I
I
Le comte Augustin de Fox?, dont j’ai fait la c?l?brit? avec Kaputt, a donn? une interview au journal de Madrid A. B. C. Dans ses d?clarations, sans doute pour se venger de certains passages de Kaputt qui ne lui plaisent pas, a affirm? que tout ce qu’il y a de spirituel dans Kaputt, c’est de lui. Tr?s bien. J’ai toujours dit, dans Kaputt, quand c’est de Fox? qui parle, que c’est de Fox? qui parle. Je n’ai rien invent?, pas m?me les mots d’esprit que j’entendais de la bouche de de Fox?. Kaputt est un roman historique, dont les personnages ne sont pas du temps de Louis XIII, mais de notre temps. Ce sont des personnages historiques, mais contemporains. De Fox? est un des hommes de plus d’esprit que j’ai jamais rencontr?. Quand ils sont spirituels, les Espagnols sont les hommes les plus spirituels du monde. Lisant les d?clarations faites ? l’A.B.C. je me suis demand? pourquoi je n’ai pas racont?, en Kaputt, l’histoire des prisonniers espagnols. Et comme de Fox? ne la raconte pas, je la raconterai moi-m?me, pour que cette histoire ne se perde, ne s’oublie. D’autant plus que si de Fox? la racontait, il l’ab?merait. Autant il est bon causeur, autant il est mauvais ?scrivain. N’en deplaise pas ? de Fox?, mais ses histoires je les raconte mieux que lui.
En f?vrier 1942, j’?tais sur le front de la Kannas, entre le Lac Lagoda et Leningrad, aupr?s de G?n?ral Edqvist, qui commandait une division finlandaise sur ce point d?licat du front. Un jour, le G?n?ral Edqvist me fait appeler.
«Nous avons fait dix-huit prisonniers espagnols» me dit-il.
«Espagnols? Vous ?tes donc en guerre avec l’Espagne?»
«Je ne sais rien» dit-il «le fait est que nous avons fait, cette nuit, dix-huit prisonniers russes, qui se d?clarent espagnols et qui parlent espagnol».
«Tr?s ?trange».
«Il faut les interroger. Vous parlez sans doute l’espagnol».
«Non, je ne parle pas l’espagnol».
«Enfin, vous ?tes italien, vous ?tes donc plus espagnol que moi. Allez, interrogez-les, et apr?s on verra».
Je vais, je trouve les prisonniers gard?s ? vue dans une baraque, je leur demande s’ils sont russes ou espagnols. Je parle en italien, lentement, ils me r?pondent en espagnol, lentement, et l’on se comprend parfaitement.
«Nous sommes des soldats sovietiques, mais nous sommes espagnols».
Et l’un d’eux m’explique qu’ils sont des orphelins de la guerre civile espagnole, que leur parents ?taient morts dans les bombardements, dans les repr?sailles etc. et qu’un beau jour on les a mis sur un bateau sovi?tique, ? Barcelone, et envoy?s en Russie, o? ils ont ?t? nourris, habill?s, instruits, o? ils ont appris un m?tier, o? il sont devenus soldats rouges.
«Mais nous sommes espagnols».
Oui, je me rappelle avoir lu dans les journaux, au temps de la guerre civile en Espagne (j-?tais ? Lipari, dans ces ann?es-l?) que les Russes avaient transport? en URSS plusieurs milliers d’enfants de rouges espagnols, pour les soustraire aux bombardement, et ? la famine.
«?tes-vous iscrits au Parti communiste?» je leur demande.
«Naturellement».
«Bon, ne le dites pas. Vous l’avez dit ? moi, ? pr?sent, assez. Ne le r?p?tez ? personne. Vous comprenez?»
«Non, nous ne comprenons pas».
«Cela n’a aucune importance. Si j’y pense, moi-aussi je n’y comprends rien non plus. Seulement, voil?, je crois qu’il vaut mieux que vous ne r?p?tiez ? personne que vous ?tes espagnols, soldats rouges inscrits au Parti communiste».
«Non, nous ne pouvons pas accepter ce compromis. Nous avons ?t? ?lev?s ? dire la v?rite. Il n’y a aucun mal ? ?tre communiste. Nous ne cacherons pas que nous sommes communistes».
«Bon. Faites comme vous voudrez. En attendant, sachez que les Finlandais sont un peuple honn?te et humain, que parmi les soldats finlandais aussi il y a des communistes, mais ils combattent pour leur pays, que la Russie ? attaqu? en 1939. ?tre communiste n’a aucune importance, je veux dire. Mais vous me comprenez». «Nous, nous ne comprenons pas. Nous comprenons que vouz nous faites de la propagande. C’est tout».
«Non, ce n’est pas tout. Sachez que je ferait tout mon possible pour que vous n’ayez pas d’ennuis. Vous me comprenez?»
«Oui».
«Alors, au revoir. Je viendrai demain vous voir».
J’allai chez le G?n?ral Edqvist, et je lui racontai ma conversation avec les espagnols».
«Que faut-il faire?» me demande le G?n?ral Edqvist, «vous comprenez: leur position est d?licate. Ce sont communistes, des espagnols volonaires dans l’arm?e rouge. ?videmment, c’?taient des enfants, quand on les a envoy?s en URSS. Ils ne sont pas responsables de l’?ducation qu’on a leur donn?e. Moi, je veux bien les sauver. Le mieux c’est que vous t?l?graphiez ? votre ami de Fox?, Ministre d’Espagne. Priez-le de venir ? mon nom, je lui consigne les prisonniers, et il fera ce qu’il voudra».
L’envoyai une d?p?che ? de Fox?, con?ue dans ces termes: «Fait dix-huit prisonniers espagnols viens vite les prendre en consigne».
Deux jours apr?s de Fox? arrivait en tra?neau, par un temps de loup, avec une temperature da 42 degr?s sous zero. Il ?tait mort de froid et de fatigue. D?s qu’il me vit, il me cria:
«De quoi te m?les-tu? Pourquoi m’as-tu t?l?graphi?? Qu’est-ce que je peux faire, moi, de ces dix-huit prisonniers espagnols rouges? Je ne peux pas les loger chez moi. A pr?sent il faut que je m’en occupe. De quoi te m?les-tu?»
«Mais tu es le Ministre d’Espagne».
«Oui, mais de l’Espagne franquiste. Ils sont rouges. Enfin, je m’en occuperai. C’est mon devoir. Mais de quoi te m?les-tu, je voudrais le savoir».
Il ?tait furieux. Mais de Fox? a le coeur bon, et je savais qu’il aurait fait tout son possible pour aider ces malheureux. Il va voir les prisonniers, je l’accompagne». «Je suis le Ministre de l’Espagne de Franco» dit de Fox? «je suis espagnol, vous ?tes espagnols, je viens vous aider. Que puis-je faire pour vous?»
«Pour nous? Rien» ils lui r?pondirent. «Nous ne voulons rien avoir ? faire avec le repr?sentant de Franco».
«Vous faites des caprices? J’ai voyag? deux jours et deux nuits pour venir ici, et vous me renvoyez? Je ferai tout mon possible pour vous aider. L’Espagne de Franco sait pardonner. Je vous aiderai».
«Franco est notre ennemi, il a tu? nos parents, nous vous prions de nous laisser tranquilles».
De Fox? alla trouver le G?n?ral Edqvist.
«Il sont t?tus. Mais je ferai mon devoir, malgr? eux. Je vais t?l?graphier ? Madrid, pour demander des instructions, et l’on fera ce qu’on nous ordonnera de Madrid».
Les jour apr?s de Fox? repartait en tra?neau pour Helsinki. Il ?tait assis dans le tra?neau, et il me dit:
«Occupes-toi de ce qui te regarde, tu comprends? C’est par ta faute que je suis dans ce p?trin. Tu entends?»
«Adios».
«Adios».
Quelques jours apr?s, un de ces prisonniers tomba malade. Le m?decin dit: «Fluxion des poumons. Tr?s dangereux».
Le G?n?ral Edqvist me dit: «Il faut avertir de Fox?».
Je t?l?graphiai donc ? de Fox?: «Un prisonnier malade, tr? grave, viens vite avec m?dicaments chocolat cigarettes».
Deuv jours apr?s de Fox? arrivait en tra?neau. Il ?tait furieux.
«De quoi te m?les-tu?» me cria-t-il d?s qu’il me vit: «est-ce ma faute si ce malheureux est tomb? malade? Qu’est-ce que je puis faire, moi? Je suis seul, ? Helsinki, tu le sais, je n’ai pas d’attach?, pas de collaborateurs, rien, je dois tout faire moi-m?me. Et tu me fais balader ainsi par un temps de loup ? travers la Finlande, de quoi te m?les-tu?»
«Il est malade, ?coute, il va mourir, il faut bien que tu sois l?. Tu repr?sentes l’Espagne, tout de m?me».
«Bon, bon, allons le voir».
Il apportait avec lui une immense quantit? de m?dicaments, de nourriture, de cigarettes, de v?tements chauds. Il avait fait les choses bien royalement, mon bon Augustin.
Le malade le reconnut, lui sourit m?me. Ses camarades ?taient l?, taciturnes et hostiles. Ils regardaient de Fox? avec un regard de m?pris haineux.
De Fox? resta deux jours, puis il rentra ? Helsinki. Avant de monter dans le tra?neau, il me dit:
«Pourquoi te m?les-tu de choses qui ne te regardent pas? Quand est-ce que tu comprendra de me laisser tranquille? Tu n’es pas espagnol, tout de m?me. Laisse moi tranquille, tu comprends?»
«Adios, Augustin».
«Adios, Malaparte».
Trois jours apr?s le malade mourut. Le G?n?ral me dit:
«Je pourrai le faire ensevelir tout simplement» dit-il, «mais je pense qu’il serait mieux d’avertir de Fox?. Cet homme est espagnol. Qu’en pensez-vous?»
«Oui, je pense qu’il faut avertir. C’est un geste de politesse».
Et je t?l?grafai ? de Fox?: «Malade vient mourir viens vite il faut l’enterrer». Deux jours apr?s de Fox? arrivait. Il ?tait furieux.
«Veux-tu finir de m’emb?ter?» me cria-t-il d?s qu’il me vit, «de quoi te m?lestu? Tu veux donc me faire devenir fou? Naturellement, si tu me dis que le type est mort qu’il faut l’enterrer, et que je dois ?tre pr?sent; naturellement il m’est impossible de ne pas venir. Mais si tu ne m’avais pas averti, hein? je ne vais pas le resusciter, avec ma pr?sence».
«Non, mais tu es l’Espagne. On ne peut pas l’enterrer comme un chien, dans ce bois, loin de son pays, de l’Espagne. Au moins, si tu es l?, c’est tout dif?rent, tu comprends? C’est comme si toute l’Espagne ?tait l?».
«Naturellement, je comprends» dit de Fox?, «c’est pour cela que je suis venu. Mais, tout de m?me, pourquoi te m?les-tu de ces histoires? Tu n’es pas espagnol, v?lgame Dios!»
«Il faut l’enterrer gentilment, Augustin. C’est pour cela que je t’ai averti».
«Oui, je sais. Bon, bon, n’en parlons plus. O? est le mort?»
Nous all?mes voir le pauvre enfant mort, que ses camarades veillaient dans la petite baraque o? on l’avait d?pos?. Les prisonniers espagnols regard?rent de Fox? d’un air sombre, presque mena?ant».
«Nous l’enterrerons» dit de Fox?, «suivant le rite catholique. Les Espagnols sont catholiques. Je veux qu’il soit enterr? comme un vrai, comme un bon espagnol».
«Nous ne permettrons pas cela» dit l’un des prisonniers, «notre camarade ?tait ath?e, comme nous tous. Il faut respecter ses opinions. Nous ne permettrons pas qu’il soit enterr? suivant le rite catholique».
«Je repr?sente l’Espagne, ici, ce mort est espagnol, un citoyen espagnol, je l’enterrerai suivant le rite catholique. Vous me comprenez».
«Non, nous ne vous comprenons pas».
«Je suis le Ministre d’Espagne, je ferai mon devoir. Si vous ne comprenez pas, cela m’est indif?rent».
Et de Fox? s’en alla.
«Mon cher Augustin» lui dis-je, «le G?n?ral Edqvist est un gentilhomme. Il n’aimera pas que tu forces les opinions d’un mort. Les Finlandais sont des hommes libres, ils ne comprendront pas ton geste. Il faut chercher un compromis».
«Oui, mais je suis le Ministre de Franco, je ne peux pas, tout de m?me enterrer un espagnol sans le rite catholique. Ah, pourquoi ne l’avez-vous pas enterr? sans moi? Tu vois, tu vois ce que tu as fait, avec ta manie de te m?ler des choses qui ne te regardent pas?»
«Bon, bon, ne t’inqui?te pas, on fera les choses pour le mieux».
Nous nous rend?mes chez le G?n?ral.
«?videmment» dit le G?n?ral Edqvist, «si le mort ?tait ath?e, comme il ?tait communiste, on ne peut pas l’enterrer suivant le rite catholique. Je comprends, vous ?tes le Ministre d’Espagne, et vous ne pouvez pas…»
Je proposai de faire venir le pr?tre catholique italien de Helsinki, le seul pr?tre catholique qui f?t ? Helsinki. (A Helsinki il y avait aussi l’?v?que catholique, un hollandais, mais on ne pouvait pas faire venir l’?v?que). On t?l?graphia donc au pr?tre catholique. Deux jours apr?s le pr?tre arriva. Il comprit la situation, et il arragea les choses pour le mieux. C’?tait un pr?tre de la haute Lombardie, un montagnard, tr?s simple, tr?s fin, tr?s pur.
Le jour apr?s eut lieu l’enterrement. La bi?re ?tait port?e par quatre de ses camarades. Un drapeau de l’Espagne de Franco ?tait d?pos? au fond de la fosse, creus?e ? la dynamite dans la terre glac?e. Une section de soldats finlandais ?tait rang?e sur un c?te de la fosse, dans le petite cimiti?re de guerre finlandais dans une clairi?re dans le bois. La neige luisait doucement dans la faible lueur du jour. La bi?re ?tait suivie par le Ministre de Fox?, par le G?n?ral Edqvist, par moi, et par les prisonniers rouges, et par quel-ques soldats finlandais. Le pr?tre se tenait ? cinquante pas de la fosse, v?tu de son ?tole, son livre de pri?res dans la main. Ses l?vres remuaient en silence, il disait les pri?res des morts: mais ? l’?cart, pour ne pas violer les opinions du mort. Quand la bi?re fut descendue dans la fosse, les soldats finlandais, tous protestants, d?charg?rent leurs fusils en l’air. Le G?n?ral Edqvist, moi, les officiers et soldats finlandais salu?rent portant la main au calot. Le Ministre de Fox? salua tendant le bras, ? la fasciste. Et les camarades du mort lev?rent le bras, le poing ferm?. Le jour apr?s de Fox? repartit. Avant de s’asseoir dans le tra?neau, il me prit ? l’?cart, et me dit:
«Je te remercie de tout ce que tu as fait. Tu as ?t? tr?s gentil. Excuse-moi si je t’ai un peu engueul?, mais tu comprends… Tu te m?les toujours de choses qui ne te regardent pas!»
Quelques jours pass?rent. Les prisonniers rouges attendaient toujours la r?ponse de Madrid qui ne venait pas. Le G?n?ral Edqvist ?tait un peu nerveux. «Vous comprenez» me disait-il, «je ne peux pas garder ?ternellement ces prisonniers ici. Il faut d?cider quelque chose. Ou bien c’est l’Espagne qui les r?clame, ou bien il faudra que je les envoie dans un camp. Leur situation est d?licate. Il vaut mieux les garder ici. Mais je ne peux pas les garder ?ternellement». «Ayez encore un peu de patience, la r?ponse arrivera sans doute».
La r?ponse arriva: «On ne reconna?tra comme citoyens espagnols, que ceux des prisonniers qui d?clareront ?tre espagnols, accepter le r?gime de Franco, et manifester le d?sir de rentrer en Espagne».
«Allez leur expliquer la situation» me dit le G?n?ral Edqvist.
J’allai voir les prisonniers, je leur expliquai la situation.
«Nous ne reconnaissons pas le r?gime de Franco, nous ne voulons pas rentrer en Espagne» r?pondirent les prisonniers.
«Je respecte votre fid?lit? ? vos opinions» dis-je, «mais je vous fais remarquer que votre position est tr?s d?licate. Si vous reconnaissez de combattre contre les Finlandais en tant qu’espagnols rouges, vous serez fusill?s. Les lois de la guerre sont les lois de la guerre. Faites le possible pour que je puisse vous aider. Je vous en supplie, r?f?chissez. Au fond, vous ?tes espagnols. Tous les espagnols rouges qui se trouvent en Espagne ont bien accept? le r?gime de Franco. Les rouges ont perdu la partie, leur loyaut? ne leur emp?che pas de reconna?tre que Franco est vainqueur. Faites comme les rouges qui vivent en Espagne. Acceptez votre d?faite».
«Il n’y a plus de rouges, en Esapgne. Ils ont ?t? tous fusill?s».
«Qui vous a racont? cette histoire?»
Nous avons lu cela dans les journaux sovi?tiques. Nous ne reconna?trons jamais le r?gime de Franco. Nous pr?f?rons ?tre fusill?s par les Finlandais que par Franco».
«?coutez, je m’en fous de vous, de l’Espagne rouge, de l’Espagne de Franco, de la Russie, mais je ne peux pas vous abandonner, je ne vous abandonnerai pas. Je ferai tout mon possible pour vous aider. Si vous ne voulez pas reconna?tre le r?gime de Franco, exprimer le d?sir de rentrer en Espagne, eh bien, je signerai la d?claration pour vous. Je ferai un faux, mais je vous suaverai la vie. Entendu?» «Non. Nous protesterons, nous d?clarerons que vous avez abus? de notre signature. Nous vous prions, laissez-nous tranquilles. Et m?lez-vous de ce qui vous regarde. ?tes-vous espagnol? Non. Et alors, de quoi vous m?lez-vous?»
«Je ne suis pas espagnol, mais je suis un homme, je suis un chr?tien, je ne vous abandonnerai pas. Je vous r?p?te, laissez-moi vous aider. Vous rentrerez en Espagne, et l?-bas vous ferez comme tous les autres, come tous les rouges, qui ont loyalement accept? leur d?faite. Vous ?tes jeunes, je ne vous laisserai pas mourir».
«Voulez-vous nous laisser tranquilles?»
Je m’en allai tristement. Le G?n?ral Edqvist me dit:
«Il faut avertir le Ministre de Foxa, lui t?l?graphier qu’il vienne ici regler luim?me cette question».
Je t?l?graphiai ? de Fox?: «Prisonniers refusent viens vite les persuader».
Deux jours apr?s de Fox? arrivait. Le vent du nord soufait avec violence, de Fox? ?tait couvert de verglas. D?s qu’il me vit:
«Encore toi» me cria-t-il, «mais peut-on savoir de quoi te m?lez-tu? Comment veux-tu que j’arrive ? les persuader, s’ils ne veulent pas? Tu ne connais pas les Espagnols, ils sont t?tus comme de mulets de Tol?de. Pourquoi m’as-tu t?l?graphie? Que veux-tu que je f?sse, maintenant?»
«Va leur parler» lui dis-je, «peut-?tre…»
«Oui, oui, je sais, c’est pour cela que je suis venu. Mais tu comprends, enfin…» Il alla voir les prisonniers, et moi je l’accompagnai. Les prisonniers furent irr?movibles. De Fox? les pria, les supplia, les mena?a. Rien ? faire.
«On nous fusillera. Bon. Et apr?s?» disaient-ils.
«Apr?s je vous enterrerai suivant le rite catholique!» criait de Fox? ?cumant de rage, les larmes aux yeux. Car mon cher Augustin est bon, et il souffrait, de ce magnifique et terrible ent?tement.
«Vous ne ferez pas ?a» disaient les prisonniers, «usted es un hombre honesto». Ils ?taient tout de m?me ?mus, eux-aussi. De Fox? repartit accabl?. Avant de partir il pria le G?n?ral Edqvist de garder les prisonniers encore quelque temps, et de ne rien d?ciser sans l’avoir averti. Il ?tait assis dans le tra?neau, et il me dit: «Tu vois, Malaparte, c’est de ta faute si je me trouve dans un tel ?tat».
Il avait les larmes aux yeux, sa voix tremblait.
«Je ne peux pas penser au sort de ces pauvres gar?ons. Je les admire, je suis fer d’eux, des vrais espagnols. Oui; des vrais espagnols, fers et braves. Mais tu comprends…? Il faut fair tout le possible pour les sauver. Je compte sur toi». «Je ferai tout mon possible. Je te promets qu’ils ne mourront pas. Adios, Augustin».
«Adio, Malaparte».
J’allais chaque jour trouver les prisonniers, je tentais de les persuader, mais en vain.
«Nous vous remercions» me disaient-ils, «mais nous sommes communistes, nous n’accepterons jamais de reconna?tre Franco».
Un jour le G?n?ral Edqvist me fit appeler.
«Allez voir ce qui arrive ? ces prisonniers. Ils ont presque assomm? un de leurs camarades. Et nous n’arrivons pas ? comprendre pourquoi».
J’allai voir les prisonniers. Un s’eux ?tait plein de sang, et il restait assis par terre dans un coin de la pi?ce, prot?g? par un soldat finlandais arm? de la suomikuonipistoli, le fameux fusil mitralleur finlandais.
«Qu’avez-vous fait ? cet homme?»
«C’est un tra?tre» me r?pondirenr-ils, «un traditor».
«C’est vrai?» dis-je au bless?.
«Oui, je suis un traditor. Je veux rentrer en Espagne, je n’en peux plus. Je ne veux pas mourir. Je veux rentrer en Espagne. Je suis espagnol. Je veux rentrer en Espagne».
«C’est un tra?tre! Un traditor!» disaient les camarades, le regardant d’un regard plein de haine.
Je fis enfermer «el traditor» dans une baraque ? part, et je t?l?graphiai ? de Fox?: «Il traditor veux rentrer en Espagne viens vite». Deux jours apr?s de Fox? arriva. La neige tombait. Il ?tait aveugl? par la neige, bless? au visage par les gla?ons que les sabots des chevaux soulevaient de la piste glac?e. D?s qu’il me vit:
«De quoi te m?les-tu? Peut-on savoir porquoi tu te m?les des choses qui ne te regardent pas? Tu n’as pas fini de m’emb?ter avec tes histoires? O? est-il, ce tra?tre?» «Il est l?, Augustin».
«Bon. Allons le voir».
«El traditor» nous re?ut en silence. C’?tait en gar?on de vingt ans, blond, aux yeux clair, tr?s p?le. Il ?tait blond commes les espagnols blonds, il avait les yeux clairs comme les espagnols aux yeux clairs. Il se mit ? pleurer. Il dit: «Je suis un tra?tre. Yo un traditor. Mais je n’en peux plus. Je ne veux pas mourir. Je veux rentrer en Espagne». Il pleurait, et nous regardait avec des yeux pleins de peur, d’espoir, de pri?re.
De Fox? ?tait ?mu:
«Ne pleure pas» lui dit-il, «on va t’envoyer en Espagne. Tu y sera bien re?u. On te pardonnera. Ce n’est pas de ta faute si les Russes ont fait de toi, qui ?tais un gosse, un communiste. Ne pleure pas».
«Je suis un tra?tre» disait le prisonnier.
«Nous sommes tous des tra?tres» dit soudain de Fox? ? voix basse.
De Fox? lui fit signer, le jour apr?s, une d?claration, et partit le jour m?me.
Avant de partir il alla chez le G?n?ral Edqvist:
«Vous ?tes un gentilhomme» lui dit-il, «donnez-moi votre parole que vous sauverez la vie de ces malheureux. Ce son des chic types. Il pr?f?rent mourir, plut?t que renier leur foi».
«Oui, ce sont des chic types» dit le G?n?ral Edqvist, «je suis un soldat j’admire le courage et la loyaut? m?me chez les ennemis. Je vous donne ma parole. Du reste, je suis d?j? d’accord avec le Mar?chal Mannerheim. On les traitera comme des prisonniers de guerre. Partez sans crainte, je r?ponds de leur vie».
De Fox? serra la main du G?n?ral Edqvist en silence, la gorge ?ntragl?e par l’?motion. Quand il s’assit dans le tra?neau, il souriait.
«Enfin» me dit-il, «tu auras fini de m’emb?ter avec toutes ces histoires! Je vais t?l?graphier ? Madrid, et d?s j’aurai le r?ponse, on verra. Merci, Malaparte». «Adios, Augustin»
«Adios».
Quelques jours apr?s arriva la r?ponse de Madrid. Le prisonniers fut accompagn? ? Helsinki, o? l’attendaient un officier et un sousofficier espagnols. «El traditor» partit en avion pour Berlin, et de l? pour l’Espagne. Il ?tait clair que les autorit?s espagnoles voulaient monter l’afaire. Le prisonnier ?tait combl? d’attentions, il partait plein de joie.
Deux mois apr?s je rentrai ? Helsinki. C’?tait le printemps, les arbres de l’Esplanade ?taient couverts de feuilles neuves, d’un vert tendre, les oiseaux chantaient dans les branches. La mer, au fond de l’Esplanade ?tait verte aussi, elle paraissait couverte, elle aussi, de feuilles neuves. J’allai prendre de Fox? ? sa villa de Bruneparken, nous marchions ensemble de long de la mer, pour nous rendre au Kemp. L’ile de Suomenlinna ?tait blanche d’ailes de muettes.
«Et le prisonnier, el traditor? Tu as de ses nouvelles?»
«Encore?» cria de Fox?, «mais de quoi te m?les-tu?»
«Cet homme, j’ai fait moi aussi quelque chose, pour lui sauver la vie».
«J’ai failli perdre mon poste, pour ce type l?! Et c’est de ta faute».
Il me raconte que «el traditor» avait ?t? re?u ? Madrid fort bien. On le promenait dans les caf?s, dans les th?atres, dans la plaza dos toros, dans les stades, dans les cin?mas. On le montrait, les gens disaient: «Tu vois ce beau gar?on? Il ?tait communiste, il a ?t? fait prisonnier sur le front russe, il combattait avec les Russes. Il a voulu rentrer il a reconnu Franco en Espagne. C’est un brave gar?on, un bon espagnol».
Mais «el traditor» disait:
«?a, un caf?? Il faut voir les caf?s de Moscou».
Et il riait. Il disait:
«?a, un th?atre? Un cin?ma? Il faut voir les the?tres et les cin?mas de Moscou».
Et il riait On l’emmena au stade. Il dit ? haute voix:
«Cela, un stade? Il faut voir le stade de Kiev».
Et il riait. Tout le monde se retournait, et il disait ? haute voix:
«Cela, un stade? Le stade de Kiev, celui l? est un stade!»
Et il riait.
«Tu comprends!» me dit de Foxa, «tu comprends? C’est de ta faute. C’est aussi de ta faute. A Madrid, au Minist?re, on ?tait furieux contre moi. Tout cela pour ta faute. Cela t’ apprendra ? te m?ler des choses qui ne te regardent pas».
«Mais enfin, ce gar?on… qu’est-ce qu’on lui a fait?»
«Que veux-tu qu’on lui fasse? On ne lui a rien fait» dit Augustin avec une voix ?trange, «de quoi te m?les-tu?»
Il sourit. «On l’avait enterr? selon le rite catholique».
Граф Августин де Фокса?, которого я сделал знаменитым, описав его в романе «Капут», дал интервью мадридской газете «А.В.С.». В своих заявлениях, сделанных, без сомнения, в отместку за некоторые не понравившиеся ему в романе пассажи, он заявил, что все остроумные высказывания в «Капуте» принадлежат ему. Очень хорошо. Когда в романе говорит де Фокса, я всегда уточняю, что говорит де Фокса. Я никогда не придумывал ничего, даже тех острот, которые слышал из его уст. «Капут» – исторический роман, хотя его персонажи – люди нашего времени, а не времен Людовика XIII. Это исторические, но современные персонажи. Де Фокса – один из самых остроумных людей, кого я встречал в жизни. Когда испанцы острят, они самые остроумные люди на свете. Прочтя его заявления в газете, я задался вопросом, почему в моем романе я не поведал историю об испанских пленных. И поскольку де Фокса не рассказал ее, я сделаю это сам, чтобы она не оказалась потерянной и забытой. Тем более если бы ее рассказал де Фокса, он бы все испортил, потому что насколько он хороший рассказчик, настолько плохой писатель. Да не прогневается де Фокса, но такие истории я умею описывать лучше, чем он.
В феврале 1942 года я был прикомандирован к финской дивизии под командованием генерала Эдквиста, которая занимала непростой участок фронта на Карельском перешейке между Ладожским озером и Ленинградом. Однажды генерал вызвал меня к себе.
– Мы взяли восемнадцать испанских пленных, – сказал мне он.
– Испанских? Вы воюете с Испанией?
– Я не знаю, – сказал он, – дело в том, что этой ночью мы взяли в плен восемнадцать русских, которые по-испански объявили себя испанцами.
– Очень странно.
– Я хочу, чтобы их допросили. Вы, без сомнения, говорите по-испански.
– Нет, по-испански я не говорю.
– Ну, в конце концов, вы итальянец, значит, больший испанец, чем я. Итак, допросите их, потом посмотрим.
Я вышел, нашел пленных под охраной в бараке и спросил их, русские они или испанцы. Я медленно говорил по-итальянски, они так же медленно отвечали мне по-испански, и мы прекрасно понимали друг друга.
– Мы советские солдаты, но мы испанцы.
И один из них объяснил мне, что они – сироты участников гражданской войны в Испании, их родные погибли от бомбардировок или от репрессий, в один прекрасный день их погрузили в Барселоне на советский корабль и отправили в Россию, где накормили, одели, обучили, дали профессиональное образование и сделали солдатами Красной армии.
– Но мы – испанцы.
Тогда я вспомнил, как в газетах писали, что во времена гражданской войны в Испании (я был тогда на острове Липари) русские увезли в СССР несколько тысяч детей красных испанцев, чтобы спасти их от голода и бомбардировок.
– Вы состоите в коммунистической партии? – спросил я.
– Конечно.
– Хорошо, не говорите больше об этом. Вы сказали это мне, и довольно. Больше не говорите об этом ни одному человеку. Вы поняли?
– Нет, мы не понимаем.
– Ну, это неважно. Думаю, я и сам ничего не понимаю в этом. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что для вас будет лучше, если вы не скажете больше никому, что вы испанцы, красные солдаты и состоите в коммунистической партии.
– Нет, мы не можем пойти на такой компромисс. Нас приучили говорить правду. Нет ничего плохого в том, чтобы быть коммунистом. Мы не скрываем, что мы коммунисты.
– Хорошо. Делайте как хотите. Пока же знайте, что финны – честные и человечные люди, среди финских солдат тоже есть коммунисты, но они сражаются за свою землю, на которую Россия напала в тридцать девятом году. Быть коммунистом – не так важно, хочу я сказать. Ну, вы меня понимаете.
– Мы не понимаем вас. Мы понимаем ваши слова как пропаганду. Вот и все.
– Нет, это не все. Знайте, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы у вас не было неприятностей. Теперь вы понимаете?
– Да.
– Тогда, до свидания. Я приду к вам завтра.
Я пошел к генералу Эдквисту и передал ему разговор с испанцами.
– Что делать? – спросил меня генерал Эдквист. – Вы понимаете, они в сомнительном положении. Они коммунисты, испанские добровольцы в Красной армии. Их детьми привезли в СССР, это очевидно, и они не отвечают за данное им воспитание. Что касается меня, я хочу их спасти. Будет лучше всего, если вы телеграфируете вашему другу де Фокса, послу Испании. От моего имени попросите его приехать, я передам ему пленных, и пусть он делает с ними что хочет.
Я послал де Фокса телеграмму такого содержания: «Взяты в плен восемнадцать испанцев, приезжайте скорее и заберите их».
Через два дня де Фокса приехал поездом. Стоял собачий холод, сорок два градуса ниже нуля. Де Фокса умирал от холода и усталости. Едва увидев меня, он закричал:
– И чего ты суешься не в свое дело? Зачем прислал мне телеграмму? Что мне прикажешь делать с этими восемнадцатью пленными красными испанцами? Я не должен заниматься ими, а ты делаешь так, что все ложится на мои плечи. Чего ты вмешиваешься?
– Но ты посол Испании.
– Да, но Испании франкистской, а не красной. Ладно, я займусь ими, это мой долг. Но почему в это вмешиваешься ты, хотел бы я знать?
Де Фокса разъярился. Но сердце у него доброе, и я знал, что он сделает все возможное, чтобы помочь несчастным пленным. Он пошел к пленным, я последовал за ним.
– Я посол франкистской Испании, – сказал де Фокса, – я испанец, вы тоже испанцы, я хочу вам помочь. Что я могу сделать для вас?
– Для нас? Ничего, – ответили пленные. – Мы не хотим иметь дела с представителем Франко.
– Вы начинаете капризничать? Я потратил два дня и две ночи, чтобы добраться сюда, а вы отвергаете мою помощь? Я делаю все, чтобы помочь вам. Испания Франко умеет прощать. Я помогу вам.
– Франко – наш враг, он убил наших родителей, мы просим вас оставить нас в покое.
Де Фокса пошел к генералу Эдквисту.
– Они упрямы. Но я выполню свой долг, несмотря ни на что. Я запрошу по телеграфу указаний из Мадрида, и все будет сделано согласно их распоряжениям.
На следующий день де Фокса уехал в Хельсинки. Уже в поезде он сказал мне:
– Занимайся своими делами, понял? Это из-за тебя я впутался в эту историю. Уразумел?
– Adios.
– Adios.
Через несколько дней один из пленных заболел. Врач сказал, что у него воспаление легких, и очень серьезное.
Генерал Эдквист сказал мне:
– Нужно сообщить де Фокса.
Я послал де Фокса телеграмму: «Пленный очень серьезно заболел приезжай скорее с медикаментами шоколадом сигаретами».
Через два дня де Фокса приехал поездом. Он был в бешенстве.
– Чего ты вмешиваешься? – закричал он, едва увидев меня. – Разве я виноват, что бедняга заболел? Что я могу сделать? Я один в Хельсинки, ты знаешь, у меня нет ни атташе, ни сотрудников – никого, я все должен делать сам. А ты заставляешь меня в собачий холод тащиться через всю Финляндию сюда. Чего ты суешься в это дело?
– Послушай, человек заболел, он умирает, поэтому нужно, чтобы ты был здесь. Все-таки ты представляешь Испанию.
– Хорошо, хорошо, пойдем проведаем его.
Он привез с собой несметное количество лекарств, продуктов, сигарет, теплой одежды. В подобных ситуациях он проявляет королевскую щедрость, мой добрый Августин.
Больной узнал его и даже улыбнулся. Его товарищи тоже были с ним, молчаливые и недружелюбные. Они смотрели на де Фокса полным ненависти и презрения взглядом.
Де Фокса пробыл два дня и уехал в Хельсинки. Перед посадкой в вагон он сказал мне:
– Зачем ты суешься в дела, которые тебя не касаются? Когда ты наконец оставишь меня в покое? Ты все же не испанец. Оставь меня в покое, понял?
– Adios, Августин.
– Adios, Малапарте.
Через три дня больной умер. Генерал мне сказал:
– Я полагаю, его нужно просто похоронить, но я думаю, что будет лучше известить де Фокса. Этот человек – испанец. Что вы думаете на этот счет?
– Да, я думаю, нужно известить де Фокса. Это будет гуманно.
Я отправил де Фокса телеграмму: «Больной умер приезжай скорее на похороны».
Через два дня приехал взбешенный де Фокса.
– Когда ты прекратишь надоедать мне? Чего ты вмешиваешься? Ты хочешь довести меня до помешательства? Конечно, если ты говоришь мне, что этот тип умер, что его нужно похоронить, долг велит мне присутствовать при этом, и я не могу не приехать. Если бы ты не телеграфировал, мне не пришлось бы тащиться сюда, парня все равно не воскресить.
– Да, но ведь ты – это Испания, Августин. Нельзя похоронить его как собаку в лесу, вдали от родной земли, от Испании. По крайней мере, когда ты здесь, все иначе, ты понимаешь? Это как если бы вся Испания была здесь.
– Да, конечно, я понимаю, – сказал де Фокса, – поэтому я и приехал. Но все же, чего ты вмешиваешься в эти дела? Ты же не испанец, v?lgame Dios!
– Нужно похоронить его по-человечески, Августин. Поэтому я и известил тебя.
– Да, я знаю. Хорошо, хорошо, давай не будем больше об этом. Где покойник?
И мы пошли в барак к бедному новопреставленному, возле которого были его товарищи. Испанские пленные мрачно, почти с угрозой смотрели на де Фокса.
– Мы похороним его, – сказал де Фокса, – по католическому обряду. Испанцы все католики. Я хочу, чтобы его похоронили как доброго католика.
– Мы не позволим, – сказал один из пленных. – Наш товарищ атеист, как и мы все. Это нужно уважать. Мы не дадим хоронить его по католическому обряду.
– Я представляю здесь Испанию, покойник – испанец, гражданин Испании, мы похороним его по католическому обряду. Вы понимаете меня?
– Нет, мы совсем вас не понимаем.
– Я – посол Испании и выполняю свой долг. Если вы не понимаете, это меня не касается.
И де Фокса удалился.
– Дорогой Августин, – сказал я ему, – генерал Эдквист – джентльмен. В его намерения не входит, чтобы ты нарушил волю покойного. Финны – свободные люди, они этого не поймут. Нужно найти компромисс.
– Да, но я посол правительства Франко и категорически не могу позволить похоронить испанца без католического обряда. И почему вы не могли похоронить его без меня? Ты это знаешь, ты знаешь, что делаешь. Ох, эта твоя мания вмешиваться не в свои дела…
– Хорошо, хорошо, я больше не буду тебя тревожить и не буду вмешиваться.
Мы пошли к генералу Эдквисту.
– Очевидно, – сказал генерал, – что, если покойный – коммунист и атеист, как утверждают его товарищи и чему я верю, его нельзя хоронить по католическому обряду. Я понимаю, вы посол Испании, и вы не можете…
Я предложил послать за итальянским священником, единственным католическим священнослужителем в Хельсинки (в Хельсинки имелся еще и католический епископ, голландец, но посылать за епископом было бы слишком). Отправили телеграмму католическому священнику. Через два дня священник приехал. Он понял ситуацию и все устроил в лучшем виде. Он был из северной Ломбардии, горец, очень простой, очень маленький и чистенький священник.
Похороны состоялись на следующий день. Гроб несли четыре товарища покойного. Знамя франкистской Испании положили на дно могилы, вырытой в замерзшей земле с помощью динамита. Отделение финских солдат выстроилось на краю могилы на скромном военном кладбище посреди маленькой поляны в лесу. Снег мягко сыпал в слабом отблеске дня. За гробом следовали посол де Фокса, генерал Эдквист, я, военнопленные и несколько финских солдат. Священник в епитрахили и с псалтырем в руках держался шагах в пятидесяти от могилы. Из его уст не доносилось ни звука, он произносил заупокойные молитвы, но в сторону, дабы не нарушать волю покойного. Когда гроб был опущен в землю, отделение финских стрелков, состоящее из протестантов, разрядило винтовки в воздух. Генерал Эдквист, финские солдаты, офицеры и я сделали под козырек. Посол де Фокса отсалютовал по-фашистски, выбросив руку вперед. Товарищи покойного подняли сжатую в кулак руку. На следующий день де Фокса уехал. Перед посадкой в вагон он отвел меня в сторону и сказал:
– Я благодарен тебе за все, что ты сделал. Ты добрый человек. Извини, если я тебя немного отругал, но ты понимаешь… Ты все время вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются!
Прошло несколько дней. Красные военнопленные ждали ответа из Мадрида, ответ задерживался. Генерал Эдквист слегка нервничал.
– Поймите, – говорил он мне, – не могу же я вечно стеречь этих пленных. Нужно что-то решать. Или их отзовут в Испанию, или их нужно отправить в лагерь. Положение шаткое. Лучше держать их здесь, но не могу же я сторожить их целую вечность.
– Наберитесь еще немного терпения, ответ, без сомнения, скоро придет.
Вскоре пришел ответ: «Военнопленные, объявившие себя испанцами, будут признаны испанскими гражданами, если признают режим Франко и пожелают вернуться в Испанию».
– Пойдите и объясните им их положение, – сказал мне генерал Эдквист.
Я пошел к пленным и все им рассказал.
– Мы не признаём режима Франко и не хотим возвращаться в Испанию, – ответили пленные.
– Я уважаю то, что вы не меняете своего решения, – сказал я, – но должен заметить, что ваше положение очень шаткое. Если вы признаете, что сражались против финнов как красные испанцы, вас расстреляют. На войне действуют военные законы. Сделайте так, чтобы я мог вам помочь. Одумайтесь, прошу вас. Ведь, в сущности, вы – испанцы. Все красные испанцы в Испании уже давно признали режим Франко. Красные проиграли, их верность своему делу не мешает им признать, что Франко победил. Делайте и вы, как красные в Испании. Признайте ваше поражение.
– Красных в Испании больше нет. Их всех расстреляли.
– Кто вам сказал?
– Прочитали в советских газетах. Мы никогда не признаем режим Франко. Пусть лучше нас расстреляют финны, чем Франко.
– Знаете, вы мне надоели, мне надоела красная Испания, франкистская Испания, Россия. Но я не могу вас оставить, и я вас не оставлю. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Если вы не хотите признавать режим Франко и возвращаться в Испанию, ладно, я сам подпишу заявление за вас. Возьму на себя подлог, но спасу вам жизнь. Вы поняли?
– А мы будем протестовать, мы заявим, что вы подделали наши подписи. Оставьте нас в покое, пожалуйста. И занимайтесь своими делами. Вы ведь не испанец? Нет. Тогда чего вы вмешиваетесь?
– Я не испанец, но я человек и гражданин и не оставлю вас. Повторяю, позвольте мне помочь вам. Вы вернетесь в Испанию и будете жить, как и все красные, признавшие свое поражение. Вы молоды, и я не дам вам погибнуть.
– Оставьте нас в покое.
Я расстроился. Генерал Эдквист сказал мне:
– Надо известить об этом господина посла, послать ему телеграмму, чтобы он сам приехал уладить этот вопрос.
Я послал де Фокса телеграмму: «Пленные отказываются приезжай скорее убедить их».
Через два дня приехал де Фокса. Дул сильный северный ветер, де Фокса заледенел как сосулька. Едва увидев меня, он закричал:
– Опять ты? Когда я от тебя избавлюсь? Ты хочешь, чтобы я приехал и убедил их против их воли? Ты не знаешь испанцев, они упрямы, как толедские мулы. Зачем ты прислал мне телеграмму? Что я должен, по-твоему, делать, раз уж я приехал?
– Пойти поговорить с ними, – сказал я ему, – может быть…
– Да, да, я знаю, для этого и приехал. Но пойми ты, в конце концов…
Он пошел к пленным, я направился с ним. Пленные были неумолимы. Де Фокса просил, умолял, угрожал – все было бесполезно.
– Нас расстреляют. Ладно. А потом? – сказали пленные.
– А потом я прикажу похоронить вас по католическому обряду! – крикнул де Фокса, распаляясь до слез.
Поскольку мой дорогой Августин – добрый человек, такое великое ужасающее упрямство выводило его из себя.
– Вы этого не сделаете, – сказали пленные, – usted es un hombre honesto, вы – порядочный человек.
Они тоже расстроились. Де Фокса уезжал расстроенный. Перед отъездом он попросил генерала Эдквиста подержать пленных еще какое-то время под охраной и ничего не решать без его ведома. Перед посадкой в вагон он сказал мне:
– Это все ты, Малапарте, это по твоей милости я оказался в таком положении.
Его голос дрожал, а в глазах стояли слезы.
– Я не могу больше думать о судьбе этих бедных парней. Я обожаю их, я горжусь ими, они настоящие испанцы. Да, настоящие испанцы, гордые и храбрые. Ты понимаешь… Нужно сделать все возможное для их спасения. Я рассчитываю на тебя.
– Я сделаю все. Обещаю тебе, они останутся живы. Adios, Августин.
– Прощай, Малапарте.
Я каждый день приходил к пленным, пытался переубедить их, но все было напрасно.
– Мы вам благодарны, – говорили они, – но мы – коммунисты и никогда не признаем Франко.
Однажды генерал Эдквист вызвал меня к себе.
– Пойдите посмотрите, что там происходит с этими пленными. Они чуть не убили одного из своих, непонятно почему.
Я пошел к пленным. Один из них сидел окровавленный в углу на земле под охраной финского солдата, вооруженного suomikuonipistoli, знаменитым финским автоматом.
– За что вы его?
– Он предатель, – ответили мне, – un traditor, предатель.
– Это правда? – спросил я раненого.
– Да, я предатель. Я хочу в Испанию, я больше не могу. Я не хочу умирать. Хочу вернуться в Испанию. Я испанец и хочу в Испанию.
– Он предатель! Un traditor! – сказали его товарищи и посмотрели на него полным ненависти взглядом.
Я приказал поместить «предателя» в отдельный барак и телеграфировал де Фокса: «Предатель хочет вернуться в Испанию приезжай скорей».
Через два дня приехал де Фокса. Шел снег. Снег слепил глаза, льдинки вылетали из-под копыт лошадей и били в лицо. Увидев меня, де Фокса сказал:
– Чего ты опять вмешиваешься не в свое дело? Скажи на милость, чего ты лезешь в дела, которые тебя не касаются? Ты прекратишь когда-нибудь впутывать меня в эти дела? Где этот предатель?
– Под арестом, Августин.
– Ладно, пошли к нему.
Предатель встретил нас молчанием. Это был парень лет двадцати, светлоглазый и очень бледный блондин. Блондин, какими бывают испанцы-блондины, и светлоглазый на испанский манер. Он заплакал и сказал:
– Я предатель. Yo un traditor. Но я больше не могу. Я не хочу умирать. Я хочу в Испанию.
Он плакал и смотрел на нас глазами, полными страха, надежды и мольбы. Де Фокса был тронут:
– Не плачь, – сказал он, – тебя отправят в Испанию. Там тебя хорошо встретят, простят, ведь не твоя вина, что русские сделали из тебя коммуниста, когда ты был еще мальчиком. Не плачь.
– Я предатель, – сказал пленный.
– Мы все – предатели, – неожиданно сказал де Фокса тихим голосом.
На следующий день де Фокса дал пленному подписать заявление и в тот же день уехал. Перед отъездом он зашел к генералу Эдквисту:
– Вы – джентльмен, – сказал он, – дайте мне слово, что эти бедняги не погибнут. Это настоящие парни, они скорее умрут, чем отрекутся от своих убеждений.
– Да, они настоящие парни, – сказал генерал Эдквист, – я солдат и уважаю мужество и стойкость врага. Даю вам слово. Я уже получил согласие маршала Маннергейма. С ними будут обращаться как с военнопленными. Поезжайте и не тревожьтесь, я отвечаю за их жизнь.
Де Фокса молча пожал руку генералу Эдквисту, от волнения будучи не в состоянии произнести ни слова больше. Подойдя к поезду, он улыбнулся:
– В конце концов, – сказал он, – ты втянул-таки меня в эту историю! Я телеграфирую в Мадрид, а когда придет ответ, посмотрим. Спасибо, Малапарте.
– Adios, Августин.
– Adios.
Через несколько дней пришел ответ из Мадрида. Пленного отправили в Хельсинки, где его встретили испанский офицер и унтер-офицер. «Предателя» отправили самолетом сначала в Берлин, а потом в Испанию. Было ясно, что испанские власти хотели инсценировать прецедент. Пленного окружили вниманием, он уезжал в веселом настроении.
Два месяца спустя я вернулся в Хельсинки. Была весна, деревья на Эспланаде выпустили первые нежно-зеленые листики, птицы щебетали на ветках. Море в конце Эспланады было тоже зеленым, оно тоже казалось покрытым зелеными листьями. Я зашел за де Фокса на его виллу в Бруннспаркене, и мы вместе пошли вдоль моря по направлению к отелю «Кемп». Остров Суоменлинна был белым от птичьих перьев после линьки.
– А как там пленный предатель? Есть о нем известия?
– Опять? – вскричал де Фокса. – Да какое тебе до него дело?
– Я сделал кое-что для этого человека, я спас ему жизнь.
– Я лишился моего поста из-за этого типа! Все по твоей вине.
И он рассказал мне, что «предатель» благополучно прибыл в Мадрид. Он посещает кафе, театры, бои быков, стадионы, кинотеатры. При виде его люди говорят:
– Видишь того парня? Он был коммунистом, его взяли в плен на русском фронте, он воевал на стороне русских. Он захотел вернуться и признал режим Франко. Молодец парень, хороший испанец.
А «предатель» говорит:
– И это кафе? Видели бы вы кафе в Москве.
И смеется. Потом говорит:
– И это театр? Кино? Видели бы вы театры и кино в Москве.
И смеется. Ему показали стадион. Он громко говорит:
– И это стадион? Видели бы вы стадион в Киеве.
И смеется. Люди окружили его, а он громко говорит:
– И это стадион? Киевский стадион, вот это стадион!
И смеется.
– Ты понимаешь, – сказал де Фокса, – нет, ты понимаешь? И все по твоей вине. Все это по твоей вине. В министерстве в Мадриде все ополчились против меня. И все по твоей вине. Это научит тебя не вмешиваться не в свои дела.
– Но все-таки что они сделали с тем парнем?..
– А что ты хочешь, чтобы с ним сделали? Ничего с ним не сделали, – сказал он странным голосом, – да и какое тебе до этого дело?
Он улыбнулся:
– Его похоронили по католическому обряду.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.