Глава 13. Медаль за бой, медаль за труд

Глава 13. Медаль за бой, медаль за труд

19 апреля 1958 года Грушину было присвоено звание главного конструктора первой степени. К этому времени однозначно утвердилось его непререкаемое лидерство в коллективе, его права и обязанности руководителя. И все?таки, несмотря на столь значительный груз ответственности, Грушин был по?человечески счастлив от сознания того, что его коллектив самоотверженно работает, выполняя задания, непрерывно исходящие из его кабинета, реализовывая идеи, которые беспрерывно рождались в его голове.

Собственно и коллектив активно участвовал в создании очень непростой конструкторской школы Грушина. Непростой – по необходимому для эффективной работы интеллектуальному уровню, по образу мышления, по складывавшемуся стилю и традициям во взаимоотношениях между сотрудниками. Коллектив буквально на глазах приобретал монолитность, формировался в единый, живущий по своим законам организм, именуемый научной, конструкторской и производственной школой.

«Работать под руководством Грушина было чрезвычайно интересно, – вспоминал начальник конструкторской бригады Г. А. Станевский. – Чрезвычайный интерес вызывала у нас каждая новая ракета, поскольку работа над ней заставляла думать и расти вместе с делом. Для нас было каким?то особенным удовольствием создавать новые ракеты, хотя Грушин был очень требовательным конструктором. Так, он не допускал никакой расхлябанности, небрежного отношения к работе. Этого он страшно не терпел, независимо от того, кто ты есть, какую должность занимаешь. И делая свои разносы, Грушин зачастую был беспощадным. Сам же он работал непрерывно, очень много работал над собой. Каждую конструкцию, которую создавали на предприятии, он обдумывал до основания. Помнил о том, какие в ней будут установлены агрегаты, когда они будут поставлены смежниками».

«Чертежи, которые мы разрабатывали в отделе, – вспоминал начальник бригады двигательного отдела В. П. Исаев, – Грушин досконально рассматривал и давал не то чтобы ценные указания, а иной раз не оставлял на чертежах чистого места! Разбираясь с той или иной конструкцией, он обычно садился за свой большой стол, приглашал к себе в кабинет всех заинтересованных лиц, вплоть до рядовых конструкторов. Причем не терпел незнания вопроса. Если кто?то что?то такое не знал, это была беда! И поэтому перед выходом к Грушину мы готовили все необходимые документы, материалы, расчеты, потому что он влезал в самые дебри конструкции».

Безусловно, «виной» этому энтузиазму была молодость, не столько физическая, сколько духовная молодость коллектива, все работники которого прекрасно осознавали, что именно от их работы зависит исход вполне реального и крайне опасного военного конфликта. А потому на выполнение любого задания отводились кратчайшие сроки, и каждый неудачный результат не только болью отзывался в душе, за него строго спрашивали и наказывали. И это накладывало заметный отпечаток на психологию коллектива.

Сегодня можно удивляться, как Грушин и его соратники осмеливались на выполнение столь больших объемов работ. Новые проекты и работы завязывались буквально каждый месяц, непрерывно ставились и решались все новые и новые задачи, обновлялся состав смежников, с которыми на предприятие приходили не только новые познания, но и новые возможности.

Конечно, творческий поиск ученых и конструкторов приходилось «втискивать» в чрезвычайно жесткие сроки и осуществлять под неусыпным контролем руководства, которое не одобряло безразмерный полет фантазии и не особенно баловало премиями. Впрочем, последнее было не от скупости – все жили в то время одинаково небогато.

И все?таки в 1958 году на предприятие впервые пролился дождь наград и премий. Еще в марте из О КБ?2 в только что созданный ГКАТ был отправлен первый подробный отчет о своих разработках. В нем, кроме уже сданных на вооружение РС?1?У и В?750, был отмечен целый ряд перспективных работ, которые свидетельствовали о том, что у предприятия есть серьезный задел на будущее. В этот задел входили только что совершившая первые пуски противоракета В?1000 и только еще готовившиеся к пускам зенитные ракеты В?600 и В?625, корабельная модификация «750?й» – В?753, авиационные К?5М, К?6 и К?6В. Не были забыты в отчете и готовившиеся к предъявлению на совместные испытания В?750Н и В?750В, а также готовившаяся к предъявлению на контрольные испытания в составе системы С?75 «Десна» ракета В?750ВН.

Создание последней было предписано Постановлением Совета Министров от 11 декабря 1957 года, которым была принята на вооружение СА?75. В ракете В?750ВН должны были соединиться основные качества В?750Н и В?750В – увеличенная высота боевого применения, бортовая радиоаппаратура, работающая в изначально предлагавшемся 6?сантиметровом диапазоне, чем обеспечивалась повышенная помехозащищенность работы аппаратуры радиоуправления.

Большой интерес для будущего представляли и выполнявшиеся на предприятии экспериментальные работы. В отчете была упомянута ракета В?750ИР, которую предполагалось оснастить разработанным в КБ?1 импульсным радиовзрывателем и более эффективной боевой частью.

Еще одна экспериментальная ракета В?754 разрабатывалась с лета 1956 года, и ее основным отличием должна была стать установка полуактивной головки самонаведения. Ожидалось, что первая «754?я» будет изготовлена к лету 1958 года. Целью другой экспериментальной ракеты, имевшей обозначение В?750П, было исследование в летных условиях аэродинамической схемы «поворотное крыло».

Находился в работе и вариант «750?й» под обозначением В?752, который должен был оснащаться двумя боковыми твердотопливными ускорителями. К весне 1958 года были выполнены рабочие чертежи этой ракеты, и подходило к завершению изготовление серии из десяти ракет.

Отдельно в отчете фигурировала и самая «закрытая» ракета из семейства «750?х», вошедшая в историю под обозначением В?759. Из других ракет своего семейства она в первую очередь выделялась боевой частью, получившей обозначение специальной, или попросту ядерной.

Следует отметить, что в 1950?е годы как зарубежные, так и отечественные военно?политические руководители проявляли большой интерес к возможностям ядерного оружия. Атомная бомба в расчетах стратегов и политиков все еще воспринималась в качестве чрезвычайно мощного взрывного устройства, а не как «оружие судного дня». В результате ядерные боеголовки разрабатывались и изготавливались даже для относительно небольших неуправляемых ракет, внедрялись во все рода войск и предоставлялись в распоряжение командиров войсковых частей, а то и подразделений. Проводились и испытания со «штатными» подрывами подобных малоразмерных боеголовок.

Естественно, что появление малогабаритных ядерных зарядов привлекло к ним внимание и разработчиков средств борьбы с самолетами. Так, в мае 1955 года появилось сообщение, что американская зенитная ракета «Найк?Аякс» может быть оснащена небольшим ядерным зарядом, позволяющим увеличить радиус поражения самолетов до 400 м. А 19 июля 1956 года в небе американского штата Невада над равниной Юкка был произведен первый пуск авиационной неуправляемой ракеты «Джини», оснащенной 1,5?килотонной ядерной боеголовкой. Ракета была запущена с истребителя F?89 «Скорпион», который сразу же после пуска отвернул назад, чтобы не попасть в зону поражения собственной ракеты. Ракета же, пролетев около 5 км, взорвалась. В соответствии с докладом наблюдателей из ВВС США, которые находились на земле, непосредственно под местом взрыва «немедленных неблагоприятных последствий от выпадения радиоактивных осадков отмечено не было».

На фоне подобных «достижений» более чем оправданным считалось и применение атомных боезарядов на отечественных зенитных ракетах, предназначенных для применения в том числе над густонаселенными районами собственной территории. И одним из таких боезарядов была оснащена В?759, поступившая в дальнейшем на вооружение, модернизированная и затем ушедшая в историю…

Весной и летом 1958 года фрагменты из отчета ОКБ?2 кочевали по инстанциям, где принималось решение о том, каким образом следует отметить разработчиков новейшего ракетного оружия. Окончательное решение было принято 25 июля, когда за успешную разработку и сдачу на вооружение ракеты В?750 Петру Дмитриевичу Грушину присвоили звание Героя Социалистического Труда. Руководимое им предприятие наградили орденом Ленина, и пяти работникам (Г. Е. Болотову, Е. С. Иофинову, Ю. Ф. Красонтовичу Ф. С. Кулешову и Н. И. Степанову) присвоили звание лауреатов Ленинской премии. Еще 217 работников предприятия были награждены орденами и медалями.

* * *

Получив от председателя ГКАТ Петра Васильевича Дементьева сообщение о высокой награде, Грушин узнал и о том, что на середину сентября в Капустином Яре был запланирован первый широкомасштабный показ советскому руководству ракетной техники. За год до этого, когда Хрущев посетил полигон, был решен вопрос о принятии на вооружение «75?й» системы. Теперь же Дементьев порекомендовал Грушину подготовить к новому показу все что возможно, не только сданные на вооружение, но и перспективные ракеты.

Список экспонатов, предназначенных для показа, был подготовлен быстро. Также быстро были намечены и способы их доставки на полигон. К тому времени в Капустином Яре на различных стадиях подготовки к пускам находилось несколько десятков «750?х» различных вариантов. Предполагалось также доставить серийный образец РС?1?У, макеты В?1000 и В?600. Однако приехавший в один из августовских дней на предприятие, «по?устиновски», без предупреждения, Дмитрий Федорович, ознакомившись с подготовленным Грушиным списком, предложил усилить намеченный показ демонстрацией настоящего образца ракеты В?600, а еще лучше – подготовить к визиту Хрущева проведение пусков этой ракеты в Капустином Яре. Заручившись поддержкой Устинова и Дементьева, Грушин начал интенсивно разворачивать работу.

Он хорошо понимал, что никакие отчеты об успешных пусках В?600 в Крыму, на которые можно будет сослаться при докладе руководству страны, не смогут заменить ее непосредственного сравнения с В?625. Но для этого в Капустин Яр предстояло не только доставить ракеты и подготовить техническую позицию. Наиболее серьезной преградой для подготовки пусков являлось отсутствие в Капустином Яре пусковой установки. На приморском полигоне для В?600 использовалась спроектированная ленинградским ЦКБ?7 пусковая установка ЗИФ?ИР?92. Однако перевозить ее в Капустин Яр было делом немыслимо долгим и, самое главное, требовавшим многочисленных согласований…

Впрочем, выход из непростого положения был найден быстро – высказанная на первом же совещании по подготовке к демонстрационному показу на полигоне мысль о возможности использования для пусков В?600 находившейся в Капустином Яре старой пусковой установки 140Е была мгновенно воспринята Грушиным как единственно реальная.

Правда, использовавшаяся в 1954?55 годах для пусков ракеты ШБ установка 140Е более трех лет простояла без дела. Но в течение нескольких недель работниками полигона и испытателями ОКБ?2 она была возвращена к жизни: привезена на предприятие и отремонтирована, после чего к ее стреле была неоднократно «примерена» В?600. В начале сентября 140Е вновь установили на полигоне. Вслед за ней туда были отправлены четыре изготовленные в срочном порядке В?600.

Утром 12 сентября 1958 года в Капустин Яр на показ, названный по?боевому – «Операция „Береза“», прибыли руководители партии и правительства. У каждой из представленных ракет им предстояло выслушать о ней доклад и осмотреть ее основные элементы. Как и предполагалось, вставленная в доклад строчка о возможности применения В?600 в составе ракетных комплексов сразу двух видов вооруженных сил произвела на Хрущева и его окружение самое благоприятное впечатление. Об этом сам советский руководитель не преминул сообщить вечером во время подведения итогов показа, состоявшегося в полигонном Доме офицеров. Как вспоминал присутствовавший на этом разборе Грушин, Хрущев в тот вечер был чрезвычайно энергичен, он не стал подниматься на трибуну, а говорил, стоя около первого ряда, где сидели высшие военачальники и руководители страны.

Спустя две недели после «Операции „Береза“», 25 сентября 1958 года, ракета В?600, подготовленная для проведения автономных испытаний в Капустином Яре, впервые стартовала в этих местах. В последующие две недели было проведено еще три подобных пуска, в ходе которых рули ракеты отклонялись, выполняя команды, поступавшие от бортового программного механизма. Все четыре пуска прошли без существенных замечаний. Но, конечно, гораздо более значительным являлся политический аспект этих пусков: руководству полигона был наглядно продемонстрирован успешный ход работ в ОКБ?2 над новой ракетой.

Следующая серия автономных испытаний В?600 началась в конце ноября и была проведена в Крыму на новом стенде?макете ЗИФ?101. Существенных замечаний к ракете в этой серии пусков также не было. 4 февраля 1959 года Грушин подписал подготовленный по результатам этих испытаний отчет, основным выводом которого было то, что этап автономных испытаний В?600 закончен.

Таким образом, предложение Грушина об использовании В?600 в составе С?125 было подкреплено вполне реальными результатами.

Конечно, создание унифицированной ракеты было далеко не простым делом. Прежде всего, требовалось обеспечить совместимость ракеты с существенно различавшимися наземными и корабельными системами наведения и управления, различным оборудованием и вспомогательными средствами. Различались и требования Войск ПВО и флота. Например, для С?125 считалась достаточной минимальная высота поражения целей порядка 100 м. На момент начала разработки «125?го» комплекса эта высота соответствовала ожидаемой нижней границе применения боевой авиации по наземным целям. Для флота же требовалась ракета, способная поражать противокорабельные ракеты, летящие над относительно ровной морской поверхностью на высотах порядка 50 м. Различным был и способ размещения ракет перед стартом. Ввиду значительных ограничений по габаритным размерам и особенностям старта в условиях качки они должны были подвешиваться под направляющими, на бугелях, расположенных на стартовой ступени. На наземной пусковой установке ракета, наоборот, должна была опираться бугелями на направляющую.

Как и всякая усложняющая задачу идея, унификация ракеты была поддержана далеко не сразу. Так, ветеран Войск ПВО Борис Николаевич Перовский в книге «Грани «Алмаза» отметил один из эпизодов, происшедших при обсуждении хода работ по С?125 на совещании у заместителя главкома ПВО П. Н. Кулешова:

«После моего очень краткого вводного вступления докладывает М. Г. Олло. Его слушают спокойно, никто не перебивает. Следующим докладывает Петр Дмитриевич Трушин. Как всегда резко. Безапелляционно. По его мнению, только его ракета может быть нормально использована в С?125. Ракета же КБ?82 якобы вообще не может быть доведена до состояния нормального серийного производства.

Потом встает представитель КБ?1, пожилой, интеллигентный конструктор Д. Л. Томашевич – опытный ракетостроитель, работавший когда?то ранее вместе с П. Д. Трушиным, и начинает спокойно, квалифицированно, убедительно разбивать по порядку все доводы Петра Дмитриевича.

Петр Дмитриевич понимает, что вот?вот наступит катастрофа, вскакивает и, перебивая Томашевича, раздраженно почти кричит:

– Да что это за безобразие? Куда меня пригласили? Что здесь за люди? Какие?то посторонние с улицы начинают нас учить! Здесь люди, не допущенные к этой тематике! Я прошу убрать отсюда посторонних…

Весь красный, с багровой шеей (что всегда у него является признаком сильнейшего волнения) поднимается Александр Андреевич Расплетин и перебивает крик Трушина:

– Петр Дмитриевич, прекратите! Это не человек с улицы. Это сотрудник КБ?1. У нас работают только допущенные люди. Я прошу уважать КБ?1 и изменить тон».

Впрочем, через несколько месяцев тон разговоров с Грушиным в КБ?1 все?таки пришлось изменять. Зимой – весной 1959 года очередная серия неудач при испытаниях В?625 поставила под сомнение возможность выполнения директивных сроков по созданию всей системы. К этому времени в ОКБ?2 был подготовлен проект ракеты В?601, предназначенной для системы С?125. По геометрическим, массовым и аэродинамическим характеристикам эта ракета была аналогична В?600. Ее основным отличием была установка совместимого с С?125 блока радиоуправления и визирования.

Первое автономное испытание В?601 в Капустином Яре было проведено 17 июня 1959 года. В тот же день состоялся 20?й пуск В?625, во время которого она вновь отклонилась от заданного направления и не попала в сектор обзора РЛС наведения.

Еще два успешных пуска В?601 (вскоре получившей обозначение В?600П), проведенных 30 июня и 2 июля, окончательно определили выбор ракеты для С?125. 4 июля 1959 года руководством страны было принято Постановление, в соответствии с которым в качестве зенитной ракеты для системы С?125 была принята В?600П. Срок представления ракеты на совместные летные испытания был обозначен первым кварталом 1960 года. Вместе с тем перед ОКБ?2 поставили задачу увеличения зоны поражения, в том числе и высот перехвата целей.

Одновременно с этим работы по ракете В?625 были прекращены. Тем не менее во второй половине 1959 года на полигон доставили несколько доработанных на 82?м заводе ракет В?625. Ее разработчики планировали провести испытания в составе С?125, но соответствующего разрешения так и не последовало. Как говорится – поезд ушел! Разработчикам В?625 оставалось довольствоваться лишь тем, что своей работой они дали «путевку в жизнь» аэродинамической схеме «поворотное крыло», использованной в те же годы для ракет, разрабатывавшихся для ЗРК «Круг» и «Куб».

Спустя шесть дней после принятия постановления, был проведен первый пуск В?601 в замкнутом контуре управления, по электронной цели – «кресту». Испытание прошло весьма успешно: ракета пролетела на минимальном расстоянии от назначенной ей точки, подтвердив, что Грушин умеет доказывать свои слова делом. И как доказывать!

Впрочем, у любого успеха всегда бывают две стороны. Конечно, со временем у Грушина появились и недоброжелатели, и трения с другими руководителями. Но в той системе, в которой он работал, с ее многоуровневой структурой управления, у сообразительного и решительного человека находились и свои козыри. Одним из главных среди них было приобретение поддержки со стороны, например от военных заказчиков, аппарата министерства, ВПК, Совета Министров или оборонного отдела ЦК.

«В Грушина очень верили и всемерно помогали Устинов, его заместитель С. И. Ветошкин, руководитель авиапромышленности Дементьев, – вспоминал Р. Б. Ванников. – Устинов много раз приезжал на предприятие и интересовался не только тем, как идет разработка ракеты, но и жизнью коллектива, ведущимся строительством. Так, после завершения строительства главного корпуса предприятия Устинов, Грушин и я прошли по всем его этажам, поднялись на четвертый этаж. И здесь, оценивающе выглянув в окно, Устинов заметил: „Петр Дмитриевич, здесь у вас перед входом большая клумба с цветами, а в недалеком будущем к вам будут приезжать много машин, и их негде будет поставить“. Грушин сразу же с ним согласился. В результате перед зданием была оборудована большая асфальтированная площадка. А с Ветошкиным и Дементьевым у Петра Дмитриевича вообще были дружеские отношения, дружили и их семьи.

Приехав однажды из санатория, Грушин рассказывал, что его с женой поначалу поселили в каком?то неудобном домике. Когда в первый вечер они прогуливались с Зинаидой Захаровной, им повстречались Ветошкин с женой, которых, как оказалось, разместили в новом просторном корпусе. Обменявшись приветствиями и разговорившись, Трушины посетовали на неожиданные неудобства. И Сергей Иванович немедленно пошел к руководству санатория и добился перевода Трушиных к нему, в главный корпус. Когда со временем Ветошкин вышел на пенсию, то поселился на своей даче, которая находилась неподалеку от „Факела“, и Трушин лично заботился о том, чтобы у него не было неудобств с проживанием в этом месте.

Энергия, которую Грушин придавал любой работе, чувствовалась во всем. Мне было с чем ее сравнивать. До направления на работу к Трушину я работал в военной приемке у С. П. Королева. И с похожими качествами я сталкивался и работая с Королевым: оба самородки, конструктора от бога, очень активны и грамотны, они излучали такую же энергию, такие же флюиды, которые заставляли чуть ли не подчиняться их силе воли.

Близки они были и характерами. Особенно, когда надо было бороться за свои конструкции, за свои решения. И оба они не любили, когда кто?то вмешивался в их работу, давал советы и наставления.

Была между ними и серьезная разница. Грушин до своего назначения главным конструктором ОКБ?2 прошел очень серьезную технологическую школу, был главным инженером на авиационных заводах, занимался серийным производством самолетов. Он был очень компетентен в вопросах производства, технологий и поэтому мог пожертвовать какой?нибудь интересной конструкторской мыслью, исходя из интересов производства. И всегда стремился к тому, чтобы ракета была проста в изготовлении, была более дешевой, чтобы серийные заводы не сталкивались с проблемами при ее изготовлении.

Стоит выделить и еще одну особенность Трушина – его стремление к созданию ракет, которые бы отличались оригинальностью, без каких?либо заимствований. То есть свои ракеты, свои конструкции. И в каждой его ракете реализовывалось что?то новое, что?то еще более перспективное, чего не было на предыдущей ракете. Показательный случай произошел на моих глазах, после того была закрыта работа по „625?й“ ракете Потопалова и Олло. Работавшая на их предприятии военная приемка ГАУ, которую возглавлял полковник В. Б. Панченко, из Тушино была переведена сначала на 41?й завод, а затем к нам, в ОКБ?2.

Однажды Трушин собрал совещание, в кабинете полно народа, я от военной приемки сижу один. Вдруг входит в кабинет целая команда офицеров и тут же сели за стол. Работая в Тушино, они привыкли к тому, что они хозяева положения. Грушин внимательно на них посмотрел, но ничего не сказал и продолжил совещание. И вот во время совещания Панченко со свойственным ему апломбом говорит:

– Петр Дмитриевич, а вот у ракеты Олло поворотное крыло, почему бы вам на ракету не поставить поворотное крыло?

Я смотрю, Трушина прямо передернуло. Но он ничего не сказал, промолчал и быстро закрыл совещание. Все выходят, а мне он говорит:

– Рафаил Борисович, останься.

– Это кто такие? – а тогда мы, представители заказчика, все в военной форме ходили. Я говорю:

– Это представители ГАУ. Они теперь работают у нас. Он говорит:

– Да, мне что?то говорили. Ольга Михайловна, – нажал звонок, – немедленно скажите Ромашко (заместителю Трушина по режиму), чтобы сегодня же им забили пропуска.

На следующий день они приходят, а на проходной их не пускают. И потом уже руководству ГАУ пришлось уговаривать Трушина, чтобы он их вернул на предприятие. Вот так он не терпел, когда вмешиваются в его конструкторскую работу, тем более когда предлагают чьи?то другие конструкции».

* * *

Ожидание вручения наград предприятию оказалось длительным. За напряженной работой пролетели осенние месяцы, началась зима. Только в середине декабря в ОКБ?2 зачастили непривычного вида гости, изучавшие предприятие по одним им ведомым признакам. И вот утром 30 декабря в кабинете у Грушина зазвонила «кремлевка». Сняв трубку, Грушин не сразу узнал голос Хрущева:

– Слушай, Грушин, как у тебя со временем? Я собрался заехать к тебе после обеда. Вручить звезду, чайку попить…

Конечно, Грушин ответил согласием на это предложение. И уже через несколько часов по химкинским улицам проследовал кортеж из нескольких десятков легковых автомашин. Как и все подобные визиты руководителя государства на ракетную фирму, этот приезд должен был стать и деловым и познавательным. Вручение предприятию ордена Ленина, а его руководителю звезды Героя Социалистического Труда было, конечно же, только поводом для такого приезда.

Непосредственно перед самим приездом Хрущева Грушина предупредили, что Никита Сергеевич заедет к нему на час?полтора. Собственно начало визита было именно таким – в быстром темпе гости обошли сборочный цех, где была готова выставка ракет, уже созданных в КБ, и модели тех, что только еще разрабатывались. Звучали короткие доклады, пояснения, реплики… Гости, а среди сопровождавших Хрущева были секретарь ЦК Леонид Ильич Брежнев, секретарь МГК КПСС Иван Васильевич Капитонов, Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Ян Вольдемарович Пейве, секретарь Президиума Верховного Совета СССР Михаил Порфирьевич Георгадзе, Председатель ГКАТ Петр Васильевич Дементьев, очень внимательно и заинтересованно слушали.

Слова, которые произносились Грушиным и его заместителями, весомо подкрепляли не только ракеты и макеты, но и новые производственные корпуса предприятия, лаборатории, стенды, новый главный корпус, в котором разместились проектные и конструкторские отделы КБ. В общем, фирма находится на подъеме, а ее руководитель полностью соответствует самым высоким требованиям – такой вывод напрашивался сам собой и у Хрущева, и у тех, кто его сопровождал.

Подробности этого визита на предприятие остались в памяти у его свидетелей на десятилетия вперед.

«Непосредственно в день приезда Хрущева меня вызвал к себе секретарь парткома А. М. Хлебин, – вспоминал тогдашний руководитель комитета комсомола предприятия Юрий Михайлович Гусев, – и сказал: „К нам едет Никита Сергеевич и другие товарищи из ЦК КПСС, организуй, пожалуйста, дежурство комсомольцев“. Уговаривать никого не пришлось – все, к кому я обращался, мгновенно соглашались. Наиболее запоминающееся событие в тот день состоялось в механическом цехе. Туда собралось все предприятие. Конечно, посмотреть на руководителей партии и правительства было интересно каждому».

Конструктора Анатолия Гурьевича Шлапака и еще нескольких человек незадолго до приезда Хрущева пригласили в кабинет заместителя руководителя предприятия Кутепова. Здесь им было сказано о том, что планируется посещение предприятия Хрущевым и они должны подготовить речь, с которой выступить после слов Никиты Сергеевича.

«Я написал свое выступление, – вспоминал А. Г. Шлапак, – а потом меня попросили зайти в соседний кабинет, в котором были какие?то незнакомые мне люди, которые попросили прочитать эту речь. Я ее прочитал, но мне ее тут же забраковали, сказали, что это не годится. Сказали, что надо побольше сказать о благодарности Родине, правительству за ту заботу, которую оно проявляет о нашем предприятии, о наших людях. И даже попросили включить туда фразу „о примкнувшем к ним Шепилове“.Я по молодости поначалу как?то взъерепенился, сказал, что нет. Но в ответ мне сказали, чтобы я понапрасну не рассуждал, а писал, что мне говорят. Я написал, как предлагали. Это прочитали и одобрили. Затем нас собрали всех в первом цехе, куда вскоре пришел целый ряд товарищей, в том числе Никита Сергеевич, Петр Дмитриевич, Брежнев, те, кто их сопровождал. Честно говоря, у меня начался такой мандраж, что я даже испугался. Ведь одно дело выступать перед своими, а когда после Хрущева…

Никита Сергеевич говорил не очень долго, говорил о большом деле, которое делает наше предприятие, поблагодарил весь наш коллектив, в том числе Петра Дмитриевича за его работу, вручил ему награды, грамоты. Ответное слово Петра Дмитриевича было коротким, у него неожиданно сел голос, и он с трудом закончил начатую фразу. Ну а после длительных аплодисментов и так далее предстояло выступать и мне. Я исправно по бумажке прочитал все написанное, мне тоже аплодировали, и я, переведя дух, спокойно отошел в задний ряд».

«Вообще, это была непередаваемая минута, – вспоминал В. А. Жестков, – когда рядом можно было увидеть руководителя партии, правительства, с которым можно было пообщаться. И даже находясь в полусотне метров от него, мы испытывали большое волнение. Никита Сергеевич выступил с пламенной речью, обращенной к нам, работникам предприятия, с большой благодарностью. Похвалил нас за создание новейшего оружия и призвал еще больше трудиться, с большей отдачей сил и обратился к руководству предприятия, сказав, что предприятие получит все необходимое, все, что попросит руководитель, – государством будет оказана всяческая поддержка и помощь. После этого Никита Сергеевич сказал, что беседу нужно продолжить в домашней обстановке».

Заранее оговоренный жесткий регламент визита как?то сам собой скорректировался, и Хрущев пробыл в ОКБ?2 до двенадцати ночи, в столовой предприятия.

«Меня в числе других пригласили в столовую на банкет, – вспоминал А. Г. Шлапак. – На этом банкете был такой П?образный стол, в верхней части сидел Никита Сергеевич, Петр Дмитриевич, гости. А сбоку, недалеко, примерно так в метрах трех?четырех, окопалась наша группа – я, начальник литейного цеха Стрелец, начальник механического цеха Тарасенко. На столах было очень много всего, в том числе много водки. Много разных тостов было. Никита Сергеевич несколько раз поднимал тосты, но мы обратили внимание, что мы все пьем водку, а ему какой?то стоящий позади него мужичок в синенькую рюмку все время подливал из отдельной бутылки какую?то другую жидкость. Ну, и поскольку мы уже поднабрались довольно прилично, Тарасенко вдруг сказал: “А я хочу попробовать то, что пьет Хрущев“. Мы на него конечно поцыкали, но, к нашему удивлению, Никита Сергеевич повернулся назад, чего?то сказал, и этот мужик с бутылкой подошел к нам и налил нам в рюмки. Оказалось, коньяк, очень приятный, хороший коньяк».

«После „рюмки чая“, конечно, человек расслабляется, и неважно, будь он токарь, или генсек, или генеральный конструктор, они ведут себя просто как нормальные обыкновенные люди, – вспоминал Ю. М. Гусев. –Итак они повели себя за этим столом, начали петь. Никита Сергеевич, Петр Дмитриевич, Леонид Федорович Агапов, это первый секретарь химкинского горкома партии. Дошло и до старой революционной песни „Вышли мы все из народа“, которую подхватил весь зал. Пели и инженер, и токарь, и слесарь, и конструктор. Это было здорово!»

«В общем?то, я затянул песню „Вышли мы все из народа“ по недомыслию, – вспоминал Грушин. – И только пропев первый куплет, сообразил, что слов следующих куплетов этой песни я не помню. Но Хрущев ее подхватил и допел до конца…»

Восторг, который испытал Хрущев на предприятии, был просто неописуемым. Об этом потихоньку говорили Грушину люди из ближайшего окружения Никиты Сергеевича, которые сопровождали его в подобных поездках. Да и сам Хрущев не скрывал удовлетворения увиденным.

В этот день доверие руководства страны к молодому коллективу, которому едва исполнилось пять лет, но способному искать свои пути и не дающему пустых обещаний, было поднято на качественно новую высоту. Побочным, но не менее важным моментом этого визита стало последовавшее за ним решение множества самых насущных проблем предприятия, и в первую очередь жилищной. В течение ближайших лет неподалеку от предприятия появились целые кварталы жилых домов, в которых получили квартиры многие его работники.

* * *

Спустя три месяца после посещения предприятия Никитой Хрущевым, 28 марта 1959 года, Грушин стал генеральным конструктором. Еще через месяц, 25 апреля, ему была присвоена ученая степень доктора технических наук. Следующий шаг в его научной карьере состоялся 29 июня 1962 года, когда Грушина избрали членом?корреспондентом Академии наук по отделению технических наук. Кроме того что Грушин руководил предприятием, занимался научной и конструкторской работой, у него хватало забот, связанных с партийной и профсоюзной работой. Когда?то, еще в 1930?е годы, он избирался членом бюро и членом парткома МАИ, работал депутатом райсовета Краснопресненского района Москвы. Возглавив ОКБ?2, он также стал членом Химкинского горкома КПСС, а в 1959 году химчане избрали его депутатом Верховного Совета РСФСР.

Безусловно, получение подобного набора должностей, степеней, званий и «общественных нагрузок» в условиях тех лет было предопределено при условии успешной работы на основном направлении. И, конечно, Грушин любил приобретаемую им власть. Но не менее сильной его стороной было то, что он умел ее грамотно применять для пользы дела, чтобы двигать его вперед. Возможно, со стороны это выглядело несколько идеализированным, но в первую очередь власть была для Грушина не целью, а средством, позволявшим в кратчайшие сроки решать сложнейшие технические вопросы, поддерживать работу производства, переводить проектные, конструкторские и производственные мощности на решение возникающих проблем, не затрачивая времени на обсуждения и согласования.

«Грушин был чрезвычайно щепетилен при составлении и подписании бумаг, – вспоминал Р. Б. Ванников. – К этой работе он относился с такой же ответственностью, как к любой своей работе. Грушин никогда не подписывал даже самой пустяковой бумаги, если он не видел, что она будет выполнена. Петр Дмитриевич очень уважал свою подпись. Я уже не говорю, как скрупулезно он относился к подписанию каких?либо официальных бумаг. Если его подпись стояла не на том месте, он обычно, просмотрев документ, не говоря конкретно, что ему не понравилось, говорил, что бумагу надо исправить. Ко мне часто приходили с такими бумагами, не понимая, что же надо исправить. Хорошо зная характер Трушина, я говорил, что надо просто переставить его фамилию на другое место.

Идеально велось на предприятии и чертежное хозяйство. Скрупулезно вносились все изменения и никогда не нарушались ГОСТы. За эту работу отвечал очень опытный работник, начальник бригады А. И. Якубович.

Также и в своей общественной работе, когда он стал депутатом, то один раз в месяц он проводил прием жителей Химок и чрезвычайно переживал, когда не мог им помочь. Конечно, общественная деятельность отвлекала Трушина от основной работы. И носила она, в общем?то, специфический характер. Ведь развитие предприятия сопровождалось строительством города, которое по существовавшему порядку постоянно отставало от потребности и выполнялось не в наилучшем качестве. Дома сдавались с недоделками, но даже эти квартиры находили своих хозяев при зачастую странных обстоятельствах. И когда подошли следующие выборы, Трушин отказался от выдвижения в депутаты. На мой вопрос – почему? – он ответил, что большинство просьб приходивших к нему граждан касались жилья, а он в этом вопросе помочь им почти ничем не мог. Да и работа с заявлениями граждан сильно отвлекала его от основной работы».

Продолжавшийся подъем Грушина по административной лестнице, казалось, требовал и соответствующего расширения тематики, увеличения размеров предприятия, количества сотрудников. Но Грушин был противником значительного расширения штатов ОКБ?2. Иронизируя как?то над одним руководителем, в КБ которого работало свыше двадцати тысяч человек, Грушин дал такую оценку его возможностям по управлению подобной махиной:

– Ну как он может думать, что управляет своими работниками. Ведь это же все равно что выйти на берег моря и попытаться дирижировать волнами прибоя…

Решение этой проблемы пришло из авиации, где к тому времени уже был неоднократно опробован такой способ расширения тематики, как создание филиалов конструкторских бюро на базе серийных заводов. Как правило, с инициативой создания ОКБ выступало руководство завода, хорошо понимавшее то, насколько увеличится престижность их предприятия при переводе обычного серийного завода в категорию разрабатывающих предприятий.

Среди серийных заводов, изготавливавших ракеты, созданные в ОКБ?2, к середине 1958 года собственными конструкторскими бюро обладали подмосковный 455?й завод (авиационные ракеты РС?1?У и РС?2?У), 8?й завод в Свердловске и 464?й завод в Долгопрудном (первые варианты «750?х» ракет). Как правило, целями создания этих конструкторских бюро являлись разработка новых образцов ракет, модернизация разработок уже выпускаемых серийно, а также ускорение доводки и улучшение технологических характеристик ракет. Возглавлялись новые конструкторские бюро «своими» специалистами.

К лету 1958 года встал вопрос о создании конструкторского бюро на московском заводе № 41, и Грушин принял в его решении самое активное участие.

Из письма Председателя ГКАТ П. В. Дементьева заместителю Председателя Совета Министров СССР Д. Ф. Устинову:

«Постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР на ОКБ?2 ГКАТ возложена разработка и изготовление экспериментальных и опытных партий противоракет В?1000 и В?1100 и ЗУРВ?755, В?757, В?760, В?600, В?200, с модернизацией ракет В?750.

Для выполнения указанного объема работ в установленные сроки ОКБ?2 не располагает необходимыми конструкторскими и производственными мощностями.

В целях разгрузки ОКБ?2 и обеспечения своевременной отработки опытных партий противоракет и ракет В?200 прошу Вас рассмотреть на комиссии Совета Министров СССР по военно?промышленным вопросам и представить в ЦК КПСС предложения о переводе завода № 41 Московского городского СИХ на опытное производство ракетной тематики ОКБ?2 с организацией на нем филиала ОКБ?2».

Из письма заместителя Председателя Совета Министров СССР Д. Ф. Устинова, заместителя Председателя Совета Министров РСФСР В. М. Рябикова, Председателя ГКАТ СССР П. В. Дементьева в ЦК КПСС:

«… Имеющиеся конструкторские и производственные мощности ОКБ?2 оказались резко перегруженными и не могут обеспечить выполнение всех работ».

«… В связи с тем что опытная конструкторская отработка подобного типа ракет требует изготовления 120–150 ракет, а производственные мощности ОКБ?2 ограничены, еще в 1956 году при отработке „Системы?75“был подключен завод 41 для изготовления опытной партии ракет, а также на территории завода был организован филиал ОКБ?2 (отдел 30), который является калькодержателем на ракеты, переданные в серийное производство».

«… Для обеспечения выполнения Постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР по созданию противоракет и ЗУР считаем целесообразным:

– перевести завод 41 на опытное производство ракет тематики ОКБ?2, возложив на него также выпуск головных партий ракет,

– организовать на территории опытного завода 41 филиал ОКБ?2 ГКАТ с лабораторной базой для проведения научно?исследовательских и экспериментальных работ».

Результат этих обращений сказался спустя несколько месяцев после посещения Хрущевым ОКБ?2. В марте 1959 года филиал был создан, и в течение года количество его работников достигло 394 человек. Руководство новой организацией было поручено М. А. Любомудрову, ранее возглавлявшему бригаду проектов в ОКБ?2.

* * *

Принятие С?75 на вооружение стало лишь первым этапом на пути превращения системы в эффективное ракетное оружие. В дальнейшем систему ждал непростой этап ее освоения в войсках. Таким новейшим оружием должна была «насытиться» территория страны, для его обслуживания предстояло подготовить десятки тысяч специалистов?ракетчиков. А на первых порах зенитчиками?ракетчиками становились артиллеристы, многие из которых в те годы относились к ракетам, как к какому?то «чудо?оружию», способному поразить любого воздушного врага. И поначалу им действительно было от чего прийти в восторг!

Так, за 10 мин показательного учебного боя в небе над Капустиным Яром один дивизион С?75 поражал до пяти целей, следовавших с различных направлений друг за другом с интервалом 1,5–2 мин. На уничтожение одной цели расходовались в среднем две?три ракеты. После проведенного поединка вся эта техника сворачивалась и увозилась.

Как вспоминал Игорь Францевич Цисарь, офицер зенитного ракетного дивизиона С?75, которому в мае 1960 года довелось вступить в бой с американским самолетом?шпионом U?2:

«Наш дивизион получил новое оружие в августе 1959 года, когда началось поточное перевооружение зенитных полков с пушек на ракетные комплексы. Происходило это на полигоне Капустин Яр. Жара, песок скрипит на зубах. Почти до горизонта вытянулись позиции дивизионов, прибывших со всех концов страны. Окончательной проверкой получаемой нами техники становилась стрельба одной ракетой по воздушной мишени. После этого дивизион должен был отправляться к постоянному месту службы. Но успех сопутствовал далеко не всем – ракеты примерно каждого пятого дивизиона теряли управление и врезались в землю. Естественно, что в проштрафившихся дивизионах возникала маленькая паника. Происходило разбирательство, и выяснялась причина. Как правило, она состояла в том, что при старте ракеты начинала вибрировать кабина управления и вся находящаяся в ней аппаратура, отключались контакторы высокого напряжения передатчиков управления ракетой. Но „голь на выдумки хитра“, и мы находили нестандартные выходы из положения, не предусматривавшиеся никакими наставлениями и уставами».

Не обошлось без принятия нестандартных решений и при первом боевом использовании ракет Грушина, которое состоялось осенью 1959 года в небе над Китаем. Появление там новейшего советского оружия оказалось как нельзя более своевременным.

Тесные политические и экономические связи, существовавшие между СССР и КНР в 1950?е годы, сделали возможным реализацию многочисленных проектов, в том числе и в военной области. Например, в соответствии с подписанным 15 мая 1953 года межправительственным соглашением в середине 1950?х годов с помощью СССР в КНР было спроектировано и построено 12 авиазаводов, в том числе 2 самолетостроительных, 2 двигательных, авиаприборостроительный и радиолокационный. Со временем эти предприятия стали базовыми для авиационной и ракетной промышленности КНР.

Одновременно с этим в КНР поставлялся и ряд образцов ракетного оружия – авиационные, тактические и зенитные ракеты, роль которых особенно возросла в связи с разразившимся в конце августа 1958 года Тайваньским кризисом. В то время широкомасштабные поставки американского оружия на Тайвань значительно усилили тайваньскую армию, в авиации которой появилось несколько высотных самолетов?разведчиков RB?57D, а в дальнейшем и пресловутый «Локхид U?2». Вооружавшие Тайвань американцы не были альтруистами – главной целью для разведывательных полетов, которые предстояло выполнять тайваньским летчикам, было получение необходимой США информации о состоянии в КНР работ по созданию ядерного оружия.

Уже за первые три месяца 1959 года RB?57D совершили десять многочасовых высотных полетов над КНР. В июне 1959 года самолеты?разведчики дважды пролетали над Пекином. Приближавшееся празднование 10?й годовщины образования КНР значительно усугубляло ситуацию с этими полетами, и вполне реальными выглядели предположения о возможности срыва юбилейных торжеств. В этой обстановке после обращения к СССР китайского руководства, в условиях повышенной секретности в Китай были доставлены пять огневых и один технический дивизион С?75, включая 62 ракеты.

К весне 1959 года первые боевые расчеты, состоявшие из китайских военнослужащих, были подготовлены к боевой работе. Одновременно для обслуживания ракетного оружия в Китай была направлена группа советских специалистов. Как вспоминал один из них, полковник Виктор Дмитриевич Слюсар:

«В конце сентября 1959 года командующий ВВС и ПВО Народно?освободительной армии Китая генерал Чен Цзюн доложил министру обороны Линь Бяо о готовности зенитной ракетной группировки ПВО Пекина к выполнению боевых задач. Мы в свою очередь доложили об этом же старшему группы советских военных специалистов в Китае – генерал?полковнику артиллерии Н. М. Хлебникову, который сообщил об этом в Москву».

30 сентября, в день празднования 10?й годовщины образования КНР, когда на праздничной демонстрации в Пекине присутствовали не только руководители КНР, но и руководство СССР и ряда других стран, все зенитные ракетные дивизионы находились на боевом дежурстве. Однако до 4 октября никаких полетов над КНР не было. Лишь рано утром 5 октября с тайваньского аэродрома взлетел самолет, взявший курс на материк. Вскоре он пересек береговую черту и направился к городу Нанкин на высоте 20–21 км. Поднятые на его перехват истребители вышли на свою предельную высоту (15–17 км), но достать разведчика не смогли. В тот день он так и не вошел в зону действия ракет С?75 – развернулся назад, не долетев 500–600 км до Пекина.

Как вспоминал В. Д. Слюсар:

«Все повторилось ранним утром 7 октября. Самолет пересек береговую черту КНР на высоте 18 км и направился в сторону Пекина. Когда он подошел к нему на дальность 400–500 км, ракетные дивизионы были переведены в боевую готовность. Одновременно в воздух были подняты истребители?перехватчики, получившие задание набрать максимальную высоту и следовать к цели. В свою очередь цель вновь вышла на 20?километровую высоту, где ее достать могли только ракеты. Радиолокаторы обнаружили цель на дальности около 320 км, командующий ВВС и ПВО, утверждавший мои команды, доложил министру обороны. Тот отдал распоряжение – если есть полная гарантия уничтожения самолета противника, огонь открыть, если нет – не открывать. Переводя с китайского, это означало, что всю ответственность я должен был взять на себя. В ответ Линь Бяо было доложено, что уверенность есть и „добро“ на пуск ракет было получено».

Вслед за этим все находившиеся в воздухе китайские летчики получили приказ немедленно покинуть зону возможного обстрела. Команда на пуск первой ракеты была отдана в 12.04 по местному времени. С интервалом в несколько секунд были запущены еще две ракеты. Все они разорвались в районе цели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.