ПЕТЕРБУРГ И НОВАЯ РОССИЯ

ПЕТЕРБУРГ И НОВАЯ РОССИЯ

«Зачем вы сделали столько чудесного в столь короткое время, ни разу не похвалившись, пока не показали все разом?!»

Граф Сегюр, письмо князю Потемкину-Таврическому

Всесильный Потемкин помог: в конце 1785 г. Александр Васильевич был прикомандирован к Санкт-Петербургской дивизии, но реально стал помощником всемогущего фаворита в детальной работе по приведению в порядок армии. Решения принимались Потемкиным и утверждались его тайной супругой Екатериной II. О том, что стояло за ними, источников нет. Но содержание проводимых реформ явно указывает на влияние взглядов Суворова, который за многие годы тесного сотрудничества сумел сделать всесильного вельможу своим единомышленником.

Прежде всего было радикально и сознательно упрощено обмундирование войск. Еще весной 1783 г. Потемкин подал матушке-императрице записку «Об одежде и вооружении сил»{62}, в которой четко изложил концепцию реформы. «Исполняя Высочайшую Вашего Императорского Величества волю об обмундировании кавалерии наивыгоднейшим образом для солдата, — писал светлейший князь супруге, — я употребил всю мою возможность к избежанию излишества и, облача человека, дал однако же ему все, что может служить к сохранению здоровья и к защите от непогоды. Представя сие на Высочайшую апробацию, могу уверить Ваше Императорское Величество, и самое время покажет, что таковое Ваше попечение будет вечным свидетельством материнского Вашего милосердия. Армия Российская, извлеченная из муки, не престанет возносить молитвы. Солдат будет здоровее и, лишась щегольских оков, конечно, поворотливее и храбрее».

Употребленное Потемкиным слово «мука» справедливо в обоих его смыслах (в зависимости от ударения). Бессмысленное украшательство солдата было мучительным, а посыпание завитых волос мукой (вместо пудры) служило символом этого мучительства. «Завивать, пудриться, плести косы, солдатское ли сие дело? — вопрошал императрицу Потемкин. — У них камердинеров нет. На что же букли? Всякий должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрой, салом, мукой, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то готов».

Потемкин с жаром и большим знанием дела описал, какие мучения приносят и сколь дорого обходятся солдатам дурацкие иноземные прически. Он, как позже Суворов при Павле I, зло насмехался над этим дурным подражанием Западу. Читаешь письмо Потемкина, и кажется, что этот великий правитель говорит с Суворовым одним голосом: «В Россию, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времени. А наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя такой дрянью, и до сего еще времени не знают хорошо самых важных вещей, как-то: марширования, разных построений и оборотов. А что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте. Стрелять же почти не умеют. Словом, одежда войск наших и амуниция таковы, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в 30 почти лет возраста узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих!

Красота одежды военной, — продолжает Потемкин, — состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением: платье чтобы было солдату одеждой, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно есть плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может. На сем основании предложу по порядку о вещах, составляющих амуницию».

По представлению Потемкина солдаты возвращались к древнерусской стрижке «в скобу» (под горшок). Во всей армии шляпы были заменены каскетками с суконными полотнищами, в жару спасавшими от солнца, а в холод прикрывавшими уши. Бесполезные в пехоте шпаги были упразднены, в строю их сменили сабли. Вместо кафтана и камзола, которые редко надевались вместе, был оставлен как строевая одежда один кафтан. Дорогие и тесные штаны из лосиной кожи заменены широкими суконными шароварами. Для лета шились легкие полотняные кителя и штаны с обтяжными пуговицами, которые не нужно было начищать. Вместо тесных высоких сапог солдаты получили круглоносые короткие сапожки, удобно надеваемые и хорошо сидевшие на ноге.

Новая форма вводилась постепенно, прежде всего в полевых полках Екатеринославской армии, которой командовал, используя Суворова как правую руку, сам Потемкин. Показывая пример, светлейший «приказал сделать себе… мундир из солдатского сукна, дабы своим примером подать недостаточным офицерам средства издержать из малого своего жалования на покупку тонкого сукна… Почему в угождение его все генералы сделали такие мундиры. Итак, хотя приказа и не было, но почти все штаб- и обер-офицеры с удовольствием во всю войну одевались в куртки толстого сукна, как солдаты».

Гвардия долго стояла за старину. В Украинской армии П.А. Румянцева новшества внедрялись медленно, по усмотрению командиров полков. В собственном Малороссийском полку Румянцев еще десятилетие сохранял напудренные прически с косами и меховые гренадерские шапки «французского образца». Офицеры всюду своевольничали с формой. Но в полках, дивизиях и корпусах, где появлялся Суворов, которые естественно оказывались на острие главного удара, иноземные излишества осыпались с солдат и офицеров, как листья с деревьев осенью.

В полном соответствии с идеями Суворова, в армии увеличивалось число гренадерских полков, создавались егерские корпуса. К 1786 г. гренадерских полков было уже 10, егерей — 7 корпусов и 2 батальона (не считая егерских команд при полках), мушкетер осталось 69 полков. Бронированная кавалерия кирасир сокращалась, ряды любимых Суворовым карабинер и драгун росли. К началу турецкой войны, к которой готовил армию Потемкин при помощи Суворова, в армии было 19 полков карабинер, 15 — легкоконных (сменивших гусар), 10 — драгунских, 5 кирасирских и 1 гусарский{63}.

По настоянию светлейшего князя Суворов, усердно трудившийся над реформой армии, появился при Дворе: зимой и летом 1786 г. он десять раз присутствовал за столом Екатерины Великой, в ближнем ее кругу{64}. Приближение Суворова к матушке-императрице оказало волшебное действие: 22 сентября полководец получил вожделенный чин генерал-аншефа.

В октябре 1786 г. Александр Васильевич направился с Потемкиным на юг, в Екатеринославскую армию[56]. Благодаря высочайшему покровительству, полководец получил карт-бланш на самые смелые действия по обустройству и заселению Дикого поля. В короткий срок Суворов сделал для процветания Ново-россии — так называлась освобожденная от власти турок и татар земля на Юге России, от Кубани до Бессарабии — больше, чем другие начальники успевали за десятилетия. Он заботился о солдатах и учил войска, которым предстояло вскоре защитить южный рубеж государства. Он строил храмы и города, крепости и порты. Он переселял сюда купцов, ремесленников и крестьян, которые получали свободу от налогов и защиту военной администрации.

Когда Екатерина Великая с австрийским императором Иосифом II путешествовала на юг России, в Новороссию и Крым — она увидела не игрушечные «потемкинские деревни». Эту легенду придумали и подленько запустили в XVIII в. зарубежные враги России, опираясь на злобные сплетни завистников светлейшего князя Потемкина при Дворе. Ее расцветили и сделали популярной русские, особенно полюбившие клеветать на свою страну в XIX в.{65} Завистников и иноземцев можно понять: взору императрицы и сопровождающих ее лиц на месте Дикого поля вдруг предстал цветущий, густо населенный край, лучшая в мире армия и новый Черноморский флот с базами в Севастополе, Таганроге и Херсоне.

Суворов в 1787 г. с гордостью принимал Екатерину в Екате-ринославском (!) крае и лично показывал здесь свои достижения. У него не было сомнений, что русская армия и новорожденный флот могут все это надежно защитить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.