Заключение
Заключение
…Немало открывалось историкам такого, что с непредусмотренной стороны обогащало человеческим материалом собрание естественнонаучной академической информации.
Развеивалась стародавняя молва о храме отвлеченной науки. Этот храм стоял распахнутым посреди бедствий истории. И его ничем не защищенные служители свидетельствовали, что были они людьми совершенно «от мира сего». В подавляющем своем большинстве они страстно жаждали, чтобы этот мир становился человечней, и делали для этого что умели… Так, в погоне за еще не утраченным временем историки узнавали и кое-что важное о социально-нравственной атмосфере квантовой революции.
Д. Данин. Вероятностный мир
И освобождение энергии ядра, и сама ядерная бомба были свершением интернациональным. Ни одна страна, ни один народ не имел права сказать: «Это исключительно наш национальный успех». В овладение энергией ядра внесли незаменимый вклад и французская группа Жолио-Кюри, и итальянцы Ферми с друзьями, и немцы Ган, Мейтнер, Штрассман, Пайерлс, Вейскопф, Фриш, Симон, и датчанин Бор, и англичане Чедвик, Кокрофт, Томсон, Олифант, и венгры Силлард, Вигнер, Теллер, русские Флеров, Петржак, Курчатов, Зельдович, Харитон, и американцы Лоуренс, Оппенгеймер, Сиборг, Юри, Раби, Макмиллан, Абельсон, и много, много других ученых разных стран, разных национальностей. Но общечеловеческим достижением завладели американские генералы и готовятся его использовать против человечества, в интересах одной своей страны, даже не страны – одного правящего слоя Америки!
С. Снегов. Прометей раскованный
Подводя итоги нашего исторического расследования, оценим картину, появившуюся в результате художественного моделирования причудливой мозаики событий, связанных с развитием первых атомных проектов прошлого века. Прежде всего, это приводит нас к оригинальной концепции «атомной бомбы непрерывного действия», разработанной гениальным изобретателем Теслой и неподражаемо описанной Уэллсом. Была ли эта идея создания сверхразрушительной А-бомбы самой первой научной разработкой в мире? Сейчас уже трудно сказать, и тем более это нельзя утверждать однозначно…
Дело в том, что отечественные исследователи архивных материалов, такие как замечательнейший историк науки Геннадий Ефимович Горелик, все чаще обращают наше внимание на творчество академика Владимира Ивановича Вернадского, предвидевшего многие аспекты будущего атомной энергетики, и Виталия Георгиевича Хлопина, который был заместителем директора в Радиевом институте. И Вернадский, и Хлопин задолго до выхода знаменитого романа Уэллса прекрасно понимали, что несет человечеству ядерное оружие, и как могли старались отсрочить его появление на арене мировой истории. Вернадский пытался это сделать своей философией ноосферы, а Хлопин – всеми возможными в то время административными методами, в частности, давая резко отрицательные отзывы на первые в мире реальные схемы ядерных боеприпасов, изобретенные харьковскими физиками. Идеализированная модель «сферы мирового знания» Вернадского, где фрагменты «злого негативного научного знания», наподобие современным компьютерным вирусам, разрушают целостность всей структуры, нашла свое понимание только в узком кругу философов-неоплатонистов. А вот простые, но эффективные методы академика Хлопина буквально повернули вспять течение исторического процесса, ведь иначе А-бомба была бы у Сталина уже в 1943 году…
Впрочем, как хорошо известно, «история не знает сослагательного наклонения», и здесь она делает еще один крутой поворот, так что бомба «непрерывного действия» конструкции Теслы – Хевисайда – Фицджеральда, попавшая по линии Армторга в спецтематику УФТИ и гениально преобразованная в вычислениях Ландау, вдруг неожиданно возвращается на Запад вместе с репатриантом Фрицем Хоутермансом. И не просто возвращается, а попадает в руки одного из научных руководителей немецкого «Уранового проекта» – Вернера Гейзенберга. Осознавал ли интеллектуальный лидер «Уранового клуба» и рьяный почитатель идеи «Великой Германии», какое сокровище привез ему Хоутерманс?
Скорее всего, не в полной мере, поскольку за консультациями Гейзенберг отправился в оккупированный Копенгаген, к великому Бору. До сих пор из-за молчания этих выдающихся ученых никто так и не знает, что же произошло между ними на темных аллеях вечернего парка, окружающего Институт теоретической физики. Официальные версии противоречивы и довольно двусмысленны, но ясно одно: в Берлин Гейзенберг вернулся вовсе не расстроенным, а наоборот, полным надежд и желания продолжать атомные исследования, причем повел он их в строго определенном направлении, к безусловному успеху…
Дальнейшее становится ясным, если вспомнить, что над «Урановым проектом» всегда простиралась тень зловещего руководителя СС Гиммлера. С первых шагов и в течение всех лет его существования «Урановый проект» находился под плотным прикрытием СС, СД и абвера. Это во многом объясняет доминирование расхожей версии о «полном крахе ядерных программ нацистов», «недальновидности гитлеровской верхушки рейха» и прочих вещах, ставших уже повседневными штампами среди многих писателей и журналистов. Между тем здравомыслящие люди давно уже обращают внимание на нарочитый характер обеспечения безопасности «Уранового проекта», скорее напоминающий тайную игру между тем же абвером и британским Объединенным разведывательным комитетом. Так ли это было или иначе, сказать сегодня очень трудно, поскольку нацисты уничтожили большинство своих архивов, а МИ-5 и МИ-6 тоже не очень-то любят делиться историей своих провалов.
Однако факт остается фактом: сведения об «Урановом проекте», попавшие к сотрудникам английской и американской разведки, ничуть не продвинули вперед тот же «Манхэттенский проект», но отвлекли очень значительные ресурсы на тупиковые пути исследований, включая малорезультативные операции по уничтожению норвежских запасов тяжелой воды. Оценивая эффективность немецкого «Уранового проекта», можно также руководствоваться «каноническими» выводами о его полном провале, долгое время успешно тиражируемыми многими отечественными и зарубежными историками.
И вот тут сохранившаяся документальная основа деятельности «Уранового клуба» начинает вступать в резкое противоречие, скажем, с такими тезисами критиков нацистской ядерной программы, как «абсолютная разобщенность исследовательских центров», «низкая квалификация большинства оставшихся в Германии ученых», «полное отсутствие материалов и комплектующих, а также финансирования, поглощенных другими, более успешными проектами», и т. п. Кроме уже приведенных контраргументов, хотелось бы заметить, что фактически уже на руинах Третьего рейха продолжалось финансирование и всевозможное материально-техническое обеспечение проекта межконтинентального ракетоносителя А-4, явно рассчитанного на ядерную боеголовку.
Конечно же, перед каждым исследователем, начинающим осознавать глубину и масштабность «Уранового проекта», сразу же возникает вопрос: если у Гитлера была А-бомба, почему он ее не применил хотя бы в виде своего погребального костра в осажденном Берлине? Ответом на этот непростой вопрос может служить операция «Валькирия» 1944 года, ясно показавшая, какая грозная оппозиция фюреру существует в генералитете Вермахта.
Конечно же, нечто подобное, только в гораздо более скрытой форме существовало и среди нацистских бонз. Так, прекрасно известно противостояние партий Гиммлера и Бормана, часто доходившее до открытых конфликтов, в которые приходилось вмешиваться самому Гитлеру. В такой обстановке, да еще и в преддверии неминуемого краха Германии, вопросом послевоенного выживания становился контроль, если не обладание ценными ресурсами агонизирующего рейха, среди которых далеко не последние место занимал таинственный объект «Локки» – нацистская А-бомба.
Дальнейшая политическая игра Гиммлера с подобным козырем на руках была всего лишь «делом техники», и немецкий ядерный арсенал в конечном итоге благополучно попал в руки миссии «Алсос». Таким образом, Гровс наконец-то смог продемонстрировать, что на территории «специального инженерного района Манхэттен» якобы создано самое грозное оружие современности. Одну немецкую бомбу тут же взорвали на плато Лос-Аламос, а две оставшиеся стали готовить к кошмарной акции устрашения Японии. Здесь могли столкнуться две программы ядерных исследований – американская и японская, причем последняя бесславно завершилась каким-то странным мощным взрывом на Корейском полуострове в районе города Хыннам. Даже поверхностный анализ заставляет усомниться, что это был оригинальный японский атомный боеприпас, однако, учитывая тесные германо-японские связи, представляется вероятным, что здесь виден след еще одной немецкой А-бомбы.
Загадочна история и с третьей бомбой, сброшенной американскими бомбардировщиками на Японию. Долгое время считалось, что это был некий экспериментальный ядерный фугас, который так и не взорвался в окрестностях Нагасаки, однако в последнее время все чаще приходиться слышать, что речь идет совсем о другой цели – Физико-химическом институте в Токио. Именно здесь проводились основные работы по японскому атомному проекту «Ни». Как известно, третий атомный боезаряд по неизвестной причине не взорвался и был передан в штаб советских войск, пленивших Квантунскую армию.
Дальнейшая судьба этой четвертой (или пятой?) немецкой бомбы неизвестна. Скорее всего, она попала к своим создателям в Сухумский физико-технический институт, где работала большая группа пленных – сотрудников «Уранового клуба», включая крупных ученых, конструкторов и инженеров Третьего рейха, работавших над ядерным оружием, таких как Манфред фон Арденне, Густав Герц, Вернер Цулиус, Гюнтер Вирт, Николаус Риль, Карл Зиммер, Роберт Депель, Питер Тиссен, Хайнс Позе и другие. Судя по всему, немецкие ученые трудились весьма успешно, и модернизированный вариант немецко-американско-японской А-бомбы появился уже в 1947 году. Это прекрасно объясняет полное пренебрежение Сталина демаршами американской стороны, неоднократно пытавшейся запугать его «ядерной дубинкой», ведь «отец народов» прекрасно знал истинное положение дел…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.