Душманская засада

Душманская засада

Предрассветная мгла не давала разглядеть дно ущелья отсюда, с высоты хребта. К тому же шум речушки поглощал все посторонние звуки. Но Каир-Хан, как многоопытный охотник, не слухом, не зрением – каким-то звериным чутьем почувствовал приближение добычи.

Не дождавшись условного сигнала, послал проверить, не спят ли дозорные. Не могли шурави изменить свой маршрут! Сюда ведет одна дорога. «Отсюда тоже одна, – про себя злобно усмехнулся вождь. – Но она им не понадобится. Просто, видимо, тяжелы на подъем эти красные воины».

Испуганный посланец, низко кланяясь, сообщил, что оба дозорных убиты.

– Ножами? – удивился вождь.

– Нет, мой господин. Автоматными очередями.

– С глушителями, значит, – заключил Каир-Хан и зло ругнулся: – Курили, наверное, олухи. Давно убиты?

– Недавно, кровь еще не запеклась.

– Ладно, зови командиров групп. Сейчас они начнут атаку.

И как только из-за скал сюда, к вершине хребта, стали подходить бородатые командиры, внизу раздались взрывы и выстрелы. Они словно подтолкнули рассвет, и вот уже в бинокли можно было вдоволь полюбоваться устроенным спектаклем: шурави по всем правилам военного искусства штурмовали базу, моджахеды, огрызаясь огнем, покидали ее и отходили.

– Сорок один… сорок два… – не отрываясь от бинокля, считал американец.

– Не трудитесь, сэр, – обернулся к нему инструктор. – Мы хорошо осведомлены, сколько их будет всего.

– Поразительно. Как вам это удается, господа?

Американец опустил бинокль и взялся за видеокамеру.

– Просто мы не зря тратили американские доллары, – ответил уполномоченный Хекматияра, сопровождавший съемочную группу от самого Пешавара.

Пока Каир-Хан негромко разговаривал со своими командирами, американец настроился философски:

– Какая хрупкая штука – жизнь. Сорок пять, или сколько их там внизу, человек через тридцать минут исчезнут. А ведь они о чем-то мечтают. Их кто-то вспоминает, ждет…

– Уже через двадцать пять минут, – уточнил инструктор.

* * *

Тяжело дышавший Шпагин уже хотел остановить проводника Мухамед-голя и спросить, правильно ли он их ведет, как впереди глухо пророкотали автоматные очереди. Ему доложили, что обнаружены и убиты дозорные.

«Ну, кажется, успеваем до рассвета», – чуть успокоился Шпагин. Проводник приблизился к нему, будто уловив желание командира.

– База отсюда в ста шагах.

И Вареник тут же, рядом с проводником. Как узнал, что Мухамед-голь учился в Киеве на инженера, так тот для него сразу родным стал. Шпагин велел Варенику позвать командиров взводов, чтобы еще раз уточнить план боя.

Взвод Зубова первым ворвался в укрепрайон. Когда умолкли треск очередей и взрывы гранат, разведчики, занявшие круговую оборону, стали отмечать, что что-то не так, душманы как-то непривычно быстро отступили. На позиции стоят безоткатные орудия с поврежденными затворами. У тяжелых «ДШК» искорежены ствольные коробки. Груды китайских «ЭРЭСов» со следами неудачных запусков на хвостовиках. Ловушка! Никто не произнес этого слова, но оно замерло у каждого на губах, холодом сжало сердца.

– Ну-ка тащите ко мне этого «инженера», – прохрипел Шпагин. Он почему-то потянулся к автомату Ержана, а не за своим пистолетом.

– Не надо, – бросился к нему Зубов, тоже схватившись за автомат Ержана. – Может быть, он не виноват? Его тоже могли обмануть.

– Отойди, старлей, – прорычал почерневший ротный. – Он хорошо знал, куда ведет. Если мы все здесь поляжем, пусть он подохнет первым.

– Я не виноват, я не виноват, – бил себя в грудь Мухамед-голь, которого держал за воротник Вареник. – Я сам слышал от Масуда: к Каир-Хану приезжали от Хекматияра. Двенадцать караванов с оружием…

– Врешь, собака, – с остервенением вырвал наконец автомат Шпагин. Разведчики отпрянули в стороны, даже Вареник отскочил от проводника. Но его заслонил собой Зубов.

– Не надо, Саня, – спокойно сказал он. – Пришить всегда успеем. А как потом узнаешь, кто подсунул фальшивку? Если не уйдем, я его своими руками прикончу.

Шпагин закрыл глаза, тяжело вздохнул и устало протянул автомат Ержану. Зубов снял оружие с Мухамед-голя и велел ему постоянно быть рядом.

Шпагин протер глаза и заговорил с притихшими разведчиками не по-уставному:

– Похоже, мы крепко влипли, мужики… – Хотел еще что-то добавить, но махнул рукой и скомандовал: – Разбиться на тройки, занять круговую оборону. Огонь по команде. Сражаться до последнего. Рацию сюда. Пусть теперь нас вытаскивают… – И, заметив растерянные, обреченные лица солдат, ставшие вдруг такими по-детски беспомощными, весело крикнул: – Не все потеряно, братцы. Разведка, к бою! Не раскисать!

– Товарищ капитан, на тропе духи. Трое с белым флагом, – закричал наблюдавший за ущельем Вовка Губин.

– Пропустить их сюда, – распорядился Шпагин и присел на ящик с патронами, размышляя про себя: «Скорее всего, отвлекают внимание. Возможно, чтобы ударить в спину». Оглядел в бинокль окрестные хребты: «Да, ловушка. Сомнений нет».

Один из парламентеров в афганской национальной одежде, но с лицом европейца, заговорил на ломаном русском языке:

– Вы окружены. Все стороны окружены. Сопротивление – абсурд. Надо идти в плен. Гарантия – жизнь.

– Будем сражаться сами с собой, – усмехнулся Шпагин. Но парламентеры его не поняли.

– Какой будет ваш ответ? – нетерпеливо переспросил толмач и еще раз разъяснил: – Вы все будете погибать за четверть часа. Здесь полк «Джелал». Здесь батальон «Черный аист».

– Это все? – спросил Шпагин.

– Да, все.

– Ну, тогда присаживайтесь. Посидите с нами, пока не лопнет терпение у тех, кто вас послал. А там видно будет.

Попросив у ближайшего разведчика прикурить, Шпагин показал, что разговор с парламентерами окончен.

– Вы не смеете задерживать парламентеров, это противоречит международному праву, – вмешался другой, который так и продолжал держать над собой белый флаг. Поразил его чистый русский язык. Шпагин внимательно посмотрел: почему же говорил не этот, а тот, косноязычный?

– Не беспокойтесь, мы вам тоже жизнь гарантируем. Хотя я не уверен, гарантируют ли те, кто вас сюда послал.

– Через двадцать минут начнется атака.

– Ну и прекрасно. Мы вас отпустим ровно на двадцатой минуте.

* * *

Первый натиск моджахедов разведка выдержала. Полтора часа они наседали со всех сторон, усиливая атаку то с правого, то с левого отрога хребта.

Зубов, заряжая в ПК новую ленту, со страхом отметил: последняя. Но моджахеды неожиданно прекратили огонь и стали отходить. Олег еще раз послал им вдогонку короткую очередь и бросился к лежащему на дне окопа пулеметчику. Во время боя он услышал, как застонал пулеметчик, но помочь ему не было никакой возможности. Душманы были рядом, в каких-нибудь тридцати метрах, и подпустить их на бросок гранаты означало смерть для себя и всего подразделения.

«Прости, браток», – закрыл глаза пулеметчику Зубов. Из чехла над головой погибшего вынул запасной ствол пулемета и заменил свой, пышущий жаром. Теперь можно было перевести дыхание. Кепкой вытер лоб, с него посыпался песок и осколки камней.

К нему в окоп спрыгнул Ержан с перевязанной головой.

– Ты ранен? – встревожился взводный.

– Чуть-чуть зацепило, – ответил Ержан, задыхаясь от бега, стараясь выровнять дыхание, чтобы сообщить, с чем прибежал. Зубов нетерпеливо торопил:

– Как там? Где ротный?

– Плохи дела, товарищ старший лейтенант, – наконец сквозь одышку начал говорить Ержан. – Ротный погиб и еще двое ребят.

– Трое… – горько уточнил Зубов.

– …И восемь раненых, – продолжал Ержан. – Патронов осталось мало. Все собрались за центральным дувалом. Ждут вас. Вы теперь за ротного.

Сиротливое отчаяние охватило Зубова. Почему-то вспомнился никогда не вспоминавшийся эпизод из раннего детства, когда он проснулся ночью и увидел, что кровать родителей, освещенная луной, пуста. Впервые тогда испытанный ужас одиночества вновь пронзил его. Но теперь не разревешься, не разобьешь окно и не кинешься на веселые звуки гулянки в соседнем доме, где тебя схватят, обласкают, поднимут под потолок, и мир снова станет цветным и вкусным, а не мертвенно-бледным, лунным.

Зубов взглянул на солнце, чтобы не видел Ержан слезы в его глазах. Оно уже почти до дна высветило правый склон ущелья, зато левый спрятался в непроницаемую черную тень.

– Эх, Шпагин, Шпагин, – простонал Олег. – Полтора месяца не дотянул до замены. – И он, сгорбившись, окаменел около трупа пулеметчика.

Ержану стало не по себе. Сейчас не время скорбеть по погибшим. Тем более командиру. Надо что-то делать. Надо спасать живых. Он потряс за плечо взводного:

– Товарищ старший лейтенант, еще одну атаку мы не выдержим…

* * *

– Да-а, господин Каир-Хан, – первым нарушил молчание в наступившей после боя тишине представитель Гульбеддина. – Не порадовали нас ваши воины. Мы ожидали более решительных действий.

– Надо было не ожидать, а вместе атаковать, – огрызнулся вождь.

– Задавить числом, а не умением – дело нехитрое. Для видеофильма надо было другое.

– Плевать я хотел на ваш фильм! Людей теряем. Следующую атаку надо проводить вместе.

– Ну уж нет! – заносчиво прервал Каир-Хана командир «аистов». – Или ваши галошники сами перебьют русских, или «аисты» разделаются с ними без вас. Но в этом случае вы не получите ни доллара.

– Я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

– Я тоже, – с вызовом парировал «аист».

– Господа, господа, – засуетился посланец Хекматияра, – не надо ссориться. Мы все воюем за святое дело. Не надо обиды держать друг на друга.

Каир-Хан окинул взглядом присутствующих и устало произнес:

– Жизнь людей мне дороже денег. Пусть теперь атакуют «аисты».

Возле одного из дувалов базы, с недоступной огню противника стороны, собралась половина разведчиков, остальные были на позициях. Увидев приближающихся Зубова и Ержана, чуть ли не все бросились им навстречу, бережно приняли из их рук погибшего, завернули в плащ-палатку и положили рядом с тремя другими. Все делалось молча и деловито, но за всем этим старательным сопением угадывалось, подразумевалось общее желание скорее услышать приказ командира. Всего полтора часа назад здесь же Шпагин, подавив в себе растерянность, когда понял, что они в ловушке, вдохнул в бойцов уверенность: «Не все потеряно! Разведка, к бою!» Эта уверенность помогла ребятам выстоять.

«Эх, Шпагин, Шпагин…»

Олег было потянулся рукой к плащ-палатке, в которую был завернут капитан, но Маслов отстранил его:

– Лучше не смотреть.

Зубов устало опустился на порог дувала и таким же хриплым голосом, что и Шпагин полтора часа назад, потребовал рацию.

От напряженного, но уверенного голоса комбата в наушниках стало чуть легче. Выход должен быть. Мы его найдем. Не надо только паниковать, чувствовать себя обреченными. И как-то сразу заработал мозг, перемалывая все факты и логические цепи и варианты решений.

– Сколько же их там? – спрашивал комбат.

– Точно не скажу, сотни две, может, больше. Но чувствуется, атаковала только часть.

– Как же вас вытащить? «Вертушки» посадить можно?

– Нет, посбивают с высот.

– До темноты продержитесь?

– Нет, патронов не хватит.

– Что же, мать твою, ждать, когда вас перебьют? – взорвался комбат и замолк.

Молчал и Зубов, как бы давая возможность мозгу перелопатить еще несколько вариантов.

– Маяк! Я Мажор, – едва успел сказать Зубов после минутного перерыва позывные, как рация ответила:

– Я слушаю.

– Докладываю решение. На равнину духи не выпустят, это точно. Основные силы их сосредоточены позади нас. Мы приперты к хребту. Считаю единственным выходом уйти еще дальше в горы, оторваться от них и вернуться на вертолетах.

– Как же ты уйдешь с ранеными и убитыми? Под обстрелом?

– Нужен мощный бомбо-штурмовой удар по окружающим базу хребтам и одновременно задымить ущелье. Тогда я уйду.

– Авиация может находиться в твоем районе не больше пятнадцати минут. Успеешь?

– Успею, – твердо ответил Зубов, посмотрел на обступивших его разведчиков, которые слушали разговор. Они закивали ему головами, и он еще раз повторил, уже от имени всех: – Успею.

– Самолеты будут над целью через двадцать минут, – прозвучал четкий голос полковника и неожиданно добавил тихо: – Готовься, сынок.

Зубов уже был тем же Зубовым, которого отмечали в военном училище за самообладание, хладнокровие и четкие действия. Голос его звучал теперь звонко и уверенно:

– Скрытно приготовиться к движению. Разбиться на группы. Распределить, кто несет раненых и погибших. Аслов с четырьмя бойцами прикрывает хвост роты. Все оставшиеся гранаты передать этой группе. Отделению спецминирования двигаться вместе с группой прикрытия и по команде Маслова минировать узкие места, чтобы задержать противника. Сигнал к началу движения – разрывы дымовых бомб в ущелье. В течение пятнадцати минут мы должны преодолеть подъем вон на тот хребет. Вопросы есть?

Вопросов не было. И Зубов добавил:

– Надо успеть, мужики. Это наш единственный шанс.

* * *

«Через двадцать, нет, через пятнадцать минут появятся самолеты. Затем еще пятнадцать минут здесь будет кипящий котел огня, дыма, грохота. За эти пятнадцать минут надо вскарабкаться вон на тот хребет».

Морщинистый, рыжевато-серый, без единого кустика, ближайший подъем на хребет начинался сразу за базой скальной грядой. Неизвестно, есть ли здесь проходы, неизвестно, есть ли за хребтом какая-нибудь площадка для вертолетов. Ничего не известно. Известно только, что надо выжить, ускользнуть, вынести убитых и раненых. «А там уж присмотримся…» – Зубов оглядел напружинившихся, готовых по его команде рвануться разведчиков. «Камни не только моджахедов спасают, они спасут и нас», – подумалось ему, и в это время ударил по ушам грохот. Как спринтеры на звук стартового пистолета, ринулись разведчики, хотя он и не успел дать команду. И сам он побежал, ныряя в лабиринты между камнями.

Справа и слева от этого рукава хребта, по которому они взбирались, началось светопреставление. На склонах ракеты взрывали скалы, огромные камни срывались вниз, разбивались на мелкие, к ним добавлялись новые взрывы, новые срывы – сплошной протяжный грозный гул.

– Скорее, мужики! Скорее! – подталкивал Олег то чью-то спину, то какой-то мешок, то, ухватившись за плащ-палатку с покойником, помогал поднимать этот груз на очередной выступ. Такого «кросса», такого марш-броска не доводилось совершать подразделению. Успеешь вскарабкаться за пятнадцать минут на эту безымянную вершину – будешь жить дальше. И никакой пощады, никакого послабления! Не выбросишь этот «груз» из плащ-палатки, как тот губинский песок из вещмешка. А вот и Губин. Он тоже кричит: «Скорее, мужики!» Ержан взвалил себе на спину кричащего раненого и тоже что-то кричит. Когда Олег обгонял их, увидел, что Ержан нес на спине земляка, и они кричали друг другу что-то по-казахски.

Зубов первым выскочил на хребет и, как ребенок, воскликнул: «Ура!» Если их будут преследовать душманы, то дальнейший путь по хребту только через этот узкий проход между двумя скалами, снизу казавшимися печными трубами. Здесь их легко задержать. А там, за хребтом, чуть пониже, есть площадка для вертолетов. Можно жить! Будем жить!

Сквозь грохот адской карусели штурмовиков и кипения взрывов в ущельях справа и слева Олег с тревогой уловил приближающиеся звуки автоматных очередей. «Значит, они уже на нашем хвосте. Давят на Маслова. Да, это «Черный аист», о котором говорил Мухамед-голь. Никто в горах не сравнится с ними по скорости…»

– Скорее, скорее! – он хватал кого за оружие, кого за одежду, помогая разведчикам подняться на последнюю ступеньку, «припечку» – вспомнилось бабушкино слово, между этими «трубами», и толкал их вниз, туда, где огрызалась короткими очередями группа прикрытия Маслова.

Каждое отделение по очереди через каждые пятнадцать-двадцать метров у заметных камней, на поворотах оставляло кучку боеприпасов для группы прикрытия. Расстреляв очередную порцию магазинов и подождав приблизившихся на расстояние броска гранаты моджахедов, Маслов, Вареник и еще двое солдат под завесой взрывов своих гранат быстро переходили к следующей кучке. А «черные аисты» наседали и наседали. Зубов уже видел их мечущиеся меж камней черные чалмы. Уже некогда было предупреждать Маслова о своем появлении. Быстро оценив ситуацию, он понял, что последний рубеж Маслова будет как раз между «труб». Перед ним – лысый лоб гранитного монолита размером с волейбольную площадку. Прежде чем пойти на штурм «труб» по этому «лбу», моджахеды сосредоточатся в пещере под нависшей глыбой этого монолита. Вот тут-то из правой гряды камней, в которой они не будут предполагать противника, Зубов и решил дать «последний бой».

Но пробираться к тем камням надо было под пулями и моджахедов, и своих. Прижимаясь к расщелинам и камням, Зубов между тем отметил чисто профессиональную сторону боя, словно принимал экзамен по тактике. Разведчики Маслова грамотно чередовали огонь и прикрывали короткими бросками друг друга от камня к камню, не давая моджахедам высунуться для прицельного огня. И хотя моджахеды наступали, а группа Маслова отходила, именно он, Маслов, диктовал сценарий боя. Поддавшись его ритму, Зубов безошибочно угадал «мертвые» мгновения, в которые можно было проскочить от камня к камню. И вот он «на посту». Но что такое? Почему такая звенящая тишина? Оглох? Контузило? Самолеты ушли… Сейчас вся ненависть моджахедов сосредоточится на этой точке. Успеть бы до минометного обстрела. Ага! «Вертушки»!

Как он и предположил, под козырек нависающего «лба» стали скапливаться «аисты». С «печных труб», видимо, уже отошли пулеметчики. Последним на «припечку» кинулся кувырком через спину Вареник.

Удовлетворенно крякнув от сознания, что удалась – удалась! – его задумка вырваться из ловушки, он тут же похолодел от страха: ведь никто не знает, где он. Случись что, никто ему не поможет…

Группа прикрытия уже закрепилась в горловине между «трубами». Там кучка магазинов и гранат, оставленных первым взводом, который уже садится в «вертушки». Еще немного, и Маслов с ребятами начнет отходить туда же, к площадке. К горловине кинутся моджахеды, и путь к спасительному вертолету ему будет отрезан. «Перехитрил самого себя», – горько подумалось.

– Ну нет, не возьмешь! – вдруг крикнул он во всю мочь, поднявшись над камнями и швырнув в скопившихся под каменным козырьком духов четыре гранаты.

– Взво-о-о-одный! – вскрикнул увидевший его Гриша Вареник.

Неожиданный фланговый удар Зубова откатил моджахедов назад. Их замешательство позволило Олегу броситься из своей засады через открытое место к правой кромке монолита и этим единственным скрытным путем поползти к горловине.

На крик Вареника вернулся начавший уже отходить Маслов, и в два ствола они прикрывали взводного. Вдруг среди груды камней, где только что скрывался Зубов, появилась черная чалма. Вот что такое «аисты»! Как он успел буквально в секунду, разумеется, по своей собственной инициативе оказаться там, где надо было ликвидировать опасность? Мгновение назад Зубова бы уже не было в живых, опоздай он с броском. Но, несмотря на интенсивный огонь Вареника и Маслова, моджахед успел швырнуть гранату в сторону Зубова и замолк.

Разведчики, уже не остерегаясь, кинулись к взводному, подхватили его с двух сторон и потащили к последнему вертолету.

* * *

Белые простыни, белый потолок, тумбочка, графин с водой. Госпиталь! Это сразу понял очнувшийся Зубов. Только пока не мог отличить жужжание огромной черной мухи, бодающей оконное стекло, от рокота кондиционера и гула в голове, как от удара по колоколу. Пить – была вторая мысль, и рука потянулась к графину, превозмогая боль. Но боль была какая-то всеобщая: болело все тело. Пока пил, некогда было разбираться, что с ним, куда он ранен. Отметил только, что рядом на койке, кажется, Вовка Губин, да за полупрозрачным стеклом двери мелькают тени.

Вошедшему в сопровождении свиты главврачу он сказал, что все тело болит, надеясь узнать подробнее про свое ранение. Но тот ответил:

– Вот и прекрасно! Если болит, значит, живет.

С этим изречением врач перешел к Вовке, задал ему дежурный вопрос:

– Как самочувствие? – И двинулся дальше, не слушая Вовкины сетования на несладкий компот.

– Заткнись, пожалуйста, Вовка, – страдальчески попросил Зубов и отвернулся к стенке, с удовлетворением увидел, что Губин садится на кровати: значит, ничего серьезного!

– Как мы сюда попали?

– Да нас всех, товарищ старший лейтенант, прямо из «вертушек» в госпиталь уложили. У вас контузия, а у меня конфузия – спать совсем не могу и в туалет часто бегаю. А остальных уже выпустили. Схожу-ка я за димедролом, товарищ старший лейтенант, – не то спросил, не то решил Вовка и зашаркал шлепанцами по коридору.

«Что же со мной? – сквозь шум и боль в голове прибавилась тревога. – Я полз к горловине целый, это хорошо помню. Швырнул четыре гранаты. Свои взрывы слышал. Меня прикрывали. Я был уже почти у цели. Потом ничего не помню…»

– Четыре штучки, товарищ старший лейтенант! Еле выпросил. Никак не хотела давать, – вернулся Вовкин голос.

– Это что? Такая ценность? – повернулся Зубов.

– Еще какая, товарищ старший лейтенант! Разве вы не знаете, что «хронические шланги» за ними охотятся?

«Хроническими шлангами» называли в роте сачков, которые правдами и неправдами тянули время, мороча головы медикам: первые три дня здесь отсыпаются, не пробуждаясь, сутками, потом по ночам не спят, выклянчивают димедрольчик.

– Им эта штука дороже золота, – положил Вовка таблетки на тумбочку. И схватил графин. Иначе его уронили бы перекинувшиеся через подоконник три «морды».

– Как взводный, шляпа? – спросило трио, и, увидев повернувшегося к ним Зубова, все трое завопили на весь госпиталь:

– Здравия желаем, товарищ старший лейтенант.

Лица Маслова, Вареника и Ержана впервые сияли, ничуть не обижаясь на Вовкино: «У-у, морды!» Перебивая друг друга, они передали новость, что из Кабула уже получен приказ о назначении Зубова командиром роты вместо капитана Шпагина.

– Сто лет не видать бы такого повышения… – не обрадовался Зубов, и по тому, как он запнулся, все поняли, что надо помолчать в память о капитане.

– Пашка! – окликнул Олег Маслова. – Наградные на пацанов написал?

– Написал.

– Кто повез погибших домой?

– Дембеля.

После паузы Маслов рассказал, что у духов из-за нас неприятности. Шесть главарей расстреляно за то, что нас упустили. Поклялись отомстить. Двадцать тысяч долларов за голову командира назначили.

– Дешево они нас ценят, – угрюмо сказал Зубов. – Ладно, выйдем отсюда, тогда…

И сжал кулаки.

Ержан с Вареником приготовились слушать взводного, радуясь, что снова видят и слышат своего командира. Но тот сухо стал отдавать команды своему заместителю Маслову:

– Готовьте технику, оружие, подбодрите пацанов, молодых поднатаскайте на полигоне, пристреляйте оружие. Сколько у нас ПБСов?

– Два.

– Обменяйте еще десять автоматов на автоматы с глушителями.

– Не многовато ли? – удивленно вмешался в разговор командиров Вареник. – Если будет открытый бой, такие автоматы не годятся.

– Открытого боя больше не будет, – жестко ответил Зубов. – Будем воевать, как духи: без правил, без шаблона, без плана. Надо показать и своим и чужим, что такое настоящая «афганская» война.

От слов взводного, то есть теперь ротного, повеяло жутью: разве до этого была не «настоящая» война? Но Зубов уже разглядел в ней что-то новое, ушел вперед, понял немного больше, чем они. Да и авторитет спасителя из безвыходного положения заставлял прислушаться. Не для красного словца ведут такие разговоры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.