Провалы

Провалы

В 1938 году офицер советской разведки, служивший в Соединенных Штатах под прикрытием, отдал в химчистку брюки. В одном из карманов оказалась пачка документов, полученных им от агента, работавшего в Управлении военно-морской разведки. Их обнаружил гладильщик. Бумаги передали куда нужно, и в результате был раскрыт самый серьезный случай советского шпионажа в то время. Конечно, офицер советской разведки, профессионал, фамилия которого Горин, допустил вопиющую небрежность. Его немедленно отозвали в Москву и наверняка расстреляли за преступную халатность.

Известны случаи, когда люди, которым надлежало быть особенно осторожными и бдительными, забывали портфели с документами в купе железнодорожных вагонов, такси и тому подобном. Внезапный обморок, а от этого никто не застрахован, мгновенно может причинить большие неприятности разведчику, ибо в данном случае речь идет не о состоянии здоровья, а о том, что самая кратковременная потеря контроля над собой может привести к пропаже секретных документов, а следовательно — к провалу тайного сотрудника и даже всей операции, в которой он участвует. Однако большинство провалов случаются не по вине офицеров разведки. Очень часто проколы — результат неумного упрямства или же непродуманного поступка руководства разведслужбы, совершенно не представлявшего, к каким последствиям могут привести его приказы.

Добропорядочная хозяйка пансионата как-то заметила, что у одного ее очень занятого постояльца прохудились подошвы ботинок. Она решила оказать ему внимание и по собственной инициативе отнесла обувь сапожнику. Тот порекомендовал заодно заменить и каблуки, а когда он снял их, то обнаружил в каждом пустоты, в которых находились полоски бумаги с какими-то записями.

Один из моих наиболее ценных немецких источников, когда я работал в Швейцарии в период Второй мировой войны, едва не допустил серьезного прокола, поскольку оставил внутри своей шляпы, как это делают аккуратные люди, подлинные инициалы. Однажды вечером мы с ним обедали вдвоем у меня в Берне. Кухарка заметила, что мы говорим по-немецки. И пока мы с удовольствием поглощали ее блюда — в общем-то она, конечно, готовила лучше, чем шпионила, — она выскользнула из кухни, внимательно исследовала шляпу моего источника и записала его инициалы. На следующий день она сообщила нацистскому агенту, у которого находилась на связи, что человек, посетивший меня, судя по его разговору, немец и назвала его инициалы.

Мой источник постоянно жил в Цюрихе и был представителем адмирала Канариса, шефа абвера — немецкой военной разведки и контрразведки. Он часто посещал германскую дипломатическую миссию в Берне. Когда он появился там в следующий раз, а это случилось через несколько дней после обеда у меня, два сотрудника миссии, которые уже ознакомились с донесением поварихи, отвели его в сторону и предъявили обвинение в контакте со мною. Источник прекрасно владел собой и проявил блестящую выдержку. Глядя старшему прямо в глаза, он холодно заметил, что это действительно так, поскольку я являюсь одним из его главных источников, и если они скажут об этом еще кому-ни-будь, он постарается, чтобы их убрали из Швейцарии. Затем добавил, что о контакте со мной знает лишь — адмирал Канарис и несколько высших руководителей в Берлине. Гестаповцы рассыпались в извинениях перед моим другом и, насколько мне известно, в дальнейшем сохранили молчание.

Каждый извлек из этого свой урок: я — что моя кухарка — шпионка, мой немецкий друг — что ему следует снять инициалы со шляпы, и оба мы — что нападение — это лучший способ защиты. В данном случае положение спас только блеф. К счастью, доброе имя моего друга было быстро восстановлено. А кухарка через некоторое время отправилась в швейцарскую тюрьму.

Коммунистическая шпионская сеть Зорге в Японии провалилась в результате случайной акции. Лицо, столкнувшее первый камень лавины, на самом деле ничего не знало о советском разведчике и его группе.

Вот как это случилось. В начале 1941 года японцы начали проводить облавы на местных коммунистов и задерживали некоторых лиц по подозрению в шпионаже. Один из них, некто Ито Рицу, который не имел никакого отношения к разведке, заявил, что хочет помогать японской полиции и сообщил, что подозревает кое-кого в измене (на самом деле это оказались совершенно безобидные обыватели). Среди них он называл некую Китабаячи, в прошлом коммунистку, жившую ранее в Соединенных Штатах, но давно уже отказавшуюся от коммунистических идеалов и ставшую адвентисткой седьмого дня. В 1936 году она возвратилась в Японию и через некоторое время сблизилась с японским коммунистом, которого знала по Соединенным Штатам, художником по имени Мияки, который входил в состав группы Зорге. Он, по-видимому, рассказал ей о себе просто так, без всякой на то надобности, ибо Китабаячи преподавала рукоделие и не имела никакого доступа к интересующей Зорге информации. Рицу ничего не знал об этом. Он скорее всего донес на Китабаячи по злобе, чтобы доставить ей неприятности. Очевидно, она каким-то образом обидела его. Когда ее арестовали, она выдала Мияки. Тот, в свою очередь, вывел полицейских на главного источника Зорге — Одзаки, высокопоставленного чиновника японского правительства, располагавшего ценной информацией. И так продолжалось до тех пор, пока не были схвачены все члены подпольной группы.

Старая истина гласит: чем крупнее разведывательная сеть, чем больше в ней различных звеньев и чем сложнее система связи между ними, а также между руководителем сети и центром, тем вероятнее опасность ее провала. В организации Зорге участвовало много людей, большая часть их действовала активно. И тем не менее никто из них не привлек к себе внимания полиции. Следователи, которые допрашивали Китабаячи, страшно удивились, когда вдруг начали звено за звеном распутывать хитросплетения этой самой эффективной шпионской сети в истории. Раскрытие ее можно рассматривать как результат стечения чрезвычайно неблагоприятных обстоятельств, своего рода несчастных случаев, которые невозможно было ни избежать, ни предупредить, за исключением, пожалуй, лишь одного: не использовать в шпионской деятельности лиц, о которых известно, что они в прошлом были членами компартии. Но почему-то этим довольно простым правилом Советы часто пренебрегают.

Небольшие промахи или ошибки, которые могут привести к провалу всего дела, иногда случаются по вине самих разведывательных служб, причем не офицеров, руководящих агентами, а технического персонала, изготовляющего для агентов необходимые приспособления и материалы. Вот и получается, что в чемодане, к которому прикоснется таможенный чиновник, вдруг обнаруживается второе дно, а тайнопись неожиданно проявляется в самый неподходящий момент и тому подобное.

Часто подводят разведчиков фальшивые документы. Каждая разведывательная служба собирает и изучает все новые документы со всех частей света, а также модификации старых, которые были бы «железными», то есть настоящими во всех деталях. Но иногда допускаются промахи, и внимательный пограничник, который держит в своих руках сотни паспортов в день, может, например, заметить, что в паспорте пассажира номер серии не вполне соответствует дате выдачи или что виза подписана консулом, который скончался за две недели до даты, когда он якобы учинил свое факсимиле. Даже не обладающий большим воображением контролер знает, что подобные несоответствия могут означать лишь одно: никто другой, кроме агента разведслужбы, не может иметь документа, безупречного с точки зрения художественной и технической, за исключением одной какой-либо незначительной детали.

Кроме того, есть еще и судьба, рок: неожиданное вмешательство потусторонних сил, несчастный случай, стихийное бедствие, препятствие, воздвигнутое людьми там, где его не было еще неделю назад, а также «заговор» вещей, когда, скажем, свеча не желает загораться, а замок отпираться, двигатель отказывается работать или же происходит авария техники. Агент, посланный на задание, может внезапно умереть от сердечного приступа, или на него наедет грузовик, или же он сядет в самолет, который разобьется… И миссия его останется невыполненной. Это, конечно, печально, но не грозит крупными неприятностями, хотя иногда последствия могут быть значительно хуже.

В марте 1941 года капитан Людвиг фон дер Остен, прибывший в Нью-Йорк, чтобы возглавить нацистскую разведывательную сеть в Соединенных Штатах, был сбит такси при переходе Бродвея на углу Сорок пятой улицы, в результате чего погиб на месте. Сопровождавший капитана сообщник, быстро сообразивший что к чему, успел вытащить у него из кармана бумажник и скрыться. Однако записная книжка, найденная у Остена, и различные документы, обнаруженные в его гостиничном номере, свидетельствовали: он — немец, выдававший себя за испанца и, несомненно, связанный со шпионской деятельностью. А через некоторое время почтовая цензура англичан на Бермудах обнаружила упоминание о фон дер Остене в весьма подозрительных письмах, регулярно посылаемых из Соединенных Штатов в Испанию. В результате ФБР смогло напасть на след нацистской шпионской сети, которую капитан собирался возглавить. В марте 1942 года дело завершилось судом и приговором Курту Людвигу и его восьмерым сообщникам. Это был как раз тот человек, который сопровождал фон дер Остена, когда тот попал под такси. И именно он, Людвиг, поддерживал связь с нацистской разведкой через Испанию.

Еще один случай из времен Второй мировой войны. Однажды вечером во Франции был сброшен парашютист с заданием установить связь с подпольным движением Сопротивления. Дул сильный ветер, и агента отнесло в сторону. Вследствие этого вместо того, чтобы приземлиться в укромном месте в чистом поле, он опустился прямо среди зрителей, смотревших кинофильм под открытым небом на окраине города. И нужно же было случиться такому, что это был специальный просмотр фильма для солдат войск СС, дислоцированных в округе.

Ныне широко известный берлинский туннель, проходивший из западной в восточную часть Берлина, был проведен западными разведками для того, чтобы тайно подсоединиться к советским линиям связи в Восточной Германии. Это было во всех аспектах хорошо продуманное и комфортабельное сооружение с собственной отопительной системой, поскольку берлинские зимы достаточно холодны.

Все шло прекрасно, пока не наступили морозы. Снег, припорошивший землю над туннелем, стал таять: почва в этом месте была теплее. И к нашему ужасу, четко обозначилась прямая, как стрела, дорожка над туннелем из Западного в Восточный Берлин. Любой наблюдательный полицейский в Восточном Берлине мог это заметить. Наши люди быстро доложили об опасности. Отопление в туннеле было немедленно отключено, в ход пустили кондиционеры, нагнетавшие под землею холодный воздух. К счастью, снег продолжал идти и предательская дорожка скоро исчезла. Случилось то, чего никто не мог предвидеть при проектировании туннеля. Таким образом, наиболее дорогостоящий и самый смелый разведывательный проект был близок к провалу.

Большинство шпионских операций ограничено во времени: туннель, «У-2» и тому подобное. Это всегда учитывается при разработке проекта. Трудность заключается в правильном решении, когда следует ограничить его использование и когда вообще прекратить.

Через некоторое время Советы все-таки обнаружили берлинский туннель. Они попытались использовать этот факт как убедительное доказательство «коварства» атлантических союзников, которые удерживают под своим господством Западный Берлин, чтобы использовать его в качестве плацдарма для шпионажа против Востока. Советы открыли даже около туннеля киоск с пивом и неизменными сосисками, чтобы граждане ГДР целыми семьями могли бы использовать свои воскресные прогулки для посещения удивительного сооружения. Но это неожиданно привело к противоположному результату, поскольку реакция публики в целом резко отличалась от того, что ожидали Советы. Вместо того чтобы грозить кулаками Западу, немцы просто смеялись над Кремлем, поскольку атлантические союзники обошли его в разведывательных делах, а он оказался настолько глупым, что не придумал ничего лучшего, как показать всему миру, как его об ставили. Короче говоря, очень быстро русские ликвидировали там пивные киоски, и осмотр туннеля прекратился[133].

Связь — это та область разведывательной деятельности, где случайные провалы происходят чаще всего. И приводят они обычно к срыву всей операции. Одной из самых лучших иллюстраций проколов такого рода можно найти в известном литературном произведении, впрочем, не имеющем ни малейшего отношения к разведке. Речь идет об эпизоде из книги Томаса Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», когда героиня подсовывает важное сообщение в щель под дверью Клары, а оно случайно попадает под ковер, лежавший вплотную к порогу, и никогда не доходит до того, кому предназначалось, со всеми вытекающими из этого печальными последствиями.

Сообщения для агентов часто передаются через тайники. Они могут находиться в любом месте — над землей и под нею, в каком-либо здании или сооружении, в лесу или поле. Как и доктор Банкрофт, секретарь Бенджамина Франклина, большевики, например, предпочитали пользоваться дуплами в деревьях. В настоящее время имеются более надежные и хитрые приспособления, с помощью которых документы защищаются от осадков и плохой погоды в течение длительного периода времени. Однажды сообщение для агента закопали в землю в укромном местечке у края дороги, по которой ездили довольно редко как в дневное, так и ночное время.

Тайником неоднократно пользовались успешно. В рассматриваемом случае все было спокойно в момент закладки сообщения. Однако, когда агент пришел через несколько дней, чтобы изъять материал, он нашел на том месте гору щебня. За короткий промежуток времени между вложением сообщения и появлением агента местные власти приняли решение о расширении дороги и уже приступили к работе.

По вполне понятным причинам в разведывательных операциях часто используются общественные туалеты для устройства тайников. В некоторых странах такие места — единственные, где любой человек может чувствовать себя в одиночестве. Но и здесь фортуна может сыграть злую шутку. Однажды уборщики решили временно использовать крайнюю кабину для хранения швабр, метел и ведер и повесили на дверце замок. А как раз в ней разведчик устроил тайник для связи со своим агентом. И что самое плохое — кабину заперли после того, как агент заложил там свой материал: разведчик не успел его изъять.

Если используются радиосредства, то не исключены ошибки в комплектации радиоаппаратуры, как передающей, так и принимающей. Связь по почте может быть нарушена по самым различным причинам.

Поезда часто опаздывают, и поэтому курьеры не могут прибыть на обусловленную встречу в установленное время. Значит, агент уйдет: он не может долго ждать на одном и том же месте — это закон разведки. Чтобы избежать нарушения личных контактов, связанных со случайностями подобного рода, при планировании операций предусматривают запасные встречи и варианты для чрезвычайных случаев, автоматически вступающие в действие, когда срывается основная встреча. Однако здесь мы затрагиваем уже другую проблему: нельзя чересчур усложнять условия встреч и явок, это может тоже привести к потере контакта. Ведь люди, находящиеся в состоянии сильного нервного возбуждения, просто не в состоянии запечатлеть в памяти и вовремя вспомнить сложные пароли, устные и вещественные. Фиксировать их на бумаге открытым текстом, понятно, ни в коем случае нельзя. А с шифрованными тоже легко запутаться. Во всем нужна разумная мера, в том числе и в секретности и конспирации.

Один из простейших и самых древних приемов, используемых в разведке, когда обговариваются условия встречи, — прибавление (или вычитание) определенного числа дней и часов к дате и времени, назначаемым при телефонном разговоре или каким-то другим путем. Если даже противнику удастся перехватить эту обусловленность, вычислить действительные день и час ему будет очень сложно. Скажем, агент должен прибавить один день и отнять два часа. Таким образом, названная встреча — вторник в одиннадцать часов в действительности означает: среда в девять. Агенту достаточно проделать это хотя бы один раз, он запомнит условие так же прочно, как свое собственное имя. При этом ничего не требуется записывать. Однако и здесь нет полной гарантии. Может случиться, что по прошествии, скажем, трех месяцев, когда агент получит вызов на встречу, он вдруг засомневается: надо ли прибавлять один день и отнимать два часа или же отнимать один день и прибавлять два часа? А может быть, надо прибавить два дня и отнять один час? Или же… и так далее.

Неправильно понятые условия или плохая память могут привести к тому, что стройная, но сложная система связи превратится в трагикомедию абсурда, когда каждая из сторон будет пытаться угадать ход мыслей другой, не вышедшей на встречу или не выполнившей какую-то договоренность. Агент, скажем, пропускает встречу, поскольку перепутал свои плюсы и минусы. Другой партнер появился на условленном месте точно. Но агента нет. Значит, партнер приходит к выводу: агент перепутал, что отнимать, а что складывать, и пытается догадаться, что он именно напутал. Наконец он выбирает из четырех альтернативных комбинаций одну, которая кажется ему наиболее вероятной, и идет на встречу. Но он сделал неверный выбор, и никто его не встречает. А агент в это время вспомнил правильный расчет, но уже поздно, так как истинные день и час уже не совпадают с тем, из чего исходила другая сторона. Таким образом, два человека никак не могут встретиться.

Независимо от причин провалы можно подразделить на две категории: те, которые наносят удар по всей шпионской организации, в результате чего она становится известной противнику или местным властям (что не одно и то же), и такие, что приводят лишь к краху одной какой-либо операции, из-за чего нарушается связь с агентурой, но сами агенты не попадают в руки противника. Так происходит, например, тогда, когда важное сообщение не доходит до получателя, но и не становится добычей врага. В любом случае серьезный провал может привести к немедленному свертыванию разведывательной операции или же к тому, что ее откладывают на длительное время, пока не будет восполнен ущерб, восстановлена связь и тому подобное.

Даже небольшие провалы в разведке связаны с неприятностями. Никогда нельзя быть полностью уверенным, нанесут ли они большой ущерб или потерь не будет. А от этого зависит решение, прекращать операцию или же доводить ее до конца. Многие проколы связаны с потерей прикрытия, разоблачением агентуры и другими нежелательными, но вынужденными действиями. Иногда провалы приводят к тому, что у руководства разведки возникают подозрения: не виной ли тут двойная игра того или иного агента. В принципе делу вредит любое подозрение, даже если считают, что тот не связан с разведслужбой противника, а просто плут, мошенник или контрабандист.

Те, кто когда-либо путешествовал под чужим именем, знает: страшнее всего не то, что можно забыть новое имя при регистрации в гостинице. Самое ужасное, когда вы, все-таки вспомнив, как вас теперь зовут, с облегчением расписавшись в регистрационной карточке, вдруг почувствуете, что кто-то сзади дружески хлопнет вас по плечу и громко произнесет: «Джимми Джонс, старина, где это ты пропадал столько лет?» Вы обернетесь и увидите: перед вами знакомый, которого вы не видели уже лет двадцать.

Каждая операция, связанная с использованием лиц, выезжающих временно или постоянно в другие места под другим именем, всегда связана с риском случайной встречи, пусть в одном случае из тысячи или даже сотни тысяч, с людьми, которые знали агента под настоящим именем. Конечно, ему, возможно, как-то удастся выкрутиться. Но это не должно успокаивать, ибо тревогу вызывает то, что в нынешнем мире, где буквально все прекрасно понимают, какой размах приобрел шпионаж, люди могут в первую очередь как раз подумать: человек, которого я прежде знал под другим именем, наверное, занимается разведывательными делами. Значит, вся огромная кропотливая и длительная работа по созданию легенды-биографии из-за такой случайности может пойти насмарку. Советские нелегалы обычно направляются в страны, где риск случайной встречи минимален (но все же не исключен). Случай, о котором речь пойдет ниже, говорит: подобная несчастливая возможность существует всегда, и Советы, как, впрочем, и мы, фактически не в силах предотвратить ее.

В группе Лонсдейла, о которой я уже упоминал, супружеская пара американцев Крогеров обеспечивала радиосвязь. Их, после ареста Лонсдейла и Хаутона, опознали как давних советских агентов, активно действовавших ранее в Соединенных Штатах. ФБР установило личность, основываясь на отпечатках пальцев. И когда опознание было закончено, в нью-йоркский филиал бюро позвонил человек, который представился как бывший футбольный тренер. За неделю до того журнал «Лайф» опубликовал серию фотографий лиц, причастных к делу Лонсдейла. Позвонивший сообщил, что тридцать пять лет тому назад он был тренером в одном из нью-йоркских колледжей в районе Бронкс. И в его команде играл худощавый паренек, который очень походил на Крогера. Правда, тогдашнего его подопечного звали как-то по-другому… И все-таки он считает, что это один и тот же человек. И тренер оказался прав.

Крогеры даже не пытались как-то изменить свою внешность. У самого Крогера был солидный книжный магазин в Лондоне. Его посещали не только англичане, но и иностранцы, интересовавшиеся редкими книгами. Круг покупателей был велик, и нельзя было исключить возможность того, что в их числе не окажется американец, житель района Бронкс, который узнает Крогера. Шансов, конечно, мало, но они были. И тем не менее, Советы пошли на риск.

Мелкие, порою нелепые инциденты могут вызвать подозрение в шпионаже. Но часто они просто указывают на то, что происходит нечто необычное. А вот сумеет ли очевидец увидеть в этом необычном связь со шпионажем, зависит в значительной степени от того, является ли он простодушным и наивным или же умудренным житейским опытом человеком и чем он занимается — полицейский ли он, трактирщик либо художник. Бывает, что даже профессиональный агент, какие уловки и хитрости он бы ни использовал, не может ускользнуть от внимательного взгляда.

Однажды, поступив, возможно, не слишком хитро, мы послали трех человек на встречу с неким важным лицом, занимавшим целый апартамент на верхнем этаже одной из гостиниц в большом европейском городе. Каждый из них был специалистом в своей области, и его участие обязательно требовалось в начальной стадии операции — дебюте, говоря шахматным языком. Они впервые оказались в этой гостинице и даже стране, о которой идет речь, то есть были там абсолютно неизвестными. Много месяцев спустя, когда по другим каналам установили, что этот джентльмен готов сотрудничать с нами, было решено послать к нему одного сотрудника из той троицы. Перед этим мы долго размышляли и в конце концов пришли к выводу, что встречу безопаснее провести в гостинице, а не в городе, где у нас не было надежной конспиративной квартиры. Офицер же посетил гостиницу всего один раз, можно сказать, промелькнул там много месяцев назад. Вряд ли кто-либо его запомнил. Короче говоря, наш сотрудник отправился в гостиницу, вошел в лифт и назвал лифтеру нужный этаж. Больше в кабине никого не было. Сотрудник смотрел на лифтера, пожилого человека с трудно запоминающейся внешностью, и был абсолютно уверен, что никогда ранее его не видел. Но он постарался запомнить его внешность, чтобы в следующий раз не попасть к нему в лифт. Перед тем как кабина остановилась на нужном этаже, лифтер повернулся и посмотрел на нашего сотрудника. «О! Как вы поживаете? — вежливо спросил он. — Я вижу, сегодня вы одни, а где же оставили двух своих друзей?» Безобидное замечание? Возможно, но об этом никогда нельзя сказать с уверенностью. Главное заключалось в том, что наш сотрудник вовсе не был столь неприметным, как казалось. Лифтеры, горничные, официанты, вообще весь обслуживающий персонал отелей, обычно хорошо запоминают лица и внешность гостей. А в некоторых странах гостиничные служащие, бармены, швейцары — сплошь информаторы полиции. Догадался ли лифтер, кому наш сотрудник собирался нанести визит? Определил ли его национальность (сотрудник изъяснялся на местном языке хорошо, но не без акцента)? Не выдали ли его одежда или манеры?

Именно такая неопределенность вызывает тревожное настроение после подобных мелких инцидентов, которые и проколами-то не назовешь. Но самое малое опасение достаточно, чтобы взбудоражить бдительную секретную службу. Она отметит начатую операцию, откажется от прежней системы связи и задействует новый оперативный состав.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.