Так были ли вредители?

Так были ли вредители?

28 января 1938 г. уже четвертым по счету директором завода № 112 стал Илларион Мирзаханов. Новая метла снова помела по-новому. Одним из первых его распоряжений стал приказ о переведении сборки орудий Ф-22 на конвейер (по схеме завода № 172). На предприятии была учреждена должность главного технолога, 30 технологов и конструкторов из технического отдела были переведены в цеха для скорейшего освоения технологии Ф-22. С целью повышения производительности оборудования были проведены мероприятия по переходу на обработку деталей резцами из твердых сплавов, был учрежден строгий порядок внесения изменений в технологию производства. Полетели и новые головы. Так, 14 февраля за срыв программы по выпуску затворов Ф-22 уволили начальника механического цеха № 2 А. Максименко.[50]

Были спроектированы и внедрены в производство многорезцовые расточные головки для ствола Ф-22, что повысило производительность труда на первых двух технологических операциях в два-три раза. Пересмотрена технология ряда командных деталей системы, что позволило увеличить выпуск, повысить точность изделий и сократить количество потребного оборудования.

После долгих мытарств конвейер в сборочном цехе был наконец 3 марта 1938 г. сдан в эксплуатацию. В апреле на конвейерную сборку были переведены люльки, противооткатные устройства и станины Ф-22, а в механическом цехе № 1 организована конвейерная сборка стволов.

В то же время директор организовал проверку всех деталей пяти эталонных орудий Ф-22 на предмет их взаимозаменяемости. Дело в том, что наличие большого количества бракованных деталей, из которых осуществлялась сборка, заставляло рабочих часто прибегать к индивидуальной подгонке (такое явление было характерно для всех заводов). Кроме того, в цехах нередко самовольно изменяли чертежи и технологический процесс без распоряжения ППО. В результате нарушалась серийность и осложнялся ремонт орудий в войсках. При внесении изменений в конструкцию старые чертежи порой забывали аннулировать, затем вносились новые изменения, и в результате возникала ситуация, когда у одной детали имелись сразу четыре-пять действующих вариантов чертежей.

В мае 38-го года на заводе были установлены повышенные ставки для рабочих на особо ответственных операциях: сверловке и расточке ствола, нарезке канала, сборке и регулировке затвора. Одновременно проводились мероприятия по максимальному переводу производства деталей пушки на чистую штамповку и чеканку.

Однако освоение технологии все равно шло медленно. По состоянию на 1 августа 1938 г. было освоено лишь 60 % операций по Ф-22. И это после уже трех лет работы над пушкой! Вот какое гениальное творение «подарил» Грабин заводу и армии.

По мере развития стахановского движения стал расти брак в заготовительных цехах. Так, 14 июля в литейном цехе в результате халатного отношения мастера Веденихина была произведена плавка в 20 тонн фасонного литья, целиком ушедшая в брак по химическому анализу! Кузнечно-прессовый и термический цеха после отжига и термической обработки выпускали изделия со значительным отступлением от технических условий по пределу упругости, текучести и твердости. Когда эти детали переходили в механические цеха, там их обработка приводила к преждевременному износу и перерасходу режущего инструмента.

Усилившаяся в 1938–1939 гг. борьба с браком и так называемым «вредительством», в том числе на уровне наркоматов и постановлений правительства, заставила ужесточить меры по борьбе с браковщиками внутри «Нового Сормова».

7 сентября 1938 г. вопрос качества продукции обсуждался на заседании хозяйственного актива завода. Представитель литейного цеха в своем выступлении признал, что убытки от брака в их цеху составляют несколько миллионов рублей в год: «Выпуская массовую продукцию на поковочных станках, мы не имеем точно разработанной технологии, которую знают мастера, посему иногда целые партии на 90 % идут в брак. Имеем также колоссальный брак по трещинам».[51] Другие ораторы отмечали «самотек в работе», отсутствие четко разработанной технологии: как расположить деталь в печи, как должен проходить обжиг, температурный интервал и т. п. В кузнечно-прессовом же цехе наблюдалось массовое исчезновение деталей. Чтобы скрыть брак, негодные детали не предъявлялись ОТК, а попросту выбрасывались на свалку или раздавались нуждающимся цехам на вторичную переработку.

Изменения в технологическом процессе часто проводились бессистемно и беспорядочно. Впоследствии оказывалось, что технологические карты не соответствуют фактическому процессу производства. В результате производительность труда по-прежнему росла медленно, сохранялся высокий уровень брака, значительно увеличивалась стоимость обработки, инструментальному цеху приходилось выпускать ненужный инструмент, который потом также выбрасывали на свалку.

Отдел главного технолога «слабо владел», а точнее, вообще не владел ситуацией. В конце августа 38-го года главному конструктору Грабину пришлось лично провести проверку всех чертежей валового производства Ф-22. Увиденное поразило его. Создавалось такое впечатление, что на заводе производятся несколько различных вариантов пушки. После сборки большие трудности возникали со сдачей. Половина орудий возились на полигон для контрольных стрельб по два-три и более раз, а иногда и по 10–15 раз.[52] Данный факт признавал в своих мемуарах и сам Грабин. В целом немногочисленные партии Ф-22 проходили военную приемку с большим нажимом.

Чтобы обеспечить выполнение оборонной программы, директор и руководство завода принимали все новые меры. Были в срочном порядке введены в эксплуатацию пружинная мастерская и мастерская металлопокрытий. В литейном цехе срочно внедряется метод разлива стали двумя ковшами, что позволило отливать 40 тонн стали. Часто приходилось прибегать к импровизации: ремонтно-механический цех вместо ремонта оборудования загружался механической обработкой деталей и частично сборкой; осуществлялись «оперативные переброски» рабочей силы из цеха в цех, с участка на участок. Усилиями директора в течение года заводу удалось получить 144 из 146 станков, выданных ему наркоматом, в то время как на многих заводах отрасли возникали большие проблемы и задержки с получением выписанного оборудования.

Мирзахановым был создан отдел организации труда, подчинявшийся лично ему. Усилился контроль качества на промежуточных этапах, принимались меры по борьбе с перерасходом, хищением сырья и материалов, укреплению финансово-сметной дисциплины. Кроме того, новый директор развернул борьбу с «вредительством». В его приказе от 10 мая 1938 г. говорилось: «Одним из методов вредителей на нашем заводе стал метод замаскированного вывода из строя производственного оборудования с целью дезорганизации всего производства».[53] Одним из примеров «вредительства», по мнению Мирзаханова, было содержание импортного оборудования в недопустимом состоянии.

В механическом цехе № 1 простои оборудования по причине аварий в среднем составляли 25 % от его общего числа в цехе. Ремонт производился некачественно, значительное количество станков использовалось технологически неправильно. Например, горизонтально-фрезерный станок «Ванделер» № 274 в механическом цехе № 2 использовался для разрезки металла, хотя не был предназначен для этого. В связи с этим были организованы комиссии по цехам с целью проверки знаний технологии мастерами, наладчиками и бригадирами.

Тяжелое положение наблюдалось и в кузнечно-прессовом цехе. Из-за чрезмерной загрузки там участились аварии оборудования. Так, 20 июня вышел из строя молот № 6334, а 27 июня – молот № 6338. 4 июля сломался молот № 6348, и это была уже двадцатая серьезная авария с начала года. Сгорали электродвигатели, разрушались печи. В итоге план перехода на штамповку деталей для Ф-22 выполнен не был. А газета «За ударные темпы» от 22 сентября 1938 г. изобличала дисциплину в этом цехе: «опоздания», «уход раньше окончания смены», «пьянство».[54]

Во втором квартале 1938 г. из-за большого количества сверхурочных работ ремонтно-механический цех перерасходовал фонд зарплаты на 11 тысяч рублей, а цех № 13 – на 19 тысяч рублей. Причем наибольшее число сверхурочных часов тратилось на ликвидацию последствий аварий и ремонт оборудования. За девять месяцев того года общий перерасход фонда зарплаты по заводу составил три миллиона рублей при выполнении плана на 79 %. Брак и простои зачастую оплачивались полностью, выплачивались необоснованные премии. Таким образом, финансовая дисциплина была из ряда вон плохой.

Впрочем, подобные явления наблюдались во всей советской промышленности. 17 мая 1938 г. вышел приказ Наркомата оборонной промышленности (НКОП) «О перерасходе фонда зарплаты». В нем приводилась следующая таблица.[55]

В 1937–1938 гг. на заводе № 92 участились пожары. Только в мае 38-го года в термическом цехе произошли четыре пожара, причем один из них привел к взрыву печи. Потребовалось даже создание в цехе стационарного поста пожарной охраны.

Директор Мирзаханов объяснял это в духе времени – «вредительством». В своем приказе от 19 мая 1938 г. он, в частности, писал: «Враги народа, орудующие на нашем предприятии, практикуют путем пожаров и взрывов выводить из строя цеха и завод в целом. Неразоблаченные вредители на заводе и сейчас пытаются делать свое гнусное дело. 9.05. – пожар в цехе № 6, 9.05. – калильщик Чиняев взорвал печь, 17.05 – два пожара».[56]

Однако большей частью эти происшествия объяснялись вполне объективными причинами, в основном перегрузкой оборудования. «Вредили» же по большей части не специально, а вследствие низкой культуры труда и наплевательского отношения. Впоследствии большое число пожаров и загораний привело к формированию на заводе специального пожарного поезда, состоявшего из паровоза, вагона с противопожарным инвентарем и двух 20-тонных цистерн с водой.

В 1938 г. на «Новом Сормове» проводятся широкие мероприятия по повышению производительности труда. Сборка орудий Ф-22 – основной продукции завода – ставится на конвейер. Пересмотрены технологии горячей и холодной штамповки в направлении сокращения количества станко-часов и ручных работ. Фасонное литье переводится на машинную формовку. Ручная обрубка металла заменяется механизированной, простые токарные станки – многорезцовыми и револьверными. Все это позволяло высвобождать рабочую силу, направляя ее на другие участки.

И. А. Мирзаханов, назначенный директором завода № 92 28 января 1938 г. (фото сделано позднее)

Однако механизация обработки привела к новой проблеме – обеспечению инструментом, расход и поломки которого возросли в неимоверных количествах. Например, обострилось положение с фрезами. Только в механическом цехе № 1 за один месяц 38-го года ломались 300–400 фрез.[57] Сверла, поставляемые из инструментального цеха, часто изготавливались с отступлением от нормалей, что приводило к неправильной сверловке.

По мере механизации работа инструментального цеха стала оказывать все более заметное влияние на функционирование завода в целом. Так, после нормального выполнения программы января – февраля 1939 г. в марте опять наметилось отставание из-за резкого снижения скорости и качества работ на расточке стволов в механическом цехе № 2. Причина – плохое качество резцов, полученных из инструментального цеха.

Нехватка инструмента приобрела хронический характер. За первый квартал 1939 г. инструментальным цехом заявки на фрезы были удовлетворены на 14,2 %, на сверла – на 28,9 %, на абразивы – на 40 %, на быстрорежущую сталь – на 86 % и только на пилы план был выполнен на 115 %.[58] О количестве расходуемого инструмента можно судить из приведенной таблицы.

В 1938–1939 гг. в связи с переходом предприятия на массовый выпуск орудий особенно актуальным стал вопрос о себестоимости продукции. Перерасход фонда заработной платы, огромный расход дорогостоящего металла и инструмента – все это приводило к неуклонному удорожанию пушек по сравнению с первичной калькуляцией. На заседании производственного актива 10 марта 1938 г. были озвучены данные о том, что общая себестоимость Ф-22 в 1938 г. увеличилась на 30 млн. рублей. Одна пушка стоила уже в пятнадцать раз дороже легкового автомобиля ГАЗ М-1.[59]

В октябре 1938 г. «Новому Сормову» каким-то чудом удалось выполнить сверхплановое задание, сдав армии 50 орудий Ф-22 в честь 21-й годовщины Октябрьской революции. Кроме того, цех прицелов выполнил программу октября на 101 %, а инструментальный закончил месячную программу к 28 октября.

Однако другие цеха подобных достижений не имели. Литейный цех срывал поставки деталей № 67-1 (станок Ф-22). В приказе директора от 3 ноября отмечалось, что «…данная деталь весь 1937 год и 9 месяцев 1938 года шла с большим браком: 1937 г. – 88 %, июнь 1938 года – 68 %, июль – 70 %, август – 82 %».[60] Всего за это время были забракованы 692 станка пушки.

Тем не менее к декабрю завод наконец начал кое-как справляться с планом (правда, сильно урезанным) по выпуску орудий. Впервые с момента своего пуска он закончил год более или менее успешно. Согласно годовому отчету, оборонная программа была выполнена на 100,8 %.[61] В приказе директора от 28 декабря 1938 г. говорилось: «Можно констатировать, что производство Ф-22 заводом в целом освоено».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 февраля 1939 г. завод № 92 был награжден орденом Ленина «за создание и освоение новых образцов вооружения». Поздравления были получены от наркома вооружения И. М. Кагановича и начальника ГАУ РККА Кулика.

Всего же в 1938 г. завод № 92 в Горьком и Кировский завод в Ленинграде сдали армии около тысячи орудий Ф-22. На самом деле радоваться было особо нечему. Приказ о принятии пушки на вооружение был подписан еще в 1935 г. И вот к началу 1939 г. удалось поставить всего 1429 орудий, и это с двух крупнейших заводов страны! Да и качество пушек оставляло желать лучшего, многие приходилось потом переделывать по гарантии. Всего же до 1940 г. Красная Армия получит менее трех тысяч Ф-22.[62]

Тот же Каганович в своих многочисленных приказах крайне негативно оценивал работу практически всех советских оборонных заводов. В частности, в приказе № 351 от 15 сентября он писал: «В конструкции вносятся без серьезной проверки многочисленные изменения… Материалы и заготовки (литье, поковка) выдаются в производство бесконтрольно и без учета фактических потребностей, вследствие чего брак, полученный в процессе работы, скрывается без предъявления ОТК. Т. о. создается т. н. скрытый брак, который в отчетах потом выражается в нехватке, недостатке материалов и деталей… Планы и заявки на снабжение часто составляются без учета имеющихся заказов и без увязки с финансовыми планами, что приводит к массовым неплатежам и дебиторской задолженности».[63] Этот приказ наглядно иллюстрирует, в каком хаосе работала советская военная промышленность в предвоенные годы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.