Бой под Талуканом

Бой под Талуканом

Вся гигантская колонна постепенно выдвигалась из пригорода Кундуза. Тысячи машин взревели моторами и нарушили покой сонного «средневековья». Солнце только недавно взошло, но уже стояла нестерпимая жара.

Лонгинов назначил взвод Мандресова охранять тыл батальона, и я присоединился к нему, чтобы помочь в случае чего советом. Базовый лагерь армейской группировки стоял чуть в стороне от аэродрома на возвышенности, от него шли две дороги в противоположных направлениях. Полк за полком, бригада за бригадой в течение нескольких часов по очереди начинали выдвижение. Техника размещалась огромным табором, повернутая в разные стороны, и «комендачам» стоило большого труда распределить и упорядочить начало марша. Нам предстояло следовать за бригадой тыла, ее «Уралы» и КАМАЗы дергались взад-вперед, маневрируя, чтобы выстроить колонну, и тем самым поднимали гигантские клубы пыли. Мы дергались одновременно с их перемещениями, чтобы не создавать «пробку» и не мешать идущим за нами частям. Стоящему рядом авиационному гарнизону было глубоко наплевать на мучения пехоты и на порядок построения. Мимо, прямо через боевые порядки армии, мчались три машины: две с надписями на цистернах «Вода» и БТР сопровождения. Они пропылили поперек поля и сбили с толку одного из водителей. В пыли он потерял ориентацию и помчался вслед на своем «Урале».

Как нитка за иголкой, затем поехала оставшаяся часть колонны. Когда машина поднялась на небольшой пригорок, я увидел, что мы мчимся лишь за несколькими впереди идущими «Уралами». А оглянувшись, разглядел, что за нами устремилась целая армада, но другая ее часть, причем гораздо большая, идет совсем в другом направлении.

– Саня! Мы не туда поехали! – прокричал я в ухо Мандресову, перекрывая шум двигателя.

Сашка вскочил на башню, держась за открытый люк, и громко и витиевато заматерился.

– Что будем делать? – вытаращил он на меня черные, как маслины, глаза.

– Надо попытаться остановить зам. по тылу, а если не получится, то развернем остальную колонну. Черт знает, куда мы так заедем!!!

– Я сейчас сяду за рычаги вон там, на изгибе дороге, срежу путь, а ты тормози Головского, – крикнул командир взвода и бросился к люку механика водителя.

Машина на мгновенье остановилась, а затем, резко рванувшись с места, помчалась еще быстрее через пыльное плато, наперерез, сокращая путь. Вскоре мы поравнялись с машиной зам. по тылу, и я принялся энергично размахивать руками, призывая капитана остановиться. Головской посмотрел в нашу сторону, протер толстые стекла очков и, ничего не понимая, отмахнулся и еще погрозил кулаком. Самое смешное было то, что он сидел в кабине, надев на голову каску, потный и красный, и в бронежилете на голое тело, а на дверце машины висел еще один броник. Его автомобиль внезапно прибавил скорость и вырвался вперед.

– Бесполезно гнаться, – сказал вернувшийся на башню Мандресов. – Видел сам: у него шары по семь копеек и мчится, ничего не понимая. Разворачиваемся?

– Да, а то голый Головской с каской на голове заведет нас в голую пустыню, – засмеялся я каламбуру.

– И, по-моему, без мозгов в этой голове, – ухмыльнулся Мандресов и крикнул механику – Тормози!

– Саша, делай большой разворот и возвращайся на стоянку, откуда уехали.

Мандресов присел возле механика, держась за ствол пушки, и принялся управлять механиком, указывая направление, а я замахал руками следующим за нами машинам.

Пылящая и дымящая техника поползла и медленно разворачивалась. За Головским увязался только «кунг» комбата, а сам он продолжал погоню за водовозами.

Ну и черт с ним, балбес слеподырый, у скважины развернется, когда поймет, что едет не туда и сзади нет никого.

Все увязавшиеся за нами экипажи с удивлением наблюдали за этим странным маневром, но, чертыхаясь и матерясь, проделали то же самое. Вереница машин вытянулась в нужном направлении, и вскоре мы были в недавно покинутом лагере. Кто-то из командиров понял, что двигаться нужно в обратном направлении, и поток встречных машин прекратился. Возвратившиеся по команде регулировщика пристроились за несколькими последними бензовозами и не спеша поехали в сторону Талукана.

– Саша, – обратился я на одной из коротких стоянок к Мандресову, – давай распределимся по машинам. Я поеду на третьей, зам. комвзвода Юревич – на второй, а ты – на первой. На тех двух БМП сержанты совсем молодые, могут растеряться при обстреле.

– Согласен. Юревич, бери оружие и бегом на шестьсот восьмую, замполит идет на шестьсот девятую, – скомандовал сержанту старший лейтенант.

– Юра, если обстрел, не тушуйся, открывай во все стороны огонь из всего, что стреляет. Места для нас новые, незнакомые, «духи» тут наглые, непуганые.

– Есть стрелять из всего, – улыбаясь, ответил маленький сержант.

К середине дня мы прошли Талукан, который афганцы и местный разведбат накануне взяли штурмом, и очистили его от «духов». Вновь короткий привал, но уже на обочине прямо в колонне. Лонгинов собрал офицеров и сразу накинулся на меня:

– Лейтенант, вы почему бросили капитана Головского?

– Мы его не бросили, он сам убежал от нас, – ухмыльнулся я.

– Что за чушь несешь? – возмутился капитан. – Где сейчас зам. по тылу?

– А бог его знает. Может быть, воду набирает, а может быть, ищет дорогу в Кабул.

– Какую еще воду? Зачем ему вода?

– Он помчался вслед за водовозками вертолетчиков. Мы его пытались остановить, сигналили, но он ни черта не слушал, а гнался за ними. Половина колонны увязалась следом, машин сто, не срывать же армейскую операцию из-за слепого тыловика.

– Надо было его как-то остановить!

– Как, очередью из пулемета по колесам? Мы его догнали, я руками махал, чтоб он притормозил, а капитан отмахнулся и наоборот скорость прибавил.

– Черт! Вот дурак-то! Куда помчался? Как все произошло?

– Да эти ослы наперерез к колонне поехали на трех машинах, пыль подняли и запутали двух водителей бригады, а он – за ними. Разберутся, часа через два-три догонят.

– Лишь бы к «духам» не попали! А то будем перед особистами отчитываться, в трибунале разбираться.

– Зам. по тылу просто так не убивают, товарищ капитан, обычно тыловиками торгуют. Правда, такого толстого могут пустить на шашлык.

– Глупые шуточки! Молись, если умеешь, чтобы все было в порядке!

– Да нет! С ними БТР сопровождения, а у Головского такой угрожающий вид: сидит в кабине в каске, обвешанный бронежилетами! Умора. Кто же в бронике ездит – только последний дурак.

– Вы так действительно считаете? – злобно проговорил сквозь зубы зам. комбата.

– М-м-м, вообще-то, да.

– Вот и хорошо. Объявляю вам выговор за нарушение формы одежды, конкретно за отсутствие бронежилета! Свободен! – рявкнул Лонгинов.

Володя потянул меня за рукав, увлекая подальше от разозлившегося и матерившегося Лонгинова. Когда мы отошли, Володя накинулся на меня с упреками:

– Ты почему не доложил о происшествии с Головским?

– Володя, а чего панику поднимать? Чтобы вся армейская верхушка узнала о том, какой Саня бестолочь? Ничего страшного. Поймет, что не туда помчался, и вернется. Не потеряется, пристроится к хвосту какого-нибудь полка.

– Ну и с Лонгиновым ты все-таки погорячился, – сказал ротный.

– Да вылетело про этот броник случайно, вырвалось, а слово – не воробей. Глупо получилось.

– Сначала думай, а потом уж говори! – прорычал Сбитнев.

– Я все время стараюсь поступать таким образом, но не всегда получается. Вырвалось непроизвольно.

– Вот тебе Бронежилет кое-что между ног нечаянно оторвет. Непроизвольно. Иди, прячься на БМП и не появляйся до окончания марша ему на глаза, – толкнул меня в спину ротный. – Быстро исчезай!

Сбитнев коротко рассказал о происшедшем штурме города, о потерях и вернулся к разозленному Лонгинову, чтобы попытаться сгладить конфликт.

Чертыхаясь и бурча проклятия себе под нос, ругая себя, Лонгинова, Головского, войну и «духов», я подошел к своей машине.

– Механик! – заорал я, забарабанив автоматом по крышке люка.

– Я здесь, – высунулся, протирая глаза, Рахмонов. Широкое, заспанное и серое от пыли лицо солдата пересекали полосы высохших подтеков пота. – Слюшаю вас.

– Чего наша машина тарахтит, заглуши движок!

– Аккумулятор сопсем плехой! Не заведется.

– Не заводится, не работает, вечно что-нибудь не так, – раскричался я на водителя. – Так и будем газовать до Файзабада?

Механик глупо улыбнулся широкой доброй улыбкой и исчез в люке. Я забрался на башню и вновь принялся орать, теперь уже на дремлющих солдат:

– Эй, балбесы! Проснулись! Хватит храпеть! Спите уже вторые сутки напролет, как бурые медведи! Еще бы лапу сосали и причмокивали. Быстро ополоснули физиономии! Попрыгать, отряхнуться, почесаться.

Солдаты нехотя слезли с машины и принялись отмывать лица. Занятие, конечно, бесполезное, так как через полчаса движения к влажным лицам вновь прилипнет еще больше пыли. Просто очень захотелось увидеть их лица бодрыми, не хочу ехать один посреди сонного царства.

Опять они вцепятся в стволы автоматов и будут дрыхнуть – на все наплевать! Ничто не заставит бодрствовать, даже угроза артобстрела. Удивительно!

– Проснулись? Тут разведчиков из местного разведбата раздолбали, никому не спать!

– Как так раздолбали? – удивленно переспросил Свекольников.

– Обыкновенно! Даже комбат погиб. Убито пять офицеров и с десяток солдат, надо же было придумать – встать истуканами на открытом участке, развернув карты. Их недавно из Туркмении перебросили, неопытные. «Духи» из минометов и безоткатки накрыли квадрат, получилась кошмарная бойня.

Эта новость немного встревожила бойцов, и солдаты принялись перешептываться и озираться. Поэтому, когда колонна вновь поехала, никто уже не спал, солдаты были настороже. Но бдительность все равно со временем притупляется, и когда через четыре часа внезапно раздались первые выстрелы, то оказалось, что почти все бойцы спали. Я тоже дремал.

Бах, ба-бах, тр-рр-р…

Впереди идущий «газик», резко затормозив, встал поперек дороги, а наша БМП поддала ему в бампер. От удара задняя дверь «санитарки» распахнулась, и оттуда посыпались ящики и коробки.

– Ткаченко, разворачивай башню, огонь из пушки пулемета! – крикнул я наводчику и, стреляя из автомата по зарослям, спрыгнул с машины.

Все солдаты высыпали, как горох, на дорогу и залегли между катков и в придорожной канаве. Я выглянул из-за брони и увидел суетящиеся в рощице фигуры нападавших. Оттуда летели трассы, раздался выстрел из гранатомета. Граната пролетела чуть выше кабины ехавшего сзади ЗИЛа.

– Огонь! Всем огонь! – закричал я. – Стрелять, не прятаться! Не быть пушечным мясом!

Магазин опустел за пять секунд, второй опустел еще за десять, третий пошел уже одиночными выстрелами. Между фальшбортом и броней лежал гранатомет. Я подтянул за ремешок «муху» к себе, взвел и прицелился в установленный в винограднике ДШК. Выстрел. Вроде попал, потому что стрельба оттуда прекратилась, и раздались пронзительные вопли. Очереди из развернутой автоматической пушки резко ударили по ушам, били по барабанным перепонкам, как будто на голову надели кастрюлю и стучали по ней молотком. Я взглянул на бойцов, и сердце обрадовалось! Снайпер Царегородцев лежал прямо у моих ног и, выбирая жертвы, посылал пулю за пулей в цель. Свекольников, лежа на спине, перезаряжал магазины, а подавал их стреляющим маленький Якубов.

Бойцы вели огонь короткими очередями. Гурбон поливал свинцом кустарник длинными в полмагазина. Все идет отлично! Никто не прячется, никто не хнычет, не лежит мордой в землю и не паникует. Даже Тетрадзе в кого-то целится!

Но как же бьет по барабанным перепонкам эта пушка! «Духи», не ожидавшие дружного отпора, прекратили стрелять и теперь уносили раненых и убитых, а мы молотили по дувалам и винограднику, еще минут пятнадцать.

Наконец пушка и пулемет БМП замолчали, механик Рахмонов, лежа на «ребристом» листе, пару раз выпустил гранату из подствольника в виноградник, и пехота прекратила стрельбу. Наступила относительная тишина, слышны были только хрипы и стоны кого-то рядом, а от «санитарки» раздавался мучительный, душераздирающий вопль.

Ткаченко высунулся из люка и прокричал:

– Одна укладка закончилась, лента в пулемете тоже.

– Ну так заряжай ленту и переключай на вторую укладку, – ответил я ему. – Якубов, заряжайте магазины, я пойду посмотрю, что там случилось.

Пригибаясь и прячась за бортом машины, я добрался до кабины «газика».

Жуткая картина! На асфальте лежал окровавленный сержант и скреб ногами по асфальту, держась за живот. Его рану пытался зажать, чтобы остановить кровь и перевязать, испуганный санинструктор. Я заглянул в кабину: она была вся в сквозных отверстиях, стекла разбиты, а на руле лицом вниз лежал водитель. Кровь! Кровь! Кровь везде – на лице, на руках, на полу. Ужасная дырка в голове шофера, из которой уже не текла и не капала, а лишь чуть сочилась загустевшая кровь. Мгновенная смерть. А у второго солдата раны не менее ужасны, но, может быть, вытянет, главное – быстрее его отсюда вывезти. Подбежавший прапорщик Сероиван принялся колоть промедол раненому, накладывать ему резиновые жгуты, быстро разрезал х/б на руках и ногах и перевязал его. Не тело, а сито, все в осколках!

Я вернулся назад, пригибаясь, подошел к ехавшей сзади машине и осторожно заглянул в открытые двери: кабина пустая, разбитая осколками. Подошел к следующей. Там у переднего колеса лежал, прислонившись к нему, бледный солдат с перевязанными головой, рукой, ногой. Еще одному досталось.

– Кто еще раненый? – спросил я у сержанта.

– Петьку зацепило, нужно как-то вывозить в госпиталь, – откликнулся тот.

– Сейчас пойду, по связи помощь вызову, не высовывайтесь! Лежите за машиной!

На дороге коптила горевшая машина. Я запросил зам. комбата, сообщил о потерях во взводе обеспечения и услышал в ответ сплошной мат.

– Что орать, я, что ли, их убил? – рявкнул я. – У меня на БМП весь боекомплект закончился, пока отстреливались.

– Ладно, ладно, замполит, не кипятись. Чего орешь? – перешел на нормальный язык Лонгинов.

– А я и не ору, а докладываю. Нужно срочно вертолет вызывать.

– Хорошо, сейчас вызовем.

Вскоре прилетели вертолеты, долбанули по кишлакам, а Ми-8 сел на полянке у дороги, забрал раненых, убитых и умчался в Кундуз.

Где-то вдалеке на шоссе еще что-то дымилось и горело, кое-где еще стреляли, но в основном все успокоилось. Клубы пыли над кишлачной зоной ветерком относило в сторону, стали видны результаты и нашей «работы». От трассирующих пуль загорелось несколько крыш и стогов сена, появились новые проломы в дувалах. Трудно понять, что в этих ветхих глиняных закоулках разрушилось от попадания снаряда, а что осыпалось от времени. Вскоре подъехали несколько грузовых автомобилей с афганскими солдатами, и командиры принялись организовывать прочесывание зеленой зоны. «Сарбосы» двигались неохотно, «зеленые» вообще не хотят воевать, они предпочитают посидеть у костра, сварить баранину, приготовить плов, помолиться. Они способны только идти вслед за нами и что-нибудь стащить по дороге. Шайка, банда мародеров и жуликов, да и как иначе, если армия набрана путем облав на мужчин призывного возраста от восемнадцати до шестидесяти лет. Некоторые солдаты на вид – древние старики, но попадались и совсем мальчишки, прямо дети.

Тем временем колонна медленно двинулась дальше. За руль «санитарки» сел другой водитель, а разбитый ЗИЛ взяли на сцепку. Броня шла очень медленно, вела для профилактики шквальный огонь по всем кустам, развалинам и виноградникам.

Через час неторопливого движения доехали до изгиба дороги, которая располагалась в глубоком ущелье. У обочины стояла и тарахтела, не глуша двигатель, командирская машина, на пушке сидел ротный и махал рукой, делая знаки, чтобы мы остановились.

Я дал команду «вперед» механику, и мы пристроились в трех метрах от кормы. Мы с Володей одновременно спрыгнули и пошли друг другу навстречу.

– Ник! Как дела? Живой, чертяка! – улыбнулся, блеснув вставными зубами, Сбитнев.

– Жив-здоров, чего не скажешь о водилах взвода обеспечения.

– Да, неудачно рейд складывается. Два трупа в полковом тылу, у артиллеристов тоже труп, несколько раненых.

Только что сообщили: погиб новый командир взвода ГПВ из второй роты. Я его даже в лицо не знаю, какой-то прапорщик приехал вместо моего землячка Бориса. Первый рейд – и амба! Голову выстрелом гранатомета оторвало! Еще несколько солдат ранено.

– А Афоню и Луку не задело? – озабоченно поинтересовался я.

– Нет, а что так за них переживаешь?

– Перед рейдом очень много дал им денег в долг, а они их пропили. Не хочется без «бабок» в отпуск ехать.

– Ну-ну, один с твоими деньгами сбежал, другие пропили, что-то ты чеками швыряешься, лучше вообще не получай, пусть в кассе лежат или мне в долг дай, – улыбнулся Володя.

– Ага, и потом переживай за тебя: шандарахнет ротного еще раз по башке или нет.

– Значит, если деньги в долг у тебя не возьму, то за здоровье командира роты ты не станешь переживать?

– Нет. Очень сильно переживать не буду. Был один, другой, третий, пришлют четвертого, – ответил я, широко улыбаясь. – Ну, нельзя сказать, что мне совсем на тебя наплевать, конечно, жалко будет, человек все же, да и привыкли уже, почти любим тебя.

Моя шутка пришлась Сбитневу не по душе, и он сердито сплюнул на дорогу и выругался.

– Вот твоя замполитская сущность и проявилась. На людей наплевать, деньги дороже, да?

– Сказал же, чуть-чуть будет жалко, обещаю, честное слово, – ответил я, продолжая улыбаться. – А тебе меня будет жалко?

– Нет, подрезать бы все замполитовское племя под корень, легче стало б жить. Баба с возу – кобыле легче.

– Ну, тогда дохляков в горах сам будешь подгонять и выносить.

– Вынесем как-нибудь.

– А, кто тебя газетами и книжками будет снабжать?

– Обойдусь.

– А в карты с тобой играть?

– Перебьемся.

– Коньяк-водку вместе пить?

– Никогда больше пить с тобой не буду, отстань от меня! Ничего мне от тебя не надо. Отлучаю презренного и недостойного от самодержавного тела! Отправляйся-ка с третьим взводом на их задачу. Я тебя разжаловал, будешь в ссылке находиться, пока моя душа не оттает.

– Ну и хорошо, иду с Мандресовым. Очень даже рад! – ответил я Сбитневу и хотел уже уходить, но был остановлен.

– Ник, приемничек-то оставь! – широко улыбнулся Володя.

– Это мой!

– Нет, не твой, а имущество роты. «Маяк» на балансе состоит, я за него отвечаю.

– А я его на складе с боем доставал и носил на себе всю дорогу!

– Нет, его БМП возила! Отставить разговорчики, у тебя маленький транзистор есть!

– Вот так-то, говорил, что ничего от меня не надо, а сам последнее отнимаешь, крохобор.

– От крохобора и слышу. Собирай манатки и двигай в гору, вон Мандресов со своими архаровцами по склону идет. Эти бойцы из третьего взвода?

– Да.

– Вот с ними и выдвигайся. Сколько тут пехоты?

– Пятеро. А машину куда поставить?

– Технику забирает Лонгинов. Я получу у него последние указания и пойду на соседний хребет, а Ветишин – правее меня. Всего три задачи держим. Ну, валяй отсюда, бывший собутыльник, – ухмыльнулся Сбитнев и хлопнул меня по спине.

– Вовка, а может, ты мне сто чеков дашь взаймы? Тогда проверим, насколько ты за меня больше будешь переживать.

– Нет, не дам, не хочу я за тебя беспокоится. Иди с глаз моих долой, торопись, а то БМП с твоим мешком уедет, – засмеялся Сбитнев.

Я сразу заторопился собираться в путь-дорогу. Мешок укомплектован, спальник достать из десанта – минутное дело, привязать его к мешку – и в путь.

– Рахмонов, отдашь транзистор ротному лично в руки! Не забудь, а то если придержишь, потом сам в горы с заставы понесешь. Узнаешь, что значит быть настоящим пехотинцем, а не на машине разъезжать. Не советую!

– Даже в мыслях не было, – усмехнулся хитрый механик.

– Гурбон, строиться с вещами у машины! – скомандовал я пехоте.

– Бегом, построились, чумасосы! – эхом откликнулся на мою команду младший сержант.

Я оглядел бойцов и распорядился:

– Взвод поднимается на высоту, мы выдвигаемся к ним через две минуты! Якубов-большой – впереди, затем – я, Свекольников, ты – в замыкании. Идти след в след, ноги по сторонам не разбрасывать и клешнями камни не загребать. А то подорвемся без сапера. Гурбон, бери щуп, будешь дорогу прокладывать. Сегодня твоя очередь работать минным тралом.

– Вах! Вам меня не жалко, да? Кто будет плов готовить взводу? – живо откликнулся с тревогой в голосе Якубов.

– Ничего, если что – Уразбаев или твой однофамилец справятся. Внимание! Идти предельно осторожно, друг за другом, не отставать! Якубов-младший, бери бурдюк с водой!

– Она тяжелый! А я маленький! Может, кто другой.

– «Хитрый глаз», хватит отговариваться, солдат, я твою воду за тебя нести не собираюсь.

Все дружно засмеялись шутке над узкоглазым узбеком, и я продолжил:

– Как водичку пить – ты первый, а как ее нести – так не могу!

– Я маленький, мешок больше меня, однако ж. А воды я почти не пью!

– Значит, будешь пить! Тетрадзе, помоги ему нацепить емкость. Гурбонище, трогаемся, быстрее вперед!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.