АЛЕКСЕЙ КОСЫГИН

АЛЕКСЕЙ КОСЫГИН

Это известно всем: Косыгин был выдвиженцем Сталина. Как Устинов, Громыко, Жуков и многие другие. Выдвигались люди знающие, надежные, на которых можно было положиться в трудный час. Мы практически ничего не знали об этих людях. Мы знали только их официальные биографии. И все-таки в народе складывалось вполне определенное отношение к ним. Разве не помните? Суслова, например, недолюбливали. А вот к Косыгину отношение было теплое, о нем говорили с откровенной симпатией. Теперь, когда мы узнали о бывших вождях почти все, подтвердилась извечная истина: народ всегда прав. Прав был народ в своем теплом отношении к Косыгину.

«Если бы меня попросили выделить что-то главное, определяющее в личности Алексея Николаевича Косыгина, я бы сказал: цельность натуры. Он всегда был самим собой, серьезным, внутренне собранным, с обостренным чувством ответственности за свои решения и действия, требовательным и справедливым. Не терпел некомпетентности и верхоглядства, но легко прощал мелкие погрешности и недочеты. Никогда слепо не следовал догмам, тем более предрассудкам. Его жизненным компасом был здравый смысл. Как в экономике, так и в политике. Несмотря на свою внешнюю сухость, даже суровость, умел располагать к себе людей – от глав государств до официантов, от академиков до школьников.

Никогда не видел его в состоянии праздности, даже на отдыхе. Разве только в баке, где он, как истинно русский человек, позволял себе по-настоящему расслабиться. Он был общителен и раскован в хорошей компании близких ему людей. Терпеть не мог сальных анекдотов и иных пошлостей. С другой стороны, примечал живинку в большом и малом. Но и святошей его тоже нельзя было назвать.

Алексей Николаевич был однолюб. Он очень тяжело переживал кончину супруги Клавдии Андреевны в мае 1967 года…

Никогда не замечал у него проявлений барства, неуважительного отношения к тем, кто рядом. О человеческих качествах Косыгина говорит и то, что у него годами оставался стабильный состав личной охраны и работников других служб, которые обеспечивали его повседневные нужды. Люди это ценили и отвечали взаимностью». Так пишет наш земляк и мой друг Борис Терентьевич Бацанов, который проработал у Алексея Николаевича Косыгина четырнадцать лет помощником.

Я могу добавить к этому кое-какие штрихи…

* * *

Много лет подряд Алексей Николаевич приезжал лечиться в Кисловодск в санаторий «Красные камни», в один и тот же номер 27 на втором этаже. Предлагали ему отдыхать на даче, но он отказывался: «Я привык быть со всеми». Поднимался рано, в шесть часов утра уходил на терренкур, то есть на прогулку. После обеда – часовой сон и работа над документами. Вечером – кино или опять прогулка. Не любил застолий и азартных (и не только) игр. Застолье допускалось два раза в месяц – в связи с приездом и отъездом. Выпивал одну-две рюмки коньяка. Пищу любил простую. Питался в общей столовой.

Не любил Косыгин, когда вокруг него суетились, пытались услужить. Однажды, заметив, что его автомашину в Кисловодске сопровождают две машины ГАИ, возмутился:

– Им что, нечего делать? Уберите.

В кинозал санатория шел в сопровождении начальника охраны Евгения Карасева. У входа останавливался и ждал, пока Евгений купит билеты. Как-то главврач санатория А. Перекрестов попытался провести Алексея Николаевича без билета:

– Алексей Николаевич, проходите!

– Не могу.

– Но вы же у нас один председатель правительства. Санаторий не обеднеет из-за 30 копеек.

– В том-то и дело, что я председатель Совмина. Какой же это пример для других, если я буду нарушать порядок? Я нарушу на рубль, другой под эту марку попытается урвать миллион.

И пока Евгений Карасев не взял три билета (Косыгину, себе и главврачу), в кинозал Алексей Николаевич не вошел.

Мелочь, конечно, но как много говорит она о человеке.

Радовался Косыгин, когда удавалось поговорить с простыми людьми «без протокола».

Зимой 1972 года в Домбае, не доезжая до «Солнечной поляны» километров пять-шесть, остановил авто и пошел пешком. В поселке нас обогнала ватага ребят, как оказалось, это были студенты из Ростова. В руках – буханки хлеба и рыбные консервы. Узнали Косыгина. Обступили тесным кольцом.

– Как поживаете, ребята?

– Хорошо живем, Алексей Николаевич!

– Так уж и хорошо?

– Не обманываем, хорошо. В магазине хлеб есть, консервы тоже, вот только колбаса дорогая – по 2 рубля 80 копеек.

Г. Подольский (из охраны) начал фотографировать. Не все попадали в кадр. Ребята сразу загалдели:

– Алексей Николаевич, сфотографируйтесь с нашей группой на память.

– И с нашей…

Взрослые уже, но еще как дети. Косыгин фотографировался со всеми, по-доброму улыбаясь.

Когда студенты ушли, Косыгин сказал:

– Какой же народ у нас необыкновенный. Ржаной хлеб и банка консервов, а они – хорошо живем. Мы же в вечном долгу перед ними. С таким народом под силу все…

И тут я увидел, что украдкой Алексей Николаевич смахнул слезу. Словно в глаз попала соринка. Стеснялся он своей сентиментальности.

* * *

В очередной приезд Алексея Николаевича на Кавказ я навестил его в санатории. Хотел узнать о планах поездок по краю. Вроде ничего не намечалось. Разговор был в субботу. Условились с начальником охраны Карасевым, что он своевременно известит меня в случае чего. Приехал в Ставрополь вечером в воскресенье, изрядно уставшим. Дорога тяжелая, метель, вьюга. В понедельник в девять утра Карасев звонит по ВЧ-связи на квартиру:

– Выезжаем в Архыз.

– Когда?

– Минут через 20–30, машины уже вызваны. Алексей Николаевич предупредил: никого не извещать, ни в Карачаево-Черкесии, ни в крае.

– Ну, ребята, так до инфаркта доведете. Предупредить никого в Архызе не успею. Где поесть, где отдыхать?

Правда, успел позвонить начальнику девятой службы в Кисловодске В. Христофорову: «Быстро в машину – и в Архыз». Позвонил первому секретарю крайкома М. Горбачеву, но его не оказалось на месте.

Быстренько собрался. Дочь Галина упаковала в дорогу сумку: хлеб, лаваш, сало, колбаса из дикого кабана и две бутылки клюквенной – домашней «фирменной» водки. Большего в холодильнике на тот момент и не было.

«Волга» у меня скоростная, с восьмицилиндровым двигателем. Шофер Семен Никитович – с тридцатилетним стажем. Но дорога до Архыза не близкая. Мчались до Черкесска на пределе. Догнал косыгинские машины за станицей Зеленчукская. Около аула Архыз Косыгин оставил машину, все тоже пошли пешком. И я к ним пристроился. Косыгин оглянулся:

– А вы откуда взялись? Я же сказал никого не предупреждать.

– Никого и не предупреждали. А я по службе. Я отвечаю за вашу жизнь на территории края. Поэтому, извините, здесь.

Прошли по аулу. Вид домишек – убогий. Завернули на турбазу какого-то завода. Как на грех, там еще утром отключилось электричество. Холодно и голодно. Даже туристов завтраком не кормили. Все ждут. Я на кухню к поварам:

– Выручайте, приготовьте что-нибудь по-быстрому.

В столовой холодно, сидим не раздеваясь, ждем. Подали тарелки с хлебом. Вижу, Алексей Николаевич отщипывает по чуть-чуть, проголодался, значит. Вспомнил о своих запасах в багажнике автомашины. Нарезали колбасы, сала, налили клюквенной. Выпили, на душе потеплело.

– Что это за водка такая приятная? – спросил Косыгин.

– Жена готовит по собственному рецепту.

– Что за рецепт, откуда на юге клюква?

– Из Белоруссии, присылают друзья.

– Любопытно, надо попробовать сделать в Москве…

Подали щи или борщ, не помню. Помню только, что капуста и свекла не уварились. И соленое варево получилось. Я пару ложек съел, солено, не могу есть. А Косыгин терпеливо ел. Подали баранину. Жесткое мясо. Видно, барашек старый попался.

Полуголодные вышли из столовой, и сразу обступили отдыхающие:

– Сфотографируйтесь с нами, Алексей Николаевич!

У меня сохранились те фото: улыбающийся Косыгин и туристы на фоне сугробов снега.

Из Архыза поехали в Астрофизическую обсерваторию Академии наук СССР. Там был смонтирован самый большой в мире телескоп – шесть метров в диаметре. Никто нас на объекте не ждал, не предупредили о приезде. Охрана не пропускала автомашины. Пришлось мне воспользоваться своим правом начальника краевого управления КГБ.

Весть о том, что приехал Косыгин, немедленно стала известна всем обитателям маленького поселения. Начальник обсерватории оказался в отъезде. Пояснения давал главный инженер, толковый человек. Алексей Николаевич вникал во все детали. Ко мне подошел кто-то из администрации:

– Можно съездить в райцентр продукты купить? Хотим стол накрыть.

– Не успеете. Нагрейте чайку. Это будет то, что надо.

Сидим, чаевничаем. Одна сотрудница принесла печенье домашнего приготовления. Косыгин доволен, что побывал на объекте. Ведь в то время к строительству обсерватории был повышенный интерес. Туда часто приезжали президент Академии наук М. Келдыш, министр обороны Д. Устинов, другие министры.

Через несколько часов в горы примчались начальник обсерватории, первый секретарь обкома Ф. Бурмистров и председатель облисполкома М. Боташев.

– Что же вы, Алексей Николаевич, не предупредили нас?

– Зачем отрывать вас от дела? Я все посмотрел, можно сказать, пощупал своими руками. Люди здесь толковые, самоотверженные. В условиях высокогорья не просто жить и работать. А они хорошо работают.

– Как-то осенью заехал в санаторий «Красные камни». Зашел в комнату охраны минут на десять, намереваясь потом поехать на обед. И в коридоре неожиданно встретился с А.Н. Косыгиным.

– Вы обедали? – спросил он. – Пойдемте в столовую, а потом, если не возражаете, на терренкур.

Вышли из столовой быстро. Через полчаса мы уже были на прогулочной тропе номер 2, которую до сих пор называют косыгинской. В пути разговаривали не о политике, а о чем-то бытовом, уже не помню. Вдруг Алексей Николаевич неожиданно спросил:

– Почему мне в 1965 году не дали провести экономическую реформу? – Видно, мучил его этот вопрос. – В стране появились бы в достатке одежда, обувь, продовольствие. Мы после нэпа лишились мастеров – портных, сапожников. Хороший портной – это как талантливый художник. Его за один день не подготовишь. Где сегодня хороший костюм сшить? Мне-то сошьют в кремлевской мастерской. А другим? Раньше в Москве на каждом углу сидел сапожник в будке. Мелкий ремонт, почистить обувь за копейки – пожалуйста. Пирожки горячие на каждом углу предлагали. А мне возражали: подорвем твоей реформой устои социализма. Это частник-портной подорвет устои? Бред какой-то…

Не мог я ответить на вопрос Косыгина.

* * *

Еще одна картинка. Косыгин возглавлял в Политбюро комиссию по аграрным вопросам.

– Скажите, зачем нам производить тракторы К-700 и более мощные? Это же настоящий танк.

– Алексей Николаевич, такой трактор нужен на Юге России, в Поволжье, в Казахстане – на огромных полях. А в Белоруссии, на Полесье, где поля по десять – двадцать гектаров, он не нужен.

Подробно аргументировал свой ответ. Но Косыгин остановил.

– Откуда вы это знаете? Разве генералов учат этому?

– Я, Алексей Николаевич, прежде чем стать генералом, прошел иную школу. Вырос на Полесье в селе, в колхозе, был первым секретарем сельского райкома партии. Да и сейчас стараюсь следить за тем, что и как делается на земле.

Зимой 1979 года мне самому довелось отдыхать в санатории «Красные камни». Через несколько дней приехал туда и Алексей Николаевич. Встретились в столовой. Мне показалось, что он обрадовался встрече.

– Где вы сейчас? В Средней Азии?

– Нет, служу в ГДР, Алексей Николаевич.

– Расскажите, как там.

Мои рассказы о жизни и быте людей он слушал заинтересованно. И снова вспомнил о сибирской потребкооперации в годы нэпа.

– Вы представляете, как были обустроены сибирские тракты? На постоялых дворах чисто и уютно. Хорошо, сытно кормили в придорожных трактирах. Не хуже, а лучше, чем в немецких гаштетах. Человек должен каждый день иметь возможность попить пивка, чайку в недорогом кафе.

Алексей Николаевич искренне сожалел, что не сумел осуществить перестройку потребкооперации и довести ее до европейского уровня.

* * *

Косыгина считали суровым человеком. Он не часто улыбался. В коридорах правительства ходила такая шутка: если Алексей Николаевич сегодня с утра улыбался, то неделю улыбается весь Совет Министров.

На самом деле, он был доброй души человек. Не гнушался прийти на день рождения Евгения Карасева, начальника охраны, или доктора Анатолия Прохорова.

* * *

У А.Н. Косыгина была феноменальная память. Рассказывают о таком случае. Вышел он на трибуну Кремлевского дворца съездов читать доклад о 45-й годовщине Октября и обнаружил, что взял с собой не те очки – не для близи, а для дали. Стал читать по памяти. Благо доклад готовил сам, выверяя каждую фразу.

Феноменальная была способность к вычислениям. В памяти держал множество данных бюджета страны, пятилетнего плана.

Косыгин работал при Сталине, Хрущеве, Брежневе. Он никогда ни к кому не приспосабливался. Он всегда оставался честным и добросовестным человеком, компетентным, ответственным за порученное дело. Поэтому о нем в народе сохранилась добрая память.

О людях, с кем встречался, вспоминал. Были мы как-то в колхозе имени Ленина Предгорного района. Понравилось ему хозяйство, поразили его огромные сады. Через год спрашивает:

   – Ну а как дела у Маслова, кажется Александр, председатель колхоза. Как урожай яблок в садах?

* * *

Освободили Алексея Николаевича Косыгина от должности в пору, когда он еще многое мог сделать.

Умирал он в одиночестве. Почти не навещали соратники.

Своему верному помощнику Евгению Карасеву сказал однажды:

– Остались мы с тобой вдвоем. Подошло мое время умирать…

* * *

Скажите, можно ли поставить рядом с этим человеком, рядом с этим государственным деятелем кого-нибудь из выдвиженцев Ельцина уже в новейшей истории России? Например, Силаева, Бурбулиса, Гайдара, Чубайса, Немцова, в разное время бывших на первых или вторых постах в российском правительстве.

Косыгин и они – фигуры просто несравнимые, согласитесь…

Куда им всем до Косыгина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.