Глава 3. Предатели

Глава 3. Предатели

1 августа 1919 года Гувер стал начальником только что созданного отдела по борьбе с радикалами министерства юстиции. Он обладал набором полномочий, уникальным в правительстве Соединенных Штатов.

В его ведении были сотни агентов и осведомителей, работающих на Бюро расследований. Он мог потребовать ареста почти любого человека по своему выбору. Он начал организовывать в масштабах страны кампанию против врагов государства. Ему было всего лишь 24 года.

За два года, прошедшие с тех пор, как Гувер начал работать на правительство, Соединенные Штаты провели и выиграли свои военные сражения за границей. Теперь правительство вступило в политическую войну с врагами на внутреннем фронте.

Министерство юстиции и Бюро расследований пользовались своей властью как против американцев, так и иностранцев с самого начала Первой мировой войны. Президент Вильсон предостерегал, что «злонамеренные шпионы и заговорщики» распространяют «среди нас подстрекательства к бунту». Он утверждал, что «многие наши граждане подкуплены» иностранными агентами. Гражданам, которые были против войны, он сказал, что они на самом деле воюют на стороне противника. «Горе человеку или группе людей, которая встанет у нас на пути»[24], — сказал Вильсон.

Гувер изучил механику массовых арестов и задержаний в течение своего первого года работы в министерстве юстиции. В департаменте имелся список из 1400 политически подозрительных немцев, проживавших в Соединенных Штатах на день объявления войны. 98 из них были посажены в тюрьму незамедлительно, 1172 человека сочли потенциальной угрозой национальной безопасности страны и могли арестовать в любой момент. Они были первыми политически подозрительными людьми, за которыми Гувер установил наблюдение.

Бюро развернуло свои первые общегосударственные программы слежки по Закону о шпионаже от 1917 года, занимаясь облавами на радикалов, прослушиванием телефонных разговоров и вскрытием корреспонденции. Закон о шпионаже делал обладание информацией, которая могла причинить вред Америке, наказуемым смертью; заключение в тюрьму ожидало всякого, кто «произносил, печатал, писал или публиковал» нелояльные идеи. 1055 человек были признанными виновными по Закону о шпионаже. Ни один из них не был шпионом. Большинство были политическими диссидентами, которые выступали против войны. Их преступлениями были слова, а не поступки.

Роуз Пастор Стоукс — русская иммигрантка, вышедшая замуж за американского миллионера-социалиста, — была приговорена к десяти годам тюремного заключения по Закону о шпионаже за то, что сказала: «Ни одно правительство, поддерживающее спекулянтов, не может отстаивать интересы народа». Юджин В. Дебс — лидер Американской социалистической партии — был осужден за то, что выступил против ее осуждения. Он собрал почти миллион голосов против президента Вильсона, но свою следующую кампанию вел уже из тюрьмы. «Я верю в право на свободу слова и во время войны, и в мирное время, — сказал Дебс на суде. — Если Закон о шпионаже устоит, то тогда Конституция Соединенных Штатов умрет»[25]. Его обвинитель Эдвин Вертц из министерства юстиции ответил, что Дебс представляет собой угрозу обществу, потому что его слова возбуждают умы американцев: если он останется свободным, «тогда любой человек может пойти в переполненный театр… и закричать «пожар!», когда никакого пожара нет». Верховный суд единогласно поддержал приговор — 10 лет тюрьмы. Судья Оливер Венделл Холмс, самый известный юрист в Америке, написал, что социалисты говорили «слова, которые могли возыметь действие силы». Они создавали «явную и существующую угрозу» государству.

Пока шла война, сенатор Ли Овермэн, республиканец из Северной Каролины, выдающийся член Судебной комиссии, курировавшей министерство юстиции, потребовал от Бюро более решительных действий против «предателей, негодяев и шпионов»[26]. Сенатор предупредил, что 100 тысяч иностранных агентов-шпионов ходят по территории Соединенных Штатов. Ссылаясь на Бюро, он удваивал и еще раз удваивал эту цифру по своему желанию — 200 тысяч сегодня, 400 тысяч завтра.

Министр юстиции Томас Грегори написал обвинителю министерства юстиции: «В стране поднялась волна истерии в отношении немецких шпионов. Не могли бы вы упаковать и прислать мне дюжину, а я щедро заплачу вам за беспокойство. Мы постоянно ищем их, но несколько трудно охотиться на них, пока они не найдены»[27].

Охота на иностранных шпионов стала сумасбродной затеей. Армия и флот, госдепартамент, Секретная служба, федеральные маршалы, полиция больших городов соревновались друг с другом и Бюро расследований в бесплодной погоне. Бюро столкнулось с «огромным объемом дублирующих друг друга следственных действий, проводившихся различными ведомствами, которым было поручено выиграть эту войну»[28], — вспоминал агент по имени Френсис К. Доннелл. «Не было ничего необычного в том, что агент Бюро звонил какому-нибудь человеку в ходе своего расследования и узнавал, что шесть или семь других правительственных ведомств уже пытаются допросить его по тому же делу».

Эти поиски превратились во всеобщую потасовку. Министр юстиции Грегори и директор Бюро расследований в военное время А. Брюс Беласки поддерживали по всей стране представителей бизнеса, которые финансировали ультрапатриотическую Американскую лигу защиты, представлявшую собой банды граждан, которые шпионили за людьми, подозреваемыми в ведении подрывной деятельности. Они работали группами; каждый член группы носил значок, объявляющий его сотрудником Секретной службы. В период пика ее активности в лиге [29], по некоторым утверждениям, насчитывалось более 300 тысяч сторонников. Ее самые рьяные члены получали удовольствие от незаконных проникновений в жилища своих соотечественников-американцев и их избиений от имени правосудия и государства. Слухи, сплетни и инсинуации, собранные членами лиги, наполняли досье Бюро расследований.

Зять президента Вильсона, министр финансов Уильям Г. Макэду, сказал президенту, что союз Бюро с Лигой представляет собой «серьезнейшую опасность непонимания, неразберихи и даже обмана»[30]. Это привело президента в замешательство. Вильсон спросил министра юстиции Грегори, действительно ли эти виджилантес — самая лучшая организация, которую может сформировать Америка. Он сказал: «Очень опасно позволять такой организации действовать в Соединенных Штатах, и хотел бы я знать, есть ли способ остановить ее». Президент признал, что он «был нерадив и не пытался найти способов»[31] прекратить беспорядок в правительственных рядах, но он все еще пребывал «в сомнениях относительно того, какое средство будет самым лучшим».

У министра юстиции Грегори был ответ. Когда прожекторы шарили по ночному небу Америки, а оповещающий вой сирен звучал все громче, он сделал Бюро расследований политической ударной силой.

Во время войны Бюро провело два главных политических рейда. Первый был осуществленной в масштабе всей страны атакой на организацию «Индустриальные рабочие мира» (ИРМ) — левое рабочее движение, насчитывавшее в Соединенных Штатах 100 тысяч человек. ИРМ приняла резолюцию против войны; само разглагольствование на тему войны было политическим преступлением по Закону о шпионаже. Министр юстиции решил убрать ИРМ с дороги[32]. Президент Вильсон одобрил эту акцию от всей души. «Нью-Йорк таймс» высказала мнение, что руководители этого союза были «фактически и, наверное, на самом деле агентами Германии»[33], руководствуясь предположением, что немцы платили ИРМ, чтобы ее члены подрывали промышленность Америки. Газета предположила, что «федеральные власти должны разделаться с этими предателями и заговорщиками». Агенты Бюро и члены Американской лиги защиты так и сделали. Они выбивали двери офисов ИРМ, домов ее активистов и приемных этой организации в двадцати четырех городах Америки; захватывали тонны документов и арестовывали сотни подозреваемых. Три массовых суда привели к тому, что по Закону о шпионаже были осуждены 165 руководителей этого союза. Сроки тюремного заключения для них доходили до 20 лет.

Политики и общественность приветствовали эти аресты. Призывы к заключению в тюрьму предателей, негодяев и шпионов звучали с церковных кафедр и из кабинетов государственных законодательных учреждений. Министр юстиции нашел легкую мишень. Он поручил Бюро расследований устроить облаву на уклонистов — людей, которые уклонялись от призыва на воинскую службу, — весной и летом 1918 года.

Общепризнанно, что самым крупным рейдом на уклонистов была трехдневная облава, назначенная на 3 сентября, — самая целенаправленная операция за десятилетнюю историю существования Бюро расследований. Тридцать пять агентов собрались под руководством Чарльза де Вуди, начальника Нью-Йоркского отделения Бюро. Сотрудникам Бюро оказывали поддержку около 2 тысяч членов Американской лиги защиты, 2350 военнослужащих и служащих флота и по крайней мере 200 офицеров полиции. Они прошли по улицам Манхэттена и Бруклина на заре, переправились через реку Гудзон на паромах и развернулись в цепь, охватившую Ньюарк и Джерси-Сити. Они арестовали приблизительно 50–65 тысяч подозреваемых, хватая их на тротуарах, вытаскивая из ресторанов, баров и отелей, и отправили их в местные тюрьмы и государственные оружейные заводы. Среди обвиняемых было около полутора тысяч уклоняющихся от призыва и дезертиров. Но десятки тысяч невинных людей были арестованы и заключены в тюрьму без всякой причины.

Министр юстиции попытался снять с себя ответственность за облавы, но Бюро не позволило ему этого сделать. «Никто не может сделать из меня козла отпущения, — с вызовом сказал де Вуди. — Все, что я предпринял в связи с этой облавой, было сделано под руководством министра юстиции и директора Бюро расследований»[34].

Политическая буря по поводу ложных арестов и тюремного заключения множества людей была недолгой. Но и министр юстиции Грегори, и директор Бюро Беласки вскоре ушли в отставку. Их имена и репутация были забыты. Их наследие сохранилось только потому, что оно досталось Гуверу.

«Серьезнейшая угроза Соединенным Штатам»

«Красная» угроза начала овладевать воображением правительства Соединенных Штатов в последние недели Первой мировой войны.

Президент Вильсон отправил около 14 тысяч солдат на борьбу с большевиками на заснеженные границы России. Они все еще вели боевые действия, когда 11 ноября 1918 года в Европе замолчали пушки. Первое сражение войны с коммунизмом Америка вела боевыми патронами.

Президент также повел политическую атаку на русских радикалов. Удивив своих ближайших помощников, Вильсон лично дал разрешение на публикацию секретных досье с целью показать, что вожди русской революции были платными агентами правительства Германии. Эти документы были доставлены в Белый дом одним из экспертов Вильсона по пропаганде, который считал, что произвел… «величайшую сенсацию в истории»[35]. Президент ни с кем не проконсультировался в отношении их подлинности. Это были фальшивки — грубые подделки, проданные доверчивому американцу царским мошенником, но они изменили политический диалог в Америке.

Теперь конгресс присоединился к войне с коммунизмом. В январе 1919 года сенат Соединенных Штатов начал слушания об угрозе коммунизма, которые возглавил сенатор Ли Овермэн из Судебной комиссии. Министерство юстиции дало сенатору Овермэну открытый доступ к документам Бюро расследований. В свою очередь, его комиссия передала Бюро копии всех своих отчетов, полученных из других ведомств правительства. Эти документы образовали краеугольный камень, ставший основой карьеры Дж. Эдгара Гувера.

Тон слушаний был задан свидетельскими показаниями нью-йоркского юриста по имени Арчибальд Стивенсон — специалиста-самоучки по Советам.

— В таком случае цель состоит в том, чтобы сформировать правительство внутри существующего правительства? — спросил сенатор Овермэн. — И свергнуть это правительство?

— Именно, — подтвердил Стивенсон.

— Вы полагаете, что это движение в США постоянно растет?

Стивенсон ответил положительно, и, по его словам, оно представляет «серьезнейшую угрозу Соединенным Штатам в настоящее время».

— Вы можете предложить нам какое-то средство борьбы с ним? — спросил сенатор.

— Иностранные агитаторы должны быть депортированы, — сказал Стивенсон. — Американские граждане, которые выступают в поддержку революции, должны подвергнуться наказанию.

Сенатор закончил слушания, сказав, что уже давно пора начать «выносить такие свидетельские показания на суд американского народа и информировать его о том, что происходит в этой стране».

По мере того как тревога сената в связи с «красной угрозой» росла, воинственный дух в отношении мировой войны угасал. 9 миллионов американских рабочих, занятых в военной промышленности, были демобилизованы. Новых рабочих мест оказалось недостаточно. Стоимость жизни выросла почти вдвое со времени начала войны, когда 4 миллиона американских солдат стали возвращаться домой, 4 миллиона американских рабочих начали бастовать. Соединенные Штаты никогда еще не видели такой конфронтации между рабочими и хозяевами предприятий. Силы закона и правопорядка были убеждены, что за всем этим стоят «красные».

21 января 1919 года, в день, когда сенат заслушал первые свидетельские показания в отношении «красной» угрозы, 35 тысяч рабочих судостроительных заводов в Сиэтле не вышли на работу. Федеральные войска подавили бунт, но забастовочный дух распространился на угольные шахты и сталелитейные заводы, рабочих текстильных предприятий и телефонистов и на полицию Бостона. Сотни и сотни забастовок швыряли песок в ходовую часть американской машины. По стране распространился политический и экономический страх.

Белый дом был пуст. Президент Вильсон отплыл за океан на борту военного корабля «Джордж Вашингтон» с целью положить конец всем войнам. Он с самыми доверенными помощниками отправился во Францию с целью осуществления своей мечты — создания Лиги Наций, всемирного союза для поддержания мира. Вильсон назвал свое предложение заветом; в нем звучала мессианская нотка. Его союзники в военное время, руководители Англии и Франции, сочли Вильсона невыносимым ханжой. Они были гораздо сильнее заинтересованы в том, чтобы наказать Германию, нежели в том, чтобы строить новый мир, основываясь на представлениях Вильсона.

Не заключив мирный договор, Соединенные Штаты по-прежнему находились в состоянии войны за границей. При отсутствии президента в Белом доме нация осталась без руководителя, который вел бы войну внутри страны.

Вильсон находился за пределами Соединенных Штатов с 4 декабря 1918 по 24 февраля 1919 года. Девять дней спустя он снова выехал во Францию, и на родине его не было четыре месяца. В тот день, когда он уезжал во второй раз, Вильсон назначил своего старого политического союзника новым министром юстиции.

А. Митчелл Палмер был внешне приятным мужчиной 47 лет, три раза избиравшимся конгрессменом от Пенсильвании, пацифистом-квакером и краснобаем с гибкими принципами и грандиозными амбициями. Будучи влиятельной персоной Демократического национального комитета, он стал политическим администратором Вильсона на съезде Демократической партии в 1912 году. В течение 1918 года он руководил отделом по надзору за собственностью врагов США в рамках министерства юстиции как своей вотчиной, раздавая своим приятелям и закадычным друзьям опекунство над захваченной собственностью граждан Германии и патенты стоимостью миллионы долларов. Теперь он ухватился за возможность руководить министерством юстиции.

У Палмера была одна большая цель. Он представлял себя следующим президентом Соединенных Штатов.

«Мы взорвем вас динамитом!»

Тридцать шесть коричневых бумажных пакетов с динамитом проникли в США по почте в конце апреля 1919 года. Они составили величайший в истории Соединенных Штатов заговор с целью совершения политического убийства.

29 апреля первая бомба прибыла в дом в Атланте Томаса У. Хардвика, который только что оставил пост сенатора Соединенных Штатов от Джорджии. Хардвик содействовал принятию нового Закона о высылке из США анархистов и запрещении им въезда в страну, цель которого состояла в депортации радикально настроенных иностранцев. Бомба оторвала руки его экономке.

Это была не единственная бомба, посланная по почте, которая дошла до намеченной жертвы. Почтовый служащий в Нью-Йорке обнаружил таких шестнадцать штук на полке отправлений, посланных с предоплатой, — террористы наклеили недостаточное количество марок. Потенциальные убийцы были, очевидно, полуграмотны: они написали с ошибками имена некоторых адресатов. Но список их целей был непростой.

Во главе его стоял министр юстиции Палмер. В нем значился судья Верховного суда Оливер Венделл Холмс, равно как и судья Кинсо Маунтин Лэндис, который вынес уже более ста обвинительных приговоров по Закону о шпионаже. К смерти были приговорены пять членов конгресса, включая сенатора Овермэна. В этом списке были имена министра труда и члена Комиссии по федеральной иммиграции — оба были ответственны за судебные дела о депортации согласно Закону о высылке анархистов. Там же были имена мэра и полицейского комиссара Нью-Йорка. Самыми известными мишенями были самые главные банкиры страны — Джон Д. Рокфеллер и Дж. П. Морган. Наименее известным из всех был пухленький, лысеющий двадцатидевятилетний агент Бюро расследований по имени Рейми Финч.

Финч провел не один месяц, гоняясь за членами банды итальянских анархистов, возглавляемых Луиджи Галлеани — основателем подпольного журнала Cronaca Sovversiva («Подрывная хроника» — ит.). У Галлеани было, наверное, пятьдесят последователей, которые приняли близко к сердцу его призывы к насильственному перевороту, политическим убийствам и использованию динамита, чтобы вселить ужас в правящий класс. Грамотные революционеры проводили отчетливую границу между словесной пропагандой и пропагандой действий. Галлеани верил в действия. Финч с горсткой своих коллег-агентов из Бюро расследований шел по прерывающемуся следу из долины реки Огайо к Атлантическому океану, который закончился в феврале 1918 года налетом на конторы Cronaca Sovversiva в Линне, штат Массачусетс. Этот налет привел к аресту Галлеани и годом позднее — судебному распоряжению о его депортации согласно новому Закону о высылке анархистов, равно как и еще восьми его ближайших сподвижников. Позднее, в январе 1919 года, Галлеани подал свою последнюю апелляцию, когда в промышленных городах Массачусетса и Коннектикута появилась листовка, подписанная «Американскими анархистами», в которой содержалась угроза грядущей «кровавой огненной» бури.

«Депортация не помешает этой буре достичь этих берегов, — гласила листовка. — Депортируйте нас! Мы взорвем вас динамитом!»

В ночь на 2 июня 1919 года еще девять бомб взорвались в семи городах. И снова каждая мишень осталась жива. В Нью-Йорке это был муниципальный судья, хотя был убит ночной сторож на улице. В Кливленде это был мэр города; в Питсбурге — федеральный судья и иммиграционный инспектор; в Бостоне — местный судья и государственный представитель. В Филадельфии террористы сделали своей целью церковь, а в Патерсоне (штат Нью-Джерси) — дом бизнесмена.

В Вашингтоне (округ Колумбия) какой-то молодой человек взорвал себя на пороге дома министра юстиции Палмера. Этот взрыв покачнул ряд изящных городских домов. Франклин Делано Рузвельт, тридцатисемилетний помощник министра флота США, возвращался домой после позднего ужина со своей женой Элеонор, когда взрыв расколол весеннюю ночь. Фасадные окна их дома на 2131 Р-стрит в Вашингтоне были выбиты. Через улицу Палмер стоял среди руин своей гостиной. Фасад его дома был разрушен. Тротуары были покрыты осколками стекла, сломанными ветками, кусочками плоти и костей. Ушло много времени на то, чтобы определить, что фрагменты расчлененного тела были, по всей вероятности, бренными останками двадцатитрехлетнего иммигранта по имени Карло Вальдиночи — издателя Cronaca Sovversiva.

Копии свежей обвинительной речи в адрес правительства, напечатанные на розовой бумаге, трепетали над обломками. «Это война, классовая война. Вы первые начали ее под прикрытием могущественных общественных институтов, которые называете порядком, во тьме ваших законов, — гласила она. — Грядет кровопролитие; мы не станем прятаться. Будут еще убийства: мы станем убивать, потому что это необходимо. Будут еще разрушения: мы будем уничтожать, чтобы избавить мир от ваших тиранических институтов власти». Листовка была подписана: «Боевики-анархисты».

«Пламя революции»

Местные отделения Бюро расследований в Бостоне и Питсбурге первыми сообщили о том, что за взрывами стоит Москва.

Палмер предполагал, что ответственность за них несут «красные». Он стал министром юстиции в ту же неделю, когда Советы провозгласили создание Коминтерна — международного коммунистического движения. Объявляя о том, что это движение ставит своей целью ниспровержение существующего мирового порядка, Ленин открыто пригласил американцев присоединиться к ним.

Утром 3 июня, сидя в развалинах своей библиотеки, Палмер принял небольшую делегацию сенаторов и конгрессменов. «Они настоятельно призвали меня применить всю власть, какую только возможно применить, — рассказал он. — «Палмер, просите, что хотите, и вы получите это».

На первых полосах всех газет Америки он поклялся поймать террористов. Теперь ему были нужны охотники.

Сначала он выбрал нового руководителя Бюро расследований — Уильяма Дж. Флинна, бывшего начальника Секретной службы США. Палмер гордо представил его прессе как самого лучшего детектива Америки. Нью-йоркский полицейский с большим стажем и высшим образованием, Флинн работал водопроводчиком, прежде чем нашел свое призвание. На ротогравюре он был представлен как внушительная фигура в котелке, с сигарой во рту и большим животом, круглым от пива и бифштексов. В Нью-Йорке и Вашингтоне он обвел вокруг пальца нескольких газетных репортеров и завоевал себе репутацию классной ищейки, которая никогда не теряет след.

Флинн предостерег страну, что сотни тысяч иностранных агентов находятся в Соединенных Штатах. Правительство, по его мнению, имело полное право сажать в тюрьму любое количество подозреваемых, чтобы поймать шпиона или вредителя. Его первым шагом была облава на «красных».

12 июня 1919 года агенты Бюро расследований и нью-йоркская государственная полиция разграбили недавно открывшиеся советские дипломатические представительства по адресу: Восточная Сороковая улица, 110, на Манхэттене. Они захватили груды папок — но не обнаружили ничего такого, что связало бы «красных» с терактами[36].

На следующий день министр юстиции Палмер отправился в конгресс и попросил денег и новых законов, чтобы остановить «красных» и радикалов. Он предупредил, что следующие атаки могут произойти в течение дней или недель, возможно, 4 июля. Он уже начал видеть растущий всемирный заговор коммунистов и обычных мошенников, «салонных социалистов» и сексуальных извращенцев — «массовое объединение преступников всего мира с целью свергнуть приличия частной жизни»[37]. Он рассматривал взрыв своего дома как более чем ясный знак того, что «пламя революции охватывает каждое учреждение закона и порядка» в Америке, «лижет алтари церквей, проникает в школьные колокольни, заползает в священные углы американских домов».

17 июня Палмер и Флинн встретились в министерстве юстиции с группой помощников. Они вышли, чтобы объявить, что Бюро расследований незамедлительно устроит облаву на террористов. Флинн был убежден, что нападения — дело рук русских большевиков.

Шесть дней спустя сотрудники Бюро допросили Луиджи Галлеани, который сидел в камере предварительного содержания на Оленьем острове в Бостонской гавани в ожидании депортации. Они ничего от него не узнали. На следующее утро он уже плыл на корабле в Италию, чтобы никогда больше не ступить на землю Америки. Галлеани и его банде анархистов так и не было предъявлено обвинение; расследование тянулось двадцать пять лет и ни к чему не привело. Его последователи вскоре снова нанесут удар, совершив крупнейшее террористическое нападение, которое когда-либо видела Америка.

«Тайные агентства, внедренные повсюду»

Два корабля шли через Атлантический океан. Один увозил из Америки Галлеани, другой вез президента на родину.

8 июля Вудро Вильсон возвратился в Соединенные Штаты после пяти месяцев тщетных усилий создать Лигу Наций. Его видение мира во всем мире ускользало и исчезало, как океанские волны. Он получил слабую поддержку от союзников Америки в войне. В сенате Соединенных Штатов рос презрительный (пренебрежительный, насмешливый) настрой. Вскоре Вильсон отправился по стране, ведя избирательную кампанию и доводя свои аргументы (основные идеи) до населения. В 1919 году не было государственных радиостанций; президент должен был лично выступать со своими обращениями. Он проехал свыше 8 тысяч миль по железной дороге, выступив с сорока речами в пятнадцати штатах.

Президент появлялся, как предсказатель Страшного суда. Хрипящий, кашляющий, с двоящимся зрением, измученный головными болями, Вильсон рисовал американскому народу картину апокалипсиса. Он пророчил стране и миру постоянную угрозу войны. Он говорил о русской революции так, словно она была огромным облаком смертельного газа, плывущим через Атлантику и несущим Америке «яд массовых беспорядков, бунта и хаоса»[38].

«Мои уважаемые сограждане, неужели вы в самом деле думаете, что этот яд не проник в вены нашего свободного народа? — вопрошал президент. — В Америке люди спокойно смотрят вам в лицо и говорят, что они за такую революцию, тогда как такая революция означает власть террора». Без мира «этот яд будет постоянно распространяться все быстрее и быстрее до тех пор, пока наша любимая страна не придет в смятение и не изменится от него в худшую сторону».

Он предостерегал, что Соединенным Штатам нужно быть готовыми воевать «в любой части мира, где опасность войны представляет собой угрозу». Враги Соединенных Штатов дремать не будут: «Вы должны следить за ними с помощью тайных агентств, внедренных повсюду». Государству придется держать огромную регулярную армию и флот в состоянии постоянной высокой боевой готовности.

«И это нельзя делать в ходе свободной дискуссии, — говорил президент. — Это нельзя делать путем общественного обсуждения. Планы должны храниться в секрете. Знания должны накапливаться системой, которую мы осудили, потому что мы назвали ее шпионской. Более вежливые люди называют ее разведывательной».

Пока президент проводил агитационную поездку по Великим Равнинам, в Вашингтоне обретала форму новая разведывательная система Соединенных Штатов.

«Когда настанет время революции»

1 августа 1919 года министр юстиции поручил Дж. Эдгару Гуверу разрушить коммунистический заговор против Соединенных Штатов. Он сразу же почувствовал симпатию к Гуверу, чья неутомимая работа получила высокую оценку его начальства в министерстве юстиции.

Как новый начальник отдела по борьбе с радикалами, Гувер имел под своим началом шестьдесят одного агента Бюро расследований и тридцать пять осведомителей под прикрытием[39]. Он начал заполнять папки Бюро информацией от военной разведки, Госдепа, Секретной службы. Он заручился поддержкой иммиграционной и паспортной служб, почтмейстеров, комиссаров полиции, частных детективов и членов «комитета бдительности». Команды домушников[40] и взломщиков сейфов из Бюро и департамента морской разведки проникали в иностранные посольства и консульства, чтобы украсть коды и шифры.

Он пользовался данной ему властью как магнитом, собирая воедино фрагменты секретной информации, рассеянной в правительственных учреждениях, создавая засекреченные дела против десятков тысяч людей, подозреваемых в политической неблагонадежности. Американцы в равной степени с иностранцами могли оказаться в списке врагов, составленном Гувером, посетив политический митинг вместе с осведомителем или подписавшись на одну из 222 радикальных иностранных газет, издававшихся в Соединенных Штатах.

Хранилище секретов, созданное Гувером, составило основу первичной системы центральной разведки. За три месяца после принятия должности он проверил досье на более чем 60 тысяч человек. Бюро сформировало по крайней мере столько же досье на места, где эти люди собирались, издания, которые они читали, и политические группировки, в которые они вступали. Каждый из этих людей должен был быть оценен как потенциальная угроза национальной безопасности. Каждый мог играть какую-то роль в тайном подполье, быть закамуфлированным бойцом «безумного марша красного фашизма»[41], как его стал называть Гувер, с целью создания Советской Америки.

Из политического хаоса, царившего в России, поднимались к власти Ленин и Сталин. Страх того, что их революция начнет распространяться, был огромен.

12 августа, на второй неделе пребывания в должности, Гувер начал «энергичное и всестороннее изучение»[42] американских граждан и иностранцев, «защищающих смену существующей формы правления с помощью силы или насилия». Министерство юстиции хотело получить показания «любого рода, будь то с чужих слов или каких-то иных», против американских коммунистов. Показания с чужих слов можно было использовать в судебных преследованиях по новым законам, принять которые Палмер убеждал конгресс. Палмер тщательно изучил законы[43] в поисках новых путей осуществлять аресты и заключать в тюрьму американцев за подстрекательство к бунту в мирное время. В 1919 году семьдесят таких законопроектов были представлены конгрессу. Ни один не был принят.

23 августа Гувер провел серию встреч с комиссаром иммиграционной службы Энтони Каминетти — шестидесятипятилетним политиком из Калифорнии с пышными седыми усами с закрученными вверх концами. Гувер тесно сотрудничал с Каминетти во время войны. Каминетти контролировал регистрационные данные приблизительно на 13 миллионов иммигрантов — на каждого восьмого жителя Америки, включая 1,7 миллиона уроженцев Германии, 1,6 миллиона — Италии и 1,4 миллиона — России. Гувер подозревал, что ударные силы «красного» фашизма находятся среди них. Вместе они начали разрабатывать план избавления нации от врагов. Закон о высылке анархистов давал им полномочия выдворять иностранцев, пропагандирующих революцию, в ходе упрощенного судебного разбирательства без предъявления обвинений или признания виновным. Гувер предложил завоевать одобрение общественности, сделав первыми ссыльными двух самых известных в Америке подстрекателей — Эмму Гольдман и Александра Беркмана. К счастью для Гувера, оба они уже были в тюрьме за агитацию против войны, оба должны были быть отпущены на свободу через месяц и обоим можно было быстренько предъявить обвинение и отправить на родину в Россию.

Гольдман проповедовала атеизм, свободную любовь, контроль над рождаемостью и другие противозаконные вещи. Гувер назвал ее «красной царицей анархии». Ее бывший любовник Беркман половину своей жизни провел в тюрьме за попытку убийства сталелитейного магната Генри Фрика. Он никогда не претендовал на то, что он американский гражданин. Дело против него было простым. Но Гольдман утверждала, что она американка по браку, что препятствовало ее депортации. Гувер взял в свои руки решение этой проблемы.

В ту же неделю в конце августа 1919 года Гувер внедрил своих агентов в две ведущие «левые» организации, существовавшие в США. Обе они собирались в Чикаго в субботу-воскресенье Дня труда.

Одной из них была социалистическая партия. Социалисты пытались открыто работать в рамках американской политической системы на протяжении многих лет; их кандидаты баллотировались на государственных и местных выборах по всей стране и иногда побеждали. Но когда руководитель партии Юджин Дебс оказался в тюрьме, их иерархия нарушилась. Самые радикальные члены партии взбунтовались, возглавляемые яркой личностью — Джоном Ридом, который был тайным советским агентом и автором вымышленного рассказа о восстании большевиков под названием «Десять дней, которые потрясли мир». В шумной группировке, которая называла себя Коммунистической трудовой партией, к Риду присоединился его друг Бенджамин Джитлоу, член Законодательного собрания Нью-Йорка.

Второй организацией, находившейся под наблюдением, был малоизвестный Союз русских рабочих. Взгляд Гувера упал на рапорт об этом союзе, поданный инициативным агентом Бюро расследований по имени Эдгар Б. Шпеер. Будучи когда-то газетным репортером в Питсбурге, Шпеер имел хорошие источники информации среди угольных и сталелитейных магнатов Среднего Запада; его сын дорос до председателя Сталелитейной корпорации Соединенных Штатов. Предприниматели предупредили Шпеера о существовании Союза русских рабочих среди шахтеров Пенсильвании, Огайо и Западной Вирджинии. Он изучил архив документов, захваченных в штаб-квартире союза на Манхэттене, и пришел к заключению, что Русские рабочие составляют заговор тысяч иммигрантов — атеистов, коммунистов, анархистов, готовясь восстать против Америки. Это «террористы», докладывал он, «готовые на любую работу, когда настанет время революции»[44].

Гувер начал готовиться к контрреволюции в Америке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.