Это непонятное излучение

Немало забот доставляла тогда советским физикам явление радиоактивности — это загадочное излучение, идущее из недр атомов, было неподвластно учёным.

Ефим Славский, который тогда постоянно находился на уральском комбинате № 817 (был там сначала директором, затем — главным инженером), впоследствии рассказывал:

«Когда на комбинате работали, со временем не считались вовсе. Спали два-три часа в сутки, нередко в производственных корпусах, напряжение колоссальное. Народ — самоотверженный.

Вспоминаю нашего классного мастерового Ивана Павловича Фролова-Домина, который оказал нам столько замечательных услуг, а Игоря Васильевича, можно сказать, спас…

В ту ночь на реакторе дежурил Игорь, Васильевич. Надо проверить, загрузить свежие урановые блочки, заключённые в алюминиевые оболочки. Он через лупу рассматривал, проверял, нет ли повреждённых. У нас была сигнализация устроена так: если радиоактивность увеличивалась больше положенной нормы, включалась звуковая сигнализация. Но так как у нас «гадость,» была большая, то мы вообще выключали эти звонки и за. гуёшли световую сигнализацию.

А тут вдруг она загорелась! Игорь Васильевич сидел у стола. Он брал из ящика облучённые блочки, осматривал и клал в другую сторону. Иван Павлович видит: загорелись лампы. Он подходит к Игорю Васильевичу и говорит:

— Не у вас ли это, Игорь Васильевич? Смотрите, загорелось!

И дозиметриста вызвал. Ионизационную камеру доставили мгновенно. И установили, что у Игоря Васильевича в этом самом ящике находится мощно облучённые блочки. Если бы он просидел и всё отсортировал — ещё тогда бы мог погибнуть!».

Забегая вперёд, скажем, что после успешного испытания первой атомной бомбы «инженер, руководитель монтажного участка» Иван Павлович Фролов-Домнин будет удостоен ордена Ленина. Но это случится через два года.

А тогда, в 1947-ом, поступок «классного мастерового» Фролова-Домнина, спасшего от «погибели» самого Игоря Курчатова, многие назвали героическим. И с подобной оценкой вполне можно было бы согласиться, если бы не было другого рассказа о том же самом происшествии.

В интерпретации Анатолия Александрова история «героического» спасения выглядела так:

«Как-то Игорь Васильевич сказал Фролову-Домнину, мол, ты мне покажи блочки, которые вытащили из „козла“.

Хранились они в кюбеле в галерее под водой. И можно было посмотреть их в перископ. А тот понял чересчур буквально. Игорь Васильевич сидел в центральном зале. Вот туда и принёс Фролов-Домнин эти блочки.

Включилась вся сигнализация по радиоактивности!

Что такое?

А это он прёт целый лоток с этими блочками и ставит перед Игорем Васильевичем. Игорь Васильевич в недоумении смотрит:

— Что случилось?

Потом глянул на эти блочки:

— Ты что, — говорит, — принёс?

— Вы ж мне сказали блочки принести. Я их из кюбеля вынул, вот, принёс.

Он совершенно ничего не понимал. Вытащил из канала, в зале в уголочек положил и накрыл какой-то тряпкой. Вся сигнализация звонит, а ему неважно, отчего она там звонит.

Вот такие номера бывали всё время».

Наличие двух диаметрально противоположных взглядов (Александрова и Славского) на одно и то же событие, конечно же, сильно подрывает доверие к достоверности рассказов очевидцев тех далёких событий. И всё же фактов, которым можно доверять, в них предостаточно.

Например, в обоих воспоминаниях есть упоминание о том, что очень и очень многое в те годы делалось с большими нарушениями. Это действительно так!

При создании атомной отрасли нарушалось всё: законность, технологические нормы, правила техники безопасности и т. д. и т. п… Несмотря на огромное количество разведматериалов, бывших в распоряжении Курчатова, советская атомная бомба всё равно делалась чуть ли не вслепую, почти на ощупь. Поэтому и приходилось пренебрегать очень многим.

Вот, к примеру, ещё одно воспоминание Анатолия Александрова о том, как относились в ту пору к такому явлению, как радиоактивность:

«Положение было такое, что сама по себе дозиметрия тогда ещё не была толком отработана. То есть в это время уже были у нас у всех фотокассеты, которые проявляли и устанавливали, кто сколько получил.

Но поначалу было такое положение: кто переоблучился — по результатам фотокассет — тому давали сразу отпуск на несколько дней. Чтобы привести в норму. Чтобы за длительный период времени было бы среднее облучение по нормам,

Работяги ж это сообразили и стали эти кассеты совать во всякие трубопроводы активные и так далее, или в кюбеля, где хранились блоки, для того чтобы побольше иметь отпусков на этом деле. Сильно это дело влияло.

Тогда, значит, стали, наоборот, штрафовать начальника смены, скажем, если у него люди переоблучились. Но люди стали все эти самые кассеты оставлять в своём костюме и не нести с собой на работу.

Так что, в общем, это длительное дело было, пока нашли такие способы, что это стало выглядеть довольно разумно. Но и то сейчас ещё не очень разумно, потому что, например, попробуй кого-нибудь снять с пайков и дополнительных отпусков по вредности, перевести в безвредные условия работы — это ж кошмар, никто не хочет».

Вот так пытались тогда защититься от вредной радиоактивности.

Немало проблем возникло и у Кикоина с обогащением урана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.