Я помню... Силин Вячеслав Петрович

Я помню...

Силин Вячеслав Петрович

Отца я не бачия, он погиб раньше, чем я народился. Его корабль шел с рейда в Кронштадт. В это время мой дядя на другом корабле плыл на рейд и бачил, як он на мину наскочил. Их разорвало пополам.

Дядя тоже был моряк, вин богато ходил на море. С девяти лет пошел во флот музыкантом: плавал на «Марате» и на других кораблях. Потом погиб под Ленинградом в районе Колпино.

Бушевала революция, был голод. Мама работала уборщицей в политотделе штаба Краснознаменного Балтийского флота, поэтому нам давали хороший военный паек.

Мать померла, когда мне шел седьмой год. В церкви родственники ее отпели, а когда вынесли на улицу, то музыка заиграла - военные моряки играли траурный марш. Определили меня в детдом, оттуда я вышел в 1932 году пятнадцати лет отроду. И беспризорничал, и замерзал, и голодный был - всяко случалось.

В 1938 году с Ленинграда я призвался в армию. Попал в танковую часть под Калугой, в ней учился на механика-водителя. Наша часть была вооружена танками БТ-7. Боевые машины стояли в боксах, а мы занимались на учебных, которых было штук пять. БТ-7 - нормальные танки. Пушка на них стояла «сорокапятка». Только, вот может, броня была уже тонковата для того времени.

В 39-м нас по тревоге подняли и отправили на Халхин-Гол, однако в боях мы не поучаствовали. Только подошли к границе, стали готовиться к бою (у нас забрали комсомольские билеты, документы), как Япония договорилась с нами (СССР) о перемирии.

Наша бригада базировалась в Забайкалье до 41-го года. В мае 1941 года нас снова погрузили на платформы. Танки тщательно маскировали ветками, а с нас снимали петлицы. Ехали в обстановке строжайшей секретности. Было объявлено, что едем в Афганистан. Доехали до Новосибирска, там нас развернули на Алма-Ату. Поехали по бескрайним степям.

- Как вы узнали о начале войны?

- В 17 часов 22 июня поезд остановился в поле, мы пошли до кухни брать обед. Вдруг всех построили и объявили о начале войны. Двенадцать часов шла война, а мы еще ничего не знали. Тут же эшелону дали «зеленую улицу» - через Украину. В Орше разгрузились с платформ, почали заводить танки. Не заводятся! До Белоруссии мы ехали примерно суток восемь, у некоторых танков окислились клеммы. Тут уж кто как выкручивался. Некоторые - крутили вручную стартер, другие - рвали буксиром.

На третий-четвертый день по прибытию в районе Смоленска мы пошли в атаку. Командиры нам дали направление, танки пошли вперед. Был бой. Мы погнали его (врага). Богато техники он побросал. Потом вдруг встали. Ну не знали мы, где нам заправляться, куда ехать. А связь тогда была - катушка на плечах! От штаба до штаба. Рации не было.

(Очень похоже, что Вячеслав Петрович участвовал в танковом сражении под Сенно 6-10 июля 1941 года. В наградном листе В.П. указывается 33-й полк 17-й танковой дивизии. Лист подписан генерал-лейтенантом Курочкиным. Интересно то, что Курочкин в нем ошибочно записан командующим 22-й армии. 17-я танковая дивизия сформирована в июле 1940 г. в ЗабВО в составе 5-го МК. Дислоцировалась в районе Борзи. К началу войны имела 255 БТ-7 и другие машины. 15 июня началась переброска дивизии на Украину, но после начала войны с 5-м МК отправлена на ЗФ. 5 июля участвовала в контрударе 20-й армии под командованием П.А. Курочкина на Лепельском направлении. Продвинувшись на 20 км, почти сутки простояла без горючего, возобновив наступление 7 июля. 8.07 вела встречный бой с 18-й танковой дивизией противника в районе Дубняков. После потери большей части танков дивизия выведена в резерв в район Орши. В дальнейшем участвовала в Смоленском сражении. 28 августа дивизия расформирована и на ее базе создана 126-я ТБР. Командир - полковник И. П. Корчагин. Прим. - С. С.)

В одном из боев командир танка кричит: «Справа ребята горят! Вот она стерва! Дави ее!» Резко развернув машину, я пошел к ней (пушке) по дуге, ховаясь за бугорок. Смотрю - расчет разворачивает пушку на нас. С разгону на нее брюхом сел... Гусеницы крутят, а танк застрял. Качается туда-сюда, двигатель воет. Вправо-влево рычагами дергаю. Пули защелкали по броне. Командир машины верещит: «Ну что же ты? Давай родной». Он конечно молодец, не растерялся. Люк открыл, давай, значит, гранаты кидать. Танк качался-качался, но все же слез с неё. Гусеница зачепилась, танк развернуло. Проутюжил расчет вдоль ровика...

Командиром у нас был поволжский немец по фамилии Донгаузер. После наступления мы оказались без топлива. Замаскированные ветками танки стояли на окраине леса. В 100 метрах от нас по дороге сплошным потоком двигались немцы. Стрелять?! Нет смысла, сразу погибнем. Некоторые экипажи бросили танки и ушли. Мы с еврейчиком остались. Як же его? По-моему Цукерман. (Судя по наградному листу, вместе с Вячеславом Петровичем у боевой машины остался сержант Урбанович Михаил Михайлович, 1917 года рождения. Национальность - белорус. Прим. - С.С.) Нам Донгаузер сказал: «Возьмите хворост, положите к трансмиссии и поджигайте». Сказал и ушел. Два дня мы с этим еврейчиком бродили по лесу. Потом распотрошили какую-то брошенную машину. Подогнали к ней танк, слили в него бензин. На другой день подстрелили немецкий грузовик, с него кое-чем разжились. Вот примерно так проблуждали пятнадцать суток по тылам немцев. На третью неделю вернулись в свою часть.

Наш лейтенант пришел пешком в полк и сказал, что танк подбитый, экипаж без вести пропал, чи сгорел. А через некоторое время появились мы. Сидим у танка, покушать нам тут чего-то дали... О нас доложили командиру полка, он вызвал к себе Донгаузера.

-Твой танк?

- Мой.

- А где же экипаж?

- М-м-м-м-м....

Тут мы подходим. Командир полка вытащил пистолет и два раза выстрелил лейтенанту в грудь. Застрелил его без суда и следствия!

* * *

31-го августа в 41-м году я был награжден медалью «За отвагу». В тяжелом сорок первом!

А второй раз нас уже подбили, кажется в районе Кардымово, чи Вязьмы. Попали в засаду, отбивались, пытались перескочить через грунтовку. Снаряд вдарил в топливный бак, сбоку справа вспыхнуло горючее. Все попрыгали з танку в траву.

Мы с ним (Урбановичем?) танк бросили - он уже догорал. Оказалось, что мы в окружении. Решили пробиваться на восток. Брели-брели. Вдруг напоролись на немца. Он стоял у будки, что-то охранял. Попытались, мы было пройти мимо. Метров десять прошли от будки, он вдруг кричит: «Рус, хальт! Комм, комм хер». Что делать? Надо идти. Подходим.

- Партизанен?

- Ни.

- Ваффэн? Пуф-пуф?

- Ни....

Ощупал обоих, оружия не было у нас. Меня тычет в грудь и говорит: «Ду, вассэр. Водичка. Поняль?»

А этому командует: «Картофельн. Давай-давай».

Наварили картошки, уселись на ящиках. Вин вытащил з ящику консервы, шнапс разливает в снятые с ремня маленькие кружки-колпачки. Плоские такие, примерно грамм по двести. Мы выпили. Он посмотрел, вдруг как заорёт: «Шайзе. Цуэрст эссен. Поняль? А-а-а, руссен. Айн биссхен...Кляйн- кляйн...Шнапс».

- Так Вы попали в плен?

- Ни. Мы его ночью убили. Продуктов трошки...

- Как это убили?!!!

- Да очень просто. Палками его забили, чи еще как. Ударили хорошо по голове, да и всё. Винтовку забрали, консервов трохи. А смотреть на него, чи шо?

Стали идти дальше. На следующий день в лесу нас подобрал представитель подпольного обкома Смоленска. Он направил наш экипаж в штаб партизанского отряда «Бати». (Партизанское соединение «БАТЯ» действовало в северо-западных районах Смоленской области. Сформировано в марте 1942 г. из разрозненных партизанских отрядов и групп, возникших в августе-сентябре 1941 г. Командир Н.З. Коляда, комиссар П.И. Соколов. Прим. - С.С.) Там нас расспрашивали, кто мы и откуда - проверяли. Повоевал в партизанах трошки. В марте 1943 года с группой партизан перешел через линию фронта на «большую землю».

Когда в Иваново приехали, захотели в театр идти. А я в валенках разбитых, да в фуфайке обгорелой. Вот что тут делать? Что нашел, то и надел.

Человек с десять нас было. Приходим в кассу, на нас як на утопленников смотрят - «Все билеты проданы, но мы сейчас что-нибудь придумаем». Директор принес из канцелярии стулья, поставил в боковые проходы. Перед началом было торжественно объявлено: «Товарищи, к нам на спектакль пришла группа партизан. Давайте поприветствуем героев». Посмотрели спектакль, а потом на пересыльный пункт. Офицеров отправили на проверку в лагерь НКВД, рядовых быстро раскидали по воинским частям. Меня же, как механика-водителя определили в танковую часть под Иваново. Приехал туда начальник штаба, посмотрел мое дело - «Ага, был в тылу у немцев. В танковых частях таким служить не разрешается». Попал в пехоту.

Формировался пехотный полк. Присылали призывников 1924 года рождения, и большинство было из заключенных. Во время войны на работу на пять минут опоздал - получи срок. Богато там таких опоздавших было. Отличные хлопцы были, с такими можно воевать.

Вдруг командиру полка приходит бумажка: «Направить шоферов, трактористов на обучение в танковую часть». Случайно узнав об этом, я стал упрашивать командира роты: «Послушай, я ж механик-водитель. Отправь меня. Все-таки кадровый танкист, до войны три года прослужил и трошки пороху понюхал». Не хотел он меня отпускать. Тогда я пошел до командира полка - «Товарищ комполка, разрешите к вам обратиться без разрешения командира роты. Так и так. У вас бумажка на обучение пяти человек шоферов в танкисты. Меня учить не надо, я уже механик-водитель. Прошу направить меня в танковую часть». Он подписал мне направление, и я с этой бумажкой опять до командира роты. Тот психанул....

Все-таки я ушел от него в учебный танковый батальон. Смотрю - «помпотех» батальона схему рисует, да так неаккуратно. А я трошки рисовать умел, знал системы: и холодильные, и водяные, и масляные. Предложил ему: «Давай я нарисую». Тот обрадовался, снял меня с занятий. Дней пять я был у него помощником.

Из батальона меня перевели в резерв. Приехал покупатель из 212-го танкового полка, с которым я дошел до Запорожья. Под Кривым Рогом меня як ранило в ноябре месяце, так я на фронте больше и не был...

- Как вас ранило? Помните?

- Помню. В руку и в ногу. В ноябре после праздников. Мы сначала стояли после взятия Запорожья. Потом дошли до Днепра, в 12 часов ночи стали нас переправлять на другой берег. По какой-то нужде я танк остановил, экипаж вышел. Покрутились туда-сюда. Вдруг обстрел. Командир машины заскочил в танк, а я взял свой автомат и хотел залезть на танк. И как ударило меня осколками. Насквозь пробило. Что это было? Снаряд, граната, мина... Понятия не имеем.

- В книжке указано, что у вас было ранение в 1942 году.

-Да. В январе 1942-го. Люк открыл, стал пехоту подгонять, чтоб они быстрее на танк лезли. Осколок как вдарит. Я в танк упал. Кровь трошки пошла. В госпиталь забрали.

- Сколько танков БТ-7 потеряли вы?

- Считай, что два. Один сгорел. Второй подбили в районе Кардымово-Вязьма.

- Противника во время танковой атаки видно?

- Ну а як же. В триплекс смотришь. Куда едешь-то видно. Сверху зеркало и внизу зеркало, пуля не пробьет.

- Помните кого-либо из сослуживцев по 41-му году?

- У нас был старший лейтенант Шибаев. Имя не помню. Нормальный командир.

- Т-34 в 41-м часто встречался?

- Как мы начали воевать, их особо не было. КВ пару раз бачил. А вот про тридцатьчетверку хочу сказать. Зимой 39-го с Дальнего Востока нас в количестве 60-ти человек отправили в Харьков на завод Мальцева изучать тридцатьчетверку. Прямо в цеху мастера нам преподавали и объясняли что к чему. Два месяца мы там были. Танк очень понравился. Тридцатьчетверку немецкая пушка поначалу не брала. Тот выедет, немец по нему стреляет. На борту як сварка, а бронь не пробивает. А БТ-7 бывало, насквозь бьет.

- Тяжело было передачи переключать на Т-34?

- Ну, как сказать. Конечно, силу прикладывать надо. На поворот бывало рычаг двумя руками рвешь.

- У партизан довелось повоевать?

- Дали нам для проверки такое задание: два человека вроде как бы пленные, а три переодетых полицая их ведут. Мы должны были зайти в хутор до определенной хаты, закинуть туда три-четыре гранаты и тикать. Нам сказали, что в ней живет немецкий офицер. Но что-то у нас сорвалось - мы его не нашли. Прошли всю деревню, пошли до леса. Бачим - землянка, а у землянки часовой. Рядом стоит на трех ножках пулемет. Подходим. Из землянки вышел офицер, что-то сказал солдату. Он сразу - «Эй, рус. Комм, комм». Мы к нему уже приблизились метров на двадцать, у каждого по гранате. Сзади говорят: «Как только к землянке подходим, сразу кидаете туда гранаты и тикать». Один из наших «конвоиров» подкатил к немцу, прикладом его раз в лицо - тот забулькал, - хоп! - повалился на спину. Мы гранаты покидали и примерно метров пятьсот бежали в лес, который близко был от дороги, хотя немцы его в свое время богато порубили.

Ну, добежали. Никого не ранило. А стрелять-то стали будь здоров. Не могли успокоиться минут тридцать-тридцать пять.

Потом ходили по селам забирать полицейских. Куда их потом отправляли? Мы не знаем. Понятия не имеем.

Один раз зимой вышли на дорогу, засели в кустах. Протянули провод через дорогу. Ехал мотоцикл, зачепился и летит- кувыркается. Один - сразу насмерть, двоих - добили. Оружие забрали, а мотоцикл не схотели брать. Куда с ним в лесу?

- Как вы были вооружены в партизанском отряде?

- У меня был кавалерийский «карабинчик». А в танке у меня был наган. Почему пистолеты не давали? Потому что они выбрасывают гильзу. Попадет куда в передачу или под тягу.

- Вы помните командира партизанского отряда?

- Мы его так и звали «Батя». Он носил чин капитана.

(Командир соединения Коляда Никифор Захарович (партизанский псевдоним - «Батя») — один из организаторов красного партизанского движения в годы Гражданской войны 1918- 1920-го и Великой Отечественной войны 1941-1945-го.

Родился в Харьковской губернии. Из семьи крестьянина-бедняка. Участник Первой мировой войны. С началом революции в России, перешёл на сторону большевиков. В 1918-1919 гг. воевал с вооружёнными силами Петлюры, командовал партизанским отрядом в Подольской губернии. Участник советско-польской войны 1920 г., военком 57-й стрелковой дивизии на польском фронте. С 1920-го - член ВКП(б).

В 1922-м - заместитель командующего партизанскими отрядами на Дальнем Востоке и член Военного совета партизанских отрядов Приморья. После победы Советской власти на Дальнем Востоке руководил Приморской рабоче- крестьянской милицией. В 1925-1930 гг. - учился на восточном факультете Дальневосточного университета.

С началом Великой Отечественной войны, в июле 1941-го. был направлен в Смоленскую область для организации партизанского борьбы в тылу немецких войск.

Командовал соединением партизанских отрядов «Бати». Создал несколько отрядов и стал широко известен на Смоленщине как «Батя». В сентябре 1942-го был награждён орденом Ленина.

Репрессирован в октябре 1942-го. 12 лет провёл в лагерях. Полностью реабилитирован в 1954 г. Вскоре после освобождения умер от инфаркта.

Прим. - С. С.)

- В Запорожье тяжелые были бои?

- Ни. Запорожье прошли без единого выстрела - немец тикал. Дошли до завода «Запорожсталь», там повернули на отдых в Терсянку. Потом меня ранило. Лежал в госпиталях в Запорожье, возле Днепропетровска, а потом очутился в Иркутске.В апреле 44-го комиссуют меня, приходит сестра с канцелярии.

- Больной Силин, отвоевался. Куда будете до дома ехать?

- Не знаю.

- Ну, як это не знаю. Где дом твой?

- У меня нет дома. Я детдомовский. Давай я к тебе поеду.

- Не шутите.

Она ушла, а я лежу на кровати и плачу. Куда ехать? На фронте всем нужен был, а бездомный инвалид никому не надобен.

Рядом со мной один мужчина лежал, он еще в «гражданскую» свое хлебнул. При немцах жил в оккупации, а как освободили Запорожье, получил винтовку в зубы и попал на передовую. Суток не провоевал, его ранило. Вот он лежит со мной и говорит: «Вячеслав Петрович, не плач ридный. Вот тебе адрес в Запорожье. Приезжай до нас. Мужиков поубивало до черта, а жинок осталось много. Найдем тебе такую дивчину ладную, что обо всем забудешь.

Поехал к ним, а на Родину тянет. Но в Ленинград не пускали тогда. Если ты ленинградец, если жилплощадь сохранилась - пустят. Или же брали по заявкам. Но надо было торчать на вокзале десять дней и ждать. Так мне надоело вшей кормить. Не схотел ждать, поехал в Запорожье. Там встретился одноногий морячок из собеса, он и определил мою дальнейшую судьбу, направив меня в колхоз.

А в колхозе кем только я не был: Кладовщиком, заведующим фермой, на току работал, председателем сельсовета был.

* * *

В Керчь приехал в 2005 году. У меня намечен план - дожить до 100 лет. Когда праздновал 95-тилетие, мне подарили книгу с надписью - «Вячеслав Петрович, желаем Вам обязательно прожить 1825 дней и более!»

Вы уделили мне внимание, это очень приятно. Спасибо вам, что не забываете нас и наши былые дела. Спасибо!

- Вам спасибо, Вячеслав Петрович!

Интервью и лит. обработка: С.Смоляков