Виталий Шевелев. За завесой секретности

Виталий Шевелев. За завесой секретности

Моим боевым товарищам,

живым и павшим в Афганистане,

посвящаю

Памирский вариант

В апреле 1978 года национально-демократическая революция провозгласила создание нового государства – Демократической Республики Афганистан. Советские пограничники наблюдали, как там, за Пянджем, ликующие толпы местных жителей под красными флагами и транспарантами собирались на митинги, провозглашали здравицы Тараки и его соратникам, славили новую, народную власть. Вряд ли эти малограмотные, забитые нищетой и непосильным трудом люди ясно представляли, что изменится в их жизни. Но, видимо, появилась в их беспросветном существовании призрачная надежда на лучшее. Прошел год. Чаяниям афганцев не суждено было сбыться. На землю Афганистана пришла война.

До сих пор в нашем обществе еще бытует мнение: дескать, ввод советских войск в Афганистан породил эту ужасную войну. Это не так. Многие пограничники задолго до принятия решения о вводе войск видели, как афганские бандиты резали своих соотечественников на том берегу Пянджа. От душераздирающих воплей истязаемых кровь стыла в жилах. Кровопролитие «за речкой» уже «набрало обороты». Мы ушли из Афгана четырнадцать лет назад. Что изменилось?..

Так вот, тогда, во второй половине 1979 года, обстановка на советско-афганской границе крайне обострилась. Особую тревогу вызывал памирский участок. Душманы выходили к линии границы, грабили население афганского приграничья, зверски расправлялись с теми, кто поддерживал саурскую (апрельскую) революцию. Афганцы молили советских пограничников помочь им, защитить от банд. Жители некоторых кишлаков, бросая обжитые места, переселялись на берег Пянджа, ближе к нашим заставам, в надежде на защиту. За рекой напротив советских застав возникали целые поселения. Просьба о помощи стала центральным вопросом погранкомиссарских встреч. Возникла реальная угроза нападения и для нашего приграничья. Необходимо было предпринимать какие-то меры. И тогда было принято решение о проведении демонстрационных мероприятий.

Здесь следует отметить, что это и почти все последующие решения о действиях пограничников принимались и утверждались на самом высоком уровне. Необходимо отдать должное начальнику пограничных войск СССР генералу армии В. А. Матросову, его заместителю генерал-полковнику И. П. Вертелко, начальнику войск Среднеазиатского погранокруга генерал-лейтенанту И. Г. Карпову и сменившему его на этом посту генерал-лейтенанту Г. А. Згерскому. Эти военачальники со знанием дела вникали во все детали боевых операций, нередко осуществляли непосредственное руководство их проведением, контролировали повседневную деятельность гарнизонов. Кого-то из этих боевых генералов уже нет в живых, а со здравствующими меня давно не связывают какие-либо служебные отношения, и хотя бы поэтому в моих строках подхалимажа быть не может. Я, как очевидец и участник афганских событий, точно знаю, что они сделали все возможное, чтобы сохранить жизнь своим подчиненным, чтобы к тысячам матерей вернулись сыновья.

В соответствии с поставленными боевыми задачами оперативно перестроили свою работу политотдел, штаб погранокруга. Не могу не упомянуть своих боевых друзей, коллег и начальников, с кем вместе окунулись в эту огненную купель: начальник политотдела округа генерал Запорожченко, политработники полковники Панфилов, Филатов, Наумов, представители командования округа генералы Харичев, Ярков, Артыкбаев, Гафаров. С первых дней в боевых подразделениях, сменяя друг друга, работали офицеры Политуправления погранвойск: Мельников, Ходжаев, Луговкин, Карчмит, Мохов, Филатов, Сергеюк, Круглик и другие. В феврале 1980 года на заставе «Иол» Московского отряда были сосредоточены сводные боевые отряды (СБО) и десантно-штурмовые группы для предстоящих операций. В это время здесь побывали генералы Б. И. Коровин, в то время он работал в ЦК партии, и заместитель начальника Политуправления войск В. П. Нагибин. Их встречи с офицерами, личным составом подразделений были очень важны для нас. В беседах были высказаны высокие оценки действиям воинов в этих экстремальных обстоятельствах. А это имело большое значение, особенно в тот, начальный, период.

Но вернемся к демонстрационным мероприятиям. Они осуществлялись следующим образом: подразделения пограничников на бронетехнике, с полным вооружением передвигались вдоль участка границы и выходили на боевые позиции против тех населенных пунктов Афганистана, где появлялись банды. Это оказывало определенное воздействие. Но только первое время… Просьбы афганской стороны о помощи продолжались.

Группа офицеров Главка прибыла в Душанбе за сутки до нового, 1980 года. Задача: вылететь в Хорог, ознакомиться на месте с обстановкой, с действиями наших подразделений и оказать им помощь. Группа была сформирована с явным прицелом на решение боевой задачи: офицер боевой подготовки, артиллерист полковник Кулаков, танкист полковник Фетисов, политработник полковник Мельников, офицеры службы вооружения, тыла (не помню фамилии этих товарищей). Интересно, знали ли они тогда о предстоящем вводе пограничных подразделений в Афганистан? Возможно, и для них это явилось полной неожиданностью. Я не оговорился и подчеркиваю еще раз: именно о вводе боевых пограничных подразделений в ДРА. Обращаю на это внимание потому, что почему-то сейчас официально считается, что ввод произошел в начале 1982 года. Тогда в приграничную зону, на глубину 60—100 километров, вошли мощные, прекрасно подготовленные во всех отношениях мотоманевренные группы. Они формировались с учетом имеющегося опыта, который был наработан сводными боевыми отрядами и десантно-штурмовыми группами за предыдущие два года (1980–1981). Этот боевой опыт оплачен очень дорогой ценой, и замалчивать это не следует. Он был самый трудный, потому что все было в первый раз. Но пока важно было добраться до цели. В качестве представителя местного командования лечу с группой. Учитывая зимнюю памирскую погоду, добраться до Хорога – дело весьма сложное. В нормальных, благоприятных условиях полет от Душанбе длится 40–45 минут. То есть самолет набирает высоту и почти сразу же идет на снижение – начинается авиационный «балет» в узком Рушанском ущелье. Иначе невозможно выйти на посадочную полосу в Хорогском аэропорту. Честно говоря, первый раз жутковато наблюдать, как пилот выруливает в этом извилистом коридоре, едва не касаясь крыльями своего Ан-24 гранитных выступов. Тогда нам повезло. Погода стояла летная, и 31 декабря во второй половине дня мы оказались в Хороге. Представители Москвы начинают работать в местном погранотряде. Алгоритм действий в этих случаях известен: краткое совещание, доклад командования отряда об обстановке, действиях душманов и наших ответных мерах, прогнозирование вероятного развития событий. Начальник отряда Малютин, начальник политотдела Казаков, начальник штаба Файзиев – офицеры в высшей степени профессиональные, глубоко знающие свое дело, несмотря на сравнительную молодость, имевшие большой практический опыт. Поэтому информация четкая, исчерпывающая, максимально сжатая. Но время уходило неумолимо. Выезд в боевые подразделения отложили. Наступила ночь. Двигаться по горной дороге, не включая автомобильных фар, невозможно. А включив даже ближний свет, можно получить пулю из-за реки, и не только по фарам. Да и особой необходимости в спешке не было. Так что алгоритм алгоритмом, а жизнь внесла свои коррективы. Кроме того, ведь на пороге Новый год. Вряд ли в тот момент кто-либо из нас предполагал, какую суровую жизненную страницу открывает он перед нами и тысячами наших боевых товарищей.

Команда на переход границы поступила в первые дни 1980 года. Предстояло сформировать сводный боевой отряд и 7 января переправить его в районе Калайи-Хумба (в то время – правый фланг Хорогского погранотряда) в афганский кишлак Нусай, где располагался пограничный комиссар этого района ДРА и охранявшие его рота солдат и царандой (афганская милиция). Переправу через Пяндж планировалось произвести на вертолетах, что обеспечило бы стремительное десантирование боевого отряда и сводило до минимума возможность противодействия со стороны орудовавших в этих местах бандгрупп. Кроме того, учитывалась сложность преодоления водной преграды, которую представлял собой в этом месте стремительный и довольно широкий Пянжд.

СБО численностью порядка ста человек укомплектовали из состава действующих мангрупп. Строго соблюдая все меры маскировки, группами по одной, две, от силы три машины, личный состав был переброшен в район сосредоточения. Останавливаюсь на этой детали потому, что маршрут передвижения протяженностью около сотни километров проходил вдоль границы, что называется, на глазах у противника. Другой дороги просто не было. Скрытность подготовки боевых действий во многом предопределяла их успех. Вековая история войн вывела эту аксиому. Позднее приходилось сталкиваться с теми, кто отступал от нее и жестоко за это расплачивался своей кровью, кровью подчиненных.

Уже здесь, в Калайи-Хумбе, составу СБО было объявлено о предстоящей боевой задаче. Приказ был краток и предельно ясен: десантироваться на сопредельную территорию в районе населенного пункта Нусай, занять оборону в готовности к отражению возможного нападения вооруженных бандгрупп, обеспечить дальнейшую переправу боевых подразделений.

Позднее эти парни десятки раз выполняли подобные и более сложные задачи. К сожалению, не могу сказать, что всегда им сопутствовала удача. А ведь в этот раз все было впервые. Никто из участников – ни командиры, ни подчиненные – не имел боевого опыта. Да, офицеры были подготовлены в академиях, училищах, участвовали в учениях, наконец, сами их проводили. Солдаты прошли программу учебных пунктов, не менее года прослужили на заставах, с оружием в руках охраняли границу. И офицеры, и солдаты участвовали в демонстрационных действиях, максимально приближенных к боевым. Но это все было не под пулями врага. Поэтому в последние часы перед предстоящей переправой центральной задачей политсостава было довести до сознания каждого, что перед нами в любой момент может появиться не условный противник, а живой, несущий смерть враг. Считаю необходимым перечислить все то, что было сделано в сжатые сроки до утра 7 января. Это короткие деловые совещания-инструктажи с офицерами-политработниками, коммунистами, комсомольским активом. Без излишней агитации ставились конкретные задачи каждому на десантирование, на действия при возможной встрече с противником, указывалось место в боевых порядках. Советовались, как преодолеть возможную робость воинов, нерешительность. Ведь молодые люди, возможно, пойдут в бой и будут вести огонь по живым людям, хотя и по врагам. Преодолеть этот психологический барьер было совсем не просто. Все нужно было предвидеть. С первого же дня было определено: никакой писанины, никаких бумаг, никакой надоевшей канцелярщины. Только живая работа! Ее оценка – состояние дел в подразделении, настроение людей и как основной критерий – выполнение боевой задачи. Личный пример и живое слово ни в какую канцелярскую схему не втиснешь. Мне показалось, больше того, я был уверен, что мы готовы к выполнению задачи. Солдаты сосредоточенны, нет ни малейших проявлений неуверенности. И все же, когда объявили, что необходимо сдать документы, письма, снять пограничные погоны и петлицы, в помещении, где мы беседовали, наступила гнетущая тишина. Наверное, в эти несколько мгновений присутствующие здесь 19—20-летние парни окончательно осознали, насколько серьезно и опасно все то, что им предстоит завтра. Ждали рассвета. С минуты на минуту должно было поступить сообщение о подходе вертолетов. Но все сложилось совсем по-другому. Опять памирская непогода. Плотная пелена мокрого снега напрочь закрыла горы, ущелья, противоположный берег едва просматривался. Ждали, курили. Никакого улучшения. Ждали и на той стороне. Наши поставили в известность афганского погранкомиссара о готовящейся переправе. Тот, в свою очередь, должен был силами подчиненного гарнизона и ополченцев обеспечить боевое прикрытие высадки нашего десанта. Но часа через полтора поступило сообщение: по метеоусловиям вылет вертолетов невозможен. Но приказ! И тогда было принято решение начать переправу на плавсредствах, и немедленно.

По-военному следовало сказать: приступить к форсированию водной преграды. Но легко сказать… Наш «десантный флот» состоял тогда из одной надувной лодки «ДЛ 5», то есть десантная пятиместная, которую разыскали в комендатуре Калайи-Хумба. До сих пор это «судно» использовалось только в сугубо мирных целях, а сейчас ему предстояло выполнить столь значительную роль. В нашем распоряжении были БТРы. Но до сих пор никто и никогда не пытался преодолеть стремительную горную реку на этих машинах. Тогда никто не решился пойти на такой риск, который грозил потерей людей и техники. Об этом варианте не было речи.

К месту переправы вышли группы боевого прикрытия. Видим, за рекой тоже началось движение: на берегу появился погранкомиссар с группой сарбозов, показались местные жители.

Подготовлен экипаж: опытный боевой офицер капитан Ассадулаев, комендант участка лейтенант Паньков, два автоматчика, пулеметчик. На весла садится Ассадулаев. «Готовы!» «Пошел!» Стремительный поток шириной в добрую сотню метров подхватил лодчонку, стремясь унести ее вниз по течению, туда, в каменный коридор с отвесными стенами, где на берег уже не выбраться. Ассадулаев направляет лодку под углом против течения. Медленно, метр за метром она уходит к середине реки. Напряжение растет. Лодка уже там, за границей. А если сейчас из толпы собравшихся на берегу афганцев полоснет по крошечному десанту автоматная очередь? «ДЛ 5» лопнет, как воздушный шарик, и тогда ребят ничто не спасет.

Рядом со мной стоит начальник отряда Николай Малютин. Политработник, на командную должность пришел всего несколько месяцев назад. Волевой офицер, обладает завидной выдержкой. Только плотно сжатые губы да прищур глаз выдают его волнение.

На противоположном берегу пока тихо. Вот уже остается несколько метров до берега. И наконец… Что это? Толпа афганцев аплодирует! Несколько человек вошли в воду, подталкивают лодку, помогают нашим выйти на берег. Так они встретили советских воинов. Начало положено! Четверка остается на берегу. Опять Ассадулаев садится на весла. И еще четверо присоединяются к первым. Лодка продолжала совершать свои рейсы. Афганцы пытались сделать плот. Бесполезно. К концу короткого январского дня по разрешению Москвы со склада НЗ (неприкосновенного запаса) была доставлена 10-местная лодка. Дело пошло быстрее. Но с наступлением темноты перевозку людей пришлось прекратить. Сорок человек составили маленький гарнизон наших пограничников на той стороне. Почти в полной темноте офицер Главка полковник Кулаков и я переправились на афганскую сторону. Хозяева разместили наших солдат в просторном помещении, вдоль стен на полу расстелены ковры. Прямо-таки царский прием. Но до сна ли здесь? Командир СБО майор Базалеев – офицер опытный, руководит десантом уверенно, спокойно. Под стать ему замполит капитан Кундык. Слаженно действуют солдаты. Выставлено боевое охранение. Капитан Ассадулаев контактирует с афганским погранкомиссаром. Все начеку. Сказывается пограничная выучка. Возвращаемся на наш берег. В Москву пошло сообщение о результатах сегодняшнего дня. Там принимает доклад начальник штаба войск генерал Нешумов. Ему эти места и здешняя обстановка хорошо знакомы, несколько лет он командовал Среднеазиатским погранокругом.

Поздним вечером поступили известия о том, что не только на Памире, но и на участке Пянджского отряда произведено десантирование СБО в район порта Ширхан – одного из важных пунктов взаимной транспортировки народнохозяйственных грузов. Операция прошла успешно.

Наступила тревожная ночь. Напряженно ждали рассвета. Что он принесет? Однако опасения оказались напрасными. Лишь только небо засветилось – все пришло в движение. Продолжали переправу людей, вооружения, грузов. То есть действовали по плану. Погода несколько улучшилась. Но долгожданные вертолеты пришли только на следующий день.

До сих пор к полетам из Душанбе на Памир «имел допуск» только один аэрофлотовский экипаж. Вертолетчики были специально подготовлены для спасения терпящих бедствие альпинистов, и летать им приходилось довольно часто. Горы таили много коварных сюрпризов для винтокрылых машин: разреженный воздух, неожиданная смена восходящих и нисходящих воздушных потоков, ограниченность маневра, резкие колебания погодных условий и многое другое. Боевая необходимость вынудила использовать для полетов на ту сторону и экипажи пограничной авиации. Времени на их специальную подготовку не было. Надо! И они полетели. Абсолютное большинство летчиков показало высочайший уровень профессиональной подготовки. Героизм, мужество, мастерство наших авиаторов в целом ряде случаев имели решающее значение для выполнения боевых задач. Десантирование подразделений, поддержка их действий с воздуха, снабжение всем необходимым для боя в местах полной недоступности. И главное: сотни раненых пограничников обязаны жизнью этим отважным людям. Испытав на своей шкуре ракетные и бомбовые удары вертолетов, бандиты окрестили их прозвищем «Шайтан-арба». А ведь летали эти «шайтаны» поначалу на обычных транспортных Ми-8, хотя и оснащенных вооружением, но ничем не защищенных. С горькой иронией летчики называли свои летательные аппараты «буфетами». Пули душманов прошивали корпус вертолета с легкостью. Не слышал, брали ли с собой летчики на боевой вылет сковородку, как утверждают некоторые юмористы, но тогда это, пожалуй, был единственный способ защиты от бандитских пуль. Позднее пришлось чуть ли не кустарным способом усиливать днище кабины. Экипажи надевали бронежилеты. Боевые Ми-24 появились у нас только в 81-м году.

Первым Героем Советского Союза среди пограничников, принимавших участие в афганских событиях, стал вертолетчик капитан Фарид Султанович Шагалеев. К рассказу о нем я еще вернусь. А тогда, 9 января 1980 года, наконец раздался рокот двигателей долгожданных вертолетов. Летчики Шагалеев, Мусаев, Лазарев прорвались сквозь непогоду. К месту переправы прибыл начальник войск округа генерал-майор Карпов, его заместитель, начальник оперативно войскового отдела генерал-майор Гафаров. Прибытие генерала Карпова предвещало дальнейшее развитие событий. Так оно и случилось. В тот день вертолетчики завершили переброску людей, грузов и всего необходимого для жизни и боевой деятельности десанта. Последним рейсом вертолеты перевезли муку, соль, растительное масло и другие продукты, которые послали жители Калайи-Хумба населению афганского кишлака.

Нет нужды говорить о том, какую волну благодарности среди жителей Нусая вызвала эта помощь. Когда видишь, как седобородый старик собирает в миску снег, на который случайно просыпалась соль, только тогда начинаешь в какой-то мере чувствовать степень бедственного положения этих людей. Мы увидели совершенно непостижимый уровень бедности. Но самое странное, что памирские афганцы, как мне показалось, и тогда, и позднее будто бы и не тяготились этим состоянием. Так жили их предки, так живут они, так будут жить их дети и внуки. Из года в год, из века в век, из поколения в поколение.

Меня и моих товарищей еще долго не покидало чувство, что мы не только перешли границу между нашей страной и Афганистаном, но и пересекли рубеж между веками, шагнули в далекое прошлое. Кстати, в 1980 году здесь наступил только 1359 год по мусульманскому календарю. Памирская земля непригодна для земледелия. Для того чтобы вырастить хотя бы горсть зерна, бедняки афганских кишлаков разыскивали и обрабатывали любой клочок земли, подымаясь на немыслимые скалистые кручи.

Первый опыт гуманитарной помощи получил свое развитие. Правительство Таджикистана приняло решение о направлении в афганское пограничье Памира, где население испытывало особую нужду, продовольствия, предметов одежды, обуви и других товаров. В течение лета 1980 года между Калайи-Хумбом и Нусаем силами таджикских строителей был возведен навесной пешеходный мост.

В том, что правительство Таджикистана оперативно приняло решение о гуманитарной помощи, что сверх лимитов выделялось горючее для вертолетов (а это было и тогда очень непросто), что успешно решались другие проблемы, связанные с обеспечением наших действий, большая заслуга начальника оперативно-войскового отдела в Душанбе генерал-майора Гафарова. Весь свой авторитет, все свои контакты и возможности этот известный в республике человек сосредоточил на выполнении названных задач в самый сложный – начальный– период.

Генералы осмотрели позиции СБО и остались довольны. Пограничники при активной помощи жителей Нусая из камня построили укрытия. Майор Базалеев умело организовал систему огня, установил боевое взаимодействие с ротой афганцев. Подготовлена и надежно прикрыта посадочная вертолетная площадка. Конечно, сюда бы еще пару бронетранспортеров. Но они все еще на нашем берегу. Удастся ли их переправить? Довольно рискованный эксперимент.

Карпов, Гафаров беседовали с солдатами, офицерами. Им были представлены и местные руководители. Абдусалом Гафарович не упустил возможность поговорить с жителями. В переводчике необходимости не было. В этих приграничных районах Афганистана проживают в основном таджики. Встреча с депутатом Верховного Совета ТССР, генералом – представителем таджикского народа вызвала не просто интерес, а сенсацию. Собралась толпа. Не знаю, о чем говорил генерал, но слушатели утвердительно кивали, аплодировали, скандировали: «Зинда бод дусти!» – «Да здравствует дружба!» Одна из пограничных застав в Таджикистане впоследствии была названа именем генерала Гафарова.

Иван Григорьевич Карпов. Я горжусь тем, что в течение нескольких месяцев мне довелось быть рядом с ним в сложнейших ситуациях, которые возникали в ходе боевых действий. Во второй половине года он был назначен в Москву, в управление погранвойск, где продолжал заниматься афганскими событиями. Его прекрасная теоретическая подготовка эффективно преломлялась в практических действиях. Этот человек вселял уверенность в подчиненных, точно и быстро принимал решения, на малейшие изменения обстановки отвечал незамедлительной реакцией. А это так важно в бою.

Как и предполагалось, генерал Карпов определил гарнизон в Нусае как плацдарм для контроля выходов банд из Джавайского ущелья и заслон, исключающий их движение в направлении участка Московского отряда. Перед вылетом он дал понять: в ближайшее время события переместятся в глубь территории соседа. Московский погранотряд уже начал подготовку десантных групп для броска на ту сторону.

На второй или третий день после высадки к нам обратились за медицинской помощью. Семеро мужчин учителей, спасаясь от преследования душманов, пришли в Нусай, поселились в доме коллеги. Один из них серьезно болен. Медик лейтенант Машковцев, офицер-переводчик, я и двое автоматчиков отправились к больному. Дом, к которому мы подошли, был похож на все остальные. Глинобитные или же из неотесанного камня, с плоским, тоже глинобитным покрытием, которое служит и крышей, и потолком одновременно. Кстати, в кишлаках Таджикистана много таких же домов. К основному строению примыкал небольшой навес, где были навалены какие-то ящики. Вошли внутрь и были потрясены увиденным. В тесной комнатушке, с одним оконцем, на плите у стены громоздилась какая-то посуда, по диагонали от угла до угла через всю комнату протянута веревка, на ней развешана одежда, на полу, на какой-то немыслимой подстилке под потрепанным лоскутным одеялом – больной. В комнате, а точнее в доме, больше ничего.

За время, проведенное в Афгане, мне приходилось бывать в других домах. Подобного убожества я больше не видел, но везде все было весьма скромно. Позднее мне пришлось наблюдать такую картину: группа ополченцев из Нусая была переправлена на нашу территорию и побывала в доме обычного рядового колхозника, жителя Калайи-Хумба. В доме несколько комнат, в гостиной, как и водится в Средней Азии, два-три ковра, приемник, скромная мебель. «Ты бай!» – заявили они хозяину. «Нет, я простой колхозник», – пытался возразить он. «Нет, ты бай! Ты говоришь неправду! Простые так не живут». Так они и не поверили. Мы по-настоящему ощутили, какой колоссальный путь прогресса прошел таджикский народ за годы советской власти…

Но вернусь к переправе. Боевая необходимость вынуждала предпринимать действия, на которые до этого вряд ли кто-либо решался. Переправа бронетранспортеров на плаву через стремительную горную реку казалась делом невероятным. Проблема усугублялась тем, что выход на противоположный берег ограничивался узкой пологой полосой. Если течение снесет БТР чуть дальше, ему уже не выбраться, там – отвесные стены ущелья, машину спасти не удастся. Но главное – большому риску подвергались люди. Проделать этот «смертельный трюк» предстояло полковнику Фетисову. Александр Павлович – боевой офицер, фронтовик, имеет большой опыт в использовании техники в различных условиях, много лет проработал в Главке. Долгие часы он провел у места предполагаемой переправы. Просчитывал все варианты. Подобрал экипаж для пробной переправы. Старший лейтенант (фамилию, к сожалению, не запомнил) и прапорщик Богославец – оба водители высокого класса. Первоначально предполагалось пустить бронемашину с подстраховкой – на «привязи». Но металлический трос был тяжел и значительно снижал скорость на воде, кроме того, возникала опасность крутящего момента и БТР могло просто перевернуть сильным течением. От этого варианта пришлось отказаться. Наконец решились.

Машина с ходу врезалась в воду. Вздымается пенистый бурун за кормой. Сносит здорово, но БТР плывет. Сколько минут длился этот водный аттракцион, не знаю. Фетисов бледный, на лице капли пота. У меня взмокла спина. Вот, вот, еще немного! Колеса «коробочки» зацепились за прибрежные камни. Все! Небольшая, но победа. Ребята на той стороне даже «ура» прокричали. «Поздравляю, Александр Павлович!» Тот снял шапку, платком вытер лицо, облегченно вздохнул: «Порядок в пограничных войсках!». Что пережил он за эти минуты? Офицера и Богославца вернули назад, и на тот берег ушла еще одна бронемашина. Так делались первые шаги. Потом было проще.

В те же январские дни на левый фланг участка Хорогского погранотряда вышел отдельный мотострелковый полк. Тесное взаимодействие командования погранотряда и полка, присутствие нашего гарнизона в Нусае позволяло полнее контролировать обстановку на всем участке границы отряда. Не берусь объяснить причины, но почти пять месяцев полк оставался в Гульхане. Команда на движение к Файзабаду поступила только в июне. Для того чтобы начать марш, необходимо было выбить душманов с перевала. Эту задачу должны были выполнить пограничники, более приспособленные для действий в горах. Сводный боевой отряд численностью более сотни человек тщательно подбирался и готовился под руководством начальника Хорогского погранотряда подполковника Николая Николаевича Малютина. СБО задачу выполнил. Руководил боем генерал Иван Григорьевич Карпов. Отдельный мотострелковый полк начал свой тяжелый путь к Файзабаду. А в Гульхану и Рабати Чахильтон пришли пограничники. Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов прислал благодарственную телеграмму участникам боя за перевал Рабати Чахильтон.

Ветеранам свойственно вспоминать былое. Вот и мы с Малютиным, теперь уже полковником запаса, не раз вели разговоры о событиях той поры.

– А знаете, кто командовал тем полком? – спросил он меня.

– Честно говоря, не помню.

– Так вот, – продолжал Малютин, – читаю запись в моем блокноте: командир отдельного МСП подполковник Рохлин Лев Яковлевич.

– Неужели тезка?

– Нет, точно, будущий генерал Рохлин.

Потом комполка стал известным военным, а летом 1998 года трагически завершил свой жизненный путь. Вот такие были у нас встречи тогда, в 1980 году.

В конце января произошло торжественное событие. Начальник войск Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа генерал И. Г. Карпов вручил награды отличившимся при десантировании 7 января. Волнующий ритуал. Волновались те, кто первым плыл на лодке «ДЛ 5», и те, кто видел эту рискованную переправу на «ту сторону». Мы все были рады за мужественных ребят. И вот строй, команды. За образцовое выполнение задания командования… от имени Президиума Верховного Совета СССР капитан Ассадулаев, старший лейтенант Паньков, сержант Мурин и двое рядовых награждены медалями «За отличие в охране государственной границы СССР».

К началу февраля наш КП из Калайи-Хумба переместился в Рохак. Здесь когда-то была застава, пустующий городок которой заняли штаб и подразделения. Рядом с заставой располагалось опытное хозяйство, где в условиях памирского высокогорья выращивались прекрасные лимоны, а у берега реки на солончаковых почвах раскинулся шикарный гранатовый сад. Но, конечно, главным достоинством этого места было наличие прекрасной вертолетной площадки. Именно отсюда начались действия СБО Московского погранотряда, а позднее, вплоть до 1982 года, – десантно-штурмовых и маневренных групп, прибывавших из других отрядов и округов.

Начальник Московского отряда Дмитрий Васильевич Давыдов, начальник политотдела Владимир Анатольевич Криницын, начальник тыла Николай Илларионович Яковенко тщательно подобрали людей для предстоящих действий, учитывая опыт памирцев. Они обеспечили боевой отряд всем необходимым, вплоть до переправочных средств. Сразу скажу, что и воевали эти офицеры грамотно, хладнокровно и мужественно.

Первый рывок на «ту сторону» был подготовлен быстро. Данные об обстановке в районе кишлака Убагн дополнялись тщательным войсковым наблюдением наших застав. Было предусмотрено все. Но вновь памирская погода сыграла с людьми злую шутку. Едва десантники высадились на противоположный берег и заняли позиции, как хлынул проливной дождь со снегом и упала температура. Промокшая до нитки форма начала превращаться в ледяной панцирь. С трудом на сильном ветру натянули малую палатку, установили печурку-буржуйку. Поочередно бойцы подходили туда, чтобы немного согреться. Но это не помогало. Впереди – ночь. Что делать? Выход один: испытанное народное средство. У медиков нашлись запасы спирта. Связываюсь по рации: «Романа на связь!» Старший лейтенант Валерий Роман (ударение на «о») – комсомольский работник Московского пограничного отряда, умница, боевой парень – через пару минут отозвался: «Пятый, Пятый, я на связи. Прием». Я – открытым текстом: «Валерий, сейчас получишь посылку. Посылка специальная. Получишь – поймешь. От моего имени проинформируй командира. Все остальное – под твою ответственность. Каждому бойцу по чуть-чуть, чтобы не замерзли. Как понял? Прием». Еще бы он не понял! «Вас понял отлично! Спасибо! А потом никаких претензий не будет? Прием». – «Будут, если людей заморозишь и пустую посуду не сдашь своевременно». – «Вас понял. Выполняю!» Роман с этой задачей справился отлично. Больных не было.

Всю свою жизнь в войсках я жесточайшим образом боролся с алкогольными излишествами и никак не предполагал, что придется самому выступать в роли организатора вот такой «коллективной пьянки».

Конечно, не раздачей «народного средства» характеризовалась деятельность политработников в тот период. Главным оставалось поддержание высокого настроя личного состава, готовности к неожиданностям и решительным действиям в любой обстановке. В СБО создавались и действовали партийные группы, комсомольские организации. Являясь надежной опорой командиров, они, без преувеличения, играли важнейшую роль в решении боевых задач. Увеличилось количество заявлений от рядовых комсомольцев о приеме кандидатами в члены КПСС. Сейчас эта тема как-то застенчиво умалчивается, но так было.

Большое внимание уделялось тому, чтобы люди за рекой не чувствовали себя оторванными от «большой земли». Пробовали наладить выпуск ежедневного информационного листка через районную редакцию Калайи-Хумба. Райком партии охотно откликнулся на нашу просьбу. Выпустили порядка десяти «боевых листков», в которых отражались положительные примеры из боевой деятельности СБО, содержалась краткая информация о событиях в нашей стране. К сожалению, от этого варианта информации пришлось отказаться по причине безграмотности местных наборщиков – таджиков. Позднее были взяты на вооружение фотолистовки. Политотделы отрядов срочно переадресовали в действующие подразделения значительную часть поступающей периодической печати. Редакция окружной газеты «Дзержинец» начала печатать специальные выпуски для сводных боевых отрядов. ЦК комсомола республики, районные комитеты партии и комсомола направили в Хорогский, Московский и Пянджский погранотряды десятки транзисторных приемников. Именно тогда, в боевой обстановке, выросла роль агитаторов. С радиоприемником, со свежими газетами, письмами они шли на позиции боевого охранения, в блиндажи, в палатки к солдатам. И если в повседневной жизни заставы агитатор отделения чаще являлся фигурой незаметной, то здесь он был в центре внимания.

С возрастанием количества СБО и их численности переадресовка и своевременная доставка писем, посылок превратилась из повседневного, уже отработанного вопроса в целую проблему, которую приходилось постоянно держать на контроле. Родители солдат догадывались о месте пребывания своих сыновей. Есть такая русская пословица: «Шило в мешке не утаишь». А уж такое «шило» не мог утаить даже «мешок» строгой секретности. Родители стремились как-то помочь сыновьям. Во много раз возросли потоки денежных переводов, посылок. Финансистам пришлось открывать специальные счета на солдат и сержантов. В транспортные колонны, уходившие в гарнизоны, включались грузовики с посылками, а порой для их доставки приходилось использовать и вертолеты. Большим и очень ответственным участком работы была политическая пропаганда среди местного, афганского, населения.

Никогда не считал число 13 несчастливым. Но именно 13 февраля произошли первые бои, и именно в этот день погибли наши товарищи, открыв скорбный счет потерь.

Солдат Сергей Мельниченко. Он погиб первым. Тоненький, улыбчивый, светловолосый парнишка. Сережа относился к той категории людей, встреча с которыми освещает тебя радостью, добром. Солдаты называли его «Серый», а офицеры по-отечески: «Серенький».

Утром «уазик» Сергея остановился на берегу Пянджа. Здесь офицеры Климов и Казаков должны были встретиться с одним человеком. Но в назначенный час с того берега раздались выстрелы, автоматные очереди. Завязалась перестрелка. Сергей бросился к машине, да так и упал, не добежав двух шагов. На выручку к пограничникам подоспели десантники. Бандиты, понеся потери, скрылись. «Что с тобой, Серенький?» – не веря в случившееся, бросились к раненому офицеры. Бандитские пули пробили грудь солдата. Так погиб Сергей Николаевич Мельниченко.

Уже во второй половине дня пришло еще одно трагическое известие: возвращаясь после боя из Джорфа, погибли капитан Власенко и четверо его солдат. БТР, в котором они находились, сорвался со скал и упал в Пяндж.

13 февраля был еще один бой. На этот раз обошлось без потерь. Уже несколько дней проводилась проверка в пограничных афганских кишлаках. Афганские подразделения совместно с группами наших солдат блокировали кишлак и проверяли мужское население на предмет выявления бандитов и их пособников. Проводили эту работу афганские командиры вместе с нашими офицерами. Те из проверяемых, кто вызывал подозрение, переправлялись в Нусай, где находился пункт сбора задержанных. Там представители народной власти проводили дальнейшее разбирательство. По итогам расследования часть задержанных возвращалась домой, а выявленные бандиты и их пособники через некоторое время доставлялись в Кабул, где сотрудники ХАДа (госбезопасности ДРА) продолжали с ними разбираться.

В тот день группа под командованием майора Абирова высадилась недалеко от небольшого афганского кишлака и приступила к выполнению задачи. Человек пятьдесят мужчин собрались на окраине. Кстати, в число жителей населенных пунктов входило только мужское население, начиная с годовалых младенцев. Женщины не учитывались. Таковы были порядки в тех краях.

Процедура проверки проходила спокойно. Когда афганские солдаты уже заканчивали осмотр отдельных домов, на противоположном краю кишлака раздались выстрелы. Бой разгорелся мгновенно. С нашего берега видим, как пограничники залегли в кустарнике в центре кишлака, отстреливаются. Абиров по рации передает: «Ведут огонь с ближайшей возвышенности, меня и сержанта заблокировал снайпер. Бьет из укрытия». Отвечаю: «Оставайся на месте. Вызываю вертолет. Дай наводку! Мы поддержим огнем БТРа. Корректируй!» Благо БТР находился рядом, и огонь его крупнокалиберного пулемета был эффективным. Ми-8 прибыл и с ходу ударил НУРСами по позициям бандитов. Один залп, второй… Опять на связи Абиров: «Уберите вертушку. Разлет НУРСов большой. Осколки бьют по нашим!» Вертолет убрали. Решили использовать автоматический станковый гранатомет (АГС). Одна очередь, вторая… Гранаты, задевая за сучья деревьев, рвутся над головами наших ребят. Срочно прекратили стрельбу. И только пулемет БТРа добросовестно долбил в нужные точки по командам Абирова. Но снайпера достать не удавалось. Необходимо было срочно принимать решение. Не помню, по какому случаю здесь оказался подполковник Виталий Стефанович Прокофьев. Но оказался он, как говорят, в нужном месте, в нужное время, да еще со снайперской винтовкой! Через пару минут он обнаружил бандитского стрелка. Выстрел! И тут же Абиров: «Снайпер замолчал. Спасибо. Выходим». Бой затих. Потерь нет ни среди наших, ни среди афганцев.

В этой короткой боевой схватке были применены практически все боевые средства, которыми мы тогда располагали. Можно ли сказать, что это был удачный опыт? Наверное, нет. Ведь вертолет и АГС сработали впустую. Была опасность поражения своих. Хорошо, что обошлось. На следующий день провели «разбор полетов». Разобрали, что называется, «по косточкам» действия и воздушной поддержки, и каждого офицера и солдата на земле. Учились воевать.

Особенно тщательно и методически грамотно проводил после каждого боя подведение итогов командир СБО-1 начальник штаба Хорогского отряда подполковник Файзиев. Об этом офицере и его боевом отряде речь пойдет позднее. Что касается прошедшего скоротечного боя в кишлаке, то выяснилось следующее: наша группа наткнулась на боевое прикрытие, которое оставил главарь душманов Абдул Вахоб, уходя в горы. Ночью он был здесь и ушел на рассвете. С первых дней действий пограничников на «той стороне» предпринимались попытки обезвредить этого «командующего». Хитрый и осторожный, он постоянно ускользал от преследования. Вахоб никогда не ночевал там, где находился днем. Никто не знал, где он будет ночью. Едва появлялись данные о его местонахождении, как он буквально испарялся. Однако через неделю мы все же напали на его след. В праздничный день 23 февраля Абдул Вахоб с группой приближенных был блокирован в своем доме на окраине кишлака Даргак. Но незадолго до этого произошел бой в высокогорном кишлаке Верхний Гумай, о котором необходимо рассказать.

На калайи-хумбском направлении несколько душманских отрядов свили себе гнездо в ущелье, неприступном со стороны границы. Отвесные скалы, как бастионы, перекрывали любые подходы к каменному лабиринту. Необходимо было добраться до расположения банд с противоположной стороны ущелья, вынудить душманов отступить в сторону границы и загнать их в тупик. Эту задачу должен был выполнить СБО-1, созданный на базе Хорогского погранотряда.

Командовал СБО подполковник Зураф Мирзобаевич Файзиев. Суворовское, затем пограничное училища, академия дали ему надежные знания, которые позволяли решать самые сложные служебные и боевые задачи. Умный, требовательный и справедливый, он высоко ценил профессионализм в своем деле. Хладнокровие, выдержка, расчетливая храбрость – эти качества командира вселяли уверенность в его солдат, вызывали чувство уважения у офицеров, которым доводилось воевать рядом с ним. Бандиты охотились за Файзиевым. Однако судьба хранила этого человека. В одном из боев пуля ударила в лобовую часть его каски, сделав глубокую вмятину, но, к счастью, не пробила металл. Боевые дела Зуфара Мирзобаевича были отмечены высокими наградами – орденами Ленина и Красного Знамени.

В тот февральский день СБО-1 десантировался на вертолетах в район боевых действий. Медленно и упорно продвигаясь по крутым скатам ущелья, пограничники оттесняли бандитов вверх, в каменную западню. В боевых порядках шли начальник политотдела Хорогского погранотряда майор Казаков, опытные офицеры подполковники Климов, Прокофьев, майор Александр Казаков, комендант Калайи-Хумбской комендатуры старший лейтенант Паньков (тот, что в числе первых переправлялся в Нусай). Пожалуй, много старших офицеров участвовало в этой операции. Но так было на первых порах.

На исходе дня поступили разведданные о том, что бандиты численностью свыше ста человек, как и предполагалось, сосредоточились в Верхнем Гумае. Отступать им некуда. Значит, будут драться с фанатичным упорством, рассчитывая на то, что подойти к ним по крутым скалистым склонам пограничники не смогут. Возможен и другой вариант: главари, бросив под огонь рядовую массу, попытаются прорваться через наши заслоны. Наступила ночь. Что предпримет противник? Ущелье перекрыли надежно. Ждали. Но бандиты на прорыв не решились. С рассветом в душманский стан были направлены парламентеры из местных жителей. Через некоторое время из Гумая вышли десятка полтора вооруженных людей и начали спускаться в нашу сторону. Но тут сверху раздался громкий гортанный окрик. Шедшие в нерешительности остановились и повернули обратно. А значит – предстоял бой. Причем начинать его надо с крайне невыгодной для пограничников позиции. Ситуация осложнялась еще и тем, что местность исключала возможность эффективного применения вертолетов для поддержки с воздуха. Файзиев принял решение двигаться вперед двумя группами. Во главе одной пошел сам, другую возглавил политработник Валентин Казаков. Группой огневой поддержки руководил капитан Евгений Ким.

Утопая в глубоком снегу, от выступа к выступу карабкались пограничники вверх, медленно приближаясь к засевшим в укрытии «духам». Над наступавшими засвистели душманские пули.

В бой вступила огневая группа Кима, в которой были СПГ-9[1], способные вести огонь осколочными гранатами, АГС, пулеметы. Были подавлены обнаруженные огневые средства противника. Тем временем пограничники вышли к окраине Верхнего Гумая. Группа майора Казакова сумела обойти кишлак и оказалась в непосредственной близости от строения, где оборонялись главарь и его приближенные. Решительные действия наступающих вынудили некоторых из них бросить оружие и сдаться. Но ядро банды отчаянно сопротивлялось. Пространство перед домом полностью простреливалось, а каменные стены были неуязвимы даже для огня СПГ-9. В группе Файзиева погиб пограничник. Огонь не утихал. Попытка атаки могла привести к дальнейшим жертвам. Необходимо было срочно принимать решение. Валентин Казаков его принял. «Прикрой», – крикнул он подполковнику Климову, который находился рядом, а сам рванулся под огонь бандитских автоматов, к глухой стене дома. С ходу упал в снег. «Кажется, цел. Теперь туда, на плоскую крышу». Внизу поняли маневр: под ногами Валентина глухо застучали пули. К счастью, плоский настил оказался достаточно прочным. Наклонился над краем крыши и швырнул гранату в огнедышащее узкое окно-бойницу. Следом вторую, третью, четвертую. Огонь прекратился. С бандой было покончено.

Почему в решающий момент боя пошел вперед, навстречу вражеским пулям именно он, начальник политотдела погранотряда майор Валентин Викторович Казаков? Не верил в своих подчиненных? Нет, верил, знал, что любой пойдет и сделает все, чтобы выполнить задание. Но знал он и другое. Молодой парень в первом бою способен допустить ошибку, которая может стоить ему жизни. А он, Казаков, получил прекрасную военную и спортивную подготовку в погранучилище, затем в Туркмении уже офицером служил на заставе, в школе сержантского состава. После учебы в военно-политической академии опять среднеазиатская граница, работа на различных должностях. Все эти годы закалял волю, оттачивал качества профессионального военного. Вот поэтому он, вопреки всем нормам боевых уставов, взял на себя смертельный риск…

Если вам доведется побывать в Центральном музее ФПС России в Москве, обязательно посмотрите экспозицию, посвященную афганским событиям. Начинается она с фотографии молодого человека в каске и маскхалате. Вглядитесь в его открытое, мужественное лицо, в глаза, внимательные и чуточку озорные. Это и есть мой боевой товарищ, ныне полковник в отставке Валентин Викторович Казаков. После завершения службы он проживает в Москве…

23 февраля под руководством генерала Карпова проводилась операция по выставлению нашего гарнизона в кишлаке Калайи-Куф – центре Куфабского ущелья.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.