Глава 2 Вальс у Шуленбурга

Глава 2

Вальс у Шуленбурга

В середине мая 1941 года я была приглашена к начальнику Главного управления контрразведки комиссару П. В. Федотову. С контрразведкой у меня никогда не было никаких контактов, и я не могла понять причину вызова.

Спустилась двумя этажами ниже, вошла в приемную.

— Майор Рыбкина? — секретарь вскочил со своего места. — Пожалуйста, пройдите, комиссар вас ждет.

Я прошла через тамбур с двумя дверями. В просторном кабинете кресла и стулья были обтянуты белоснежными чехлами, на обширном письменном столе возвышалась лампа под зеленым абажуром и стояли две хрустальные чернильницы в бронзовой оправе. На столике, примыкавшем к рабочему столу, шесть или восемь телефонных аппаратов. Между двух окон на стене большой портрет Сталина. На другой стене в темной раме портрет Ленина. В общем, обычный генеральский кабинет.

Петр Васильевич поднялся из-за стола, вышел навстречу, пожал мне руку, пригласил занять место у журнального столика, сам сел напротив.

Я видела его впервые. Он походил на директора школы или преподавателя вуза. Мало что выдавало в нем комиссара госбезопасности, хотя он был в военной форме с тремя ромбами в петлицах.

Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 году советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы. Германский посол Шуленбург сегодня дает обед в их честь; на обед приглашены звезды нашего балета.

— И мы очень просили бы вас, — сказал Петр Васильевич, — быть среди приглашенных на этот обед.

— В качестве кого? — удивилась я.

— Мы об этом подумали и уже заготовили приглашение. Вы будете представлять там БОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. — 3. В.). Мы надеялись, что вы нам не откажете, и БОКС уже послал список приглашенных в германское посольство. А вам я вручаю это приглашение. — И он протянул мне продолговатый конверт, в котором значилась моя фамилия.

Я вспыхнула и запротестовала:

— Там могут быть и дипломаты, которые меня знают, но знают под другой фамилией.

— Ах, черт возьми, мы этого не учли.

Он задумался, а я тем временем вертела в руках приглашение, не зная, как поступить.

Наконец, тяжело вздохнув, Петр Васильевич сказал:

— Мы сделаем так. Попросим БОКС позвонить в германское посольство и предупредить, что так как Рыбкина заболела, то вместо нее будет Ярцева.

— Да это все шито белыми нитками, — рассмеялась я. — Впрочем, меня интересует моя роль в этом деле.

Петр Васильевич принялся популярно объяснять. Мне следует оценить обстановку, настроение, учесть всякие детали, интересующие нашу контрразведку.

Времени для подготовки к званому обеду оставалось в обрез. Я понимала, как встретят меня советники Шуленбурга, сотрудники гитлеровской разведки…

Небольшое отступление. После войны Петр Васильевич Федотов возглавит внешнеполитическую разведку, будет моим начальником. Это был честный, умный человек, за многие годы работы ставший крупным мастером по розыску и разоблачению засылаемой к нам вражеской агентуры. А мы в разведке занимались розыском в стане прямого или потенциального противника людей, способных быть нашими помощниками, служить нашему делу. Естественно, в этой новой для него области Федотов на первых порах проявлял и осторожность, и подчас медлительность в принятии решений.

Работая начальником германского отдела, я вносила на его рассмотрение различные проекты оперативных мероприятий, направленных на приобретение агентуры, разработку отдельных способов внедрения наших агентов в германские ведомства и т. д. и т. п.

Петр Васильевич обыкновенно прочитывал проект, медленно закрывал папку, говоря: «Это надо обдумать». Проходили дни, недели, а то и месяцы, прежде чем он принимал решение. У меня накопилось несколько таких нерешенных проектов, я собрала их в отдельную папку и, огорчаясь тем, что иные из них уже теряют свою актуальность, сделала на этой папке сакраментальную надпись: «Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех, от долгих отлагательств» (Уильям Шекспир).

И надо же было случиться такому: я поскользнулась, упала и некоторое время вынуждена была лежать дома с ногою в гипсе.

Мой непосредственный начальник Дмитрий Георгиевич Федичкин прислал своего секретаря взять у меня ключ от сейфа, в котором хранились понадобившиеся ему для доклада генералу Федотову документы. Лежали они как раз в злополучной папке.

Я по-дружески попросила секретаря самому вынуть из папки нужные материалы, а папку с надписью Федичкину не передавать. Но получилось так, что Федичкин спешил, сам снял печать и открыл сейф. Взял папку и, как потом мне рассказал, отправился на доклад. В кабинете, ожидая, когда генерал освободится, Федичкин аккуратно положил папку на письменный стол, не заметив на ней надписи. Но генерал был не таков. Он весьма внимательно осмотрел папку и прочитал вслух шекспировское изречение. Постучав по привычке пальцем по столу, Федотов заметил: «А ведь Шекспир прав, мы тугодумы, и Бисмарк тоже корил русских, что они медленно запрягают…» Федичкин тут же отпарировал: «Но Бисмарк сделал вывод: зато русские быстро ездят…»

…Все это сейчас пришло на память из далекого прошлого, а тогда мне надо было торопиться в парикмахерскую и домой, переодеться.

СПРАВКА

ФЕДИЧКИН Дмитрий Георгиевич(1902–1991) — советский разведчик, полковник в отставке.

Д. Г. Федичкин — сын подмосковного крестьянина-бедняка, переселившегося со своей семьей в начале века в поисках лучшей доли на Дальний Восток. Принимал непосредственное участие в партизанских боях за освобождение Дальнего Востока, был комиссаром роты и комиссаром батареи. После окончания Гражданской войны в октябре 1922 года его пригласили на работу во вновь формирующиеся органы ГПУ в Приморье. Более пятидесяти лет Д. Г. Федичкин проработал во внешней разведке. Был в странах Прибалтики в предвоенные годы и в Италии, после войны в Болгарии и Югославии. В Италии Федичкин находился вместе с уже известным читателю Павлом Матвеевичем Журавлевым, а в предвоенные годы был непосредственным начальником Зои Ивановны Воскресенской-Рыбкиной.

События Гражданской войны в Приморье Федичкин описал в книге «У самого Тихого…», изданной издательством «Детская литература» в 1977 году. В работе над этой книгой ему во многом помогала Зоя Ивановна, которая написала и послесловие. В литературной судьбе Федичкина сказалась та же взаимосвязь», что и у самой Зои Ивановны, — предшествующая работа послужила базой, основой для литературного труда.

В 1984 году в том же издательстве выходит вторая книга Дмитрия Георгиевича «Чекистские будни» о работе сотрудников органов государственной безопасности на Дальнем Востоке с середины 20-х до середины 30-х годов.

На машине ВОКСа я прибыла в германское посольство. Одновременно со мной подъехали две машины с солистами балета Большого театра. Запомнилась народная артистка Семенова, она приехала после спектакля, усталая, непричесанная, лицо ее без грима блестело от крема. Балерина Тихомирнова была в каком-то затрапезном платье. Появились еще две молодые танцовщицы, был, кажется, и Чабукиани.

Встречал гостей посол Шуленбург. Он был, как положено, во фраке, и его окружали балерины, приехавшие из Берлина.

СПРАВКА

ШУЛЕНБУРГ— графский род, принадлежащий к числу древних фамилий в Германии. Свое происхождение ведет от Вернера фон дер Ш. — рыцаря-крестоносца, убитого в 1119 году. Потомство Вернера разделилось на несколько ветвей, в числе которых были графские и баронские фамилии.

Саксонский камергер барон Генрих-Морис фон дер Ш. (1739–1808) в 1786 году был возведен в графское достоинство Римской империи. Сын его Людвиг поступил на русскую службу и умер в чине генерал-майора. Род Ш. со стороны России также был утвержден в графском достоинстве и в 1854 году приписан к Черниговской губернии.

Граф Фридрих-Вальтер фон дер Шуленбург, в предвоенные годы посол Германии в СССР, выходец из этого старинного аристократического рода, был воспитан в духе веками складывавшейся германо-русской дружбы.

4 мая 1941 года Фридрих фон Шуленбург и советник германского посольства в Москве Густав Хильгер провели в резиденции посольства встречу с послом СССР в Германии В. Г. Деканозовым, находившимся в то время в Москве, и заведующим отделом Центральной Европы НКИД СССР В. П. Павловым. На этой встрече Ф. Шуленбург рассказал В. Деканозову об аудиенции у Гитлера 28 апреля 1941 года. Шуленбург и Хильгер сообщили ему точную дату готовящегося германского нападения на Советский Союз, предупредив его о том, что они совершают рискованный шаг и делают его по собственной инициативе.

Но И. В. Сталин не поверил и этому.

Позднее граф фон Шуленбург воспринял начало войны как свою личную трагедию. А еще позднее он стал одним из участников заговора 20 июня 1944 года — покушение на Гитлера. Заговор не удался. 10 ноября 1944 года Фридрих фон Шуленбург был казнен.

Всех пригласили к столу. С немецкой стороны дипломаты были без жен. Один из них говорил по-русски. А с советской стороны переводчиком пришлось быть мне. Чувствую, в меня впился взглядом сидевший визави, как он потом представился, военный атташе. Он был — мы это знали — главой немецкой разведки в Москве.

После обеда, далеко не парадного и не рассчитанного на гурманов (блюда были пресные), разговор завязался натянутый, с паузами. Военный атташе несколько раз выбегал, его куда-то вызывали. Один раз, возвратившись, он что-то прошептал послу Шуленбургу, что было уж совсем бестактно с точки зрения дипломатического протокола.

Перешли в зал, где разносили кофе, мороженое и ликер. Военный атташе завел патефон английского происхождения марки «Хиз мастере войс» [4]. На крышке патефона была изображена собака, слушающая звук из граммофонного раструба. Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса.

На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.

— Не кажется ли вам забавным, господин посол, — спросила я, — что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?

— Действительно, забавно, — усмехнулся Шуленбург. — Такое, к сожалению, случается лишь раз в жизни, а я к этому не готов.

— Вы не любите танцевать? — спросила я с наивностью в голосе.

— Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден, — еще раз подчеркнул Шуленбург.

И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, высказанных с горечью.

Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады как раз напротив открытой двери возвышалась груда чемоданов.

В это время к нам не подошел, а подбежал запыхавшийся военный атташе:

— Господин посол, вам надо отдохнуть, я похищаю у вас даму.

— Я тоже устала, — ответила я.

Шуленбург ушел в какую-то боковую дверь, а военный атташе сопровождал меня в зал и принялся расспрашивать, в каком отделе ВОКСа я работаю. Я ответила, что в скандинавском. Он подробно интересовался нашими планами, какие намечены вернисажи, какие предстоят гастроли. Я отвечала наобум, что Бог на душу положит. У меня не было времени «запрягаться», и вынуждена была «быстро ехать».

Военный атташе снова куда-то исчез. В это время балерина Семенова сказала, что пора бы и честь знать и время отправляться домой. Вышел Шуленбург, гости благодарили за прием. Появился военный атташе, подошел ко мне и злорадно съязвил:

— Мне сейчас сообщили, что театр Станиславского не собирается выезжать с гастролями в Финляндию, как вы изволили мне сказать.

— У вас старые сведения, господин генерал, — ничуть не смутившись, ответила я.

— Сведения самые последние и самые достоверные, — настырно повторил военный атташе.

— А я утверждаю, что именно так. Сегодня днем шеф ВОКСа профессор Кеменов подписал мой план.

Мы распрощались.

Меня ждала машина ВОКСа. В зеркало я видела, что военный атташе, стоя на крыльце, записывал номер этой машины.

Возле моего дома меня ждала другая, служебная машина, на которой я поехала на Лубянку и, как была, в вечернем бархатном платье со шлейфом, пришла к генералу Федотову. Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта «культурная» акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз.

Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.