу о конференции… В результате ее Россия несколько изменила свой взгляд на задачи конференции. В ноте графа Муравьева от 30 декабря 1898 года — 11 января 1899 года, обращенной к иностранным дипломатическим представителям в Петербурге, было отмечено, что правительства и общественное мнение встретили сочувственно проект, долженствовавший «обеспечить всем народам благо действительного и прочного мира и прежде всего положить предел все увеличивающемуся развитию современных вооружений; в то же время, обстоятельства, казалось, вполне благоприятствовали осуществлению в более или менее близком будущем означенной человеколюбивой задачи… Однако политическое положение значительно изменилось в последнее время. Многие государства приступили к новым вооружениям, стараясь в еще большей мере развить свои военные силы».

Подлежащими разрешению на конференции были признаны следующие вопросы:

«1) Соглашение, определяющее на известный срок сохранение настоящего состава сухопутных и морских вооруженных сил и бюджетов на военные надобности; предварительное изучение средств, при помощи коих могло бы в будущем осуществиться сокращение означенных вооруженных сил и бюджетов.

2) Запрещение вводить в употребление в армиях и во флоте какое бы то ни было новое огнестрельное оружие и новые взрывчатые вещества, а также порох, более сильно действующий принятого в настоящее время, как для ружейных, так и для орудийных снарядов.

3) Ограничение употребления в полевой войне разрушительных взрывчатых составов, уже существующих, а также запрещение пользоваться метательными снарядами с воздушных шаров или иным подобным способом.

4) Запрещение употреблять в морских войнах подводные миноносные лодки или иные орудия разрушения того же свойства; обязательство не строить в будущем военных судов с таранами.

5) Применение к морским войнам Женевской конвенции 1864 г. и дополнительных к ней постановлений 1868 г.

6) Признание на таких же основаниях нейтральности судов и шлюпок, коим будет поручаемо спасание утопающих во время или после морских сражений.

7) Пересмотр Декларации о законах и обычаях войны, выработанной в 1874 г. на конференции в Брюсселе и до сего времени не ратифицированной.

8) Принятие начала применения добрых услуг, посредничества и добровольного третейского разбирательства в подходящих случаях, с целью предотвращения вооруженных между государствами столкновений; соглашение о способе применения этих средств и установление однообразной практики в их употреблении».

Конференция открылась 18 мая и заседала до 29 июля.

Главная ее цель — сокращение вооружений и военных бюджетов — не была достигнута.

Однако конференция установила общие правила относительно третейского и мирного разбирательства столкновений между державами и приняла некоторые постановления относительно войны. Все это выразилось в шести конвенциях и декларациях:

1) конвенция о мирном улаживании международных столкновений;

2) конвенция, определяющая обычаи сухопутной войны;

3) конвенция, распространяющая применение Женевской конвенции 1864 года на войну морскую, 4—6 деклараций, запрещающих бросание взрывчатых снарядов с аэростатов, употребление снарядов…

«23 июня 1941 года, на следующий день после нападения Германии на Советский Союз, глава Международного комитета Красного Креста Макс Хубер предложил Москве и Берлину свои посреднические услуги, чтобы Советский Союз и Германия могли бы обменяться списками военнопленных, — пишет Л. Млечин. — В те отчаянные дни в Москве ни от какой помощи не отказывались, и 27 июня 1941 года нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов подписал ответную телеграмму председателю МККК Максу Хуберу:

“Советское правительство готово принять предложение Международного комитета Красного Креста относительно представления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут представляться воюющими с Советским государством странами”.

По каким-то причинам, не известным сегодня, 17 июля 1941 года народный комиссар иностранных дел СССР официально напомнил шведскому посольству (Швеция в годы войны представляла интересы СССР в Германии), что Советский Союз поддерживает Гаагскую конвенцию и на основах взаимности готов ее выполнять.

«23 июля советский посол в Турции Сергей Александрович Виноградов отправил в Москву запись беседы с уполномоченным МККК Марселем Жюно, который рекомендовал Советскому Союзу ратифицировать Женевскую конвенцию 1929 года о защите военнопленных. Это позволит воспользоваться услугами Красного Креста, чьи представители смогут посещать в Германии лагеря советских военнопленных и требовать улучшения их положения. Разумеется, инспекции подвергнутся и советские лагеря для немецких военнопленных.

Марсель Жюно предложил послу организовать с Германией обмен информацией о пленных».

8 августа 1941 года послы и посланники стран, с которыми СССР имел тогда дипломатические отношения, получили ноту советского правительства. В ней снова обращалось внимание на то, что Советский Союз признает Гаагскую конвенцию, и вновь выражалась надежда, что и другая сторона будет ее соблюдать.

На следующий день Германия вроде бы разрешила представителям Красного Креста посетить лагерь для советских военнопленных. Однако считается, что советское правительство отказалось пускать сотрудников Международной организации в свои лагеря.

6 сентября 1941 года посол в Турции Виноградов телеграфировал заведующему средневосточным отделом Наркомата иностранных дел СИ. Кавтарадзе: «Как Вам известно, немцы уже дали первый список наших красноармейцев, захваченных ими в плен. Дальнейшие списки будут даны лишь после того, как Красный Крест получит такие же данные от нас».

После получения первого списка на 290 советских военнопленных в Москве приготовили список на триста немецких пленных, но по каким-то причинам не отправили…

А причина более чем проста. Если с началом войны и в ее первый месяц советское правительство еще как-то шло на любые контакты, и прежде всего по вопросу военнопленных, то уже в августе все встало на свои места…

Во-первых, окончательно выяснилось, что для Гитлера международное право не значило ровным счетом ничего.

Во-вторых, в августе 41-го сложилось такое катастрофическое положение на фронтах, что очень многие вопросы вполне закономерно становились второстепенными.

В -третьих, сотни тысяч советских бойцов и командиров, оказавшихся в окружении, не могли уже обрести равноценное отношение по сравнению с противной стороной и рассчитывать на какую-либо помощь и гуманное к себе отношение. И прежде всего — из-за особого генерального «плана Ост» и особого «плана Барбаросса», целью которых было истребление славян и других народов, населяющих СССР…

В первую очередь это касалось советских военнопленных.

26 ноября 1941 года «Известия» опубликовали ноту Народного комиссариата иностранных дел СССР, врученную накануне всем дипломатическим представительствам. В ней, в частности, говорилось: «Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявленных в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности Гаагской конвенцией 1907 г., признанной как Советским Союзом, так и Германией».

Но вернемся назад. В фашистскую Германию. Итак, 30 марта 1941 года Гитлер целых два с половиной часа объяснял своим высшим офицерам всех родов войск в Имперской канцелярии новый характер предстоящей войны с Россией.

— Наши задачи в отношении России: вооруженные силы разгромить, государство ликвидировать… — возбужденно кричал он, жестикулируя с трибуны. — Коммунизм — чудовищная опасность для будущего. Нам не следует придерживаться тут законов солдатского товарищества. Коммунист не был товарищем и не будет. Речь идет о борьбе на уничтожение.

Нужно бороться с ядом разложения. Это не вопрос военных судов. Войсковые начальники должны знать, о чем тут идет речь. Они обязаны руководить этой борьбой… Комиссары и люди из ГПУ — это преступники, так с ними и следует обращаться… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке же жестокость — это благо для будущего.

От командиров требуется жертва — отбросить все сомнения…

Словом, март 41-го — месяц не случайный… Например, в том же марте генерал-лейтенант фон Остеррайх Курт, начальник отдела по делам военнопленных Данцигского военного округа, а до этого командир 207-й пехотной дивизии, дислоцировавшей во Франции, был вызван в Берлин, в ставку верховного главнокомандования на секретное совещание.

Руководил совещанием начальник управления по делам военнопленных при ставке генерал-лейтенант Райнеке. На совещании Райнеке выступил перед начальниками отделов по делам военнопленных из различных округов и офицерами ставки…

Генерал фон Остеррайх Курт, давая показания в декабре 45-го, вспоминал: «Генерал Райнеке сообщил нам под большим секретом о том, что ориентировочно в начале лета 1941 года Германия вторгнется на территорию Советского Союза и что в соответствии с этим верховным командованием разработаны необходимые мероприятия, в том числе подготовка лагерей для русских военнопленных, которые будут поступать после открытия военных действий на Восточном фронте. Все присутствующие на этом совещании начальники отделов по делам военнопленных получили конкретные задания о подготовке определенного количества лагерей для приема и размещения в них русских военнопленных.

Я лично получил от генерала Райнеке задание подготовить на территории Данцигского военного округа лагерь на 50 тысяч русских военнопленных.

В связи с ограниченным сроком генерал Райнеке приказал быстро провести все мероприятия по организации лагерей. При этом он указал, что если на местах не удастся в срок создать лагеря с крытыми бараками, то устраивать лагеря для содержания русских военнопленных под открытым небом, огороженные только колючей проволокой.

Далее Райнеке дал нам инструкцию об обращении с русскими военнопленными, предусматривающую расстрел без всякого предупреждения тех военнопленных, которые попытаются совершить побег…»

В циркуляре от 6 июня 1941 года «О принципах снабжения в восточном пространстве», который был доведен до сведения всех соединений и частей, говорилось: «На снабжение одеждой не рассчитывать. Поэтому особенно важно снимать с военнопленных годную обувь, и немедленно использовать всю пригодную одежду, белье, носки и т.д.».

В приказе № 202 штаба 88-го полка было записано и такое: «Конские трупы будут служить пищей для русских военнопленных. Подобные пункты (свалки конских трупов) отмечаются указателями».

Учитывая то обстоятельство, что «Гитлер все же не доверял своим связанным традиционными сословными нормами генералам», как пишет И. Фест, и «все его устремления были нацелены на то, чтобы ликвидировать водораздел между ведением войны в привычном смысле и действиями зондеркоманд и чтобы все элементы соединились в общую картину единой войны на уничтожение, делающей всех ее участников военными преступниками».

Так, «серией подготовительных директив из ведения вермахта было изъято административное управление тылами — оно передается специально назначаемым имперским комиссарам. Одновременно рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру было поручено организовать силами четырех эйнзатцгрупп, сформированных из личного состава полиции безопасности и СД общей численностью в 3000 человек, выполнение в районе боевых операций “специальных задач”, “вытекающих из ведущейся до полной победы двух противоположных политических систем”. На совещании в Прецше в мае 1941 года Гейдрих устно довел до командиров этих групп приказ об уничтожении всех евреев, всех “неполноценных азиатов”, всех коммунистических функционеров и цыган. Подписанный в это же время “указ фюрера” фактически освобождал военнослужащих вермахта от преследования за уголовные деяния в отношении советских гражданских лиц…»

8 июня 1941 года был разослан приказ под названием «Распоряжение о комиссарах». С первых же строк там говорилось: «Войска должны помнить следующее:

1. Щадить в борьбе подобные элементы и обращаться с ними в соответствии с нормами международного права — неправильно. Эти элементы представляют угрозу для нашей собственной безопасности и для быстрого умиротворения завоеванных областей…»

А еще шесть дней до этой даты, то есть 1 июня 1941 года, в Берлине были подготовлены «12 заповедей поведения немцев на востоке и их обращения с русскими». К слову сказать, заповеди вышли под грифом «секретно».

В целях попытки хоть как-то понять врага остановимся на некоторых из них.

Шестая заповедь: «Ввиду того, что вновь присоединенные территории должны быть надолго закреплены за Германией и Европой, многое будет зависеть от того, как вы поставите себя там. Вы должны уяснить себе, что вы целые столетия являетесь представителями великой Германии и знаменосцами национал-социалистической революции и новой Европы. Поэтому вы должны с сознанием своего достоинства проводить самые жесткие и самые беспощадные мероприятия, которых потребует от вас государство. Отсутствие характера у отдельных лиц, безусловно, явится поводом к снятию их с работы. Тот, кто на этом основании будет отозван обратно, не сможет больше занимать ответственных постов и в пределах самой империи».

Восьмая заповедь: «Не разговаривайте, а действуйте. Русского вам никогда не переговорить и не убедить словами. Говорить он умеет лучше, чем вы, ибо он прирожденный диалектик и унаследовал “склонность к философствованию”. Меньше слов и дебатов. Главное — действовать. Русскому импонирует только действие, ибо он по своей натуре женственен и сентиментален. “Наша страна велика и прекрасна, а порядка в ней нет, приходите и владейте нами”. Это изречение появилось уже в самом начале образования Русского государства, когда русские звали норманнов приходить и управлять ими. Эта установка красной нитью проходит через все периоды истории русского государства: господство монголов, господство поляков и литовцев, самодержавие царей и господство немцев, вплоть до Ленина и Сталина. Русские всегда хотят быть массой, которой управляют. Так они воспримут и приход немцев, ибо этот приход отвечает их желанию: “…приходите и владейте нами”.

Поэтому у русских не должно создаваться такое впечатление, будто вы колеблетесь. Вы должны быть людьми дела, которые без всяких дебатов, без долгих бесплодных разговоров и без философствования устанавливают и проводят необходимые мероприятия. Тогда русский охотно подчинится вам. Не применяйте здесь никаких немецких масштабов и не вводите немецких обычаев, забудьте все немецкое, кроме самой Германии.

Особенно не будьте мягки и сентиментальны. Если вы вместе с русскими поплачете, он будет счастлив, ибо после этого он сможет презирать вас. Будучи по натуре женственными, русские хотят также и в мужественном отыскать порок, чтобы иметь возможность презирать мужественное, поэтому будьте всегда мужественны, сохраняйте вашу нордическую стойкость…

Исходя из своего многовекового опыта, русский видит в немце высшее существо, заботьтесь о том, чтобы сохранить этот авторитет немца. Поднимайте его своими спокойными, деловыми приказами, твердыми решениями, высмеиванием дебатирующих и невежд.

Остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской. Эта интеллигенция обманывает, она ни на что не способна, однако обладает особым обаянием и искусством влиять на характер немца. Этим свойством обладает и русский мужчина, и еще в большей степени женщина».

Девятая заповедь: «…Россия всегда была страной подкупов, доносов и византизма. Эта опасность может проникнуть к вам, особенно через эмигрантов, переводчиков и т.д. Русские, занимающие руководящие посты, а также руководители предприятий, старшие рабочие и надсмотрщики проявляют всегда склонность к подкупам и вымогательству взяток у своих подчиненных…»

И, наконец, одиннадцатая заповедь: «В течение столетий испытывает русский человек нищету, голод и лишения. Его желудок растяжим, поэтому никакого ложного сочувствия к нему. Не пытайтесь вносить изменения в образ жизни русских, приспосабливая его к немецкому жизненному стандарту…»

Не только эти выдержки, но цитаты из других секретных и несекретных документов фашистов или убийц-профессионалов говорят нам о том, насколько тщательно готовилась война против Советского Союза и насколько циничны были составители планов по его покорению, а также всевозможных директив и приказов.

Например, вот выдержка из приказа по 464-му пехотному полку 253-й немецкой пехотной дивизии от 20/Х — 41 года, раздел «Особые замечания»: «Необходимо иметь в виду заминированную местность. Использование саперов не всегда возможно. Батальоны должны будут вести бой сами, не ожидая помощи. Я рекомендую для этого, как с успехом практиковалось в первом батальоне 464 ПП, использовать военнопленных (особенно русских саперов). Всякое средство оправдывается, если необходимо быстро преодолеть местность…»

Или вот цитата из приказа по 203-му немецкому пехотному полку от 2 ноября за № 109:

Верховный главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал Рундштедт приказал, чтобы в зоне боевых действий, «в целях сохранения германской крови, поиски мин и очистка минных полей производились русскими военнопленными. Это относится также и к германским минам».

«Большевизм является смертельным врагом национал-социалистической Германии, — говорилось в «Распоряжениях об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях военнопленных» от 8.09.1941 г. №3058/41 (1. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ОБРАЩЕНИЯ С СОВЕТСКИМИ ВОЕННОПЛЕННЫМИ)». — Впервые перед германским солдатом стоит противник, обученный не только в военном, но и в политическом смысле, в духе разрушающего большевизма. Борьба с национал-социализмом привита ему в кровь и плоть. Он ведет ее всеми имеющимися в его распоряжении средствами: диверсиями, разлагающей пропагандой, поджогами, убийствами. Поэтому большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение, как с честным солдатом, в соответствии с Женевским соглашением.

Поэтому вполне соответствует точке зрения и достоинству германских вооруженных сил, чтобы каждый немецкий солдат проводил бы резкую грань между собою и советскими военнопленными. Обращение должно быть холодным, хотя и корректным. Самым строгим образом следует избегать всякого сочувствия, а тем более поддержки. Чувство гордости и превосходства немецкого солдата, назначенного для окарауливания советских военнопленных, должно во всякое время быть заметным для окружающих. Поэтому предлагается безоговорочное и энергичное вмешательство при малейших признаках неповиновения, а особенно в отношении большевистских подстрекателей. Неповиновение, активное или пассивное сопротивление должны быть немедленно и полностью устранены с помощью оружия (штык, приклад и огнестрельное оружие). Правила о применении вооруженными силами оружия применимы лишь с ограничениями, так как эти правила исходят из предпосылок общей мирной обстановки. В отношении советских военнопленных даже из дисциплинарных соображений следует весьма резко прибегать к оружию. Подлежит наказанию всякий, кто для понуждения к выполнению данного приказа не применяет или недостаточно энергично применяет оружие.

По совершающим побег военнопленным следует стрелять немедленно, без предупредительного оклика. Не следует производить предупредительных выстрелов…

Вместе с тем никогда не следует упускать из виду необходимости осторожности и недоверия к военнопленному. Применение оружия по отношению к советским военнопленным, как правило, считается правомерным… Следует сделать невозможным всякое общение между командным и рядовым составом, даже при помощи знаков.

Командирам следует организовать из подходящих для этой цели советских военнопленных лагерную полицию как в лагерях военнопленных, так и в больших рабочих командах, с задачей поддержания порядка и дисциплины. Для успешного выполнения своих задач лагерная полиция внутри проволочной ограды должна быть вооружена палками, кнутами и т.п. Применять эти орудия избиения немецким солдатам безоговорочно запрещается. Следует создать в лагере исполнительный орган из самих военнопленных, члены которого снабжаются лучшим питанием, с которыми лучше обращаются…»

А теперь ознакомимся со II разделом этого документа «ОБРАЩЕНИЕ С ЛИЦАМИ ОТДЕЛЬНЫХ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ»: «В соответствии с ранее изданными приказами в тылу… точно так же, как в лагерях империи, уже произошло разделение военнопленных по признаку их национальной принадлежности. При этом имеются в виду следующие национальности: немцы (фольксдойче), украинцы, белорусы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы, румыны, финны, грузины.

В тех случаях, когда это разделение из особых соображений еще не было произведено, нужно его при первой возможности произвести. Это особенно относится к новым военнопленным, попадающим в военные округа.

Лица следующих национальностей должны быть отпущены на родину: немцы (фольксдойче), украинцы, белорусы, латыши, эстонцы, литовцы, румыны, финны.

О порядке роспуска этих военнопленных последуют особые приказы…»

Согласно III разделу, германские вооруженные силы должны были при первой же возможности освободиться от всех элементов среди военнопленных, в которых можно было рассмотреть большевизм. Немцы не должны были церемониться: «Особые условия похода на Восток требуют и особых мероприятий, которые должны быть проведены с готовностью принять на себя полную ответственность без бюрократических и административных влияний». Пути к достижению цели были следующими: «А. Помимо разделения в лагерях военнопленных по национальному признаку…военнопленные (в том числе и националы), а также находящиеся в лагерях гражданские лица должны быть разделены следующим образом: а) политически нежелательные, б) политически безопасные, в) заслуживающие особого политического доверия (которых можно использовать для восстановления оккупированных областей).

Б. Разделение военнопленных по национальным признакам, отделение командного состава и т.д. производятся силами лагерных органов. Для разделения военнопленных по их политическим убеждениям рейхсфюрер СС предоставляет оперативные команды полиции безопасности и СД. Они непосредственно подчинены начальнику полиции безопасности и СД, проходят специальную подготовку для выполнения своих особых задач и проводят свои мероприятия в рамках лагерного внутреннего распорядка в соответствии с инструкциями, получаемыми от начальника полиции безопасности и СД…»

IV раздел отвечал на вопросы, как использовать советских военнопленных на работе.

Например, советские военнопленные могли быть поставлены на работу только в составе закрытых колонн, строжайшим образом изолированно от гражданских лиц и от военнопленных других национальностей…

«Наивысшим основным условием для использования советских военнопленных на территории империи является обязательная гарантия безопасности жизни и имущества немцев, — говорилось в «Особых правилах для использования рабочей силы на территории империи». — За порядок использования на работе советских военнопленных здесь несут ответственность исключительно военные учреждения, ведающие предоставлением рабочей силы.

Поэтому в первую очередь военнопленные должны быть использованы на работах, подведомственных вооруженным силам. Местные органы по использованию рабочей силы могут входить с предложениями об использовании военнопленных в гражданском секторе, но решение о порядке использования излишествующих военнопленных принимают военные органы…»

И вот мы подошли к «ОХРАНЕ»: «Для охраны советских военнопленных должны назначаться по возможности хорошо обученные энергичные и предусмотрительные караульные команды, обучение которых должно систематически проводиться через штаб основного лагеря “М”.

На каждых 10 военнопленных должен назначаться, по меньшей мере, один караульный. Никогда не следует посылать одного караульного: если в рабочей команде состоит менее 10 человек, то для ее охраны должны назначаться двое караульных. Желательно, чтобы караульные команды были вооружены ручными гранатами. Охрана более значительных колонн должна быть вооружена пулеметами или автоматами.

Рабочие места должны часто проверяться соответствующими офицерами или опытными унтер-офицерами. Они должны следить за тем, чтобы точно соблюдались изданные приказы…»

Есть еще один весьма любопытный документ, вышедший несколько позже — 23 сентября 1941 года под названием: «Служебное указание рейхсминистра по делам оккупированных восточных областей А. Розенберга для инспекционной комиссии по делам военнопленных». Его вполне можно рассматривать как продолжение первого…

«Инспекционным комиссиям по делам военнопленных в лагерях для военнопленных следует выполнять следующие указания:

1. Установление национальности отдельных военнопленных согласно прилагаемой директиве “Народы и народные группы Советского Союза”.

2. Действовать по согласованию с комендантами лагерей, сообразуясь с размерами и техническими возможностями лагеря и части отделения и обособленного содержания главных национальных групп, имеющих в составе военнопленных.

3. Установление возможности к освобождению или, вернее говоря, к использованию на работе каждого выявленного политически благонадежного представителя следующих определенных национальных групп: а) фольксдойче; б) белорусы; д) украинцы; е) румыны, болгары.

(Предложение по освобождению распространяется на казаков. Освобождение кавказских и туркестанских народностей предвидится позже.)

Для экономии времени о военнопленных, намеченных к освобождению, сообщать комендантам лагерей не в виде списков фамилий, а только путем указаний номеров пленных.

4. Выбор политически благонадежных и вообще пригодных, лучших 10% из намеченных к освобождению определенных национальных групп (п. 3 а-е), с последующим использованием в полицейских целях безопасности, в немецких особых формированиях, в службе порядка и т.д.

Для использования в целях безопасности следует иметь в виду особенно надежных и проверенных, безусловно, русских военнопленных. Отобранных для этого лиц следует внести в краткий временный список.

5. Выбор и отделение политически благонадежных, пригодных вообще и способных интеллектуально, самых лучших 1—2% военнопленных из числа намеченных к освобождению национальных групп (п. 3 а-е), а также представителей кавказских и туркестанских народностей.

Отбор лучших среди военнопленных нужен для предстоящего многонедельного содержания в особом лагере под Берлином. Здесь, а также по возможности во время ознакомительных поездок по Рейху, они должны будут настолько обучиться в политическом и пропагандистском отношении, чтобы впоследствии их можно было использовать в качестве пропагандистов германских идей, как доверенных лиц немецкой администрации в оккупированных восточных областях, а также для выполнения особых заданий.

Для использования в качестве пропагандистов и доверенных лиц должны отбираться отдельные надежные, проверенные и исключительно русские военнопленные.

Этот отбор, ровно как и указанный в пунктах 1—4, представляет собой важнейшую задачу комиссии.

Круг лиц, которых касается 5-й пункт, должен быть оформлен точным списком. О немедленном отзыве их в особый лагерь надлежит поставить в известность комендантов лагерей.

6. а) Всех шоферов, имеющихся в числе военнопленных, нужно зарегистрировать в отдельный список, учитывая, что они имеют особую важность.

б) Следует выявлять всех горных рабочих и специалистов горного и металлургического дела. О них составлять краткий список с указанием фамилий и номеров пленных, который также направлять в министерство.

7. Выявление политически и уголовно подозрительных, в особенности убежденных советских служащих, комиссаров, политруков и т.д., долго служивших кадровых солдат советской армии, евреев, уголовных элементов.

8. Получение достойных изучения показаний в отношении общего политического положения в Советском Союзе и в особенности: а) отношение к русской нации; б) отношение к большевизму; в) отношение к земельному вопросу; г) личные и общие вопросы, которые военнопленные скорее всего могут разрешить».

Каким образом в инспекционной комиссии собирались определять национальную принадлежность и политическую позицию военнопленных?

Для этого служили следующие вопросы: «а) национальная принадлежность военнопленного и его родителей; б) место рождения и место фактического жительства; в) специальность и образование; г) принадлежность к коммунистической партии (член или кандидат), к комсомолу, к профсоюзам, к “Союзу безбожников”; д) политическая деятельность».

Кстати сказать, рейхсминистр требовал посылать краткие отчеты телеграммами два раза в неделю в адрес правительственного советника доктора Редера по адресу: Берлин, В35, Раухштрассе, 18, комната 18, телефон 21-95-15/88.

В III разделе документа говорилось: «На основании нового соглашения Верховного командования вооруженными силами с хозяйственным штабом “Восток” и Имперским министерством труда от 18 сентября 1941 г. установлены дальнейшие важные задачи по подготовке рабочих кадров из числа советских военнопленных.

Инспекционные комиссии по делам военнопленных должны придерживаться следующей точки зрения при профессиональном отборе.

1. Военнопленные должны быть здоровыми и сильными, иначе говоря, в короткое время они должны стать работоспособными.

2. Они должны принадлежать к следующим группам специальностей, в которых ощущается особая нехватка в империи: а) горнорабочие; б) металлисты всех отраслей; в) строительные и подсобные строительные рабочие; г) архитекторы, инженеры-строители, чертежники; д) транспортные рабочие, путевые рабочие для строительства путей имперских железных дорог; ж) деревообделочники (столяры, бондари, бочары, токари по дереву, резчики по дереву); з) сапожники; и) лесные рабочие; к) сельскохозяйственные рабочие (в особенности по молочной отрасли); л) печатники, наборщики, прокладчики кабелей, кинотехники.

3. При отборе военнопленных для использования на работе не нужно обращать внимания на их национальность (например — русские, украинцы). Непригодны для использования только ярко выраженные монгольские типы, политически неблагонадежные и евреи…»

Таким образом, никакие Гаагские или Женевские конвенции не могли изменить участи советских военнопленных. Все было решено Гитлером и его окружением задолго до нападения на Советский Союз. А после нападения документы фашизма лишь совершенствовались.

Еще в 1924 году германский вождь заявлял:

— Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены.

Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование и которая одна только служила залогом известной прочности государства.

Цели нацизма были вполне ясно сформулированы в двух направлениях. Первое — это создание в Европе и Азии немецкой империи, которая стала бы державой мирового масштаба и уничтожила бы традиционных врагов Германии.

Второе — это создание экономики и государственного аппарата, которые поддерживали бы эту империалистическую программу.

Конечные же цели нападения на СССР Гитлер сформулировал 16 июня 1941 года: создание державы западнее Урала не может стать на повестку дня, даже если бы для этого немцам пришлось воевать 100 лет…Вся Прибалтика должна была стать частью империи. Крым с прилегающими районами (область севернее Крыма) также предстояло включить в состав империи. Приволжские районы точно так же, как и район Баку, должны были войти в империю. Ввиду больших залежей никеля Кольский полуостров должен принадлежать Германии…

Начиная с 20-х годов и до самой своей смерти Гитлер ни на секунду не усомнился в том, что народы Советского Союза можно обратить в безгласных рабов, которыми будут управлять немцы-надсмотрщики. Он никогда не отказывался от главной своей задачи — завоевания «жизненного пространства» на Востоке, сокрушения большевизма и порабощения «мирового славянства».

С его же слов, Советский Союз изображался страной недочеловеков, управляемых евреями. Не зря же Геббельс в 1935 году назвал большевизм сатанинским заговором, который мог созреть лишь в мозгу кочевника. Германия, по Геббельсу, — это «скала, о которую бессильно разобьется азиатско-еврейский поток».

Директива №21, или план «Барбаросса» от 18 декабря

1940 года, стала не просто планом войны Германии против СССР. Ведь разбить Советскую Россию было только началом для Гитлера. Так называемая «Зеленая папка», подготовленная к реализации в недрах Верховного командования вооруженных сил к 16 июня

1941 года, — не что иное, как свод директив по руководству экономикой в оккупированных восточных областях. Главной целью была немедленная тотальная эксплуатация оккупированных областей в интересах военной экономики Германии, в особенности в области продовольственного и нефтяного хозяйства, что, по мнению Гитлера, имело исключительное значение для дальнейшего ведения войны.

И, наконец, генеральный «план Ост», составленный к концу апреля 1942 года в министерстве по делам оккупированных восточных территорий. Он предписывал истребление десятков миллионов людей и переселение целых народов с учетом политики их сокращения, а самое главное, он должен был ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не мог помешать немцам установить свое полное господство в Европе!

Так о какой морали, о каких конвенциях могла идти речь в той страшной войне?

Советские военнопленные стали жертвами прежде всего той политики фашистской Германии, которая была рождена в больной голове ее фюрера. И если в мае 1918 года советское правительство в обращении к Международному комитету Красного Креста и правительствам мира подчеркнуло, что конвенция о жертвах войны, как и «все другие международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного Креста, признанные Россией до октября 1917 года, признаются и будут соблюдаться Российским Советским правительством», если новая Женевская конвенция 1929 года была также подписана СССР, то все это 22 июня 1941 года стало для Гитлера химерой…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.