Фронтовой истребитель Ла-5

Фронтовой истребитель Ла-5

Всю войну Кожедуб воевал на истребителях Лавочкина — Ла-5Ф, Ла-5ФН и Ла-7. Это был удивительный самолет, самый грозный истребитель советских ВВС с 1943 года и до конца войны. В этом полудеревянном самолете слились терпение, усилия и талант авиаконструкторов Лавочкина и Алексеева, Поликарпова и Гуревича, двигателистов Швецова и Валединского, Эвича и Бутусова, летчиков-испытателей Мищенко и Никашина, Якимова и Кубышкина. Он был создан на базе планера ЛаГГ-3 с использованием винтомоторной группы с несчастливого И-185, при скрытном противодействии заместителя наркома А.С. Яковлева, пытавшегося наладить на горьковском заводе № 21 производство Як-7. Трудно представить себе трудоемкость конструкторских и технологических работ, когда требовалось поставить по сути дела на тот же планер мотор в полтора раза шире и выше, на 40 процентов более тяжелый, чем предыдущий, да еще в условиях 1942 года.

Появление этой машины загадочно и удивительно. Но даже и сотня самых точных эпитетов не отразит всей сложности рождения лучшей боевой машины в тяжелейший боевой год, ее испытаний, постановки на серию. Заметим, идея установки на ЛаГГ-3 двигателя воздушного охлаждения М-82 была не нова. С тех самых пор как самолет недодавал то в скорости, то в дальности, необходимость увеличения мощности мотора стала очевидной и установка «свободного» мотора М-82 конструкции А.Д. Швецова воистину «носилась в воздухе».

Первым этот мотор установил на ЛаГГ-3 талантливый и честолюбивый авиаинженер куратор НКАП аккуратист и красавец Михаил Иванович Гудков — один из триумвирата создателей «лагга». Именно Гудков, оставленный в Химках главным конструктором ОКБ-31 и занятый проектированием «советской аэрокобры» — самолета Гу-1, по схеме близкого «аэрокобре» (двигатель за кабиной летчика, вблизи центра тяжести, носовое колесо), установил на ЛаГГ-3 мотор М-82, попросту отрубив нос «лагга» и пристыковав вместо него носовую часть Су-2. Самолет был назван Гу-82, и летчик-испытатель А.И. Никашин совершил на нем несколько успешных испытательных полетов. Внешняя аляповатость машины не снискала ей ни любви, ни счастья. Испытания прервались ввиду эвакуации КБ 16 октября 1941 года и больше не возобновлялись. Прекрасный летчик-испытатель А.И. Никашин погиб в первом же испытательном полете на Гу-1.

В декабре 1941 года, во многом благодаря стараниям А.С. Яковлева — авиаконструктора и заместителя наркома НКАП, фактически был решен вопрос о замене сборки ЛаГГ-3 на заводе № 21 в Горьком (основной завод по производству «лаггов» и, впоследствии, «лавочкиных») сборкой Як-7. По воспоминаниям С.М. Алексеева — первого заместителя главного конструктора и начальника ОКБ Лавочкина, Яковлев даже распорядился снять тенденциозную кинохронику сборки. В ней «лагги» собирают невзрачного вида рабочие с кувалдами в засаленных телогрейках и рваных ушанках, а «яки» — интеллигентные люди, через одного в очках, с отвертками и штангенциркулями, у ковровой дорожки, постеленной вдоль цеха, в белых халатах.

Лавочкин, «до потери знамени» имевший в запасе не более полутора-двух месяцев, надеялся на доводку нового, более мощного двигателя В.Я. Климова М-107, который предполагал установить на новом «лагге».

Вот как вспоминает этот момент С.М. Алексеев:

«Вернулся Лавочкин в Горький, собрал своих ближайших помощников, объяснил ситуацию и высказал свое мнение: мотор М-82 по ряду очевидных причин не удастся поставить на ЛаГГ-3 без больших доработок самолета. Надо устанавливать мотор М-107. Так и решили. Вся надежда была на то, что Климов сумеет довести мотор и мы сможем устранить недостатки, проявившиеся на первой машине ЛаГГ-3 М-107.

На этом совещании мне почему-то показалось, что установка на наш истребитель М-82 — дело не безнадежное. Я попросил у Лавочкина разрешения не касаться М-107, а, взяв в помощь двух-трех человек, поработать над М-82. Лавочкин тогда сказал:

— Не больше двух-трех.

В помощники я выбрал начальника бригады вооружения И.А. Шабанова и начальника моторной бригады Константина Ивановича Слепнева»[4].

Честь и хвала Лавочкину! Мало кто из руководителей в подобной критической ситуации смог бы учесть чужое мнение в сложившейся ситуации. Человек исключительно честный, щепетильный и порядочный, Семен Алексеевич создал такую обстановку, которая делала возможным творческое сотрудничество талантливых разработчиков и конструкторов — С.М. Алексеева, П.Д. Грушина (впоследствии выдающегося конструктора зенитных ракет), Л.А. Закса…

Подлинной находкой для Лавочкина стал заместитель Швецова В.А. Валединский, роль которого в счастливом рождении нового самолета исключительна, ее трудно переоценить, хотя имя этого талантливого инженера известно лишь историкам самолетостроения. Он помог не только состыковать широкий двигатель с узким фюзеляжем, но и обойтись в конструкции без охлаждающих регулируемых «юбок». Этот сложный узел имел сотни деталей, требовал специального оборудования при его серийном изготовлении, высокой квалификации рабочих, в том числе и по дефицитнейшей тогда выколотке, их специальной подготовки. Вместо «юбки» он предложил сделать несравненно более простые регулируемые «совки» по бокам капота для выхода проходящего вокруг двигателя охлаждающего воздуха.

Это решение оказалось определяющим для новой машины. Хотя головки цилиндров, находившиеся не в створе «совков», несколько перегревались, но экономия времени, средств и веса была очевидной и в целом вполне перевешивала остающуюся склонность к перегреву.

Вопрос с вооружением был решен за счет того, что на заводе имелся запас автоматических пушек и синхронизаторов от ранее строившихся здесь И-16. Правда, синхронизаторы предназначались для двухлопастного винта, но специалисты быстро их переделали под трехлопастный.

В. И. Алексеенко, работавший тогда в КБ Лавочкина, свидетельствует, что в это время на заводе появились представители Яковлева, который в данной ситуации был прежде всего заместителем наркома авиапромышленности по опытному самолетостроению. Своим «хозяйским» поведением они очень быстро восстановили против себя весь коллектив завода, который к тому времени сознательно включился в создание нового самолета. 8 апреля, когда ЛаГГ-3 с мотором М-82 практически был готов к испытаниям, был подписан приказ НКАП, согласно которому завод переводился на выпуск истребителей Як-7. ОКБ Лавочкина тем же приказом перебазировалось в Тбилиси, на 31-й завод.

Но еще раньше, в конце марта, летчик-испытатель Василий Яковлевич Мищенко поднял в воздух прототип будущего Ла-5.

10 апреля, когда в Тбилиси уехали С.М. Алексеев и ряд ведущих конструкторов ОКБ Лавочкина, а следом отправился эшелон с оборудованием и большей частью работников КБ, в Москве было принято решение о проведении совместных Государственных испытаний — данные по скорости и скороподъемности, полученные в полете Мищенко, более чем впечатляли. Хотя и дефектов хватало, а полет продолжительностью более 20 минут был и вовсе невозможен: грелось масло.

История государственных испытаний вновь появившегося самолета интересна и полна драматургии. И хотя они описаны в десятках статей и в нескольких книгах, занимательность и значимость их проведения раскрыты далеко не в полной мере.

20 апреля 1942 года летчики-испытатели А.Г. Кубышкин и А.П. Якимов в сопровождении ведущих инженеров Наркомавиапрома и ВВС — В.Н. Сагинова и А.Н. Фролова, решением ГКО составившие Государственную испытательную комиссию, прибыли на 21-й завод в Горький. Постановлением ГКО им срочно, в течение пяти дней, предписывалось провести совместные (НКАП и ВВС) испытания нового опытного самолета Лавочкина.

Было решено, что все первые полеты по каждому заданию совершает Якимов как представитель авиапрома, а капитан Кубышкин как представитель ВВС повторяет каждый полет.

В. Н. Сатинов по ВЧ буквально выпросил у Шахурина разрешение, чтобы Лавочкин остался на заводе на период испытаний. В связи с переездом сам Семен Алексеевич был не в лучшем настроении и предложил весьма ограниченную программу испытаний: на скорость, на скороподъемность, на скорость по высотам, «на виражи», на дальность полета, на отстрел оружия. От испытаний на штопор, несмотря на настойчивые требования А.Н. Фролова, Лавочкин отказывался — штопор не просчитали.

А. П. Якимов, вторым после Мищенко облетавший машину, оценил летные качества нового истребителя очень высоко.

— Если бы не перегревался двигатель — быть рекорду скороподъемности, — вспоминал он.

На земле его доклад был сдержан. Испытатель перечислил ряд недостатков, летать с которыми летчику в боевых условиях было невозможно.

А. Г. Кубышкин, повторивший полет и едва не скапотировавший на посадке из-за невыпустившихся закрылков, согласился с замечаниями А.П. Якимова, пополнив их указанием на дефект в работе системы управления закрылками.

Испытания было предложено прекратить, замечания устранить в кратчайшие сроки. По ВЧ были направлены краткие положительные отчеты и запросы в авиапром и ВВС с рекомендациями продолжить испытания. Обе стороны (НКАП и ВВС) согласились с просьбой комиссии, предложив устранить выявленные недостатки за десять дней.

Через десять дней напряженной круглосуточной работы замечания были устранены, машина, на которой были оставлены две пушки из четырех (разгрузилось подкапотное пространство — улучшилась вентиляция) и немного изменившая свою «мордочку» (вверху капота появился воздухозаборник, внизу — маслорадиатор), вновь была выкачена на летное поле. Первый полет на доработанной машине вновь выполнил заводской летчик-испытатель В.Я. Мищенко.

3 мая 1942 года были продолжены Государственные испытания. Якимов, получивший задание установить границу высотности в наборе высоты, вновь ушел в полет. Поведение самолета было безукоризненным, полученные характеристики — очень хорошими. Кубышкин подтвердил выводы Якимова.

Полет на дальность. И здесь отличный результат. 1 час 41 минута в воздухе, остаток топлива — 140 литров!

Испытания на штопор, отвергнутые Лавочкиным, решили провести ранним утром, не ставя генерального в известность. Якимов взлетел в пять утра. Из штопора самолет выходил прекрасно, без малейших проблем и «задумчивости», на самых разных режимах. Последний режим — ввод в штопор в верхней точке боевого разворота. И вновь самолет отработал как часы, сразу вышел из штопора и перешел в устойчивый полет.

Якимов сажает истребитель и попадает в руки ликующих членов испытательной комиссии. В этот момент на аэродроме появляется Лавочкин.

«— Что это вы здесь собрались в такую рань?

— Летаем, Семен Алексеевич, — сказал Фролов и подал главному полетный лист.

Семен Алексеевич начал читать, а члены комиссии внимательно следили за выражением его лица. Вот оно стало хмурым. Лавочкин поднял глаза, сурово взглянул на присутствующих и вновь углубился в чтение.

Постепенно морщины на лице разгладились, выражение холодной отчужденности стало пропадать. Главный был явно взволнован….Семен Алксеевич выпрямился, посмотрел на комиссию несколько удивленно, но с явным удовлетворением:

— Молодцы!»

Через несколько дней после доклада комиссии в Наркомавиапроме было принято решение — принять самолет на вооружение. Уже 13 августа 1942 года заводские летчики пригнали в 49-й ИАП первую эскадрилью будущих Ла-5, и боевая эксплуатация истребителя началась.По официальным данным, с 14 по 24 августа летчики 49-го полка на первых 19 истребителях, именуемых тогда еще ЛаГГ-5 (или ЛаГ-5), совершили 180 боевых вылетов, провели 27 воздушных боев, записали на свой счет 16 самолетов противника, потеряв 10 своих машин и 5 летчиков.

Чуть позднее, 17—18 августа, эти машины были поставлены в 15-й, 27-й, 240-й, 297-й и 437-й истребительные авиационные полки 8-й воздушной армии, где новый самолет проходил войсковые испытания.

Приказом НКАП № 683 от 8 сентября 1942 года истребитель ЛаГГ-5 был переименован в Ла-5.

Герой Советского Союза А.Ф. Ковачевич вспоминал, что в октябре—ноябре 1942 года под Сталинградом ему также довелось летать на совершенно новой тогда машине:

«Машина было предельно сырая, в кабину откуда-то натекала гидрашка. Кнопки, позднее их заменили тумблерами, не выполняли своих функций — отжимались, приходилось втыкать в них отвертки. В кабине было невообразимо жарко… Полетом я остался крайне недоволен и костерил машину на все лады.

Смотрю, а к самолету потихонечку, бочком, стараясь не быть узнанными, подходят двое в регланах. Одного, приглядевшись, я все же узнал — это был наш главком, будущий Главный маршал Александр Александрович Новиков. Вторым, об этом я узнал позже, был С.А. Лавочкин.

— Что, что вы там говорите, товарищ старший лейтенант?

Пришлось объясняться, жаловаться и давать обратный ход».

15 декабря 1942 года на истребителях Ла-5 приступили к боевой работе летчики 5-го гвардейского ИАП, полка, записавшего на свой счет максимальное среди полков советских ВВС число неприятельских самолетов, сбитых в воздушных боях, — 656. Всего, вместе с разбитыми и сожженными на земле, летчики полка заявили об уничтожении 739 неприятельских самолетов.

Впоследствии на этой машине сражались и 9-й гвардейский «шестаковский» полк, и 32-й гвардейский «сталинский», и 3-й гвардейский, и 176-й гвардейский «маршальский», и 111-й гвардейский — результативнейшие полки наших ВВС. На истребителях этого типа с 1943 года сражались летчики 3-го и 4-го гвардейских истребительных полков ВВС Краснознаменного Балтийского флота — прославленных частей морской авиации.

Лавочкин неустанно совершенствовал свою машину. Ла-5Ф пришел на смену Ла-5, когда Швецов прибавил своему мотору 200—250 л. с, а Лавочкин убрал крыльевые топливные баки, уменьшил толщину бронеспинки, облегчил шасси, внес еще несколько доработок. В марте 1943-го началось серийное производство Ла-5ФН, на котором, собственно, и воевал Кожедуб. Здесь стоял форсированный, с непосредственным впрыском топлива в цилиндры, мотор М-82ФН мощностью в 1850 л. с. Этот самолет отличался каплевидным фонарем кабины, длинным всасывающим патрубком над капотом двигателя, измененной конструкцией «совков», сделавшей их пропускную способность существенно большей.

В начале мая 1944 года новая модификация самолета под именем Ла-7 была запущена в серийное производство. На этом типе была проведена внешняя и внутренняя герметизация винтомоторной группы и планера, установлены щитки, полностью закрывающие ниши шасси, маслорадиатор перенесен под фюзеляж (отчего машина с подачи авиационных острословов получила кличку «жеребец»), всасывающие патрубки нагнетателя перенесены в носок центроплана, установлены аэродинамические компенсаторы на рулях высоты, проведен целый ряд других улучшений конструкции. Важнейшей задачей, решаемой на новой машине, была замена деревянных деталей, в частности лонжеронов, на дюралевые и стальные. Такая замена давала снижение массы машины на 100 килограммов. Заметим, что полностью заменить деревянные детали на металлические удалось только на Ла-9, самолете уже послевоенного выпуска.

Истребитель Ла-7 по комплексу боевых свойств был лучшим советским истребителем периода Великой Отечественной войны. Самолет этот имел и ряд существенных недостатков. С точки зрения управления это отсутствие автоматики работы винтомоторной группы, что имелось на большинстве иностранных поршневых самолетов, современных «Лавочкину». Другим недостатком была повышенная температура в кабине, достигавшая 65 градусов. Герой Советского Союза Г.А. Баевский высказывал предположение, что повышенная температура, возможно, была полезным фактором, повышавшим гибкость летчика, его работоспособность, реакцию, осмотрительность.

При сравнении серийных Ла-7 с прототипом испытатели постоянно отмечали снижение скорости в серийных машинах. По свидетельству летчика-испытателя В.И. Алексеенко, серийный Ла-7 неоднократно получал от испытателей неудовлетворительную оценку.

Большинство Ла-7, как и Ла-5, было вооружено двумя пушками ШВАК, а не тремя УБ-20. До конца войны построили только 368 трехпушечных Ла-7. Они выпускались с марта 1945 года, и менее одной трети их, около 100 самолетов, приняло участие в боях.

Важно отметить, что для большинства отечественных боевых самолетов, в особенности истребителей, значительная часть их полезных летно-тактических качеств добывалась руками техников, механиков, мотористов, нередко — при участии самих летчиков, в условиях фронтовых аэродромов. «Технари» могли буквально творить чудеса: повышать мощность двигателей и, соответственно, скоростные характеристики, совершенствовать системы управления, улучшать зализы и аэродинамику, снижать вес, ставить дополнительное вооружение… Большинство вносимых улучшений требовало ряда согласований, на которые руководство шло крайне неохотно, и потому о доработках было известно весьма ограниченному кругу людей.

Дважды Герой Советского Союза К.А. Евстигнеев вспоминал, что его самолет, машина Кожедуба, некоторых других летчиков давали на 30—40 км/час скорости больше, чем новые «недоведенные» самолеты. Факт активного совершенствования самолетов в полках оказался быстро забытым после войны и не замеченным большинством современных исследователей авиации.

Ла-5 и Ла-7 было выпущено в годы войны около 10 тысяч. На Ла-5 воевали и Кожедуб, и большинство результативнейших летчиков-истребителей: дважды Герои Советского Союза К.А. Евстигнеев, Н.М. Скоморохов, В.А. Зайцев, В.И. Попков, Герои Советского Союза Н.Ф. Краснов, В.Г. Серов, Н.Т. Китаев, А.С. Куманичкин и многие другие наши асы.

Иван Никитович Кожедуб, когда чувствовал расположение компании или слушателя, говорил очень ярко и образно. Как-то на просьбу оценить летные качества «аэрокобры» и «Лавочкина» он прищурился и, глядя прямо в глаза, сказал:

«"Кобра"… Что "кобра"? Она как трамвай — хорошо тянет, просторно, удобно. А "лавочкин"… тот, — он сделал рукой рубящий жест, — тот, как жеребец!»

Своему боевому становлению, а фактически и всей дальнейшей судьбой Иван Кожедуб обязан уникальному коллективу однополчан: командирам, летчикам, техникам, мотористам, оружейникам — тем, с кем он отточил свое ратное мастерство, с кем нашел, как цитировал Пушкина К.А. Евстигнеев, «упоение в бою». В значительной степени его успехи связаны с «боевым конем» — полудеревянным истребителем Ла-5, созданным в самое трудное время войны вдохновенным трудом конструкторов, технологов, рабочих, испытателей, нашедших в себе силы создать для фронта великую боевую машину.

Сам Иван Никитович, по его словам, сменил за войну 6 истребителей Ла-5 и Ла-7. Только один самолет, его первый пятибачный Ла-5Ф, был списан из-за боевых повреждений. Остальные переходили в руки других экипажей. На его знаменитом самолете Ла-5ФН — подарке колхозника Конева — после перевода Кожедуба из полка воевали дважды Герой Советского Союза Евстигнеев, Герой Советского Союза Брызгалов и другие летчики.

С. М. Крамаренко пишет в своей книге, что свой самолет, Ла-7 бортовой номер 27, Кожедуб передал ему и он даже совершил на этой машине несколько боевых вылетов. Через несколько лет по приказу С.А. Красовского эта машина была передана в Центральный дом авиации, где экспонировалась в одном из залов. В 1975 году этот прославленный истребитель был перевезен в Музей Военно-воздушных сил в Монино.

В своей книге Иван Никитович не раз вспоминает свой боевой самолет как «верного друга». Не раз навещал он его, когда тот уже стал музейным экспонатом: «Оружия на моем "лавочкине" уже нет, да и ручка с гашеткой другая. Только рычаги перезарядки пушек напоминают, что это боевой истребитель. Бронестекло стало изменять свой цвет, помутнело, а было таким прозрачным…»

Самолет за свою долгую историю потерял не только «ручку». Сам Кожедуб жаловался, что на машине стоит неизвестно * какой прицел, а штатный коллиматорный прицел ПБП-1 кто-то давно унес, сняты другие элементы управления. Со временем заменили «на похожие» и стойки шасси, а лет двадцать назад какой-то «специалист» велел закрыть металлическим листом боковые выхлопные совки вместе с регулирующими створками капота, а лист закрасить. Иван Никитович, увидев «модификацию», возмутился, и листы сняли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.