25. Поверженная Япония

25. Поверженная Япония

Весной 1945 г. британские войска под командованием генерала Вильяма Слима провели фантастически успешную кампанию по освобождению Бирмы. Она уже не влияла на исход войны – и Слим, и Черчилль понимали это еще до начала операции, – поскольку американский военно-морской флот уже господствовал в Тихом океане. Зато эта операция помогла восстановить подорванный престиж и самоуважение Британской империи и продемонстрировала слабость Японии. Чтобы избежать тысячекилометрового марша по одной из самых труднопроходимых местностей мира, Черчилль предлагал высадить морской десант в Рангуне, с юга. Но американцы настояли на атаке через Северную Бирму, чтобы достичь единственной интересовавшей их в этом регионе цели – открыть сухопутный маршрут в Китай.

Армия Слима, состоявшая в основном из индийских войск, а также трех дивизий, набранных в африканских колониях, была многочисленнее японской – 530 000 человек против 400 000, – и ей придали значительные бронетанковые и авиационные силы. Основной проблемой Слима было тыловое снабжение наступавших частей через гористую и лесистую местность, практически по бездорожью. Поэтому существенным компонентом этой кампании стала выброска грузов с самолетов, что удалось осуществить при мощной поддержке американской авиации. Вначале Слим планировал вступить в битву на равнине Швебо к западу от реки Иравади – там ему было удобнее всего использовать свои танки и истребители-бомбардировщики. Однако новый командующий японцев генерал-лейтенант Хейтаро Кимура не захотел принимать бой, решив ударить по британцам, когда они перейдут через реку. Слим, узнав из дешифровок Ultra о намерениях Кимуры, изменил свой план. Он отправил часть войск вперед, к переправе через Иравади севернее Мандалая – туда, где их ждали японцы, – но основной удар нанес гораздо южнее, захватив город Мейхтила в тылу японцев и отрезав им путь к отступлению. Одновременно другой британский корпус оттянул на себя внимание японцев в прибрежном районе Аракан.

Эти операции закончились успешно благодаря, во-первых, силе союзных войск и, во-вторых, абсолютному господству их авиации, из-за чего японцы не сумели провести разведку в воздухе; с начала Бирманской кампании и до ее конца Кимура не имел четкого представления о передвижениях и намерениях британцев. Войска Слима, наступавшие из индийского Ассама, в декабре 1944 г. начали переправляться через реку Чиндуин – свидетельницу многих трагических событий во время отступления из Бирмы в 1942 г. На севере Стилуэлл, имея в распоряжении пять китайских дивизий, наступал на стратегически важный аэродром в Мьичине. 5 марта девятитысячный отряд десантников-чиндитов генерал-майора Орда Уингейта начал высадку в джунглях, в тылу у японских войск. Сам Уингейт погиб в авиакатастрофе, но его десантники в последующие месяцы приняли участие в ряде жестоких боев. 17 мая чиндиты и китайцы соединились у Мьичины и захватили аэродром; на долю чиндитов выпали тяжелые испытания, они понесли огромные потери, но оттянули на себя значительные силы японцев от главного наступления Слима.

На захваченный аэродром в Мьичине было доставлено около 40 000 тонн боеприпасов и грузов для дальнейшей переправки в Китай. Это не слишком укрепило немощную армию Чан Кайши, по-прежнему неспособную причинить японцам какой-либо существенный урон, и в основном обогатило местных военачальников-милитаристов, которые присвоили значительную часть грузов, предназначенных для их войск. Чтобы контролировать бескрайние просторы Восточного Китая, японцы всю войну продержали там миллионную оккупационную группировку, которая с легкостью громила босые, полуголодные армии националистов. Коммунистическим отрядам Мао Цзэдуна, воевавшим на севере Китая, в определенной степени удалось убедить Запад, что они успешнее воюют с японцами, но на деле Мао берег силы для предстоящих сражений с китайскими националистами за власть над страной.

В середине января индийские части форсировали Иравади севернее Мандалая. В течение следующего месяца три дивизии устроили основную переправу к западу от Сагайна и гораздо дальше к югу. Ширина реки Иравади – полтора километра, а у британцев в Бирме не было таких инженерно-десантных возможностей, как у армии Эйзенхауэра в Европе. Поскольку основные японские силы были задействованы севернее, британцам, действовавшим с настойчивостью, изобретательностью и поразительной храбростью, удалось удержать захваченный плацдарм. 20 марта британцы вошли в полуразрушенный Мандалай. Это была важная и символичная победа, но Кимура уже отвел войска, готовясь вступить в главное сражение этой кампании у Мейхтилы.

Финансируемая японцами Армия обороны Бирмы, которую возглавлял лидер националистов Аун Сан, готовилась переметнуться на сторону победителя. Часть британских офицеров активно противились идее вооружить девять батальонов Аун Сана, опасаясь, что это оружие вскоре может обернуться против них самих. Но все же Маунтбеттен, главнокомандующий союзных сил в Юго-Восточной Азии, решил по-своему и приказал офицерам Управления специальных операций работать с АОБ, добавив: «Мы сделаем не больше того, что делают в Италии, Румынии, Венгрии и Финляндии»¹. Аун Сан, встретившись со Слимом, извинился за незнание английского. Генерал со свойственной ему вежливостью ответил, что извиняться нужно ему самому, поскольку он не владеет бирманским языком. Они договорились о совместных действиях, и 27 марта, когда армия Слима была в сотне километров от Рангуна, АОБ внезапно атаковала японские позиции. Многие бирманцы радовались возможности отомстить тем, кто в 1942 г. казался им освободителями, но на поверку оказался угнетателем. Один из этих бирманцев по имени Маун Маун писал: «Партизаны, молодежь из деревень оставляли дома и присоединялись к нам. Мы ели то, что нам приносили крестьяне, ухаживали за их дочерями, несли опасность в их дома и уводили с собой их сыновей»². Это был романтизированный взгляд на запоздалую и прагматичную смену союзника, напоминающую поведение французов летом 1944 г.; однако же так создавалась легенда, которой бирманские националисты впоследствии активно пользовались.

29 апреля под проливным ливнем – предвестником муссонных дождей – британцы вошли в Пегу (80 км от Рангуна). На южном побережье индийская дивизия провела высадку с моря, на которой давно настаивал Черчилль, и двинулась к столице, преодолевая слабое сопротивление противника. Японская армия была разбита, потеряла весь автотранспорт и почти всю артиллерию.

К концу войны в Бирме оставались лишь изолированные очаги японского сопротивления. Войска Слима развернулись вдоль реки Ситанг, отсекая противнику путь к бегству в Сиам, и когда разбитые японские подразделения пытались через них прорваться, началась настоящая бойня. В последние месяцы войны британские войска потеряли лишь несколько сотен человек, в то время как их противник в Бирманской кампании только убитыми 80 000 человек.

Но главные события, позволившие замкнуть кольцо окружения вокруг Японии, происходили тем временем на Тихом океане. Утром 19 февраля три дивизии морской пехоты США начали высадку на Иводзиме – небольшом островке в 5000 км от Пёрл-Харбора и всего лишь в тысяче с небольшим километров к югу от Японии. Один американец, наблюдавший за артподготовкой перед высадкой, сказал: «Мы думали, что после этого там не останется ни одной живой души, да и морская авиация тоже задала им жару». Но японцы хорошо подготовились к обороне и глубоко зарылись в землю. Высадка оказалась даже более кровопролитной, чем десант в Нормандии: в тот день на Иводзиму высадились 30 000 морпехов; к ночи 566 из них уже умерли или умирали. Живым предстояло брести по колено в вулканическом пепле местного лунного ландшафта, где не было ни малейшего укрытия; в придачу ко всему шел проливной дождь. Морской пехотинец Джозеф Распайлер пишет: «Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным, как в ту ночь. Все, что ты мог, так это лежать в воде и ждать рассвета, когда сможешь выбраться из этой норы»³. Жестокая битва продлилась много недель. Раненый гранатометчик капрал Джордж Уэймен дожидался эвакуации, лежа в воронке от снаряда под многочасовым японским обстрелом, обрушившимся на захваченный морской пехотой плацдарм, и так страдал от боли, что подумывал заколоться собственным штыком.

Подтягивавшиеся к передовой свежие части преодолевали долгий опасный путь, и многих ранило прежде, чем они познакомились с новыми товарищами по окопу. Лейтенант Патрик Карузо поддразнивал одного юношу, утверждая, что тот еще не достиг совершеннолетия; парень был убит через пару часов пребывания на острове, не успев увидеть врага или взять в руки винтовку⁴. Изобретательность японских защитников острова казалась неисчерпаемой: один морской пехотинец рассказывал, как на его глазах прямо в склоне горы открылся вход в пещеру, три японца выкатили оттуда полевое орудие, сделали три выстрела и закатили орудие назад в пещеру. Орудие удалось уничтожить минометным огнем, но, чтобы овладеть островом, пришлось подавить сотню таких позиций. Офицеры привыкли предостерегать своих людей от поиска сувениров, которые часто оказывались японскими минами-сюрпризами. «Лучший сувенир, который вы можете привезти домой, – вы сами», – лаконично сказал один ротный командир своим морпехам.

27 марта Иводзима пала. При захвате острова площадью в треть Манхэттена американцы потеряли 24 000 человек, в том числе 7184 убитыми. Аэродромы Иводзимы могли принимать бомбардировщики B-29, которые возвращались с заданий поврежденные или почти без топлива, но для наступательных операций от острова было мало пользы. С географической точки зрения Иводзима – важный объект на пути к Японии, но со стратегической точки зрения ее важность объяснить трудно: Марианские острова значительно важнее. То же можно сказать о многих обильно политых кровью целях наступательных операций. В условиях полного господства американского флота японцы, не имея возможности подвозить подкрепления на Иводзиму и в другие места, не могли противостоять американским наступательным операциям. Япония истекала кровью из тысячи ран, и ее грядущее поражение было несомненным. Сомневаться можно было лишь в том, смирятся ли с этой очевидностью лидеры страны – и весной 1945 г. они еще не собирались признавать неизбежное. Японские генералы верили, что еще есть возможность заключить мир на достойных условиях, нужно только заставить Америку расплачиваться жизнями своих солдат за каждый клочок земли, а главное, убедить Вашингтон в том, что цена вторжения на Японские острова окажется непомерно высокой. Чтобы доходчивее выразить эту мысль, они обрушили на американский флот воздушные атаки смертников – камикадзе.

Коммандер Стивен Джурикка, штурман 27000-тонного авианосца Franklin, был одним из тысяч свидетелей разрушений, причиненных летчиками-самоубийцами. «Я видел… попадание в эсминцы, они горят, люди прыгают за борт, спасаясь от пламени… Команды эсминцев быстро поняли, что их выставили здесь как приманку». Ранним утром 19 марта 1945 г. настал черед и самого Franklin. Две японские бомбы разорвались на взлетной палубе, вызвав сильный взрыв под ней: «Прямо у подъемника стояли полностью заправленные и готовые к вылету самолеты, с включенными двигателями, с полным боекомплектом [снарядов] Tiny Tim, 250– и 500-килограммовых бомб. Показались языки пламени, а потом мы начали гореть по-настоящему. Люди прыгали с взлетной палубы… Два эсминца подошли к нам сзади и вылавливали людей из моря… многие из них раненые, с ожогами… У нас продолжались взрывы и пожар до середины следующего дня»⁵. Когда отец О’Каллахан, капеллан корабля, соборовал умирающих, снаряд Tiny Tim воспламенился и пролетел над его головой. Большинство из 4800 человек команды авианосца было эвакуировано в первые часы после атаки, но 772 человека остались на борту и выиграли грандиозную битву за спасение Franklin. Со времен Пёрл-Харбора американский флот получил большой опыт борьбы за живучесть корабля, и все это пригодилось при спасении авианосца. Как всегда бывает, одни проявили себя с самой лучшей стороны, а другие совсем наоборот.

«Я был просто изумлен, когда кое-кто из наших самых видных красавцев-офицеров, на которых рассчитываешь опереться в трудную минуту, оказались ничтожествами и их все время приходилось погонять, а незаметные “легковесы” показали себя настоящими тиграми… Семь офицеров покинули Franklin с помощью траверсного устройства [спасательной люльки с крейсера Santa Fe], игнорируя приказы вернуться на корабль, и капитан Герес написал рапорт о каждом из них и рекомендовал отдать их под трибунал»⁶.

Еще в 1939 г., когда до создания бомбардировщика B-29 Superfortress было еще далеко, генерал ВВС США Карл Шпатц предсказал, что он пригодится Америке для бомбардировок Японии. Отдельные рейды B-29 производились уже в 1944 г., одни из Индии, другие с аэродромов в Китае, построенных невзирая на огромные затраты и местные проблемы. Эти рейды оказались малоэффективными из-за ряда факторов: технического несовершенства первых B-29, большого расстояния до Японии, а также ряда недостатков в управлении, навигации и бомбометании. Только в 1945 г. рейды на Японию коренным образом изменились и усилились благодаря созданию обширной сети авиабаз на Марианских островах, увеличению количества самолетов и наконец благодаря назначению командиром XXI группы бомбардировщиков генерал-майора Кертиса Лемея.

Лемей стал организатором первой массированной бомбардировки Токио зажигательными бомбами 9 марта 1945 г. Он послал 325 самолетов в ночной рейд и приказал бомбить с очень малой высоты (2000–2500 м). На город хлынули потоки «зажигалок», взрывавшихся с характерным резким треском. Американцы потеряли всего лишь 12 бомбардировщиков, по большей части из-за восходящих потоков воздуха, поднимавшихся от пылающего города; еще 42 машины пострадали от зенитного огня, но в целом японская ПВО была слабой. Один пилот на следующий день лаконично записал: «Вчера вечером мы вылетели в 18:35 и после долгого скучного полета достигли побережья Японии в 02:10. Еще на подлете к береговой линии мы видели пожары в Токио. Мы летели на высоте 2000 м, а дым поднимался еще выше. Радар сработал отлично, и мы отбомбились на открытом месте визуально. Город был похож на Дантов ад. Нас атаковал ночной истребитель, но мы развернулись и сбросили его»⁷. Он добавил в письме домой: «Пожары были повсюду, а разрушения той ночи просто катастрофические». Летчик не преувеличивал: погибло около 100 000 жителей, и около миллиона людей потеряли кров. 40 кв. км городской застройки – четверть общей площади Токио – превратились в пепел. По словам ветерана Филиппинской кампании майора Шоджи Такахаши, утром 10 марта Токио выглядел «как самое огромное и самое разоренное поле битвы, которое только можно себе представить – Лейте[27] огромных размеров». После войны Такахаши с ужасом и отвращением узнал о том, что Лемея наградили японским орденом (это был один из множества примирительных жестов послевоенного японского правительства в сторону США).

Командование американских ВВС восхищалось новым деятельным командиром XXI бомбардировочного командования, не склонным к моральным колебаниям. Генерал Лорис Норстад в утешение говорил смещенному предшественнику Лемея, генералу Хейвуду Хэнселлу: «Лемей – это руководитель, а мы, все остальные, – всего лишь организаторы. Вот, в общем-то, и всё»⁸. В последующие ночи подобным налетам с зажигательными бомбами подверглись Нагоя, Осака, Кобе и другие крупные японские города. Даже когда бомбардировщики начали вылетать днем, потери все равно оставались небольшими, а с американских заводов ежемесячно прибывала сотня новых B-29. Авиация без особой радости, но все же откликнулась на просьбы флота об установке минных заграждений: операция Starvation, начавшаяся в начале марта, имела огромные последствия, поскольку у японцев не хватало также и минных тральщиков. Первые 900 мин, упавшие в прибрежные воды, резко сократили импорт Японии; когда торговому флоту было приказано пренебречь таящейся под водой угрозой, погибло множество кораблей. До конца войны B-29 сбросили 12 000 морских мин, на долю которых пришлось 63 % всех потопленных японских судов в период с апреля по август 1945 г.

Но главный удар «летающих крепостей» был направлен на города. Отдельные дневные налеты встречали сильный отпор – так, против одной из армад B-29 было направлено 233 японских истребителя. Но боевые качества японских самолетов и их экипажей были настолько низкими, что потери бомбардировщиков никогда не превышали 1,6 % – ничтожный процент по меркам Европейского театра военных действий. После одного из налетов японцы заявили о 28 сбитых бомбардировщиках B-29, хотя на самом деле было сбито только пять. Обороняющиеся испробовали тактику камикадзе, пытаясь протаранить своими истребителями американские бомбардировщики. Но тяжелые, бронированные «летающие крепости» зачастую не удавалось сбить даже таким самоубийственным методом: так, один из B-29 после атаки камикадзе потерял только один двигатель. Бортмеханик самолета лейтенант Роберт Уотсон сказал: «Когда япошка врезался в нас, удар оказался на удивление слабым, так что штурман даже не понял, что нас таранили»⁹. Погода и атмосферные условия волновали экипажи больше, чем японская противовоздушная оборона, поскольку восходящие потоки горячего воздуха иногда вызывали самые невероятные эффекты: так, в июле одна «летающая крепость» приземлилась на острове Сайпан с отпаявшимся куском обшивки передней кромки крыла.

В историографии этой войны много внимания уделялось готовности японских пилотов к самоубийству, однако на данном этапе пилоты обычных истребителей не очень-то рвались в бой: американские экипажи часто отмечали их пассивность. Бомбардировки на Токио повторялись вновь и вновь. 5 июня при очередном налете на Кобе японская авиация в последний раз сражалась с бомбардировщиками в полную силу, решив приберечь свои тающие на глазах резервы для защиты от предстоящего американского вторжения. В ночь на 15 июня в результате налета на Осаку было разрушено 300 000 домов, тысячи людей погибли. Американской авиации стало трудно находить достойные и еще не разбомбленные цели; так, например, был совершен налет на практически бездействовавшие нефтеперерабатывающие заводы: у японцев уже не оставалось нефти для переработки. Потери бомбардировочной авиации снизились до 0,3 %.

Экипажи бомбардировщиков не больше своих командиров задавались проблемами морального характера. Весь летный состав 330-й бомбардировочной группы получил по свидетельству, которое с юношеской жизнерадостностью гласило, что его владелец «наносил визиты японскому императору в общей сложности… раз, дабы засвидетельствовать свое почтение взрывчатыми веществами, зажигательными бомбами и банками с армейским пайком, а также помог расчистить столичные трущобы и способствовал весенней вспашке и потому настоящим производится в рыцари Крутейшего Королевского Ордена ИМПЕРАТОРСКИХ БОМБИЛ»¹⁰. За 14 месяцев американские ВВС сбросили на Японию 170 000 тонн бомб (главным образом за последние полгода); потери составили 414 B-29 и 3015 человек летного состава; на каждого американского летчика приходится около 100 убитых японцев; 65 японских городов сгорело дотла. Бомбардировки Японии в 1944–1945 гг. производились главным образом по той простой причине, что бомбардировщики B-29, задуманные в очень тяжелом 1942 г., были созданы и их следовало пустить в дело, ведь они, в конце концов, обошлись Америке в $4 млрд (для сравнения: на Манхэттенский проект было израсходовано $3 млрд).

Американские ВВС стремились доказать, что способны внести решающий вклад в победу. Не стоит сравнивать налеты с применением зажигательных бомб с блокадой Японии подводными лодками по их воздействию на японскую промышленность: ко времени основных налетов страна уже осталась без топлива и сырья; зато после бомбардировочных рейдов все, кроме несгибаемых милитаристов в токийском правительстве, поняли, что Япония проиграла войну. Бомбардировки Лемея предназначалась скорее для наказания Японии за развязанную войну, чем для принуждении ее к капитуляции.

Высадка американцев на острове Окинава рассматривалась как прелюдия к самой кровопролитной битве на Азиатском континенте – предстоящему вторжению на Японские острова. Окинава, стокилометровая полоса гор и полей, лежит между филиппинским островом Лусон и японским островом Кюсю. Население Окинавы составляло 150 000 человек, японцев по крови, но с несколько отличающейся культурой. Вторжение под общим командованием адмирала Нимица началось в пасхальное воскресенье 1 апреля, после нескольких дней интенсивных бомбардировок. Более 1200 судов высадили 170 000 солдат и морских пехотинцев Десятой армии, а многочисленные авианосцы, линкоры и корабли поменьше крейсировали вокруг. К удивлению американцев, сама высадка проходила беспрепятственно. Японцы, наученные горьким опытом предыдущих битв за острова, ушли за пределы досягаемости корабельной артиллерии; только через неделю мелких стычек наступающие американские войска напоролись на яростный пулеметный и артиллерийский огонь. Южная часть Окинавы была превращена в крепость; заглубленные в склоны гор оборонительные рубежи шли один за другим. За первые сутки настоящих боев по 24-му корпусу было выпущено 14 000 снарядов.

В том месте, где сошлись враждующие армии, ширина острова составляла всего лишь 5 км. Генерал Мицуру Усидзима сосредоточил свои силы, 77 000 японцев и 24 000 окинавцев из вспомогательных частей, там, где они были практически неуязвимы для лобовых атак, которые проводили американцы в следующие недели. Проливной дождь превратил поле битвы в море грязи. Вновь и вновь американские солдаты и морские пехотинцы шли на приступ и вновь и вновь были отбиты. Их генералы требовали большего упорства: 6 мая командующий корпусом, побывав на дивизионном командном пункте, отметил, что часть понесла наименьшие потери. Офицеры восприняли это как похвалу, но он добавил: «Я это вот как понимаю: вы плохо старались»¹¹. За первые 24 дня на Окинаве эта дивизия продвинулась на 20 км и уничтожила, по собственным подсчетам, почти 5000 японцев; за следующие 16 дней дивизия продвинулись лишь на 2 км.

Война в Европе подходила к концу, войска Соединенных Штатов повсеместно одерживали победы, и гражданам Америки было нестерпимо больно думать, что тысячи их мальчиков должны погибнуть лишь ради того, чтобы вырвать из рук упорствующих фанатиков затерянный в океане клочок ненужной земли. Общественное негодование по этому поводу разгоралось все сильнее и было направлено не столько на японцев, сколько на собственных военачальников. В мае 1945 г., после победы над Гитлером, американский народ уверился в будущей победе на Тихоокеанском театре военных действий и все с меньшим энтузиазмом относился к войне. Чтобы избавить сограждан от преждевременной самоуспокоенности, представители военно-морского флота предлагали им съездить на западное побережье и посетить верфи с покореженными и разбитыми остовами кораблей, доставленных с Окинавы. Американский Красный Крест неожиданно обнаружил нехватку волонтеров, готовящих перевязочные материалы, а на военных заводах стало хронически недоставать рабочих рук. Если говорить красивыми словами, то состояние американцев можно было назвать «усталостью от войны», а проще говоря – скукой, болезнью демократического общества, чье терпение уже почти исчерпалось.

Сражавшиеся на Окинаве американцы чувствовали то же разочарование, что и весь американский народ. Почему бы не высадить десант с флангов, спрашивали они? Почему бы не пустить отравляющие газы? Зачем на заключительном этапе войны биться с японскими самоубийцами по их правилам? Ни на один из этих вопросов достойного ответа не находилось. Генерал Саймон Боливар Бакнер, неизобретательный командующий Десятой армии, более двух месяцев проводил операцию в духе сражений Первой мировой во Фландрии. Американцы раз за разом шли в лобовые атаки на укрепленные позиции, что мало помогало продвижению вперед, но стоило больших жертв. На Окинаве морская пехота преуспела не больше пехоты обычной, на которую привыкла поглядывать свысока. На этот раз, возможно, был прав Макартур, предлагавший блокировать японский гарнизон в южной части Окинавы и оставить его там гнить, а американские войска бросить на Японские острова.

От своего сопротивления на Окинаве японцы существенных результатов не ожидали. Они стремились уничтожить американский флот с помощью массированных воздушных налетов, ключевую роль в которых играли камикадзе. Атаки летчиков-самоубийц на Филиппинах в октябре 1944 г. имели определенный успех. Американцы находили такой способ боевых действий омерзительным, но, с точки зрения их противников, он был вполне разумным. «Множество японцев критикуют атаки камикадзе, – раздраженно комментирует послевоенный японский историк. – Большинство этих критиков, однако, были штатскими и во время величайшего кризиса, который переживала их нация, довольствовались ролью наблюдателей»¹².

Пользуясь традиционными методами ведения воздушных боев, наспех обученные японские пилоты не могли ничего противопоставить мощи американских ВВС и несли огромные потери. Но если рассматривать гибель самолета и летчика не как потенциальную возможность, а как обязательное условие, то можно вдвое сократить расход топлива и существенно увеличить точность наносимого удара. Японские авианалеты в районе Окинавы нанесли военно-морскому флоту США больший урон, чем крупные корабли Объединенного флота Японии за любой период войны. В последние месяцы битвы за Окинаву кораблям Спрюэнса пришлось пройти через самые суровые и продолжительные испытания. Фицхью Ли, старший помощник на авианосце Essex, описывает, как он отслеживал японские бомбы и торпеды из боевого информационного центра своего мощного корабля:

«Я помню долгие тягостные часы, которые провел в БИЦ; наблюдая за приближающимися к нам яркими точками, я понимал, что это такое, и надеялся, что наши орудия их собьют; когда они изменяли курс на экране радара, я понимал, что торпеды уже в воде и приближаются к нам. Эти минуты тянутся как годы, когда сидишь и ждешь, попадут они в тебя или нет. БИЦ не то место, где приятно находиться. Интересно с психологической точки зрения… я первый раз по-настоящему испугался, когда встретился с тем, что может в любую секунду оказаться твоей смертью… Ты сидишь у экранов и наблюдаешь, как это происходит с восемнадцатилетними или девятнадцатилетними моряками, только что с фермы или из-за прилавка обувного магазина… Они ведут себя по большей части чудесно. Изредка ты видишь, что кто-то не может этого вынести… Я заметил, что обладаю способностью определять, когда у кого-то скоро начнется истерика… Если он чересчур разволнуется, это может передаться и другим, и нужно что-то быстро предпринять, вывести его… Было несколько таких, что теряли самоконтроль и начинали плакать, рыдать, молиться»¹³.

Представление о неудержимых японских камикадзе, с восторгом глядящим в лицо смерти, по большей части ошибочно. Осенью 1944 г., в первой волне летчиков-самоубийц, было много настоящих добровольцев. Впоследствии, однако, поток юных фанатиков стал иссякать: среди последующих пополнений многие записались в смертники под моральным давлением окружающих, а иногда и из-за прямого принуждения. Их обучали так же сурово, как и всех остальных японских военных, с таким же упором на телесные наказания. Касуга Такео, служивший при столовой на базе камикадзе в Цутиуре, свидетельствует, что в свои последние часы пилоты часто тосковали или впадали в истерику. Одни ломали мебель, другие медитировали, некоторые исступленно танцевали. Такео говорит о «полном отчаянии»¹⁴. Давление со стороны окружающих – всемогущая сила в Японии с незапамятных времен – достигло своего апогея в системе смертников-камикадзе.

Впоследствии один японский историк с непостижимой для европейского ума восторженностью писал об обреченных пилотах того времени: «Поначалу многие новички не только не выказывали энтузиазма, но даже грустили о своей судьбе. У некоторых такое состояние длилось всего лишь несколько часов, у других – несколько дней. Это был период печали, который со временем проходил, сменяясь в конце концов духовным пробуждением. Затем, словно с приходом мудрости, исчезали тревоги и снисходил дух спокойствия, как будто жизнь примирялась со смертью, бренное с бессмертным»¹⁵. Он приводит в пример лейтенанта Куно, который, прибыв на оперативный аэродром, грустил, но перед последним вылетом стал оживленным и веселым, настаивал, чтобы с его самолета сняли все необязательное оборудование. Автор, однако, выражает сожаление, что «некоторые из этих пилотов, чрезмерно воодушевленные благодарностью и поклонением соотечественников, вообразили себя живыми богами и проявляли нестерпимую заносчивость»¹⁶.

Страдали очень многие. Один юный курсант мрачно раздумывал об очевидной будущности своей страны: «Начнутся массовые атаки противника, который обладает подавляющим материальным превосходством. Вот-вот наступит последний, катастрофический этап, описанный в “На Западном фронте без перемен”»¹⁷. А двадцатидвухлетний пилот бомбардировщика Норимицу Такусима писал в дневнике: «Сегодня японский народ лишен свободы слова, и мы не можем публично выражать свое недовольство… Японский народ не имеет даже доступа к источникам информации, чтобы осмыслить ситуацию… Это лишь один пример наших порядков и демагогии, превратившихся в движущую силу нашего общества… Мы примем то, что нам суждено, влекомые непреклонной волей правительства. Я не откажусь от своих чувств и надежды до самого конца… Есть единственный идеал – свобода»¹⁸. 9 апреля 1945 г. самолет Такусимы не вернулся с задания.

Но некоторые молодые люди утверждали, что охотно идут на смерть: лейтенант Канно Наоиси, которого считали одним из самых выдающихся пилотов-истребителей, таранил B-24 и едва спасся, хотя и не надеялся еще долго прожить. Авиаторы перемещались с места на место с маленькой сумкой с личными вещами, карандашами для навигационных отметок и нижним бельем; на сумке стояло имя владельца. Этот летчик небрежно подписал свою сумку так: «Личные вещи покойного капитана Канно Наоиси», предвидя свою гибель и, как это было принято, посмертное повышение в звании.

Вот одно из многочисленных предсмертных писем, которые камикадзе отсылали своим родным. Хаяси Ичизо пишет в апреле 1945 г.: «Мама, я мужчина. Все мужчины, которые родились японцами, должны принять смерть в битве за свою страну. Ты совершила великое дело: вырастила меня человеком чести. Я же совершу великое дело, потопив авианосец врага. Гордись же мной»¹⁹. Ичизо погиб у Окинавы 12 апреля 1945 г., ему было 23 года. Накао Такенонори писал родителям 28 апреля: «Недавно я посетил храм Котохиры и сфотографировался. Готовую фотокарточку я велел отослать вам. На всякий случай шлю вам квитанцию… Прошу вас, не поддавайтесь унынию и боритесь за победу над Америкой и Британией. Передайте эти мои слова и бабушке. Оставляю после себя дневник. Я немногое успел сделать в жизни, но я уверен, что исполнил свое желание жить достойно, не оставив после себя ничего скверного… Хочу выразить свою благодарность дяде и многим другим людям… Желаю вам самой лучшей будущности»²⁰. Схватка с камикадзе стала одной из тяжелейших и кровопролитнейших битв американского флота. С 11 марта по конец июня 1945 г. японские летчики сделали почти 1700 самолето-вылетов на Окинаву. День за днем экипажи кораблей становились к зенитным орудиям и вели огонь по самолетам противника. Большинство самолетов были сбиты американским заградительным огнем, но те немногие, кому удавалось прорваться, совершали самопожертвование на взлетных палубах и надстройках боевых кораблей. Воспламенялось топливо, взрывался боезапас; моряки, экипированные разве что огнезащитными капюшонами и рукавицами, оказывались посреди пылающего ада. 12 апреля почти все 185 самолетов были сбиты, но два американских корабля пошли на дно и еще 14 (в том числе два линкора) получили повреждения. 16 апреля был выведен из строя авианосец Intrepid. 4 мая пять кораблей затонули и 11 были подбиты. С 11 по 14 мая получили серьезные повреждения три флагманских корабля, включая авианосцы Bunker Hill и Enterprise. С 6 апреля по 22 июня в районе Окинавы только камикадзе произвели 10 крупных круглосуточных налетов с участием 1465 самолетов; кроме того, было произведено еще 4800 «обычных» атак. Камикадзе потопили 27 и повредили 164 судов, в то время как обычные бомбардировщики потопили один корабль и повредили 63. Почти 20 % атак смертников достигали цели – это в десять раз результативнее обычных атак. Только абсолютное превосходство американского военного флота позволило ему выдержать этот безжалостный натиск.

Окинава пала 22 июня, через 82 дня после высадки частей Бакнера; армия и морская пехота потеряли 7503 убитыми и 36 613 ранеными, а также 36 000 небоевыми потерями (в основном военные неврозы). Кроме того, 4907 убитыми и более 8000 ранеными потеряли ВМС США. Почти весь гарнизон Окинавы погиб, а вместе с ним и многие тысячи жителей, причем некоторых из них военные побудили совершить самоубийство. Японцы весьма преуспели в достижении своей цели: в Вашингтоне действительно решили, что вторжение на Японские острова обойдется Америке чересчур дорого. Но последствия оказались весьма далеки от того, на что надеялись в Токио.

Следующие недели продолжались второстепенные наземные операции: австралийские войска по приказу Макартура высадились на Борнео и провели там небольшую операцию, чтобы обеспечить безопасность своим прибрежным районам; на Филиппинах войска США прорвали последние рубежи генерала Ямаситы в горах и высадили ряд десантов для освобождения островов в центральной части архипелага. Американцы настойчиво пытались убедить японцев капитулировать; вот одна из распространявшихся американской армией листовок, которую подписал пленный двадцатидевятилетний сержант Киёси Ито, до призыва в армию работавший продавцом в Нагое:

«Мои товарищи! Вы, решившие героически сопротивляться до конца…

ПРОШУ ВАС: ПРЕЖДЕ ЧЕМ УМЕРЕТЬ, ОСТАНОВИТЕСЬ И ЗАДУМАЙТЕСЬ!

ОФИЦЕРЫ, СЕРЖАНТЫ И СОЛДАТЫ!

…Мне не нужно рассказывать вам, в каком положении мы оказались, когда наша окруженная родина сражается со всем миром. Разве все уже не предрешено? Прошу вас, подумайте здраво. Предоставьте Судьбе решить, каков будет исход этой войны. Что бы ни случилось, японский народ с его трехтысячелетней историей не будет уничтожен. Товарищи, давайте пересмотрим свое прошлое и воссоздадим Японию заново! Бросайте оружие и оставляйте свои позиции. Выходите к американским позициям днем, по главным дорогам; снимите рубашки и размахивайте ими над головой. Ваши беды закончатся, и с вами будут обращаться гуманно.

Я УВЕРЕН, ЧТО ЭТО ЕДИНСТВЕННАЯ И САМАЯ ЛУЧШАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ПОСЛУЖИТЬ НАШЕЙ СТРАНЕ!

Сержант японской армии, а теперь военнопленный»²¹.

Японцы практически игнорировали такие призывы как до августа 1945 г., так и после, когда Четырнадцатая армия Слима очищала Бирму от остатков японских войск и готовилась к вторжению в Малайю – операции Zipper. Солдаты, воевавшие в Азии, сочиняли кислые шутки по поводу Дня победы в Европе. «Посыльный вручает сообщение о капитуляции Германии старшему офицеру штаба дивизии в Бирме. Офицер звонит сержанту: “Я тут получил сообщение, что в Европе закончилась война”. Сержант поворачивается к солдатам и говорит: “Так, ребята, в Европе кончилась война – пять минут отдыха”»²². Майор Джон Рэндл, воевавший на бирманском фронте с апреля 1942 г., рассказывал о настроениях, царивших летом 1945 г.: «Нам казалось, что это никогда не закончится. Наше терпение подходило к концу. Если бы мой командир сказал “Ты заслужил отпуск” – еще до того, как мы вернулись [в Бирму] в начале 1945-го, я был бы рад. Но сам я никогда его не просил; нельзя же просто поднять руку и сказать: “С меня довольно!”»²³

К смятению многих пожилых американцев, Макартура назначили командующим операцией Olympic – вторжением в Японию, которое должно было начаться в ноябре высадкой на остров Кюсю. Тем временем бомбардировщики Лемея продолжали стирать с земли вражеские города, а японская промышленность рухнула. 10 июля 1945 г. американский Третий флот под командованием адмирала Хэлси приблизился к Японии, и палубная авиация стала наносить удары по островам, неся хаос и разрушение районам, ускользнувшим от внимания Двенадцатой воздушной армии. «Огромное авианосное ударное соединение в авангарде захватчика… как могучий тайфун… наносило неистовые удары», – в благоговейном ужасе писал морской офицер Ёсида Мицури²⁴.

К войне на Востоке обещал присоединиться Сталин. В июне и июле 1945 г. через всю Азию потянулись тысячи воинских эшелонов: советская армия, разбив Германию, отправилась завершить разгром Японии. В августе русские начали крупное наступление в Маньчжурии. Америка в борьбе с Японией, так же как и раньше с Германией, надеялась спасти жизни своих солдат, позволив русским сделать самую тяжелую часть работы. Вашингтон проявил наивность в отношении замыслов Сталина: конечно, он начал войну с Японией не для того, чтобы угодить Соединенным Штатам, но ради собственных территориальных приобретений. Советскому главнокомандующему, в отличие от союзников, не нужно было изобретать для своих солдат побуждающие мотивы. Из всех воюющих сторон именно Сталин наиболее четко представлял себе свои цели. Тем временем в рассредоточенных по всей Америке сооружениях, надежно изолированных от внешнего мира, 125 000 ученых, инженеров и технических работников доводили до готовности Манхэттенский проект, самый великий и самый ужасный из военно-научных проектов. Лаура Ферми, жена Энрико Ферми, одного из самых выдающихся руководителей исследовательского центра в Лос-Аламосе, жалела военных врачей, следивших за здоровьем ученых: «Они готовились оказывать помощь раненым на поле сражений, а вместо этого им приходилось возиться с целой оравой издерганных мужчин, женщин и детей. А издергались мы все, потому что на нас действовали непривычная высота над уровнем моря, потому что мужья наши работали без отдыха, через силу, с ужасным напряжением и потому что здесь собралось слишком много похожих друг на друга людей и все мы толклись на одном месте, всегда на глазах друг у друга, и некуда было от этого деваться, а ведь мы все были немножко не в себе; издергались мы еще и потому, что чувствовали себя совершенно бессильными в этой чужой, непривычной для нас обстановке»²⁵.

В 1942 г. британцы совершили прорыв в атомных исследованиях, обогнав в теоретических познаниях своих американских коллег. Но жившие на осажденном острове британцы вскоре поняли, что их собственных ресурсов недостаточно, чтобы быстро создать атомное оружие. Было заключено соглашение, в соответствии с которым ряд ученых из Британии и эмигрантов-беженцев из европейских стран пересекли Атлантику и начали работать совместно с американскими коллегами. Впоследствии Вашингтон быстро забудет о британском вкладе и станет крайне собственнически относиться к атомной бомбе.

Технологический детерминизм – отличительная характеристика современных военных стратегий; особенно ярко это проявилось в истории с использованием атомного оружия. Как практически неизбежным было использование уже имеющейся армады бомбардировщиков B-29 для налетов на Японию, так же и заинтересованность США в реализации Манхэттенского проекта предопределила судьбу Хиросимы и Нагасаки. Потомки воспринимают использование атомной бомбы в совершенно ином контексте, чем те немногие политики и высшие военачальники, которые были посвящены в эту тайну в 1945 г.: в их представлении, первые ядерные бомбы всего лишь обещали фантастическое увеличение эффективности бомбардировок, которые уже и так проводили «летающие крепости» Лемея, и не должны были вызвать какой-либо существенный протест в самой Америке.

Лишь немногие ученые осознавали судьбоносное значение атомной энергии. Высказывание Черчилля по поводу ядерного оружия, сделанное им еще в 1941 г., свидетельствует о том, как слабо он понимал, о чем идет речь. На просьбу одобрить британскую программу разработки ядерного оружия Черчилль ответил, что в принципе не возражает против разработки новой перспективной технологии, хотя лично его устраивают и существующие взрывчатые вещества. Из переписки Трумэна (ставшего президентом США после смерти Рузвельта 12 апреля 1945 г.), Стимсона, Маршалла и других можно сделать вывод, что они понимали, какой разрушительной мощью обладает атомная бомба, но не представляли, что ядерная энергия откроет новую эру человечества. Так, Маршалл до августа 1945 г. не прекращал подготовку к высадке на Японские острова: он не был уверен, что, даже если бомба будет сброшена и сработает как следует, это приведет к окончанию войны.

От генерал-майора Лесли Гровса, руководившего Манхэттенским проектом, требовалось как можно быстрее подготовить новое оружие, и его совершенно не волновали душевные терзания ученых, таких как Эдвард Теллер, который в отчаянии писал коллеге: «Я даже не надеюсь успокоить свою совесть. То, над чем мы работаем, настолько ужасно, что никакие протесты и обращения к политикам не спасут наши души»²⁶. В реальности обсуждалось лишь одно: будет ли достаточно для устрашения Японии одной лишь демонстрации действия бомбы или же ее следует сбросить на крупный населенный пункт. Группа ученых во главе с Робертом Оппенгеймером провели выходные 14–16 июля[28] в напряженных дискуссиях, и вот к каким выводам они пришли: «Те из нас, кто отстаивает вариант чисто технической демонстрации, хотели бы запретить использование атомного оружия, поскольку серьезно опасаются, что это нанесет урон нашим позициям на будущих переговорах. Другие подчеркивают возможность сохранить жизни американцев благодаря немедленному использованию бомбы в военных целях и верят, что это улучшит международные перспективы… Мы склоняемся скорее ко второй точке зрения: мы не можем предложить вариант технической демонстрации, которая могла бы привести к завершению войны и не видим приемлемой альтернативы прямому военному использованию»²⁷.

Даже Теллер убедил себя, и это вовсе не было глупостью, что весь мир должен увидеть и осознать невыразимые ужасы, которые может выпустить на свободу такое оружие. Атомный проект имел собственную инерцию развития, которую могли сдержать только два события: во-первых, Трумэн мог проявить невероятную гуманность и объявить атомную бомбу слишком ужасным оружием; во-вторых, и это более вероятная причина, японцы могли согласиться на безоговорочную капитуляцию. Но в середине 1945 г. перехваты секретных каблограмм и публичные заявления официального Токио говорили о том, что Япония ожесточенно сопротивляется такому исходу войны.

Неизбежность поражения Японии была очевидна союзникам как с военной, так и с экономической точки зрения; исходя лишь из этого, применять атомную бомбу было необязательно. Но в таком случае американским солдатам предстояло многие месяцы, а то и годы подавлять очаги фанатичного сопротивления по всей Азии, и такая перспектива не могла не ужасать. В Токио верили, что доблестное сопротивление на собственно японской территории спасет страну от полного поражения. В мае 1945 г. начальник японского генерального штаба генерал Ёсихиро Умецу с характерной претенциозностью пишет в газетной статье: «Надежный путь к победе в решающей битве лежит в объединении всех ресурсов империи для военных целей, в мобилизации всех сил нации, физических и духовных, для уничтожения американских захватчиков. Создание метафизического духа жизненно необходимо для победы в решающей битве. Активное устремление к агрессивным действиям всегда будет играть важную роль»²⁸. Штабной офицер, майор Ёситака Хориэ, делавший курсантам доклад о текущих событиях, получил замечание от офицера Управления военно-учебной подготовки: «Ваши лекции производят такое гнетущее впечатление, что офицеры, которые их слушают, потеряют волю к борьбе. Вы должны заканчивать их на высокой ноте, убеждая слушателей, что в Императорской армии по-прежнему царит высокий боевой дух»²⁹.

Некоторые современные критики применения атомных бомб игнорируют тот факт, что каждый новый день войны означал гибель для тысяч пленных и рабов Японской империи во всей Азии. И все же союзники могли бы привести японских милитаристов в замешательство, публично заявив о том, что не намерены вторгаться на Японские острова, а наоборот, намерены продолжать бомбардировки, пока японцы не капитулируют, и свернуть подготовку к операции Olympic. Трумэн укрепил бы свою репутацию, если бы перед бомбардировками Хиросимы и Нагасаки выдвинул японцам развернутый ультиматум. Потсдамская декларация, подписанная западными союзниками 26 июля, грозила Японии «быстрым и полным разрушением», если та откажется немедленно капитулировать. Эта фраза много значила для лидеров союзных стран, знавших, что на полигоне Аламогордо уже прошла успешные испытания первая атомная бомба. Но для японцев это было лишь повторением прежних угроз о бомбежках и вторжении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.