Судьба, вина и раскаяние

Судьба, вина и раскаяние

Вторая мировая война закончилась для Германии полным поражением, нищетой и разрухой. В майские дни 1945 года страна представляла собой груду развалин, и державы-победительницы вывозили из поверженной Германии все ценное.

Немцы голодали. Выживали те, кто спекулировал на черном рынке, коррумпированные чиновники и те, кто продавал своих жен и дочерей; в поверженной Германии невиданно расцвела проституция.

В декабре 1946 года Конрад Аденауэр, будущий канцлер Западной Германии, писал своему знакомому в Швейцарию: «Я надеюсь, что большая часть немецкого народа переживет эту зиму. Ужасающим образом бушует туберкулез, он не щадит никого. Легче тем, у кого остались вещи, одежда, те, у кого дом не разбомблен. Это единственное, на что можно рассчитывать».

Кто мог тогда подумать, что буквально через несколько лет страна начнет стремительный марш к успеху? Может быть, причина немецкого успеха – это щедрая американская помощь?

В мае 1947 года был принят знаменитый план Маршалла. Тогдашний Государственный секретарь Соединенных Штатов отставной генерал Джордж Маршалл добился от конгресса выделения 13 миллиардов долларов для восстановления разрушенной европейской экономики. В течение пяти лет эти деньги вливались в западноевропейскую экономику без обязательств возврата или компенсаций.

На долю Западной Германии пришлась десятая часть – миллиард двести сорок миллионов долларов. Конечно, эти деньги сыграли важную роль в закупке необходимых товаров для бедствовавшей страны. Часть долларов пошла на инвестиции. Но роль американской помощи не надо переоценивать.

Германия получила меньше, чем Франция и Англия. Ни Англии, ни Франции такого большого успеха план Маршалла не принес. А разгромленная в войне Германия добилась фантастического прогресса. Американские деньги сыграли роль топлива для локомотива экономики. Но локомотив немцы построили сами. Страна, лежавшая в руинах, поднялась и расцвела не столько благодаря иностранной помощи, сколько в результате усердия граждан, умения и желания работать, ответственности за судьбу страны.

17 октября 1945 года главнокомандующий американскими войсками в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр, будущий президент Соединенных Штатов, обратился к немцам:

«Моральное, духовное и материальное возрождение Германии должно прийти из самого народа. Мы поможем немцам в этом восстановлении, но делать работу за них мы не станем. Немецкий народ должен понять, что для того, чтобы пережить трудную зиму, он должен избавиться от стадного чувства, которым был охвачен двенадцать лет при Гитлере. Германия должна стать страной мирного труда, в которой отдельный человек способен реализовать свою инициативу, – или у Германии не будет будущего…

Денацификация и демилитаризация уже проводятся. Но милитаризм должен быть выкорчеван из немецкого образа мыслей. Немецкий народ должен сам уничтожить опасные зародыши своей философии».

Неизвестно, как развивалась бы Западная Германия, если бы оккупационные власти не запретили нацистскую идеологию и буквально не заставили немцев задуматься над собственной виной.

Немецкое экономическое чудо представляется чем-то уникальным, неповторимым. Со стороны кажется, что немцы – прирожденные рыночники, торговцы, предприниматели, и успех дался им легко и просто. Но все это не так.

Дискуссии о том, надо ли переходить к рынку, шли долго и были ожесточенными. Влиятельные силы требовали централизованного управления, контроля над ценами, национализации собственности.

Немцы, конечно, трудолюбивый народ, но они не хотели работать просто так. Они начали вкалывать тогда, когда появился смысл работать и зарабатывать.

Денежная реформа в 1948 году состояла в том, что немцам ничего не меняли. Старые деньги просто отменили. Прежние накопления пропали. Всем немцам в западной зоне оккупации выдали всего по сорок новых марок.

Когда в Германии отпустили цены, это было для немцев не меньшим шоком, чем для нас при Егоре Гайдаре. Но боннское правительство сразу же сжало инфляцию и отказывалось печатать лишние деньги. Немцы увидели, что им платят надежными деньгами, на которые можно купить хороший товар. Это стало сильнейшим стимулом для желания работать много и усердно. Немцы быстро ощутили выгоды от реформирования экономики.

Кто же привел Германию к успеху? Отцом немецкой экономической реформы называют Людвига Эрхарда, который был первым министром экономики Западной Германии. Людвиг Эрхард принадлежал к тем немногим политикам XX столетия, которые ясно представляли себе, как нужно выводить страну из катастрофы. И ему удалось добиться успеха и насладиться ее плодами при жизни. Пробыв четырнадцать лет на посту министра экономики, он стал канцлером Германии.

Он сформулировал знаменитую концепцию социального рыночного хозяйства. Для одних в этой формуле главное слово – «социальное», то есть перераспределение. Для Эрхарда главное слово – «рыночное»: сначала надо производить.

Кому-то кажется, что идеи Людвига Эрхарда – это некий третий путь, сочетание социалистических и капиталистических идей. Ничего подобного! Эрхард считал эффективной лишь рыночную экономику и был уверен, что только рынок позволяет обществу процветать и быть социально справедливым.

Он не думал о выстраивании крепкой вертикали власти. Государство само по себе денег не зарабатывает. Государство – неэффективный предприниматель, потому что тратит чужие деньги. Оно может только перераспределять то, что в виде налогов забирает у работающих. Излишнее вмешательство государства в экономику подрывает желание работать. Разумнее дать людям возможность самим позаботиться о себе. Государство должно помогать только тем, кто сам не может прокормить себя, – инвалидам, больным, потерявшим работу не по своей вине.

Эрхард жестоко высмеивал политиков, которые смело говорят, что надо напечатать побольше денег, дабы выплатить людям зарплату. Человек, который зарабатывает, должен быть уверен, что государство не отберет у него деньги. А печатание денег без обеспечения, то есть инфляция, – это чистой воды ограбление.

Сейчас кажется, что немцам все было просто. Пришел Эрхард, объяснил, как действовать, и у немцев сразу все получилось. На самом деле путь к экономическому успеху был непростым.

Эрхарда ругали, им возмущались, его обвиняли во всех смертных грехах. Левые говорили, что министр экономики представляет опасность для страны, что его курс превратит Германию в рай для богатых и ад для бедных. Эрхарда обвиняли в том, что его борьба против монополий подрывает основы национальной экономики. Но министр стоял на своем, доказывая, что борьба с монополиями ведет к снижению цен.

В первые годы вовсе не было гарантий, что из его идей что-то получится. Но Эрхард держался твердо. Министр шел на компромиссы, он был умелым политиком. Но в главном не уступал.

Когда западные немцы обзавелись машинами и поехали отдыхать за границу, все увидели: Эрхард прав. Летом города пустели, потому что немцы отправлялись поближе к морю – в Голландию или Испанию, Францию или Португалию. Созданный им фундамент современной экономики несколько десятилетий позволял немцам наслаждаться жизнью. Они вновь обрели чувство уверенности и даже самоуверенности.

На съезде Социал-демократической партии Германии в Бад-Годесберге в 1959 году левые впервые приняли идею рыночной экономики.

После войны Западную Германию долго называли политическим карликом и экономическим гигантом. ФРГ содержала небольшую армию и не занималась большой политикой. Западные немцы занимались только одним – создавали рыночную экономику. И быстро убедились в том, что экономическое процветание и открытость миру – вот что приносит уважение, а вовсе не великодержавная риторика.

Со временем мощная экономика изменила роль Германии. Теперь страна играет в Европе важнейшую роль. Предъявлять немцам претензии надо по справедливости. История немцев не состоит из одних лишь преступлений и ошибок. Они выбирали себе в вожди не только таких преступников, как Адольф Гитлер, но и таких людей, как Конрад Аденауэр, Вилли Брандт или Людвиг Эрхард, изменившие судьбу страны.

Надо отдать должное немецким политикам. Они понимают, что им надо избавить соседей от страха перед мощной Германией, которая после объединения вернулась на свое место в центре Европы. Это крупнейшая континентальная держава к западу от России.

После крушения Третьего рейха выдающийся немецкий писатель Томас Манн сформулировал задачу так: «Нам нужна европейская Германия, а не германская Европа». Чем более европейской становится Германия, тем лучше живут немцы.

Западная Германия хотела доказать всему миру, что от немцев больше не исходит угроза, что немцы стали совсем другими. Западная Германия стала более либеральным государством, чем Франция или Англия. Немецкая федеративная система предоставляет людям больше прав, чем жесткая централизация во Франции. Власть немецкого канцлера много меньше власти британского премьера или, тем более, французского президента.

Российские политики любят говорить, что они против экспорта демократии. В определенном смысле демократия была экспортирована из Америки в западную часть Германии – и на редкость успешно.

Соединенные Штаты разработали для Западной Германии политическую, юридическую и экономическую модели, которые позволили этой стране достичь процветания. Огромную роль сыграла готовность осознать свое прошлое и свою личную вину за преступления, совершенные государством. Немцы начинали новую жизнь не просто на развалинах, а на развалинах духовных и моральных.

Многим не хотелось ни слышать, ни признавать этого. Но им пришлось услышать, что немецкий народ несет ответственность за то, что он подчинился Гитлеру, за все преступления нацистского режима. Каждый, кто видел несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергали других людей, и ничего не сделал, чтобы их спасти, – виновен.

Такая постановка вопроса об индивидуальной вине и ответственности всего народа определила духовный климат Федеративной Республики. Неприятие нацистского прошлого стало темой обязательного школьного обучения. Именно поэтому Западная Германия, рассчитавшись с фашистским прошлым, стала в послевоенные годы подлинно демократическим государством. Это было совсем не просто – преодолеть не только груз двенадцати лет нацистского режима, но и отказаться от более глубоких традиций, например от прусского милитаризма, презрения и неуважения к либеральным идеям.

Пока политики создавали демократическое правовое государство, писатели, публицисты и философы помогали немцам понять, какую страшную ошибку они совершили, доверив свою судьбу авантюристу и демагогу с его простыми рецептами создания великой державы. Интеллектуалы сыграли в моральном и духовном перевоспитании общества ключевую роль. В Западной Германии шла долгая и мучительная очистительная работа, избавление от расовых и национальных мифов.

Известный публицист Берндт Энгельман написал книгу «Г рмания без евреев». В названии родной страны он пропустил первую гласную, чтобы графически передать главную мысль: без евреев, которые прожили на немецкой земле столько веков и внесли весомый вклад в ее развитие, в ее культуру и литературу, понятие Германии не полно.

Демократически мыслящие писатели и историки не позволяют Германии забыть о преступлениях, совершенных страной, они вновь и вновь возвращаются к позорным страницам отечественной истории. Полемизируют с теми, кто предлагает забыть о неприятном прошлом или твердит, что лагеря и убийства – миф, придуманный врагами. Забыть хочется многим, и тем, кто в этом участвовал, и тем, кому хотелось бы видеть историю родной страны красивой и достойной.

И эта духовная борьба никогда не прекратится. Нельзя говорить о величии немецкой культуры и не упоминать о преступлениях нацизма. Нельзя с восторгом говорить о Веймаре, где жил и творил классик немецкой литературы Иоганн Вольфганг фон Гёте, и забыть о расположенном по соседству концлагере Бухенвальд. Путь к дому, где жил Гёте, ведет мимо лагерных бараков.

Западные немцы воспитали в себе терпимость и цивилизованность, освоили то, что им так трудно давалось, – культуру спора. Конечно, традиции и привычки меняются не быстро. Тем более что есть немало завидного.

Один восточный берлинец 12 августа 1961 года взял в библиотеке в Западном Берлине три книги. На следующий день правительство ГДР воздвигло Берлинскую стену. Это лишило его возможности вернуть книги в срок. Но едва Берлинская стена исчезла, 10 ноября 1989 года, двадцать восемь лет спустя, он первым делом пришел в библиотеку и вернул книги – в прекрасном состоянии!

Но есть и опасные черты, прежде воспитывавшиеся в немецком обществе, – агрессивность, авторитарность, надменность, беспощадность, самодовольство. Немцы мало восприимчивы к чувствам других. Слишком много внимания уделяют сами себе. Любят пожалеть себя и требуют, чтобы их любили. Но в западной части страны сумели отказаться от того, что называют «авторитарным характером». В немецкой жизни появилось такое понятие, которое прежде было невозможно: гражданское неповиновение.

Экономическое процветание создало основу для устойчивых демократических институтов, для утверждения принципов свободы и прав человека. Не все получалось сразу. По словам одного британского журналиста, первый состав нового немецкого парламента напоминал на одну треть рейхстаг, а на две трети – детский сад.

Формирование Федеративной Республики как процветающего демократического государства не было делом одного года. Никто не преподнес это немцам в подарок. Это результат многих лет тяжелой работы ответственных политиков и деятелей культуры.

Конечно, даже хорошо выученные уроки истории могут забыться. Несколько лет назад выяснилось, что в Германии несколько лет действовало неонацистское подполье, занимавшееся убийствами иностранных рабочих. А ведь ведомство по охране конституции (контрразведка) вроде бы присматривает за крайне правыми…

Эти убийства – не случайность. Германию взбудоражила книга Тило Заррацина под названием «Германия самоликвидируется. Как мы ставим нашу страну на карту». Автор предупреждает об опасности наплыва в христианскую страну мигрантов-мусульман, предупреждает сограждан: «Мусульмане покорят Европу. Высокой рождаемостью».

Проблема миграции волнует многих. Но характерна реакция. Журнал «Шпигель» назвал автора книги «провокатором и расистом». Он лишился высокой должности в Бундесбанке. Руководство социал-демократической партии потребовало его исключения. Возмутилась канцлер ФРГ Ангела Меркель. Жесткая позиция правительства и общественности свидетельствует, что Германия остается либерально-демократическим государством.

Крайне правые ведут борьбу не только с иностранцами, но и с собственной историей. Конечно, многие молодые немцы не хотят чувствовать себя виновными в нацистском прошлом и тем более в событиях Первой мировой, ведь все это происходило задолго до их рождения. А «национально мыслящие» историки и политики, желая избавить новое поколение немцев от комплекса вины, твердят: концлагеря и массовые убийства – миф, придуманный врагами, «в нашей истории было плохое, но было и хорошее, зачем же об этом забывать?». И напрасно во всех бедах Европы винят только Германию, немцы не единственные, кто совершал преступления…

Очень хочется видеть историю своей страны великой и героической. Эти чувства нам понятны. Сколько у нас недовольных тем, что «историю мажут черной краской»! Разница в том, что в Германии крайние националисты – изгои. У нас уровень брезгливости пониже. То, что в Германии считается неприличным, у нас свободно звучит с экранов телевизоров, повторяется весьма заметными политиками.

Могут ли возродиться некоторые пагубные черты германского национализма?

Герхард Шрёдер, когда был канцлером ФРГ, сказал, что молодые немцы не должны ощущать себя виновными в нацистском прошлом. Шрёдер отрицал, что он призывает забыть прошлое, но, с его точки зрения, молодежь не должна быть обремененной тем, что произошло в годы нацизма.

– Германия, – настаивал Шрёдер, – должна считать себя великой державой, как это давно делают наши соседи, и соответственно ориентировать свою внешнюю политику.

Теперешние немцы сильно отличаются от своих предшественников. Но мы не можем забыть период германской истории от Бисмарка до 1945 года. Это было время Германской империи с невротическим стремлением к самоутверждению, с закрытой экономикой и шовинистической культурой.

Конечно, тот, кто скептически относится к Германии, с опаской ждет, не возродятся ли старые немецкие пороки, не возобновится ли вечное метание немцев из крайности в крайность, не совершится ли пугающе быстрый переход от бюргерской мечтательности к агрессивности железных рыцарей, от ночного колпака к стальному шлему?

Всякий раз, когда о Германии говорят как о великой державе, соседям становится не по себе. Это словосочетание – великая держава – несет в себе привкус высокомерия, надменности и кичливости. Но нынешний канцлер – Ангела Меркель – обладает иммунитетом против идеологических соблазнов.

Воспитание в духе лучших традиций Западной Германии продолжает действовать. Большинство немцев понимает, что процветание страны зависит от верности демократии и от памяти о преступлениях Третьего рейха.

Если кто-то из новых руководителей Германии скажет, что они уже наизвинялись – хватит! – это станет предвестием новой катастрофы. Но пока еще немецкие политики считают своим долгом неустанно твердить об исторической вине Германии за преступления нацистского режима. И в столетнюю годовщину Первой мировой немцы предъявляли счет своим соотечественникам за эту величайшую трагедию, а не кивали на соседей.

Ответственные деятели культуры не позволяют стране и народу забыть о позорных страницах отечественной истории. Они убеждены – опыт Германии тому подтверждение, – что процветание страны зависит от верности демократии, высоким моральным принципам и от памяти о преступлениях, совершенных еще до их рождения.

Говорят, что сто лет спустя после Первой мировой Берлин вновь обрел очарование. Это модный город с бурной и разнообразной культурной жизнью, где молодым людям нравится жить. Хотя, скажем прямо, старые раны могут открыться в любой момент. Во многих европейских странах бушуют национальные страсти.

Опрос общественного мнения показал: 56 процентов французов считают, что Германия слишком влиятельна в Европейском союзе. Франция не без зависти наблюдает за преуспевающей Германией. А Германия, ощущая себя опорой Европы, взирает на соседнюю Францию со все большим равнодушием и снисходительностью. Немцы если и перестали считаться варварами времен Первой мировой, то для французов они все равно остались любителями сосисок с кислой капустой. Испанцев считают ленивыми, шведов – помешанными на сексе, итальянцев – несерьезными и легкомысленными, французов – поклонниками красного вина, ирландцев – хмурыми любителями виски…

Тем не менее Европейский союз и НАТО представляются европейцам гарантией прочного мира. Когда-то Великая война стала кульминацией противостояния Франции и Германии. В сотую годовщину бывшие враги (Франция и Германия) связаны между собой, пожалуй, теснее, чем бывшие союзники (Франция и Англия). Сердечное согласие (Entente cordiale, Антанта – так, напомним, назывался в Первую мировую союз Франции и Англии) сегодня существует прежде всего между Парижем и Берлином.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.