ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

С начала остановимся на характеристике основных источников по военному делу чукчей. Их можно разделить на две большие группы — источники материальные и нарративные. К первой группе относятся археологические находки, этнографические коллекции музеев, причем как сами реальные предметы, так и иконографический материал.

Археология крайнего северо-востока Азии еще сравнительно молода и имеет много различных проблем, среди них можно выделить сложности датировки (из-за особенностей залегания археологических слоев) и этнической атрибуции находок. Однако именно археология позволяет проследить в общих чертах генезис различных видов вооружения и фортификации, а также материалы, из которых изготовлялось оружие. Среди музейных коллекций, содержащих богатый чукотско-эскимосский материал, следует выделить Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (МАЭ) и Российский этнографический музей (РЭМ) в Санкт-Петербурге. Музейные собрания обладают значительным количеством наступательного и оборонительного вооружения и воинской одеждой, что дает нам реальное представление об облике и снаряжении чукотского воина в XVIII?XIX вв. Отдельно надо выделить иконографический материал, представленный как рисунками путешественников, так и собственно чукотско-эскимосскими изображениями, в основном резьбой по моржовому клыку. Данная форма искусства информирует нас не только о комплексе вооружения воинов, но и о некоторых тактических особенностях. К сожалению, насколько мне известно, европейцы не оставили изображений батальных сцен с участием чукчей, тогда как рисунки боев из самой Чукотки, выполненные в конце XIX?XX в., показывают нам лишь представления о войнах прошлого людей данного времени. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на изображения доспехов и сравнить их с сохранившимися экземплярами (см.: Антропова 1957: рис. 34?35; Широков 1968: рис. 7?9). Хотя, повторюсь, определенную информацию об оружии, комплексе вооружения и о тактике мы все же можем тут почерпнуть.

К письменным источникам относятся записи фольклорного материала, различного рода официальные документы и записки путешественников. Естественно, основным источником для изучения выбранной темы является фольклор. Именно в устном народном творчестве мы можем найти такую информацию, которая или вообще не встречается, или недостаточно освещена в других видах источников, — это свидетельства о стратегии и тактике, о способах ведения боя, об использовании различных видов оружия, это боевой этос и т. д. В целом сказок, имеющих военные сюжеты, не так много в сравнении с общим количеством записанного материала[1]. Героический эпос, у других народов содержащий наиболее полный набор сведений о военном деле, у чукчей лишь формировался, — это цикл сказок о русском военачальнике Якунине, о южночукотском герое Кунлелю и о богатыре Эленди и его сыновьях. Небезынтересны и сказания азиатских эскимосов о войнах как между собой («Как уназикские воевали с сивукакскими», «Нунагмитский кит» и т. д.), так и с соседними народами («Виютку-предводитель», «Сражение науканцев с иноплеменниками» и т. д.). Следует отметить, что в фольклорных сказаниях народов северо-востока Азии не слишком много чисто фантастических элементов — они реально отражают действительность или, по крайней мере, понимание ее людьми более позднего времени. Сказка обычно фиксирует свое внимание на главном герое и его окружении, часто наделяя их качествами богатырей, при этом подчас трудно определить, реальные это качества или гиперболизированные (Беликов 1956: 15). Естественно, на интерпретации сюжета сказывалось и мировоззрение рассказчика, который вольно или невольно мог вносить в него некие нюансы, сглаживающие неудобные, с его точки зрения, углы. Причем в сказаниях, записанных во второй четверти XX в., особенно чувствуется миропонимание рассказчика, некая «гуманизация» повествования, наделение героя положительными качествами, а врагов — сугубо отрицательными, тогда как в материалах начала XX в. это полярное понимание не так заметно, там и положительный персонаж мог быть убийцей и насильником, то есть обладать негативными, с нашей точки зрения, качествами. В целом, как отметил сибиревед И. С. Вдовин (1970: 23), «исторические предания, героические сказания народов Северо-Востока Сибири содержат весьма обширный исторический материал, в значительной своей части вполне надежный и точный» (ср.: Меновщиков 1964: 2; Беликов 1965: 168). Если судить по событиям, обычно псевдоисторическим, то основная масса информации в сказаниях относится к достаточно позднему периоду — к XVII?XVIII вв. Хотя сами события, о которых идет рассказ, могли происходить в иной исторический период, однако реалии сказки должны быть приближены ко времени рассказчика, чтобы его поняли слушатели.

Следующая группа письменных источников — исторические документы — датируется в основном второй половиной XVII?XVIII в. Это «сказки» (отчеты) и челобитные казаков, документы ясачного сбора, указы властей, наказы посылаемым в экспедицию, донесения и записки воевод (позднее — губернаторов), составленные на основании последних записки-справки и указы Сената и т. д. Сюда же входят и записки чиновников (датируемые главным образом второй половиной XVIII в.), в которых для вышестоящих инстанций кратко излагались быт и нравы местных народов. Особенно много документов хранится в Российском государственном архиве древних актов в так называемых «Портфелях Миллера» (ф. 199), среди них можно также выделить документы профессионального военного капитана Т. И. Шмалева, коменданта Гижиги в 1770-х гг., часть этих документов была уже опубликована (Голицын 1899: 35?40; Андреев 1965: 140?141). Естественно, в данной группе документов информация о военном деле мелькает лишь между прочим, хотя сами исторические события описываются неплохо. Конечно, тут присутствует и субъективизм описаний, особенно в информации о военных действиях. В частности, иногда явно завышена численность противников. Это происходило, с одной стороны, оттого, что врагов всегда кажется больше, чем есть, а с другой — вследствие стремления военных преувеличить значение своей победы или объяснить причину поражения. Так, например, в записках о гибели отряда майора Д. И. Павлуцкого (1747) численность врагов-чукчей указывается участниками боя то в 400, то в 500 (КПЦ. № 65-2: 170; № 65-3: 171), а то и в 600 воинов (КПЦ. № 66: 173). Разброс в числах, как видим, большой — 150 %.

Большое количество материала мы можем найти в описаниях путешественников, бывавших в этом регионе. В них в основном содержатся этнографические описания оружия и одежды воинов, то есть того, что в первую очередь бросалось в глаза, намного меньше информации можно найти по другим областям военного дела. Среди работ этой группы следует выделить сочинение доктора и естествоиспытателя К. Г. Мерка, который в 1789?1792 гг., будучи участником экспедиции капитана И. Биллингса, собрал и описал с чисто немецкой скрупулезностью нравы и обычаи чукотского народа, в том числе и военные (Мерк 1978; см.: Иванов 1978: 42?43). В данной работе мы найдем не только сведения по одежде и вооружению, но даже очень краткие замечания по тактике. Ведь К. Мерк писал, так сказать, по свежим следам, когда период войн XVIII в. только что закончился и участники боевых действий могли компетентно информировать автора. В целом вся информация путешественников, а позднее — этнографов, относится к XVIII (главным образом ко второй половине столетия) — первой трети XX в.

Работы В. Г. Богораза (1901: 28?33; 1934: 164?184; 1991: 88—101), где вкратце затрагиваются вопросы военного дела чукчей, являются как бы переходными от чисто этнографического описания к исследованию. С одной стороны, автор, работавший среди чукчей в составе Якутской экспедиции, снаряженной на средства И. М. Сибирякова (1895?1898), и в российско-американской Северо-Тихоокеанской экспедиции Джезупа (1900?1901), организованной антропологом Ф. Боасом, выступает в качестве первоисточника и информатора, а с другой стороны, его работы — это научные исследования, анализирующие данный материал (см.: Колесницкая 1971: 139?148, 153?159). В. Г. Богораз рассматривал военное дело как одну из тем, не выделяя ее особо и поэтому говоря о ней весьма кратко. Ведь военное дело для этнографа было, скорее, второстепенным сюжетом по сравнению с другими темами. Наиболее полное описание вооружения и иллюстрации мы найдем в его книге, посвященной материальной культуре чукчей (Богораз 1991: 88—101). Вместе с тем, В. Г. Богораз отразил часть своих наблюдений, не вошедших в его научные работы, в художественных произведениях на сюжеты из жизни народностей северо-востока Сибири (например: Тан-Богораз 1979; 1979а; см.: Беликов 1967: 84; Степанов 1967: 71?79).

В отечественной историографии имеется лишь одна опубликованная фундаментальная статья (точнее, монография в форме статьи) сибиреведа В. В. Антроповой (1957), специально посвященная военному делу народов северо-востока Сибири. Однако, как отмечает сама исследовательница, она могла «разобрать только некоторые вопросы данной обширной темы» (Антропова 1957: 226). В работе автор стремилась охватить всё, что известно о военном деле юкагиров, чукчей, эскимосов, коряков и ительменов (военная организация, анализ характера конфликтов, вооружение, укрепления, способы ведения войны, тренинг). Таким образом, работа получилась сделанной по принципу: «всё обо всем». Военное дело В. В. Антропова, как истинный марксистский исследователь, рассматривает с точки зрения социальной организации, уделяя главное внимание этому сюжету. Естественно, никто не будет отрицать того громадного влияния, какое оказывает социальная организация на комплектование, систему командования и вооружение армии. Но при этом на развитие военного дела этноса сильно воздействуют и другие факторы: наличие технологической базы, способы ведения войны противником и т. д. На сегодня данная работа нуждается в серьезных дополнениях, ведь значительная часть фольклорного материала чукчей и эскимосов была опубликована уже после выхода ее в свет. Впрочем, это никоим образом не влияет на общую высокую оценку труда.

О военном деле можно найти некоторую информацию и в более общих трудах по истории и этнографии чукчей, в частности в работе И. С. Вдовина (1965). Однако сведения тут весьма краткие. Естественно, и в работах, посвященных оружию народов Восточной Сибири, есть информация о нашем сюжете (Ухтомский 1913; Мальцева 1968; Глинский 1986; 1987; 1989).

Зарубежная историография также весьма невелика. В 1903 г. Б. Ф. Адлер издал культурологическую концептуальную статью о луке и стрелах в Северной Азии, географически охватив регион от Китая и Японии до Чукотки и Аляски. Данная работа базировалась на немецкой диссертации автора и его статье.

Следует упомянуть и зарисовку Г. Финдайзена, рассказывающую о некоторых аспектах военного дела народов Северо-Восточной Азии (чукчей, ительменов, гиляков, сроков и айнов). Информация о чукчах взята автором из описаний М. Соэра и В. Г. Богораза и не имеет самостоятельной научной ценности (Findeisen 1929/30).

Для сравнительного анализа военного дела сибирских и аляскинских эскимосов большое значение имеет исследование американского антрополога Э. С. Бёрча, который работал среди эскимосов инупик около залива Нортон (Западная Аляска) в 1969?1970 гг. и записал свидетельства детей и внуков людей, принимавших участие в боевых действиях ранее 1880 г. (Burch 1974). Здесь мы найдем подробнейшее описание всех стадий проведения боевых действий — набегов, характерных для обитателей Аляски, и других ситуаций, случавшихся на войне. Присутствуют также различные детали ведения кампании, не сохранившиеся в фольклоре Чукотки, где крупные по местным масштабам войны прекратились намного раньше[2].

Несмотря на настороженное отношение специалистов к работам французского североведа Ж. Малори, следует упомянуть одну из его статей, которая с социологической точки зрения рассматривает положение воинов и рабов, способы проведения набегов, тактику, вооружение народов Чукотки и Аляски (Malaurie 1974). Автор приводит интересные сведения о различных аспектах военного дела эскимосов, полученные им от устных информаторов с Аляски в 1960—1970-х гг. Данные же о сибирских народах приводятся им в качестве сравнения. Сведения Ж. Малори удачно дополняют информацию Э. Бёрча, в результате чего создается полноценная и весьма компетентно описанная картина способа ведения войны аляскинскими эскимосами.

В западной историографии исследовалось и вооружение чукотских этносов. Так, статья американского антрополога Дж. Ванстоуна посвящена анализу доспешного комплекса азиатских эскимосов, хранящегося в Полевом музее естественной истории в Чикаго. В работе автор сопоставляет этот доспех с пятью другими сохранившимися бронями с крыльями, происходящими с Чукотки и с о. Св. Лаврентия, после чего переходит к использованию их в бою (VanStone 1983)[3].

Итак, можно констатировать, что основными направлениями в изучении выбранной темы являются рассмотрение различных видов оружия (Д. Э. Ухтомский, Н. А. Мальцева, Дж. Ванстоун, Е. А. Глинский) и общие очерки военного дела чукчей в этнографических работах об этом этносе (В. Г. Богораз, И. С. Вдовин) и в статьях, посвященных характеристике военного дела народов региона (Г. Финдайзен, В. В. Антропова, Ж. Малори, У. Шеппард). Однако монографическому исследованию, способному осветить все или, по крайней мере, большинство аспектов военного дела чукчей, данная тема еще не подвергалась.

Основная задача настоящей работы состоит в сборе и начальном анализе сведений о военном деле чукчей и, следовательно, в более подробном воспроизведении общей картины способа ведения войны, а также во взгляде на военное дело чукчей с военной же точки зрения в общем контексте военно-исторического развития. Данная работа должна послужить определенным базисом для дальнейших исследований военного дела народов региона.

Поскольку большая часть чукчей являлась кочевниками-оленеводами, то основной блок материала относится к ним. Вследствие того что оседлые чукчи имели идентичную с азиатскими эскимосами материальную культуру и способы ведения войны, то и сведения об этих двух этносах нужно было разобрать вместе (ср.: Антропова 1957: 113?114). Естественно, данные свидетельства рассматриваются более кратко, поскольку я отмечал в основном различия в военном деле оседлого и кочевого населения. Кроме того, для этой работы необходимо было привлечь и материалы по эскимосам западного побережья Аляски, которые генетически связаны со своими азиатскими сородичами, что давало возможность сравнивать их военное дело и выявлять особенности военного развития первых. При подобном сравнении ясно видно взаимовлияние соседних этносов, главным образом чукчей на эскимосов и наоборот. Следует отметить, что в книге чукчами я называю именно чукчей, тогда как в цитированных документах XVII?XIX вв. под «сидячими» (приморскими) чукчами подразумевались как эскимосы, так и собственно оседлые чукчи (ср.: Вдовин 1944: 262). Если речь идет об эскимосах, то это обычно оговаривается.

Хронологические рамки данной работы ограничены серединой XVII в. и началом XX в. Верхняя граница работы обусловлена появлением первых письменных данных, ведь именно во второй половине XVII в. появились документальные свидетельства, в основном отписки казаков. Важнейшие же этнографические и фольклорные материалы рассказывают о событиях XVIII в. Основные войны чукчей с соседями (главным образом с коряками и русскими) прекратились в конце XVIII в., но еще в первой четверти XX в. иногда возникали индивидуальные и межсемейные ссоры и стычки, в которых, к примеру, стороны использовали навыки осады и обороны (ср.: Ресин 1888: 175; Козлов 1956: 64). Это обуславливает нижнюю границу работы. К сожалению, из-за недостатка информации мы не можем проследить развитие некоторых аспектов военного дела за описываемый период. Поэтому для составления полной картины более подходящим казался подход, основанный на доверии к фольклорным источникам, нежели критический[4]. Основными же ориентирами для датировки военного развития могут служить работы К. Мерка (конец XVIII в.) и В. Г. Богораза (рубеж XIX?XX вв.).

В работе использовано большое количество цитат. Я достаточно ясно осознаю, что их обилие может вызвать определенные нарекания со стороны читателей. Однако цитаты передают дух эпохи и отношение рассказчика к их содержанию, поэтому я стремился не пересказывать уже существующие тексты, но выбрать наиболее яркие пассажи, иллюстрирующие те или иные сюжеты.

В качестве приложения казалось полезным добавить тексты некоторых сказаний (часть из них специально были переведены на русский язык), иллюстрирующих особенности военного дела как самих чукчей, так и их соседей эскимосов. Также показалось нужным добавить к работе описание важнейших элементов военного дела восточносибирских казаков (середина XVII?XVIII в.) — главных противников чукчей, наглядно показывающее эволюцию способов ведения войны обеими противоборствующими сторонами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.