Чего стоит сделать выстрел
Чего стоит сделать выстрел
Известно: даже в горячке боя не каждый солдат может убивать. А каково снайперу? Ведь он никогда не стреляет по массе.
Каким же образом снайперам на войне удавалось внутренне примиряться с тем, что является сутью их профессии? Ответ лежит в их личных особенностях вкупе с хорошей подготовкой, энтузиазмом, профессионализмом и непоколебимой решимостью. В какой-то момент любому снайперу приходилось решиться нажать на спусковой крючок, и люди относились к принятию этого непростого решения по-разному. Снайпер времен Второй мировой войны Чарлз Берридж из Западносуррейского королевского полка рассказывал, что до сих пор помнит удивленное выражение на лице первого из убитых им немцев, и это воспоминание никак не дает ему покоя. Другие предпочитали смотреть на это с прагматической точки зрения. Рядовой Фрэнсис Миллер, воевавший снайпером во Второй мировой и относившийся к своей профессии с нетипичным для обычного снайпера энтузиазмом, утверждал, что охотился на немцев, как собака на крыс. Неудивительно, что такие «спортсмены-охотники» во время выстрела испытывали скорее радостное возбуждение от удачного попадания, нежели иные переживания. Подполковник Джон Джордж, опытный охотник, так описывал тот момент, когда застрелил своего первого японского солдата на Гуадалканале:
– Я навел перекрестье прицела ему под подбородок, чтобы пуля с дистанции 350 ярдов попала в грудь. Затем я плавно выжал последний фунт из примерно трех, с каковым усилием срабатывал спуск винтовки. Я успел заметить через прицел, вернувшийся на место после выстрела, как пуля пробила япошку, взметнув песок за его спиной. Не помню, чтобы я хоть как-то подумал тогда о том, что только что впервые убил человека. Помню только, что меня охватил восторг – такой же испытывает охотник, после многих стараний заваливший призового зверя.
Для большинства снайперов первый боевой выстрел являлся кульминацией нескольких месяцев обучения, тренировок и просто тяжелой работы, и в этот момент они делают именно то, чему их учили. Порой даже снайперам со значительным боевым опытом было не просто выдержать эту окончательную проверку их мастерства. Однажды рядовой морской пехоты США Дэниэл Кэсс с наблюдателем рядовым Картером сидели на хребте на Окинаве и пытались сообразить, как бы им подавить пулеметные гнезда японцев, располагавшиеся на расстоянии 1 200 ярдов (1100 метров) от них. Кэссу еще не приходилось стрелять с таких дистанций, но морпехи несли тяжелые потери, и ему не оставалось ничего иного, кроме как попробовать, призвав на помощь все свои навыки и умения и вспомнив все, чему его учили:
– Раздумывать больше некогда, – пробормотал я себе под нос, обливаясь потом, струившимся из всех пор тела. Глубокий вдох. Полвыдоха.
Пауза. Перекрестье, перекрестье, нажим. Картер хрипло выдохнул: «Есть!», когда первая пуля пронзила заграждение. Пулемет замолчал. Несколько крохотных фигурок врассыпную повыпрыгивали из-за заграждений, словно крысы, которых выкурили из амбара. И тут я взволнованно перевел дух. Получилось ведь, попал! В долине под нами морпехи начали осторожно подниматься на ноги. Один из них обернулся и помахал нам в знак благодарности. Я был доволен. Отлично отстрелялся, черт возьми!
В то время как часть снайперов относилась к своей работе как к сложному упражнению, во время которого надо было просто выполнить все, что требуется от стрелка, были и такие, для кого убивать людей никогда не было простым делом. Харри Фернесс рассказывал, что его первый выстрел был почти инстинктивным:
– Группа немцев перебегала улицу. Я поднял винтовку и прицелился в одного из них, взяв небольшое упреждение. Я выстрелил, и он в то же мгновение упал.
Тогда Фернессу в первый и последний раз довелось рассмотреть результат своих трудов вблизи. Его отделение двинулось вперед, и он перепрыгнул через убитого немца – «молодого капрала со светлыми волосами и приятными чертами лица». Это страшно ему не понравилось, и он никогда больше этого не делал. Снайпер Фулчер вспоминал позднее, что уже в мирное время его преследовали воспоминания о жутких делах его отделения:
– Позднее, много времени спустя, когда я вернулся к нормальной жизни, все это не давало мне покоя. Иногда я просыпался в поту после страшных снов. Но там, в то время, убийство было делом житейским… Скальпированные трупы нагоняли страху на немцев. Они начинали вести себя с огромной осторожностью и неохотно шли на риск. И это спасало наших солдат.
Джеймс Гиббор служил во Вьетнаме. Он откровенно описал свои переживания во время стрельбы по часовым противника:
– В теле возникают дрожь и слабость, и все труднее дышать… ты пытаешься овладеть собой, но перекрестье прицела мечется во все стороны – такты взволнован. В голове мечутся мысли: «Сколько до него? Куда целиться? Чуть повыше, чуть пониже?» Я понимал, что если не убью Ви-си, а только раню, он закричит от боли и разбудит весь лагерь.
Предыдущая подготовка и его безудержное желание выполнить поставленную задачу сделали свое дело, и он сработал, как учили, но и сегодня его преследуют призраки, которые не смогло стереть время:
– А ты смог бы там и тогда нажать на спусковой крючок? Нажал бы? Как можно убивать человека лишь за то, что он воюет за противника? Как можно оставаться спокойным, творя все то, о чем я только что рассказывал? А ты бы смог? Задумайся об этом. А теперь представь, что всю оставшуюся жизнь ты снова и снова мысленно все это видишь. В то время я понимал, что деградировал от человека до уровня какого-то животного… Бездушного существа. Я ни разу не промахнулся. Четырнадцать трупов… Я вел подсчет, раз за разом нажимая на спуск. Все остальное может уйти из памяти, но не это, и я ни на день не смогу о том забыть.
Некоторые снайперы просто лишались возможности выполнять свои обязанности, их отправляли обратно, и они снова становились обычными пехотинцами. Были и такие, чья психика не выдерживала. Джо Вард вспоминает, что во Вьетнаме у него был знакомый снайпер, который дошел до того, что просто сидел, уставившись прямо перед собой остекленевшими глазами, не обращая внимание на то, что происходит вокруг, не в силах больше заниматься своим делом. И все же подавляющему большинству снайперов удавалось внутренне примириться со своей работой, и «снайперская завеса», весьма эффективная, пусть и невидимая и анонимная, была, несомненно, действенной, потому что в наши дни еще живы сотни, если не тысячи ветеранов, которые могли бы сейчас занимать несколько футов земли в могиле в далекой стране, когда бы не мастерство снайперов их батальона. Один из ветеранов Второй мировой войны сказал однажды: «Смерть каждого из убитых мною снайперов спасла жизнь нескольким моим друзьям, другое дело, что мало кто из тех сволочей успел это осознать».
Во время военных конфликтов конца XX века от снайперов стали ожидать все большего и большего, потому что в результате технического прогресса они получили возможность и видеть больше, и стрелять дальше и точнее, чем когда-либо прежде. Однако в наши дни не все войны ведутся в соответствии с установленными правилами боевых действий, на многих войнах трудно разобраться в многообразии участвующих в них группировок, им присущи постоянные изменения боевых порядков и большие дистанции стрельбы. С оперативной точки зрения эти конфликты очень сложны, и отличить своих от противника порой почти невозможно. Во время гражданской войны в Анголе (1975–1989) один американец, работавший снайпером в нерегулярной армии, с изумлением наблюдал однажды за братанием ангольских солдат, когда за одним столом сидели представители всех сторон – европейские «советники», военные советники из СССР, Кубы и Франции.
– Я не мог понять, что за ерунда там творится и на кого, в конце концов, я работаю. Мне стало не по себе, когда я подумал, до чего это может меня довести.
Американские снайперы в Сомали не могли порой понять, кто именно в них стреляет и стоит ли им самим открывать огонь, потому что боялись убить солдат из дружественной группировки. Несмотря на то что время от времени открытые войны ведутся по-прежнему, например, на Фолклендских островах или в Персидском заливе, все чаще и чаще вспыхивают войны, получившие наименование «ограниченных», и такие «горячие точки», как Вьетнам, Сомали, Босния или Чечня, предоставляют плодотворную почву для применения снайперов. На этих так называемых «грязных войнах» снайперы широко используются при проведении тайных операций, когда их высаживают с вертолета в удаленных точках, снабдив продуктами, боеприпасами и средствами связи и приказав нанести как можно больше ущерба противнику. Такие задания нередко окружены завесой тайны, и снайперы понимают, что, если что-нибудь пойдет не по плану, им мало чем помогут, если вообще придут на помощь. При соответствующем оснащении и наличии заранее определенных пунктов снабжения они должны действовать несколько суток или недель, передавая информацию в штаб и при любой возможности сея панику в стане врага. Секретный характер такой работы, которая почти или вообще не признается официально, приводит к тому, что снайперы просто делают вывод, что являются расходным материалом вне зависимости от уровня их подготовки. Однажды Джеймс Гиббор получил приказ принять участие в тайной операции, и вполне можно понять охватившее его беспокойство, когда во время инструктажа он услышал следующие слова:
– Задание важное. Надо показать Ви-си, что он не может чувствовать себя в безопасности даже там, где мы находиться не должны. Американским войскам запрещено заходить на территорию Лаоса или Камбоджи. Мы хотим ударить по вьетконговцам там, где они совершенно не ожидают нашего присутствия. Вас не должны заметить. И главное – не попадайте в плен! Спасать вас никто не будет. Ваша задача – тихо настрелять как можно больше Ви-си, а в поддержку вам выделяется отряд спецназа.
Несмотря на подобные приказы, мало кто из снайперов отказывался от таких заданий, невзирая на риск, каким бы огромным он ни был. В Сомали двое снайперов сухопутных войск США – мастер-сержант Гари Гордон и сержант Рэндалл Шугхарт – отправились помогать экипажу подбитого американского вертолета, отлично понимая, что у них не хватит патронов, чтобы достаточно долго отбиваться от повстанцев. Когда те добрались до них, снайперы, вынужденные отстреливаться уже из пистолетов, погибли. Тем не менее в результате их действий экипаж был спасен, и оба они были посмертно награждены высшей наградой США– медалью Почета.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.