18-ХII-18

Торжественные приемы, речи, обеды по случаю приезда президента Вильсона закончились. Население не только радушно, но восторженно встретило и приветствовало его. Завтра приезжает итальянский король, что будет – 4-ое торжество. Бедные Пуанкаре и Клемансо, как они устали от всего этого. Да, победителем быть нелегко!

Я очень занят делами по комиссии, которая состоит при политическом совещании нашего посольства. Совещание предложило мне председательство в этой комиссии для подготовки тех вопросов, которые могут возбудиться на конференции. У нас было два заседания. В состав комиссии входят генерал Занкевич, Игнатьев, адмирал Погуляев и капитан Дмитриев{347}. Пока нет делопроизводителя и я исполняю эти обязанности. Занкевичу поручено было представить вместе с Дмитриевым военные соображения по Финляндии и Прибалтийским губерниям. Я взялся составить по ним общие соображения с военно-государственной точки зрения и военные соображения, касающиеся Литвы. Два протокола составлены. Занкевич и Дмитриев в понедельник доставили свое, я о Литве, но все это тормозится перепечаткою.

Что такое политическое совещание? И кто туда входит, не знаю. О чем говорят и зачем – не знаю. Из разговора с Маклаковым явствует, что оно подготовляется защищать здесь интересы России.

Точно знаю, что туда входят: Маклаков, Гирс, Коновалов, Извольский и другие.

Распоряжается как будто Маклаков. Почему он, а не другой, это лучше ему знать. Есть у них секции – политическая, эконом-финансовая, и наконец, наша, военная.

Что касается последней, то я, ее председатель, буду вести ее, как понимаю, затем все будет внесено в протоколы, дабы наши работы не уклонились бы в сторону и чтобы нам не могли бы сказать, что мы делаем что-то по нашему усмотрению. Материалов у нас нет, карт нужных нет. Остается прошлая работа и то, что ею приобретено. Сотрудники молодые. Хотят вызвать из России, но не знаю зачем. Не думаю, чтобы политическое совещание и, в особенности, Маклаков вызывал бы меня для разъяснений и советов по военной части. Пока вызываются, даже во время заседаний, Дмитриев и Игнатьев. Это близкие знакомые.

3-е заседание в пятницу. Мною приготовлена большая записка общего характера о Литве, а затем перейду к Кавказу. Сегодня в «Matin» очень интересная статейка Горького о понимании сибирского крестьянства всего вокруг него происходящего. Она по тону и колориту верна и характерна. Там же показано, что погибший за войну тоннаж (от субмарин) 15 055 786 тонн; Англия потеряла 9 031 828 тонн. Вновь построено – 10 849 527. Мировой тоннаж до войны уменьшился на 1 811 584 тонн.

Сербы потеряли убитыми и умершими 322 000 офицеров и солдат. Немецкие солдаты продают точно так же, как и наши, казенные вещи и запасы и выручают хорошие деньги.

Немецкие дела неопределенны, но положение Совета комиссаров как будто прочно. Их поддерживают войска, прибывшие с фронта.

Газеты сообщают об эвакуации Петрограда и переходе в Нижний Новгород правительства, но какого – Петроградского или Московского? В 1917 и 1918 годах, вначале господа правители боялись немцев, теперь опасаются союзников. Господа Зиновьевы и Каменевы (псевдонимы) не боятся только русских, ибо по прошлогоднему выражению Залкинда cette canaille[104] не хочет драться.

Социалисты F?deration, как страус, уткнувши голову в песок, кричат о революции и делают все, чтобы внести в армию раздор и возбудить массы против правительства. Но в душе ни Кашен, ни Ренодель, ни Лонге{348}, ни Мистралет этого не желают.

Им для личных их целей трудно сойти с этого пути. Таким образом, не удивительно, если и здесь вспыхнет то, что вспыхивает повсюду. Здесь обеспокоены и все надежды на твердость Клемансо.

Но года, неумолимые года тяготеют и над этим batailleur[105]. Предварительное установление мирных пунктов, устройство Европы и Азии начнется не раньше первой половины января 1919 года. Эта часть работы, в которой примет участие и Вильсон, вероятно, а по-моему наверно, будет секретная. Социалисты будут орать, но все благоразумное согласится, что иначе и быть не может. В этом ареопаге судьба России будет решаться без России.

Мое соприкосновение с русскими дипломатами ограничено некоторым обменом мнений в лице Маклакова, Гирса и Мандельштама. Настроение и взгляды Извольского не знаю. Мой разговор с ним был личного свойства, и он был болен и раздражен. Но оставшееся впечатление то, что смотрят, что Россия должна лишиться многого, но в то же время не отдают себе отчета цены тех отчуждений и прав на такое отчуждение.

Положение внутреннее не отделяется от внешнего, а последнее оценивается трагично. Это только впечатление, и мимолетное.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.