Сафиулло

Сафиулло

К вечеру возвращается хорошее настроение. Оно всегда возвращается после хорошего обеда. Из штаба дивизии пришла очередная радиограмма: «Расширить работу с местным населением по поискам возможных перспектив продолжения перемирия, по выявлению наиболее агрессивных банд и способов их ликвидации». Есть в Афганистане такая традиция: как только наше командование объявляет перемирие или временное прекращение огня, духи начинают активно запасать боеприпасы и перегруппировываться. И активизируют свою диверсионную деятельность. А значит, работы разведчикам прибавляется. Ведь на востоке объявление перемирия всегда было приметой слабости.

Дежурный по заставе сообщает, что у входа в крепость меня ждет маленький Абдул. Выхожу к нему. Здороваемся. Абдул спрашивает, не убью ли я его брата? Глупый вопрос, конечно, нет. Но в чем проблема?

Мальчуган не отвечает на вопрос. Просит немного подождать и убегает. Что такое? Что за игры?

Все проясняется через пару минут. Из-за дувала один за другим выходят десять моджахедов с оружием. Старшим у них брат Абдула – Сафиулло. Они подходят к стенам крепости и складывают оружие. Оружия очень много. Безоткатное орудие, пулемет китайского производства, семь автоматов, два карабина. И даже три реактивных снаряда.

Я зову Мишу, своего переводчика. Вместе с ним приходит и комбат. Сафиулло – худенький высокий парень лет девятнадцати. Они с братом чем-то очень похожи друг на друга. Сафи рассказывает, что он из банды, подчиненной Анвару. Вместе с этими людьми убил своего командира Суфи Ахматдина. И теперь хочет перейти на сторону народной власти. Пока он рассказывает о своей подготовке в пакистанском учебном центре, о китайских инструкторах, я понимаю, что сегодняшний приход Сафи – мой просчет. Он был бы очень полезен, находясь в банде Анвара. Сейчас же он как агентурный контакт для меня потерян. Не смог я сразу оценить возможности выхода на него через Абдула, а теперь махать кулаками поздно. Абдул оказался в этой ситуации более взрослым, чем я ожидал. И сделал больше, чем от него требовалось. Но и его понять можно: он хотел спасти своего брата и увести его из банды.

Через Мишу Намакинова я рассказываю моджахедам о декларации «Национального примирения», о том, что они попадают под амнистию, и чтобы не боялись – никто их наказывать не будет. Оружие мы пока забираем. Афганцев заводим в крепость. Мои ребята приносят им несколько банок рыбных консервов и две буханки хлеба. Моджахеды немного осваиваются. Пытаются шутить. Но видно, что на душе у них неспокойно. Мы же с Сафиулло уезжаем в разведотдел дивизии. Я прощаюсь с Абдулом, прошу его подождать меня. Говорю, что он большой молодец. И не говорю, что я – последний идиот. Поспешил ты, Абдул. Ох, поспешил.

В разведотделе меня поздравляют с успешной работой по проведению в жизнь политики национального примирения. Звучит это как шутка. Разведчики прекрасно знают цену этому перемирию. Тем не менее это первая банда, сложившая оружие после пятнадцатого января. С политической точки зрения – событие очень серьезное. И этого никто не собирается недооценивать. Хорошо еще, что не ругают за то, что порвал возможную ниточку агентурного контакта. Конечно же, с точки зрения дальнейшей работы по банде Анвара было бы лучше, если Сафиулло остался бы в банде. К сожалению, политика и разведывательная деятельность – вещи совершенно разные. И сегодняшний мой провал в агентурной работе, с другой стороны, выглядит как большая политическая победа.

Ну и пусть! Сами такие! Договариваемся, что стрелковое оружие останется у бойцов Сафиулло, а безоткатное орудие и реактивные снаряды они сдадут. Это не вызывает ничьих возражений. Сегодня они переночуют на посту самообороны в кишлаке Чауни. У Бойдуллы. А завтра переберутся в кишлак Баги-Алам. Там организуется новый пост. Будут служить на нем. Меня знакомят с Нурутдином. Это бывший житель Баги-Алама. Девять месяцев учился в Высшей школе милиции в Киеве. Сейчас получил задачу организовать пост самообороны в родном кишлаке. Это его радиостанция выходила несколько дней назад в эфир (я тогда подумал о новой банде).

От Сафи мы узнали много нового. В кишлаках Джарчи и Петава находится банда Анвара. Сам он сейчас в Пакистане, вернуться должен где-то в начале марта. Бандой руководит его брат Шер-шо (Шер-шах). В банде около пятидесяти человек. Три крупнокалиберных пулемета ДШК, безоткатное орудие, пулеметы египетского и китайского производства, ручные противотанковые гранатометы, стрелковое оружие. Около ста восьмидесяти реактивных снарядов.

Около месяца назад караван из Пакистана доставил противопехотные мины. Сейчас вокруг кишлаков моджахеды оборудуют укрепленный район. В кишлаках работает исламский комитет. В «саду Алимжана» (квадрат 61189) – большой склад оружия и боеприпасов.

К национальному примирению банда относится отрицательно. В ближайшие дни готовит обстрел штаба соединения.

А вот банда Хайрулло-Хана, которая располагается в кишлаке Лангар, может перейти на сторону народной власти.

Это было новостью. Хайрулло-Хан был правой рукой Карима. То, что он перебрался в Лангар из Карабагкареза, могло говорить только об одном: в банде Карима после его смерти шла большая борьба за власть. Братья Карима – Абдул-Али и Рахматулло – не нашли общего языка с Хайрулло-Ханом. И он от них ушел. Это было хорошей новостью. Разделяй и властвуй, так учил Чингисхан. Так работали и мы.

Мы возвращаемся на КП батальона к вечеру. Бойцы Сафиулло получают обратно свое оружие и уходят ночевать на пост Бойдуллы. С ним уже договорились. Абдул очень рад видеть своего брата живым. Возможно, на этот счет у него были какие-то опасения. Мы прощаемся, я говорю, чтобы не волновался. Все будет хорошо. Брат Абдула – мой брат. К нам подходит Сафи. Он краток.

– Ташакор, кумандан (Спасибо, командир).

Эта благодарность стоит многого. Сафи со своими бойцами уходят. А я приступаю к подготовке очередного выхода на засаду. Ходить каждую ночь утомительно и опасно. Нас легко вычислить и поставить встречную засаду. Поэтому мне приходится немного «химичить» – чередовать реальные засады с фиктивными. В среднем на три реальные засады я планирую одну липовую. Выбираю безопасный район под какой-нибудь заставой и даю своим бойцам ночь отдыха. Иначе их надолго не хватит. А сам превращаюсь в лунатика. Недосып ужасный.

А днем, как только появится возможность, иду в Калайи-Девану, к своему больному. Улучшения его состояния не наблюдается. Я делаю перевязки, обрабатываю пролежни стрептоцидом. Мне помогает Абдул. Он почти поселился в доме у маленького Карима (как забавно, я приложил свою руку к ликвидации Карима, главаря банды из Карабагкареза, а сейчас столько сил и времени трачу, чтобы спасти жизнь его тезке из Калайи-Деваны). Абдул часами что-то рассказывает своему новому другу. Переворачивает его с одного бока на другой. И через две недели в глазах у Карима появляется что-то новое. Что-то кроме боли и усталости. В глазах появляется какой-то смысл.

Мы часто выносим Карима на улицу. На свежий воздух. Первое слово, которое я от него слышу, это «нан» – хлеб. Он просит поесть. Это самый большой праздник для нас с Абдулом. И всей семьи Карима. Теперь все будет хорошо.

Через неделю Карим начинает самостоятельно переворачиваться с бока на бок. А еще через две сам выползает на улицу. На четвереньках. Смешной и очень слабенький. Пролежни его начинают подсыхать и заживать понемногу. Вы не представляете, какое это счастье!

За это время мы сходили с разведвзводом на несколько боевых операций вместе с 345-м парашютно-десантным полком и разведбатом. Двадцать пятого января вытаскивали одного бойца из-под двадцать третьей заставы. Сорвался в пропасть. Сильно повредил позвоночник. Сразу же отправили его в Союз. В конце января сопровождали замкомандующего с группой афганцев, инспектирующих посты самообороны.

И неделю сопровождали группу геологов, которые проводили какие-то геологические изыскания в Панджшерском ущелье, составляли карты и схемы. Это было не совсем понятным, ведь в ближайшие годы планировалось выводить наши войска из Афганистана. Для чего или для кого проводились эти работы?

Я в своей работе, был нацелен на Ахмад Шаха. Думаю, что и геологи делали свою работу по его негласной просьбе нашему командованию. Ведь проводить геологические изыскания в это время проще всего было со стороны советских войск. Также я не знал, что они здесь искали. Откуда было мне знать! Я был маленьким почтальоном Печкиным. И не мог ведать, как работает весь Главпочтамт.

В конце февраля из отпуска вернулся Толя Викторук. Одновременно с ним приехал Игорь Алескеров – заменщик Олега Артюхова. Я сдал разведвзвод Толику, свой взвод и заставу – Игорю. А сам принял дела и должность заместителя командира шестой роты. Эта должность была оптимальной для контактов с Шафи. Теперь меня ничто не должно было отвлекать от основной работы.

В батальоне произошли небольшие изменения. Комбатом назначили нашего начальника штаба Олега Лободу. Женька Шапко сбежал в первый рейдовый батальон на должность начальника разведки. Жизнь на десятой заставе его окончательно достала. Жизнь командира заставы, на которой расположен командный пункт батальона, кого хочешь достанет.

В конце марта меня снова вызвали в штаб дивизии. Правда, в этот раз по делам совсем не боевым. А как обычного секретаря партийной организации роты. Лучшей роты в полку. В офицерском клубе проходит партийный актив дивизии. Выступал командующий армией генерал Дубынин Виктор Петрович. Затем Иванушкин Юрий Николаевич, начальник политотдела армии, наш комдив Барынькин Виктор Михайлович, Самойлов Аркадий Михайлович (начальник политотдела дивизии), Романика Александр Николаевич (секретарь парткома) и Тетерук Станислав Митрофанович (заместитель начальника оперативного отдела дивизии).

Самое интересное в их выступлениях – информация по результатам проведения в жизнь политики национального примирения. В Пакистане проходит подготовку первая группа летчиков-моджахедов на МИГ-21. Сейчас в Афганистане около 122 тысяч моджахедов (из них примерно 49 тысяч – активных штыков). Территория, контролируемая народной властью, за последние два месяца уменьшилась с 22 до 16 %. За первый квартал этого года душманами проведено 472 диверсии (в прошлом году за такой же период – 176). Кто бы в этом сомневался?!

В конце партактива Дубынин представил своего заменщика, нового командующего армией. На сцену поднялся генерал Громов Борис Всеволодович. Он сразу же извинился за то, что обращается к собравшимся не как к подчиненным, а как к коммунистам.

– Я давно не был в Афганистане. Что бросилось в глаза по приезду, так это слишком большая боевая нагрузка, которую приходится носить на себе солдатам на боевых действиях. Бронежилеты, оружие, боеприпасы, продовольствие. Выходит более сорока килограммов. Совершенно нереальная нагрузка. Она лишает бойцов не только маневренности, но и элементарной возможности двигаться. Я хотел бы выслушать ваши предложения по ее снижению хотя бы на пять-десять килограммов.

Он сказал, что на трибуне будет установлен ящик, в котором по окончании партактива в письменном виде можно будет оставить свои предложения по данному вопросу.

– И последнее. В основном в этом зале собрались командиры подразделений. Вы слишком редко представляете своих подчиненных к правительственным наградам. Да и среди офицеров награжденных слишком мало. Это ваша недоработка.

В ответ на его слова почти сразу же поднялся наш начальник штаба Руслан Аушев.

– Почему не представляем?! Да мои разведчики месяцами не вылезают из боевых. А там наградные писать некогда. Если же мы их пишем, так их заворачивают в ваших штабах или просто теряют. То вместо «уничтожил столько-то душманов» нужно писать «мятежников», то «оппозиционеров». Сам черт ногу сломит в этой казуистике. К тому же вашим штабным, оказывается, виднее, кто достоин награды, а кто нет. Вот его мы четырежды представляли к правительственным наградам. – Он показал рукой на меня. – Ни одной не пришло. В то же время в нашем полку служит единственный на все Вооруженные силы начальник финансовой службы полка, который получил звание на ступень выше занимаемой должности, два ордена. И скоро получит третий. За что? За выдачу зарплаты под огнем противника? Так он из полка не вылезает. Ни на одних боевых не был. К тому же ни я, ни командир полка на него представлений к награждению не писали…

Вместо Громова ответил Дубынин. Он поднял нашего комдива.

– Товарищ генерал. Вы в курсе «подвигов» этого начфина?

Барынькин только развел руками.

– Мы пытались разобраться с его представлениями и наградными, товарищ командующий. В штабе дивизии их тоже никто не писал.

– Так вы разберитесь с ним. Может, он вообще американский шпион?

– Есть, товарищ командующий. Разберемся.

Не знаю, кто там с кем разобрался, но примерно через месяц Валере Куделину, нашему заместителю начальника штаба батальона, и Володе Щеголеву, секретарю комитета комсомола батальона, пришли ордена «Красной Звезды». За операцию под кишлаком Ахмедзаи пришла и моя медаль «За отвагу». А еще через месяц пришло письмо от Сан Саныча.

Дорогой Сережа!

Очень рад твоему письму. От всей души поздравляю с первой наградой. Медаль „За отвагу“ – медаль солдатская и может статься, что такой уже больше никогда не получишь. А на груди офицера, особенно старшего, солдатская медаль – своеобразный знак качества.

Я все не писал тебе, ожидал, что будешь в отпуске.

В последнее время очень много работаю. Сдал в Воениздат книгу. Вторая принята в „Молодой гвардии“. Работаю над вторым изданием монетного каталога СССР. Первый тираж разошелся так далеко, что я получил письмо от коллекционера даже из США.

Но обо всем при встрече.

Думаю, что ты появишься в отпуск в ближайшее время.

Ни пуха ни пера! А.Щ.

Понемногу начал ходить наш маленький Карим. Это было нашей самой большой победой. И ею мы были обязаны вниманию и заботам Абдула. И он очень этим гордился! Сафиулло со своими бойцами прижился на посту Нурутдина. Всей своей «бандой» они приходили к нам на десятую заставу играть в волейбол. И играли очень даже прилично.

В середине апреля на Сафи будет совершено покушение. Его же родственник, доктор Хабиб, обстреляет его из автомата. Погибнет случайный прохожий, старик. Сафиулло чудом спасется.

А еще Людмила Николаевна передаст мне, что девочка, которую мы отвозили в баграмский госпиталь, умерла. Причина смерти неизвестна.

Пришло время вернулся на родной Тотахан. Там было очень пусто. Я не сразу понял, почему. На заставе не было моего дикого африканского кота. Он погиб при одном из обстрелов. Это было так странно, мы привыкаем к гибели людей, а смерть маленького котенка кажется нам настоящей трагедией! А чем еще это может быть?!

Теперь мы встречаемся с Шафи почти каждый день. Подолгу беседуем о кодексе чести японских самураев, о джен-дзю-терапии, о восточном массаже. Для меня это целый мир, новый и удивительный. Шафи учит меня приемам концентрации энергии, диагностике пациентов по теплоотдаче (воспалительные процессы, как правило, приводят к повышению температуры поврежденных органов) и восстановлению их энергетического баланса. Мы занимаемся дыхательной гимнастикой Цигун и приемами рукопашного боя. Фехтованием и афганским языком. Качанием маятника (способ передвижения на поле боя, напоминающий падение кленового листа и позволяющий сблизиться с противником, ведущим по тебе огонь) и стрельбой по-македонски с двух рук.

Где-то рядом с нами постоянно находится и Лейла. Шафи ее больше не гоняет. А Лейла не обращает на нас внимания. Ей хорошо рядом с нами, а это главное. Она читает своих китайских поэтов или рисует на серых листах картона из-под наших сухих пайков простым карандашом.

Однажды я подхожу посмотреть на ее каракули. Нет, пора прекращать семейству Шафи шокировать бедного русского друга. Художники всегда казались мне волшебниками. Они могли взять в руки кисть или карандаш. И нарисовать окно, за которым был целый мир. Или дверь, в которую могли войти друзья. Или камин, возле которого всегда можно было согреться. Это было настоящим волшебством! Но я никогда не мог подумать, что волшебнику может быть всего двенадцать лет. У Лейлы была профессиональная рука художника и душа волшебника. На невзрачных листах картона появлялись образы Шафи и Хуай Су, меня и каких-то неизвестных, но, по всему видно, очень добрых существ. Крепости, дома, горы…

Однажды я поинтересовался у Шафи, откуда у Джуй столько талантов. Он очень удивился моему вопросу.

– А разве ваши дети менее талантливы?

Мне трудно было ему ответить. Но дальнейшая фраза меня очень заинтересовала. Оказывается, Шафи не был чистокровным пакистанцем. Его племя – очень древнее и сильное, и нем существовала старая и добрая традиция.

Если в семье должен был появиться ребенок, за полгода до этого главу семейства вожди племени отпускали в «декретный отпуск». Его не брали в походы и на войну. Он занимался более важным делом. Рассказывал своему будущему ребенку сказки и легенды своего племени. Находился все это время рядом со своей женой. И помогал ей по хозяйству. В последние полгода это считалось мужской работой.

Жена меньше переживала о своем муже. Ведь он был рядом, а не на войне. И ребенок рождался более здоровым. Ребенок слышал голос своих родителей еще до рождения и поэтому был более послушным. Отец рассказывал ему сказки, в которых были добрые дивы и злые шишаки. Всех их отец изображал разными голосами. И ребенок рождался более талантливым.

– А разве у вас не так? – спросил Шафи.

Что я мог ему ответить?! Что в традициях наших мужчин, узнав о возможном появлении ребенка, было свалить куда-нибудь на очередную подвернувшуюся под руку войнушку? Может быть, это было и не так. Но тогда откуда так много было войн в нашей истории?

Что же касается сказок, то наши мужчины предпочитали их традиционно рассказывать своим секретаршам, нежели своим беременным женам.

В моем лазарете стали появляться больные и раненые. Работать стало полегче, благо из разведбата мне прислали целый ящик медикаментов и большой пакет бинтов. В кишлаке ко мне понемногу стали привыкать. И однажды даже пригласили на свадьбу. Я долго не мог понять, где же жених и невеста, пока мне не объяснили, что их там не было. Веселые у афганцев свадьбы. Мало того что калым надо платить, так еще и на своей свадьбе не погуляешь. Но у каждого свои традиции. Абдул снова вернулся в крепость Хасана. Опять начал помогать мне в лазарете. И однажды даже привел в гости маленького Карима. Ему оказалось семь лет, хотя выглядел он после болезни не более чем на четыре года. Но зато он пришел на своих ногах. Передал большое спасибо от своего отца. Отец его был молодцом, он смог стать героем. Выходил своего сына. И спас ему жизнь. Я видел, как он был счастлив.

Работа в должности заместителя командира роты оказалась совсем необременительной. Правда, меня периодически нагружают дополнительной работой. Пришлось походить арткорректировщиком с «Командос», афганским полком специального назначения, в Карабагкарез. Три дня там идет самая настоящая война. С атаками и ожесточенными контратаками. Доходит до рукопашных схваток. Банда Карима действительно очень боеспособна.

В одной из таких схваток с группой афганских спецназовцев мы отбиваем у духов троих хадовцев (офицеров афганской госбезопасности) и нашего советника Михаила Ивановича. Хадовцы зовут его Громовержцем за его громоподобный голос. Он легко ранен в голову. Но до отправки в медсанбат долго и от чистого сердца жмет мою руку.

В марте прогулялся на боевую операцию по зачистке Лангара с разведбатом. Перед началом операции я зашел попрощаться с Шафи. В последнее время мы видимся с ним довольно часто. Я перенес с места на место столько шифрограмм, что из них уже можно сделать парочку здоровенных томов. Я прекрасно понимаю, что рейды и операции, проходящие вокруг, – результат незаметной работы Шафи. И, может быть, совсем чуть-чуть результат работы почтальона Печкина.

У Шафи перебинтована рука. Один из бойцов с Хасанова поста недавно выстрелил в него из охотничьего ружья картечью. И еще с двумя бойцами ушел в банду. Они недавно приехали в кишлак из Кабула. Все трое были доверенными людьми Шафи и ушли в банду Хайрулло-Хана по его распоряжению. А выстрел должен был обеспечить им радушный прием. Шафи в банде Хайрулло-Хана ненавидели и боялись.

На пороге в его комнату сидит Лейла. Перебирает небольшие прозрачные камни в металлической коробке.

– Что это? – спрашиваю я у Шафи.

– А, это? Алмазы, – совершенно равнодушно отвечает мне он.

– Откуда такое богатство?

– Ахмад (Ахмад Шах) очень любит Джуй. Постоянно дарит ей эти камушки.

Я знал, что в Панджшерском ущелье алмазы добывают открытым способом. А Панджшер – родовые земли Ахмад Шаха. Но что алмазы можно потрогать своими руками, как-то не укладывалось в голове.

– А можно посмотреть?

Шафи снисходительно улыбается в ответ.

– Что раньше их никогда не видел?

– Почему не видел?! Видел по телевизору.

– Алмазы – не очень красивые камни. У Джуй есть коробка с бриллиантами. На них стоит посмотреть.

Шафи говорит несколько слов Лейле, и она приносит коробку поменьше.

– T is souvenir from uncle Ahmad (Это подарок от дяди Ахмада).

Внутри коробки переливаются настоящие бриллианты. Когда-то я уже слышал, что бриллианты – лучшие друзья девушек, но сегодня я впервые видел маленькую девочку, у которой кроме них, отца и маленького Хуай Су никого больше не было в целом мире.

Шафи рассказал, что алмазы здесь встречаются довольно часто. Особенно на речных перекатах Панджшера. Местные жители даже дрессируют особую породу больших черных птиц. Эти птицы, словно наши галки, приносят в свои гнезда все, что блестит. Не стоит говорить, что их гнезда находятся у дома их хозяина, а блестящие предметы – как правило, алмазы. В месяц хозяин этой птицы-геолога собирает в ее гнезде алмазов на несколько тысяч долларов. По здешним меркам это целое состояние.

Оставляю Лейле на память несколько своих строчек. «Снежинку» в память о прошедшей зиме. Мне хочется, чтобы ей не было холодно и одиноко в ее будущей жизни.

(Шел снег. Я снял перчатку.

И на мою ладонь упала белая снежинка.)

На мою ладонь упала белая снежинка.

Я не знаю, чем удивило меня это обычное чудо.

В хрупких линиях ее рисунка

Я увидел что-то необычайное.

Как зачарованный, я смотрел не отрываясь,

Пытаясь постичь ее совершенство.

Пытаясь понять великую тайну.

Тайну борьбы между жизнью и смертью.

Но пока рассуждал я о жизни и смерти,

Снежинка превратилась в бегущую каплю

И с ладони моей скатилась на землю,

Не дожидаясь конца моих рассуждений.

Я принес Лейле большой блокнот для рисунков и цветные карандаши. Мне очень нравится, как она рисует. И она очень рада этому подарку, но на глазах ее слезы. Ей очень не хочется, чтобы я уходил на войну. Все мы прекрасно понимаем, что дивизионному разведбату предстоят тяжелые бои. Район Лангара хорошо укреплен духами. А значит, вместе с разведчиками хлебну лиха и я. Единственное существо, которое радуется моему отъезду, – это Хуай Су. Теперь ему не придется несколько дней возить меня на Тотахан. Возможно, он это понимает, раз так приветливо машет мне своим забавным хвостиком.

Почти целую неделю мы воюем под Лангаром. Духи ожесточенно сопротивляются. Никак не хотят оставлять насиженные позиции. В разведбате большие потери. В эти дни погибает командир баграмского разведбата и ранен командир третьей разведывательно-десантной роты Рашид Исламгалиев.

После этой операции меня представляют к ордену «Красной Звезды», но наградной оформлен неправильно, и его возвращают обратно. Где-то теряется и наградной на афганский орден «За храбрость». За операцию в Карабагкарезе. За делами и заботами ими больше никто не занимается.

НАГРАДНОЙ ЛИСТ

1. ФИО: Карпов Сергей Иванович.

2. Воинское звание (для офицеров – личный номер): старший лейтенант, Р-880276.

3. Должность: командир МСВ с августа 1986 года.

4. Год рождения: 1964 год.

5. Национальность: русский.

6. Партийность: член КПСС с января 1984 года.

7. Участие в боевых действиях по защите СССР: нет.

8. Ранения, контузии (когда и где получены).

9. В Вооруженных Силах СССР: с августа 1981 года.

10. Какими правительственными наградами награждался ранее: медалью „За отвагу“ Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28.02.87 года.

11. Домашний адрес представляемого к награждению или его семьи.

12. За какие заслуги представляется к награде:

В Республике Афганистан с августа 1986 года. После награждения медалью „За отвагу“ принимал участие в 12 операциях по ликвидации бандформирований мятежников, где проявил себя мужественным, смелым и решительным командиром.

Отличился 7 марта 1987 года. Под прикрытием огня миномета и стрелкового оружия банда мятежников предприняла нападение на 8-ю сторожевую заставу. Старший лейтенант Карпов С.И. поднял заставу по тревоге, организовал оборону. Под непрекращающимся обстрелом старший лейтенант Карпов С.И. умело руководил боем, находясь на более опасных направлениях. Лично подавил 2 огневые точки мятежников. Понеся потери, противник вынужден был отступить. Личный состав заставы потерь не имел.

Вновь отличился 19 марта 1987 года. При проведении боевой операции в районе населенного пункта Лангар разведывательно-десантная рота, в составе которой действовал старший лейтенант Карпов С.И., попала в засаду. Под кинжальным огнем мятежников старший лейтенант Карпов С.И. организовал круговую оборону, а сам с группой солдат, используя рельеф местности, выдвинулся в тыл мятежникам и забросал их огневые точки гранатами. В бою лично подавил три огневые точки мятежников. Рота потерь не имела.

Вывод: За личное мужество и отвагу, проявленные в бою при исполнении интернационального долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, и умелое руководство боевыми действиями старший лейтенант Карпов Сергей Иванович достоин награждения орденом „Красной Звезды“.

Командир 6-й роты ст. лейтенант Стародумов

Заместитель секретаря партийного бюро 2 МСБ лейтенант Иваницкий

Командир 2 МСБ майор Лобода.

Резолюция на наградном листе:

Вернуть. Вместо „мятежников“ необходимо писать „оппозиционеры“.

Я снова встречаюсь с Францем Клинцевичем, заместителем командира десантного полка по спецпропаганде, Игорем, командиром их разведроты. Ребята планируют выйти на связь с Исмадом, правой рукой Хайрулло-Хана. Надеются, что банда может перейти на сторону народной власти.

А что, после операции, такого количества авиабомб и снарядов, выпущенных по Лангару, и зачистки разведбатом духи могут стать и посговорчивее. Не знаю, чем закончились их переговоры. Но через пару дней на Тотахан приезжают Рахматулло и Сафи, офицеры пятого управления Министерства государственной безопасности из Кабула. Для встречи с Исмадом. Похоже, что ребята-десантники все-таки смогли о ней договориться. Мне приказано сопровождать эмгэбэшников.

Мы выходим под двадцать вторую заставу. Запускаем сигнальную ракету и четыре трассирующих выстрела в сторону Лангара. Потом еще. И еще. Сидим на земле. Болтаем. И ждем посланца. Незаметно темнеет. Даем четыре сигнала фарой. Проходит еще около часа. Где-то рядом слышен тихий возглас. Афганцы что-то кричат в ответ. И только еще через час появляется Исмад. С ним обговаривают условия перехода Хайрулло-Хана на сторону народной власти. Исмад уходит.

Около полуночи со стороны Лангара раздается пять выстрелов. Это ответ Хайрулло-Хана. Он «не поднимет знамя» – не сдастся.

На заставе меня ждет приглашение на свадьбу. Одиннадцатого апреля женится Андрей Пименов, мой школьный друг. Приглашает навестить его в этот торжественный день. Смешной, кто же меня отпустит?!

В конце апреля получаю письмо от Володи Иванова.

Привет, Серега!

Извини, что долго не писал, был в отпуске. Заезжал к Игорю Овсянникову. Он уже ходит на протезах, пока тяжело, но ходит. Ты его знаешь, он своего добьется, я верю. Сейчас он должен быть в госпитале, но потом опять поедет в санаторий (в третий раз). Так что ему пока не пиши, или он получит твое письмо только по приезду из санатория. Он мне сказал, что в санаторий можно ездить три раза, так что вскоре ему придется предстать перед медкомиссией. А потом поедет к себе в Находку. Собирается поступать в университет на исторический. Мои родители должны были заехать к нему, если успеют, так как он приезжает в госпиталь на 7–10 дней, чтобы оформить путевку в санаторий.

Заезжал к родителям Мишки Горбунова. Они были и у нас, раза три. Даже приезжали на проводы в воскресенье, а в понедельник я улетал. Заезжал в Чирчик к Ольге. Был у них один день, потом сразу же в Кабул.

Побывал и в Ижевске у родителей Игоря Быкова.

В училище не заезжал. Не было настроения, да и одному как-то не то. Надеюсь, что по замене вместе туда наведаемся.

Ну что ж, отпуск прошел, теперь ждем замену. Ты пишешь, что твой отпуск, скорее всего, будет в конце декабря. Алехин тоже тянет к этому. Да и Толик хочет ехать на Новый год, может быть, встретитесь в Москве.

Никак не могу представить себе, что погиб Саня Козлов, как-то не верится. Хотя уже насмотрелся всего. О том, что погиб Серега, я слышал осенью, а вот о Сане первый раз от тебя. На днях рейд, опять в Кандагар, посчитаемся и за них.

Передавай всем привет. Не забывай старых друзей, пиши.

До встречи в Подмосковье.

Володя.

P.S. Да, с прошедшим тебя Новым годом! Серень, как там у тебя на литературном фронте? Есть что-нибудь новенькое? Или при встрече прочтешь? А на личном фронте изменений не намечается? У меня все без изменений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.