Тщательно подготовленная западня

Тщательно подготовленная западня

Июнь – октябрь 1957 года: всего четыре месяца разделяют два пленума ЦК; на первом из них он поднялся на вершину, с которой был сброшен вниз на втором. За этот промежуток времени Хрущев решил избавиться от министра обороны и вычеркнуть его из политической жизни страны.

Но почему он решил от него избавиться, ведь Жуков до этого момента всегда был его верным и ценным союзником?

Прежде всего потому, что этот человек заслонял Хрущева, подавлял его своей более сильной личностью, независимостью суждений и манер, популярностью, уважением и даже любовью, которые к нему испытывали советские люди. Его ореол спасителя Москвы и покорителя Берлина со временем не потускнел, совсем наоборот. В Президиум ЦК, в Верховный Совет и в Совет министров приходили письма от простых граждан и рядовых членов партии, требовавших присвоить ему звание генералиссимуса[845], как Суворову и Сталину. Многие семьи ветеранов, оказавшись в нужде, обращались к нему, как к заботливому отцу.

Жуков превратил свое министерство в крепость, и это было второй причиной для неприязни к нему первого секретаря. Он собирался управлять единолично и без контроля. Эти планы противоречили планам Хрущева, намеревавшегося сосредоточить в своих руках бразды правления и партией, и государством. Это ему удастся в марте 1958 года, когда он станет официальным главой правительства. Можно себе представить изумление первого секретаря, когда весной 1957 года Жуков внезапно предложил ему заменить министра внутренних дел Дудорова маршалом Коневым![846] И еще большее его изумление, когда, получив отказ Хрущева, маршал потребовал переподчинить армии внутренние и пограничные войска МВД[847] – старая мечта Красной армии о реванше над НКВД… Во времена Сталина и Берии никому бы и в голову не пришло предложить подобное. Можно себе представить, как подобные предложения усилили в Президиуме ЦК подозрения министра в бонапартизме.

В-третьих, Жуков нарушил одну из незыблемых основ устройства советской системы: полное подчинение армии политикам. Он мешал деятельности ГлавПУРа и не скрывал своего мнения о бесполезности этой структуры в то время, когда практически все высшие офицеры являлись членами партии. Он запрещал офицерам ГлавПУРа сообщать ЦК любую информацию, не доложив ее предварительно ему. В 1957 году он не любил начальника ГлавПУРа Желтова точно так же, как в грозные дни 1941 года не любил Мехлиса. Как истинный большевик, Хрущев не мог допустить даже мысли о том, чтобы какой-нибудь государственный институт – тем более армия – приобрел такую автономность, во всяком случае, не был под полным контролем ЦК.

Четвертый пункт: битва за Историю. Жуков, прославляя роль армии и народа, «забывал» про партию и действия лично Хрущева, презрение к которому он скрывал с трудом. Речь шла о большем, чем история Великой Отечественной войны: о том, какое значение придать этой огромной победе Советского Союза. И наконец, подозрения Хрущева вызвало хвастовство Жукова. Будто бы на партсобрании штаба сухопутных войск в Белоруссии в июле 1957 года он, по поводу Июньского пленума, сказал, что мог бы двинуть танки, обратившись напрямую к войскам, через голову армейских парторганизаций[848]. Откровения по меньшей мере неуместные перед публикой, состоящей из коммунистов… Подозрение, что достаточно Жукову сказать одно слово, и армия «сделает все, что нужно», не давало покоя членам Президиума, что докажет ярость их нападок на маршала на Октябрьском пленуме 1957 года.

Итак, с июля по октябрь 1957 года Хрущев тщательно собирал досье на Жукова. В этот период между ними произошло несколько стычек и споров. Так, например, 15 июля Жуков со своей официальной супругой Александрой Диевной находился в Ленинграде.

Он провел смотр Балтийского флота, а затем выступил перед рабочими завода «Большевик»: «Командуя войсками Ленинградского фронта осенью 1941 года, в самый тяжелый, критический момент… я видел, как ленинградцы, не щадя своей жизни, защищали свой родной город. Впоследствии, координируя действия Ленинградского и Волховского фронтов по прорыву блокады, я снова восхищался героизмом ленинградцев»[849]. В героической триаде Великой Отечественной войны – народ, армия, Жуков – маршал не находит места для партии, когда выступает не перед представителями политических органов. Не случайно на следующий день «Красная звезда», ежедневная газета ГлавПУРа, напомнила о принятых ЦК инструкциях о деятельности партийных организаций в армии и на флоте. В частности, там говорилось о необходимости полностью устранить пагубные последствия культа личности в военных делах. Увидел ли Жуков в этой статье камушек, брошенный в его огород?

С 17 июля по 18 августа Жуков присутствовал на учениях войск Белорусского военного округа. Он объезжал с инспекцией части, навещал места, в которых сам командовал в 1923–1939 годах. В его отсутствие на совещании партактива армии и флота генерал Пронин, замначальника ГлавПУРа, объявил действия Жукова «противоречащими ленинским принципам». Если Жуков и узнал об этом, то не встревожился и не отменил отпуск в Крыму, куда он выехал 19 августа на машине, с Галиной и их дочкой Машей. В отпуске он всегда жил по жесткому режиму, позволявшему ему сбрасывать по 5–6 кг лишнего веса, которые он ежегодно набирал благодаря своей любви вкусно поесть: вставал в 6 утра, плавал в море, завтракал, просматривал газеты, читал русскую литературу, затем чередовал купания и гимнастику, вечерами смотрел кино, потом устраивал продолжительную пешую прогулку перед сном. Жуков, никогда не бывший политиком, спокойно почивал на лаврах своей славы и личного счастья.

Однажды он гулял вместе с Хрущевым и влиятельным членом Президиума Леонидом Брежневым. Разговор пошел о Венгрии. «Никита Сергеевич, мне звонил из Будапешта Кадар,  – сказал Брежнев,  – он просил оставить в Венгрии во главе советских войск генерала Казакова [Жуков намеревался перевести его на Дальний Восток]. К Казакову венгерские товарищи привыкли, и, я думаю, надо считаться с мнением Кадара. Для Дальнего Востока маршал Жуков найдет другого командующего». Жуков: «В интересах обороны страны генерала Казакова надо направить на должность командующего Дальневосточным военным округом». Брежнев: «Надо же считаться с товарищем Кадаром!» Жуков: «Надо считаться и с моим мнением. И вы не горячитесь, я такой же член Президиума ЦК, как и вы, товарищ Брежнев». Брежнев и Хрущев ушли под ручку, и через пару минут Жуков увидел, что они оживленно разговаривают, и Хрущев кивает в его сторону. Легко себе представить, какое раздражение вызывал этот прямой и грубоватый вояка у партийных бонз, привыкших к тому, что все перед ними кланяются и расшаркиваются, льстят им и что-то у них выпрашивают. Здесь имело место столкновение двух истоков законности режима: рожденной Октябрем 1917 года и выкованной в огне сражений Великой Отечественной. Так же как Сталин, Хрущев и Брежнев не собирались отдавать армии политические дивиденды победы. 29 сентября ЦК объявил о решении издать «Историю Великой Отечественной войны» с целью отразить «роль Коммунистической партии как организатора общенародной борьбы с врагом». Была образована редакционная комиссия, в состав которой Жукова не включили.

3 октября 1957 года Жуков вернулся в Москву. На следующий день он должен был отправиться с визитом в Югославию. Этот визит с целью улучшения отношений с Белградом был намечен ЦК еще в июле. Маршал позвонил Чуйкову в Киев, где должны были состояться большие маневры, а также можно было отметить запуск спутника, намеченный на завтра. Вся партийная верхушка там. Чуйков настаивал, чтобы и Жуков приехал. Удивленный этой несколько раз повторенной просьбой, маршал, возможно, почувствовал что-то, поскольку позвонил Хрущеву. Не стоит ли ему отложить отъезд в Белград? Хрущев повысил голос: об этом не может быть и речи. Весь его план основывался на продолжительном отсутствии Жукова. Поэтому он велел Жукову плыть на корабле, а не лететь самолетом.

Итак, 4 октября 1957 года Жуков отправился в Севастополь, где на следующий день поднялся на борт крейсера «Куйбышев». 8-го числа он встретился в Задаре с Тито. Они вдвоем охотились в горах, устраивали продолжительные пешие прогулки, много разговаривали наедине. Затем Жуков совершил турне по военным и промышленным объектам страны. Он отправил в Москву много телеграмм, в которых ратовал за сближение с Югославией, даже если это не нравится Мао, высоко оценивал военный потенциал страны и уровень подготовки ее армии. 16 октября, по просьбе Хрущева, его поездка была продлена, и миссия «укрепления отношений» распространена на Албанию. 17-го Жуков вылетел из Белграда в Тирану.

Затягивание визита было очень выгодно Хрущеву. 17 октября кампания, которая должна была привести к устранению Жукова с политической сцены, вступила в активную фазу. Начальник ГлавПУРа Желтов выступил против него с обвинениями на заседании Президиума. Присутствовали Хрущев, Суслов, Микоян и два уцелевших члена группы Молотова – Булганин и Ворошилов. Были вызваны и двое крупных военачальников: Конев и Малиновский. Желтов ставил в вину Жукову любые прегрешения, реальные и мнимые. Он показал репродукцию написанной в 1946 году Яковлевым и выставленной в Музее вооруженных сил картины, изображающей Жукова – святого Георгия на белом коне, вздыбившемся перед горящим Рейхстагом. Культ личности! Потом он заговорил о документальном фильме «Сталинградская битва», в работу над которым, по его словам, Жуков вмешался, чтобы принизить роль Хрущева и раздуть собственную. Самовозвеличивание! Наконец, он напомнил об армейских политработниках, систематически унижаемых министром обороны. Отрицание роли партии! Конев возразил, что армия верна партии. Но дальше на протяжении трех часов последовала целая дюжина выступлений, в которых критиковались методы Жукова, его презрение к партии, его тенденция преувеличивать собственную роль в Великой Отечественной войне.

Через день, 19 октября, Президиум проголосовал за резолюцию, возвращавшую ГлавПУРу его прерогативы. Офицерам-политработникам вернули право неограниченной критики командиров, которые теперь обязаны были поддерживать тесные связи с партийными ячейками в частях и подразделениях, которыми они командовали. Желтов, а в его лице ГлавПУР, получили доступ в Совет обороны, против чего решительно возражал Жуков. Короче, вся работа по разделению – частичному – политики и военного дела, проделанная маршалом, была перечеркнута. Но Жуков слишком известная фигура. Партийные вожди опасались выступлений в его пользу в обществе и в армии. Поэтому между 19 и 23 октября члены Президиума ЦК разъехались по крупнейшим городам объяснять эту резолюцию рядовым членам партии. Те неоднократно спрашивали, почему этот вопрос рассматривался в отсутствие Жукова. Также партсобрания прошли во всех военных округах; на них тоже критиковали Жукова, а также командующих округами. Например, в Киеве Чуйкова обвинили в том, что он, как и маршал, с пренебрежением относился к политорганам в войсках. На следующем заседании, 23 октября, Хрущев объявил, что снял Штеменко с должности начальника Главного разведывательного управления (военной разведки), после того как узнал, что тот, вместе с Жуковым, никого не известив, организовал тайную школу подготовки подразделений спецназа. Он напомнил, что именно Жуков в 1955 году назначил Штеменко, бывшего союзника Берии, на должность начальника ГРУ, что позволяет заподозрить во всем этом наличие заговора. Наконец, 25 октября Президиум принял решение созвать 28-го пленум Центрального комитета с участием Жукова. Повестка дня: «Об улучшении партийно-политической работы в Советской армии и флоте». Капкан был поставлен, пружина взведена.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.