Богатырские сказания о Чингисхане и Аксак-Темире[188]
Богатырские сказания о Чингисхане и Аксак-Темире[188]
Сказание о Чингисxaне
Сюжетное строение «Богатырского сказания»
1. Дети Ноя и происхождение народов.
2. Генеалогия от Ноя до Бурхана.
3. Писаная красавица Гулямалик-Курукти.
4. Бодентай и Болектай.
5. Предзнаменования и рождение Чингиса.
6. Дележ золотого лука между сыновьями Алангу.
7. Уход Чингиса на Черную гору.
8. Добывание Чингиса биями.
9. Красавица Бортакшин – сорокасаженные косы.
10. Сыновья Чингисхана и его победы.
11. Деревья, птицы, тамги и кольчуги биев Чингисхана.
12. Охота Чингисхана, его сыновей и биев.
13. Раздел улусов между сыновьями Чингисхана.
14. Хронология Чингисхана.
Из четырнадцати основных сюжетов «Сказания» реальные мотивы можно искать только в трех: 1) фрагменты генеалогии; 2) тамги и кольчуги биев Чингисхана и 3) хронология; остальные эпизоды – сплошь былинно-сказочного характера.
[Генеалогия Чингисхана]
У Ноя было четыре сына и четыре дочери; сыновей звали: Хам, Сам, Киньган и Яфес, дочерей – Ряжаб, Захаб, Рахат и Ряжиб; первая была родной дочерью его жены, а остальные, по молитве угодного Аллаху Ноя, – от щенка, кошки и осла. От Хама произошли арабы, от Сама – персы, Киньгам погиб во время потопа и не оставил потомков, от Яфеса – у него было еще имя Абульджа-хан – румы (европейцы).
У Абульджа-хана родился сын Бакыр-хан;
у Бакыр-хана родился сын Узь-хан;
у Узь-хана родился сын Кок-хан;
у Кок-хана родился сын Богдо-хан;
у Богдо-хана родился сын Кара-хан;
у Кара-хана родился сын Кунамир-хан;
у Кунамир-хана родился сын Ушам-Бурыл-хан;
у Ушам-Бурыл-хана родился сын Шамшуши;
у Шамшуши родился сын Лекаберди;
у Лекаберди родился сын Кашу-Мерген;
у Кашу-Мергена родился сын Кара-Дусан;
у Кара-Дусана родился сын Турумтай-Шешен;
у Турумтай-Шешена родился сын Тумакул-Мерген;
у Тумакул-Мергена родился сын Дуюн-Баян;
у Дуюн-Баяна родился сын Шингиз-хан;
у Шингиз-хана родился сын Юши-хан;
у Юши-хана родился сын Баян;
у Баяна родился сын Баян-хан;
у Баян-хана родился сын Сыртак-хан;
у Сыртак-хана родился сын Биртак-хан;
у Биртак-хана родился сын Тогалы-хан;
у Тогалы-хана родился сын Токтагы-хан;
у Токтагы-хана родился сын Узбег-хан;
у Узбег-хана родился сын Джанибег-хан;
у Джанибег-хана родился сын Бердибег-хан;
у Бердибег-хана родился сын Султан-хан;
у Султан-хана родился сын Шабак-хан;
у Шабак-хана родился сын Муртаза-хан;
у Муртаза-хана родился сын Кошум-хан;
у Кошум-хана родился сын Арыслан-хан;
у Арыслан-хана родился сын Бурхан, который принял веру русских[189].
Сказание о детях Ноя – легенда в дополнительном легендарном преломлении:
1. Ной в качестве основы генеалогического древа введен здесь как один из главных пророков «правоверных».
2. Число сыновей и дочерей Ноя (четыре) определяется по числу четырех стихий мира (вода, земля, воздух, огонь), четырех темпераментов человека, четырех сторон света и т. д.; чтобы достигнуть желанной магической цифры «четыре», прибавлен лишний, четвертый сын Ноя и добавлено четыре дочери, о которых ничего не говорится в Библии.
3. Этнографическая характеристика сыновей Ноя расходится с общепринятой традицией: арабы почему-то произведены от Хама (взгляд на арабов как на потомков Исмаила, сына Авраамова, потомка Сима, – традиционный), а персы – от Сима.
4. Яфеса (Иафета), от которого произошли народы Рума, звали также Абульджа-хан; от этого Абульджа-хана через длинный ряд генеалогических звеньев произошел Чингисхан; по логике автора «Богатырского сказания» Чингисхан и европейцы имеют одного и того же родоначальника!
[Красавица Гулямалик-Курукти, дочь Алтын-хана и Курляуш]
На острове Белого моря[190] стоял город Малтаб, правил им Алтын-хан; была у него жена Курляуш, которая родила ему дочь, названную Гулямалик-Курукти. Дочь хана жила в сорокасаженном дворце[191], таком темном-претемном, что ни солнце, ни месяц туда никогда своим светом не заглядывали. Гулямалик была писаная красавица:
Взглянет на дерево – почки распустятся;
Взглянет на землю – трава-мурава зазеленеет;
Волосы станет расчесывать – жемчуг посыплется;
Плюнет на землю – золото падает.
Словом, лучше ее на свете не было. К ней были приставлены подружки-прислужницы[192], из них самую близкую звали Уртхан.
Однажды, когда Гулямалик была уже в совершенных летах, попросила она Уртхан:
– Выведи меня, Уртхан, из моего дворца! Что это за мир Аллахов: похож ли он на этот дворец, или он – что-нибудь другое?
– Мир снаружи, – ответила Уртхан, – широкое большое пространство, и ходят там солнце и месяц попеременно и его освещают.
– Покажи мне мир Аллахов! – сказала дочь хана.
– Если увидишь, можешь умереть, – отвечала Уртхан.
– Даже если умру, хочу все увидеть, – не испугалась дочь хана.
Отворила окно Уртхан; в темную комнату проникли лучи солнца, Гулямалик упала[193] без чувств. Перепугались подружки-прислужницы, горько плакали и говорили друг другу:
– Что же теперь мы скажем хану?
Эпизод «Писаная красавица Гулямалик-Курукти» полон сказочного ритма и искусных параллелей:
взгляд – дерево – листья;
взгляд – земля голая – трава-мурава;
расчесывание – волосы – жемчуг;
плевок – земля – золото.
Первые два ряда полны натуральных показателей (листья и трава-мурава), последние два – материально-ценностных у верхов феодально-племенного общества. В основу морфологии положен творчески-производительный процесс в магическом освещении.
[У Гулямалик-Курукти дитя зарождается от света солнца]
Только через час пришла в себя дочь хана. Страшно обрадовались этому ее подружки-прислужницы и стали приставать, расспрашивать, что она видела. Гулямалик молвила в ответ:
– От виденного света солнечного зародилось у меня дитя. Что же вы теперь скажете моим родителям?
Очень любил свою дочь Алтын-хан и время от времени навещал свою любимицу. Пришел он однажды к ней и увидел, что Гулямалик готовится стать матерью[194].
– Отчего у тебя на лице появились «матежи»? – спросил он. – Какая беда случилась!
С печальными думами вернулся он домой, обо всем рассказал жене и молвил:
– Ах, Курляуш, со дня нашего супружества не было еще у нас такого стыда: какая беда случилась с дочерью! Ну, что нам теперь делать?
– За здешнего человека не выдашь ее замуж, будет много разговоров и дурных догадок: люди все равно что дьяволы… Давай лучше пойдем на хитрость, пустим ее в корабле по морю! – ответила Курляуш.
Сказано – сделано. Снарядили корабль, наполнили его златом-серебром, многими яствами и посадили на него дочь и сорок ее подружек-прислужниц с сизыми голубками и попугаями, поставили светильники и пустили корабль в море ночью, пожелав ему встретиться со счастьем!
[Тумакул-Мерген, сын Турумтай-Шешеня, охотится и видит золотой корабль[195]]
Прошло несколько дней. В это время сын Турумтай-Шешена, Тумакул-Мерген, охотился вдали от своего дома с сорока сверстниками[196] и одним караульщиком[197], Шяба-Сокуром, прозванным так потому, что у него был только один глаз. Он-то и сказал Тумакул-Мергену:
– Там вдали что-то чернеет.
– Что такое? – спрашивает Тумакул.
– Какой-то золотой корабль, сейчас трудно разобрать, завтра к обеду он придет сюда, – ответил Шяба-Сокур.
Так и вышло: назавтра, ровно к обеду, корабль подошел к берегу. Оказался он золотым, и не было у него входа-выхода, так что не знали охотники, как же войти в него.
Выручил Шяба-Сокур.
– Эй, Тумакул-Мерген, стреляй в корабль! – молвил он.
– Как стрелять: прямо или вкось? – спросил Тумакул.
– Если будешь стрелять прямо, можешь убить того, кто внутри корабля, стреляй лучше вдоль корабля, – молвил Шяба-Сокур, родом туркмен.
– Хорошо, в таком случае я выстрелю из лука вдоль борта, – сказал Тумакул и выстрелил.
Три доски от удара стрелы отскочили. В дыру вышла писаная красавица Гулямалик-Курукти с сорока подружками-прислужницами, голубками и попугаями, всех их взял себе Тумакул, а корабль достался Шяба-Сокуру.
Эпизод со стрельбой в золотой корабль, где заперта красавица писаная, – любопытный вариант известного сказочного мотива добывания невесты.
[Гулямалик-Курукти достается Тумакул-Мергену]
Красавица Гулямалик сказала Тумакулу:
– Теперь я навсегда твоя, но сейчас ты не касайся меня, потому что у меня дитя зародилось, и не от человека, а от солнца.
Тумакул не обратил внимания на ее слова.
– Мне это все равно, – молвил он.
– Я была как сокол на небе и села на твое дерево; ты – герой, и я не буду тебе перечить; только исполни мое желание заветное, – сказала Гулямалик.
– Хорошо, сделаю по-твоему, – ответил Тумакул.
В тот же вечер они поставили шатер.
– Теперь я вижу, что у тебя дитя зародилось от солнца, иначе не была бы девицей, – сказал Тумакул, и стала Гулямалик ему еще милее.
– Ты, быть может, не поверишь, что я не знала ни одного мужчины в жизни, – сказала Гулямалик.
– У тебя и дитя зародилось, и вместе с этим ты – девица; такая может выпасть на долю лишь особенному счастливцу, и такую-то девицу я везде искал, – сказал Тумакул.
– Цени меня, – промолвила Гулямалик.
[Гулямалик-Курукти рожает от света солнца Дуюн-Баяна]
Долго ли, коротко ли, явился на свет Аллахов ребенок, назвали его Тангри-Берген-Дуюн-Баян.
Несколько дней спустя отец Тумакул-Мергена, Турумтай-Шешен, умер, Тумакул вернулся к себе домой и сделался ханом.
У Гулямалик родились потом еще два сына: Бодентай и Болектай. Когда явились они на свет Аллахов, Гулямалик опечалилась.
– Когда мальчики рождаются, все радуются, что же ты кручинишься? – спросил ее муж[198].
– Я печалюсь за старшего сына. По пословице нашей: «Кто поведется с куланами[199], тот будет резвиться на цветах, а кто подружится со свиньей, тот будет валяться в грязи», или по другой: «Кто не ханского рода, тот не для народа, кто не знает своего народа, тот бывает ненасытным». Бодентай и Болектай – не для народа. Я – дочь льва; когда досталась тебе, что хорошего я увидела? – ответила жена.
– Не говори больше… я знаю, – сказал Тумакул.
– После твоей смерти Бодентай и Болектай разделят твой народ, а мой сын Дуюн-Баян, рожденный от света солнечного, ничего не получит, а вот о нем-то я и печалюсь… Отправь-ка лучше Бодентая и Болектая к калмыкам.
Послушался ее муж и отправил сыновей к калмыкам, каждого с семью провожатыми[200]. Братья поселились среди калмыков, построили себе дома. От них-то и произошли калмыцкие ханы.
[Дуюн-Баян берет себе в жены Алангу]
Тем временем отец с матерью женили старшего сына Дуюн-Баяна, который остался дома, на Алангу, дочери младшего из семи сыновей Алтын-хана, Тулекти. У них родилось три сына; Боденджар, Кенджар и Сальджут. От Боденджара пошел род кыйатовцев, а от Сальджута – китайцы[201].
Тумакул был ханом двадцать лет и после него Дуюн-Баян – девятнадцать лет.
[Слова Дуюн-Баяна своему народу]
Дуюн-Баян собрал свой народ и молвил:
– Думал я вместе с женой умереть, но вижу – моя смерть приближается. Я умру, а вы останетесь. Вот мое слово к вам: все три сына моих недостойны править народом после смерти моей. Моя жена останется вдовой, но я приду, и у нее родится хороший мальчик. Мой народ, подчинись ему! Знаками моего прихода будет следующее: после смерти я буду гореть, как солнце, а затем появлюсь в виде волка[202]. Так и знайте.
Слова эти распространились в народе.
[Бодентай и Болектай утешают вдову Дуюн-Баяна]
Когда дошла до Бодентая и Болектая весть о смерти старшего брата, пришли они из Калмыцкой земли к вдове Алангу и нашли ее горем убитой. Сели они на лучших коней умершего брата и поехали охотиться на гору Байыртау; они стали там охотиться на сайгаков[203], одного живым поймали и домой поехали.
В это время им навстречу из лесу толпа народа валит…
– Что вы за народ и откуда? – спросили братья народ.
– Мы из города китайцев и три месяца уж, как мы бежим. Мы голодны – смилуйтесь над нами, дайте нам этого сайгачонка!..
– Зачем же вы бежали от своих ханов? – спросили братья народ.
– Ханы наши плохи стали, мы не стерпели и от них убежали, – ответила толпа.
– Не дадим вам целого сайгака – везем мы его, чтобы развлечь Алангу – нашего умершего брата вдову, – сказали охотники.
– Ну так возьмите у нас одного мальчишку, а сайгака отдайте нам, – закричал народ в ответ братьям.
Охотники отдали толпе одну лишь заднюю ногу сайгачонка и получили взамен мальчишку.
Братья решили:
– Он будет хорошим развлечением для вдовы.
Мальчишку назвали Бален, а по отцу он – Манкгытай-Дульджа.
Вот каким образом сын бия, Бален, был продан голодными за одну ногу сайгака…
Возвратились братья домой, мальчика вручили вдове, узнала она, что мальчик знатного рода, и стала думать, как получше его воспитать.
А братья Бодентай и Болектай домой стали проситься – к своим калмыкам.
Вдова Алангу говорит им:
– Побудьте еще несколько дней со мной; три моих сына меня не уважают, своевольничают, то и дело людей обижают. Наставьте их на добрый путь-истину.
Голод был постоянным бичом средневековья как на Востоке, так и на Западе, показателем экономической неорганизованности той эпохи. Случаи продажи детей в рабство – самое заурядное явление; продают знатного мальчика из простого расчета, что родовитость дороже ценится на рабском рынке.
Миграции – постоянное явление эпохи средневековья, когда все текло и двигалось вследствие экономических невзгод, лютых соседей, жестоких правителей, прикрывающихся поисками праведной земли, распространением правой веры среди неверных, отвоеванием священных земель.
[Наставления Бодентая и Болектая своим племянникам, сыновьям Алангу[204]]
Отвечали на это два брата, Бодентай и Болектай:
– Ах, сноха ты наша дорогая!
Вот наставления нашим племяшам:
Тишину соблюдайте, уважайте
и слушайте первых и старших людей.
В народе устроенном —
хозяйство в полном благополучии,
от врагов все тайны сокрыты,
к старшим – почтение;
к младшим – внимание во всех их делах.
В народе неустроенном – все шиворот-навыворот:
родных своих хулят, а чужих хвалят,
братьев и родных не уважают,
старших разговоры младшие перебивают,
дети – разговоры отцов,
насмехаются друг над другом.
Тот настоящий человек,
кто поступает по совету старших;
тот народ не пропадет,
который будет слушать советов одного старшего (хана)
и исполнять его волю.
Кто не служил ханам, тот, случись это делать,
захочет питаться и человечьим мясом.
Кто не имеет скота и сразу много получит его,
тот гордым становится.
Такие люди и богатых считают бедняками,
хороших – дурными, родовитых – простыми.
Где такие люди, там нет единодушия.
Знающие пусть остаются при своем знании,
а незнающие пусть учатся.
Но помните твердо: нельзя за советом обращаться
к пекарю, кузнецу и котельнику[205];
каждый из них только свое ремесло знает
и всегда его хвалит,
а опытный хвалит всегда хлеб.
Вы, братья, живите по-другому.
Надейтесь на Аллаха,
всегда слушайтесь старших, первых людей.
Больше нет у нас к вам наставлений.
[Сыновья Алангу обижают свой народ]
…Бодентай и Болектай уехали домой – к калмыкам. Племянники не послушались их: по-прежнему матери не почитали, совести не имели, старших не уважали, самовольничали, у богатых отбирали лучших верблюдов, иноходцев, аргамаков, у знатных отбирали дочерей[206]. Народ стал волноваться и пришел жаловаться к их матери-вдове.
– У нас остались только кости да кожа[207], не можем дольше терпеть.
– Они и моих слов не слушают, умерший Дуюн-Баян говорил, что они разорят народ, но родится еще сын, который и будет управлять вами, – ответила мать.
Народ возрадовался от этих слов. Быстро весть пробежала, и все с нетерпением стали поджидать новорожденного.
Три старших сына Дуюн-Баяна услышали, что говорят в народе, и в гневе пришли к матери:
– Мы слышали твои лживые слова.
– Ах вы, злые люди, почему называете слова мои лживыми? – закричала мать.
– Как не называть их лживыми, раз ты говоришь, что у тебя сын родится, народ обманываешь, а нас за детей не считаешь? От кого родится у тебя ребенок – не от воды ли, которую пьешь?! Уж не курица ли ты, которая в золе поваляется и несет яйца без петуха? Не мать ли ты Куа, которая покушала пены и оттого дитя носить стала? Твой муж умер несколько лет назад, а ты народ обманываешь своим ребенком. От кого? Не от мальчика ли Балена, купленного за заднюю ножку сайгачонка? – допрашивали Алангу сыновья.
[Выборные от народа сторожат появление на свет чудесного сына Алангу]
Алангу стала спрашивать народ:
– Чьи это слова – народа или их (сыновей ее)?
Народ в один голос закричал с гневом:
– Это – слова твоих детей!
Алангу прибавила:
– Пожалуй, вы тоже мне не верите; приставьте-ка лучше стражу ко мне из трех; Дуюн-Баян предсказал, что перед родами сначала появится светило, которое потом обратится в волка и уйдет.
Народ ничего не ответил, а тайком от Алангу приставил к ней для наблюдения трех стражей: Ишака, Еря и Одаша.
Стали они сторожить. Вот однажды с неба сошел свет; со страху они без чувств попадали, а когда немного погодя в себя пришли, стали спрашивать друг у друга:
– Куда девался этот свет?
Никто не знал.
– Будем сторожить внимательнее: должен он выйти волком.
Вот, скоро ли, долго ли, вышел наружу серый волк величиною с лошадь, посмотрел назад и ушел в лес. Стражи хорошо видели серого волка и сказали сыновьям Алангу:
– Теперь сбудется все, что она предсказала.
[Рождение Чингисхана]
Алангу никто уже не беспокоил.
Через некоторое время она родила сына. У него был золотой клочок волос на макушке, а на спине печать Джабраила[208]; лицом он был так красив, так пригож, что всякий, кто раз его увидит, оторваться не может, готов все ему принести (в подарок) – и коня и одежду[209].
[Чингис – лучший сын хана Дуюн-Баяна]
Вот так и начал расти Чингис. Быстро он возмужал. Был он справедливым к народу, полезным во всем для него. Народ во всем его слушался, восхвалял его, называл лучшим сыном хана Дуюн-Баяна.
[Братья завидуют Чингису, пытаются его уничтожить, народ мешает братьям погубить Чингиса]
Стали завидовать братья Чингису и вслух говорить:
– Наши бии и народ почитают рожденного незаконно. Уничтожим его: иначе нам не будет покоя[210].
Народ услышал эти слова и громко сказал:
– Не позволим трогать Чингиса: больше вашего он достоин быть ханом; лучше вы разделите-ка отцово наследство; если по-нашему сделать не захотите, мы сами без вас разделим покойного хана добро.
После этого братья Чингиса не решались открыто убить Чингиса, потому что боялись народа, а задумали убить его втихомолку, тайком от народа.
[Сыновья Дуюн-Баяна делят отцово наследство. Драгоценный золотой лук]
Они поделили все отцово наследство, только разделить лука золотого драгоценного[211] не могли. Не могли они определить, какая цена этому луку; сговорились между собой пойти к своей матери Алангу; кто получит лук, тому она передаст и ханство.
– Мать! Кому ты присудишь ханство, тому пусть достанется и этот драгоценный золотой лук, – молвили сыновья Алангу.
– Дети! Кто хулит свой народ, тот получит возмездие от других, а кто хулит свою мать, будет терпеть обиды от врагов. Лукавые! Будете ли вы слушаться меня? – закричала гневно Алангу.
– Будем слушаться, – отвечали в один голос сыновья.
– В таком случае пусть каждый из вас выставит свой золотой пояс на солнце у окна; у кого свет пойдет от пояса, тот будет ханом и тому золотой лук достанется.
[Шелковый пояс Чингиса издает свет; он получает драгоценный золотой лук]
Братья согласились с матерью; сняли с себя пояса, на солнце их выставили; ни у кого из них пояс не светит.
Выставил Чингис свой шелковый пояс на солнце; глядь, от его пояса свет пошел[212]. Увидали братья, удивились, изумились да говорят друг другу:
– Видно, наша мать – волшебница, колдунья[213].
С дурными мыслями ушли они от матери и твердо решили покончить, чего бы это ни стоило, с Чингисом.
[Чингис с тремя сверстниками уходит от своих братьев к верховьям речки, где находится черная гора Куркурлен]
Чингис хорошо знал, что грозит ему от братьев беда неминучая, стал он думать со своими сверстниками, не уйти ли ему к киргизам. Приходит он раз с тремя сверстниками своими к матери своей Алангу и молвит:
– Матушка! Ухожу я отсюда на верховья той речки, где черная гора Куркурлен,
там я буду жить-поживать,
тебе клочья птичьего пера посылать[214],
как увидишь – они по течению плывут,
так и знай, что я жив и здоров,
я заставлю там медведей реветь,
львов ушастых заставлю рычать[215];
кто сыскать меня пожелает,
пусть ко мне туда жалует[216].
Мать Алангу со слезами рассталась с Чингисом.
[Братья Чингиса обижают народ. Народ приходит к Алангу и просит дать весточку о Чингисе]
На другой день пришел народ Чингиса повидать, а его уже и след простыл. Плачут все, пришли к Алангу, ее спрашивают:
– Где наш хан Чингис?
– Ваш хан Чингис к киргизам ушел, – отвечает им мать Алангу.
Как ушел Чингис, братья его Боденджар, Кенджар, Сальджут опять своевольничать стали да народ обижать.
Разобиделся народ, снести не мог обиды горькой да напрасной, плачет навзрыд, к Алангу идет с жалобой, с вопросом горьким:
– Ах, зачем ты Чингисхана нам показала, а потом отпустила невесть куда; уж ты лучше бы нам совсем его не показывала!..
[Алангу указывает народу, где ему найти Чингиса]
Алангу молвила народу:
– Я скажу вам в таком случае, что ушел он от меня рано утречком.
– А куда он ушел, зачем нас покинул, горьких сиротинушек? – молит народ, спрашивает.
– А вот идите к этой речке – Текелик, посмотрите на нее, скоро весть получите.
Побежал народ к речке Текелик, ничего не видит там, кроме пуха птичьего; идет он, возвращается опять к Алангу.
– Что вы видели там, в быстрой речке Текелик? – спрашивает их Алангу.
– Ничего не видали, только птичий пух там плывет вниз по реченьке.
Говорит им Алангу, мать Чингиса:
– Этот пух – весточка от сына моего Чингиса, идите, отправляйтесь его искать прямо по этой речке Текелик, к ее верховью, где гора черная стоит Куркурлен; шесть деревьев наверху горы; там живет и здравствует мой родимый сын Чингис, ловит птиц, а пух бросает в реку. А река та днем разливается, из берегов выходит, а ночью убывает, в свои берега входит.
Вот идите на то место указанное, моего сына родимого, любимого там ожидайте: придет он к вам, покажется.
А приметы его, родного: лицо-то у него прекрасное-прекрасное, шапка белая и одежда, драгоценный лук золотой, Джабраила печать и конь сивый; как ударит коня плетью, так с виду вашего и исчезнет тотчас. Если увидите такого человека – это и будет сын родимый мой, Чингис.
[Десять биев[217] отправляются на поиски Чингиса]
Майкы-бий,
Калдар-бий,
Урхеш-бий,
Кипчак-бий,
Тамиен-бий,
Керейт-бий,
Кунград-бий,
Темир-Котлу-бий,
Тулак-бий,
Туленгут-бий.
Вот эти-то десяти биев и вознамерились ехать – Чингиса искать.
Только четверо биев, а зовут их:
Кунград-бий,
Кытай-бий,
Санджут-бий,
Кыят-бий —
ехать за Чингисом отказались; из них три последних имели большую власть в народе и не решались ехать за Чингисом: своих собственных ханов боялись обидеть и не хотели искать хана где-то вдали.
Кунград-бий совсем не хотел ехать за Чингисом – он сторону держал трех его братьев, Боденджара, Кенджара и Сальджута, и ненавидел Чингиса; остальные бии не обратили внимания на его советы и поехали одни искать Чингиса. Майкы-бий даже взял у матери Чингиса, Алангу, перстень с печатью, а остальным биям об этом ни слова не сказал.
[Десять биев странствуют по горам и ищут Чингиса][218]
Дошли десять биев до места, которое указала им мать Чингиса, Алангу, взобрались на гору, где шесть деревьев было, осмотрелись вокруг, видят вдалеке два дворца: белый и синий. В них они не вошли, остановились на черной горе Куркурлен. Тихо, мертво было кругом; никого не было; только неделю спустя услыхали они голос, подобный карканью ворона и говору человека. Видят, что к ним на гору взбирается какой-то мужчина, но они ничего не говорили, а спокойно лежали на земле.
Наступило утро; где-то заревел медведь, зарычал лев… Бии наконец догадались, что здесь-то и живет Чингис. Побежали, видят: Чингис на сивом коне, в белой одежде и шапке, с драгоценным золотым луком, по красоте похож на Джабраила.
Чингис спросил:
– Что вы за люди и зачем преследуете меня?
Чингис ударил коня сивого плетью и стал невидим. Заплакали горько бии и решили вернуться на прежнее место.
Настало другое утро, но теперь, помимо крика птичьего, они ничего не слыхали. Так прождали они Чингиса на горе еще два-три дня.
[Чингис по перстню матери признает десять биев, называет их друзьями и задает пир]
Но вот однажды рано утром они услышали знакомые звуки: медведь ревел и лев рычал – то Чингис опять выехал на охоту. Радостные, они бросились к нему навстречу и снова увидали его.
Чингис счел их за воров.
– Кто вы? Что вы все время следите за мною? Что вам нужно от меня? – крикнул Чингис.
Горько заплакали бии.
Увидал их слезы Чингис, сам горько заплакал и молвил:
– Зачем вы приехали ко мне?
– Мы готовы за тебя умереть.
– Кто вас послал сюда ко мне?
– Мать твоя, Алангу, сжалилась над нами, сюда послала нас.
– А как вы подтвердите, что именно она послала вас сюда?
Бии остановились, не зная, что отвечать Чингису. Один Майкы-бий вынул из кармана перстень матери Чингиса, Алангу, с печатью[219] и показал его Чингису. Тот поглядел, узнал этот перстень – перстень матери Алангу, улыбнулся и молвил:
– Если я буду ханом, то будешь ты бегом, Майкы-бий. Хорошо, что ты принес мне перстень матери, иначе я рассердился бы крепко на тебя и на всех вас: ни ты, Майкы-бий, ни вы все, бии, ничего не значили для меня; не обижайтесь теперь на меня за это! Теперь вы мои друзья, пойдемте в мое жилище.
Чингис и десять биев вошли в «сарай» и жили там целую неделю, пили напитки опьяняющие, разные яства кушали[220].
[Десять биев просят Чингиса взять власть над их родами]
На пиру молвил им Чингис такое слово:
– Послали вас люди искать меня, ханом сделать, а какого вы роду и сколько у вас родичей, чтобы мне помогать во всем и меня поддерживать, если я ханом буду?
Вскочили бии на ноги, поклонились низко Чингису и говорят ему с робостью:
– Мы здесь как посланцы от десяти родов, один только Калдар-бий от самого себя. Твоя мать Алангу за нас и вместе с нами тебя просит ханом быть.
Один Кунград-бий против тебя был и остался у своих сородичей, отказался с нами ехать тебя искать и просить.
Мы все время твое лицо желали видеть, тебе подчиниться хотели.
Теперь наше желание исполнилось: мы и наш народ – твои отныне.
Чингис в ответ им молвил:
– Почтенные бии! С этого дня я – с вами и вы – со мною.
Бии обрадовались этим словам и поднесли ему в дар своих коней, а Чингис дал свое согласие принять эти подарки.
[Чингис с десятью биями возвращается в свой стольный город]
Чингис сказал им:
– Как вы повезете меня, куда уложите столько вещей? Видите, как их много у меня?
Калдар-бий ему в ответ сказал:
– Я сделаю одну вещь; на нее мы все твое и положим.
Калдар-бий сделал телегу. Если спросят, кто первый сделал телегу, знайте, что это сделал Калдар-бий Баленов.
Нагрузили бии на телегу все добро Чингиса, посадили на нее самого Чингиса и отправились домой[221].
Через несколько дней они добрались до стольного города и послали просить разрешения у Алангу во дворце остановиться.
Бии знать не знали, спорили, кому из них первому во дворец идти вслед за Чингисом. Майкы-бий спросил других:
– Кто должен взойти – бык, который вез телегу, или хозяин, который им управлял?
Чингис ответил:
– Прилично ли быку взойти раньше хозяина?
И Майкы-бий взошел первым и занял место с правой стороны хана. Другие сели подле него.
Этот эпизод будет понятен, если привести отрывок сказания о Чингисе по «Чингис-наме»: «Посадили Чингиса в телегу, чтобы везти, а одиннадцать биев впряглись в оглобли и повезли его на себе; двенадцатого, Калдар-бия, Чингис посадил с собой на телегу, так как он был хромой и не в состоянии был тащить телегу.
Когда привезли телегу к юрте ханши, бии заспорили между собою, кому из них первому входить в юрту непосредственно вслед за Чингисом. Калдар-бий говорит: «Кто должен войти вперед – животное или человек? Вы везли телегу, следовательно, вы были животными, а я сидел в телеге, следовательно, я должен войти первым». Одиннадцать биев принуждены были прекратить спор, и Калдар-бий вошел первым».
[Бии сокрушают противников Чингиса]
На другой день десять биев напали на аулы, бии которых не поехали к Чингису, были большими врагами его. Это были аулы Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда; всех их они перебили вместе с их родичами.
[Сестра Кунград-бия, Бортакшин, скрывает детей четверых убитых биев]
Бортакшин была сестрою убитого Кунград-бия; она успела скрыть детей четырех убитых биев: Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда.
Народ проведал про то и сказал Чингисхану. Одолел того гнев, кричит Чингисхан:
– Идите, приведите этих детей!
Явились к Бортакшин и говорят:
– Сам Чингисхан требует тебя, иди скорее!
Та молвила в ответ:
– Хорошо, сейчас пойду к Чингисхану.
[Бортакшин, писаная красавица]
Встала Бортакшин, накинула верхнюю одежду, на ноги – расшитые туфли, на голову – шапку черно-бурой лисицы и взяла с собой четверых мальчиков: одному из них было десять лет, другому – одиннадцать, третьему – тринадцать, а четвертому – всего четыре года; все они были писаные красавцы.
Но сама Бортакшин была всех красивее: на всем белом свете не сыскать равных ей; косы ее сорокасаженные[222] две женщины носили позади на блюде золотом.
Народ говорил ей:
– Ах, Бортакшин, какая ты красавица писаная и на такое ты дело осмелилась: воровкой стала, этих мальчишек у себя спрятала.
Бортакшин в ответ молвила:
– Что вы зовете меня воровкой? Стала я воровкой только перед самим ханом!
[Чингисхан разговаривает с Бортакшин о детях, которых она утаила у себя]
Привели Бортакшин к самому Чингисхану.
Удивился Чингисхан, когда увидел красоту ее неописуемую и волосы сорокасаженные на золотом блюде, что две прислужницы за нею несли.
– Бортакшин, зачем ты стала воровкой в моих глазах, зачем ты скрыла этих мальчишек?
Та в ответ молвила:
– Я воровкой стала, тебя жалеючи.
Чингисхан опять спросил ее:
– За что же ты меня жалеешь?
А Бортакшин ему в ответ:
– Я думала, что тебе трудно будет ответ держать за участь этих детей.
А Чингисхан ее снова спрашивает:
– А почему ты думаешь, что мне так трудно будет ответ держать перед Аллахом?
Говорит Бортакшин:
– Во времена Ноя Аллах послал неверным потоп: потопил их, уничтожил; а чтобы не прекратился род людской, спас лишь тех, кто был в корабле Ноя. А ты, хан, сам не раб ли Аллахов? Вот лев бросается на сайгака, если перескочит его, то не возвращается больше к нему, и так дает ему свободу. Ты – человек: поэтому освободи меня и этих детей. Народ в гневе, не зная их рода, мог убить их и тем самым прекратить их род[223]; вот, чтобы такого зла не вышло, я и решилась их спрятать, скрыть.
Эпизод с Бортакшин связан с моральным поучением, обращенным к грозному владыке; забываешь, что говорит красавица, слышишь словно голос шейха или пира, вхожего в «мир тайн». Здесь перед нами как будто «мудрая Симпатия» из «Тысячи и одной ночи» – невольница, соединявшая в себе с удивительной красотою всю мудрость своего века.
[Чингисхан любит Бортакшин и делает ее своей женою]
И сказал тогда Чингисхан:
– Ради слов твоих хороших, ради сердца твоего, по широте подобного морю[224], готов тебя избавить я от ста смертей[225]. Только дай свою любовь и от меня не уходи[226].
А Бортакшин ему в ответ:
– Если любишь меня – я твоя жена.
Услышал такие слова Чингисхан и обрадовался. Крепко они полюбили друг друга, поженились, устроили пир, веселились.
Бортакшин родила Чингисхану четырех сынов: Юши-хана, Джудай-хана, Керейт-хана и Таулей-хана.
[Чингисхан дает каждому из своих биев отдельную тамгу, назначает им любимые деревья и птиц]
Чингисхан был справедливый и добрый правитель; он завоевал много орд и таким образом славу о себе распространил по всему свету.
Он указал всем биям, которые приезжали к нему на черную гору Куркурлен, а также и остальным биям особое место, дал каждому особую тамгу[227], особую птицу, особое дерево[228].
Чингисхан сказал первому из них, Кыяту Боденджарову:
– Пусть твоим (любимым) деревом будет сосна,
птицей будет сокол,
тамгой будет верблюжье седло.
Сепкилю Кунградову сказал:
– Пусть твоим деревом будет яблоня,
птицей будет кречет,
тамгой будет полная луна.
Майкы-бию:
– Пусть твоим деревом будет черное дерево,
птицей будет орел,
тамгой будет козел.
Ордаш-бию сказал Чингисхан:
– О ты, с тысячею стрел Ордаш-хан!
С тех пор и осталось за ним это название: в бой он всегда выходил, вооруженный тысячью стрел.
Сказал Чингисхан Ордаш-бию:
– Пусть твоим деревом будет береза,
птицей будет ястреб,
тамгой будет пара ребер.
Тамиен-бию:
– Пусть твоим деревом будет ива,
птицей будет ворона,
тамгой будет крюк.
Кипчак-бию:
– Пусть твоим деревом будет осина,
птицей будет беркут,
тамгой будет гребень.
Думарт-бию:
– Пусть твоим деревом будет вяз,
птицей будет пустельга,
тамгой будут вилы.
Керейт-бию:
– Пусть твоим деревом будет липа,
птицей будет гусь,
тамгой будет глаз.
Буржан-бию:
– Пусть твоим деревом будет дуб,
птицей будет журавль,
тамгой будет стремя.
Буркут-бию:
– Пусть твоим деревом будет клен,
птицей будет дудак,
тамгой будет арабская буква «айн».
Калдар-бию:
– Пусть твоим деревом будет сандал,
птицей будет голубь,
тамгой будет половник.
Темир-Котлу-бию:
– Пусть твоим деревом будет «шырык»,
птицей будет сорока,
тамгой будет половина гребня.
Всех этих биев Чингисхан назначил начальниками своих воинов и отправил их для завоевания орд по всему свету.
Когда выезжал Чингисхан на охоту за сайгаками, то его начальники воинов выезжали вместе с ним со своими птицами, которые так назывались: у самого Чингисхана – двуглавый «кур-кус», у других биев – кречет, сокол, орел, ястреб, ворона, беркут, пустельга, гусь, журавль, дудак, голубь, сорока.
Деревом у самого Чингисхана был «шынар», у других – черное дерево, сосна, яблоня, береза, ива, осина, вяз, липа, дуб, клен, сандал, «шырык».
Тамгой у самого Чингисхана была голова птицы, у других – верблюжье седло, полная луна, козел, пара ребер, крюк, гребень, вилы, глаз, стремя, арабская буква «айн», половник, половина гребня.
Здесь перед нами – своеобразное сращение двух очень разнородных источников: 1) своеобразного «гербовника» ближайших соратников Чингисхана – своего рода маршалов Наполеона Первого и 2) обрывка какой-то большой эпической поэмы, прославлявшей подвиги биев Чингиса; каждый бий – яркая, чеканная индивидуальность на сером фоне своих сородичей; он олицетворяет и замещает свой род-племя-народ во время непрерывных войн-перекочевок, в охотах Чингисхана, в его курилтаях; их тамгой (гербом) характеризуются главные подразделения бесчисленных орд джехангира.
[Кольчуги биев Чингисхана]
Каждому своему начальнику воинов Чингисхан дал для боя особую кольчугу с отдельным названием:
у Кыята – «город»;
у Кунграда – «луна под мышкой»;
у Ордаша – «материн глаз»;
у Кайгака – «синий воротник»;
у Керейта – «справедливый мой»;
у Муйтака – «суровые брови»;
у Буржана – «счастливый»;
у Кытая – «шляпа из корня»;
у Калдара – «кусающийся»;
у Темир-Котлу – «телячья голова».
[Чингисхан с сыновьями и биями охотится за сайгаками]
Однажды Чингисхан со своими сыновьями и начальниками воинов выехал на охоту; встретили они сайгака размером с тигра; прицелились все в него, выстрелили и не попали.
Тогда трое погнались за ним, догнали и пристрелили: сын Кунграда – Сепкиль, второй – Ордаш с тысячью стрел и третий – Тамиен-бий.
Убитого сайгака доставили Чингисхану, тот дивился их храбрости, дал им в награду много денег, и когда собирался курилтай, восхвалял их храбрость.
В другое время они опять выехали на охоту и увидели сайгака из породы булан. У Буржан-бия конь был скакун, на нем он догнал булана, схватил за хвост и притащил к самому Чингисхану. Хан щедро наградил Буржан-бия.
Так забавлялись они охотою ежедневно.
[Чингисхан посылает на охоту своих биев с охотничьими птицами]
Один раз Чингисхан послал своих начальников над воинами одних на охоту с охотничьими птицами. Каждый из них выехал со своей птицей.
Кыят-бий – своего сокола пустил на лебедя;
Майкы-бий – своего орла – на утку;
Ордаш-бий с тысячью стрел – своего ястреба на гуся;
Тамиен-бий – своего ворона – на перепелку.
Каждый птицу, какую поймал, принес хану. Тот щедро их одарил.
[Чингисхан делит свои улусы и добро между четырьмя сыновьями]
Чингисхан разделил свои улусы и богатство между четырьмя сыновьями[229].
Старшему сыну, Юши-хану, надел свою шапку
и поставил на свое место ханом;
второго сына, Джудай-хана, назначил ханом в Индустан,
где жили различные народы;
третьего сына, Керейт-хана, назначил ханом над благородным народом
и надел на него шубу[230] героя;
четвертого сына, Таулей-хана, поставил ханом в Московскую орду,
к народу милостивому и великому,
надел на него шубу с атласным воротником.
Таким образом Чингисхан поделил все свои орды между четырьмя сыновьями; все ханы в этих ордах ведут свое происхождение от Чингисхана.
[Годы рождения и смерти Чингисхана]
Чингисхан родился через пятьсот сорок девять лет после смерти Мухаммеда, в месяце зульхадж.
Он прожил семьдесят два года; десяти лет он был уже ханом и правил всего пятьдесят девять лет. Город, в котором он был ханом, назывался Китаем.
После семидесяти двух лет, вечером в пятнадцатый день месяца рамадана он умер в 621 году [хиджры].
Рождение Чингиса датировано 549 годом (1154 г. н. э.) смерть – 621 годом (1224 г. н. э.). По другим историческим данным, имеем твердую дату смерти Чингнсхана – 1227 год; следовательно, наша дата на три года предваряет истинную; год рождения Чингиса известен только приблизительно, так что дату «Сказания» трудно выверить, но, кажется, она приближается к истинной. Цифровая точность дат совершенно не гармонирует с былинно-сказочным характером всего «Богатырского сказания»; по-видимому, даты внесены в оригинал «Сказания» позже и заимствованы редактором «Сказания» из какого-то надежного источника.
СКАЗАНИЕ ОБ АКСАК-ТЕМИРЕ (ХРОМЦЕ ЖЕЛЕЗНОМ)
Сюжетное строение «Богатырского сказания об Аксак-Темире (Хромце Железном)»
1. Сон Джудая, хана Индустанского, и его толкование.
2. Попытки истребить Темира в чреве матери.
3. Детство Темира.
4. Хромой и слепой муравей.
5. Игры с мальчишками-сверстниками.
6. Темир – атаман шайки разбойников-сверстников.
7. Разбойники и Джудай, хан Индустанский.
8. Захват разбойниками Индустана.
9. Поход на Стамбул и осада.
10. Хитрость Темира и захват Стамбула.
11. Поход на Булгар.
12. Народ «бараж».
13. Сыновья Джауши-бега.
14. Поход Темира на Москву.
15. Урочище Кыйа.
16. Самарканд.
17. Послесловие автора.
[Дурной сон правителя Индустана, Джудай-хана]
Был в Индустане[231] правителем сын Чингисхана, Джудай-хан. Однажды крепко заснул он и увидел дурной сон; от испуга проснулся, сидел и дрожал. Потом созвал он кудесников и гадателей, чтобы узнать свою судьбу[232]. Те сказали:
– Хан! На твою долю вот что выпало: у тебя в государстве, в ауле Алмалы, живет человек по имени Тарагай;
Тарагай был сыном Тарнаджа;
Тарнадж был сыном Тагуши;
Тагуши был сыном Олокши;
Олокши был сыном Каракши.
Приметы Тарагая: на лопатке – родимое пятно, на левом глазу – бельмо[233]. Жена его носит ребенка; от этого ребенка и придет твоя смерть.
[Джудай-хан разыскивает Тарагая в ауле Алмалы]
Выслушал Джудай-хан слова кудесников и гадателей, приказал найти Тарагая в ауле Алмалы и стал смотреть; видит: на лопатке у него – родимое пятно, а на глазу – бельмо.
– Есть ли у тебя в доме, Тарагай, женщина, которая носит ребенка? – спросил Джудай-хан.
– Моя жена носит ребенка, хан, – ответил Тарагай.
– Тарагай, ребенок от этой женщины убьет меня, а потому я его убью до появления на свет.
[Джудай-хан хочет изменить волю Аллаха – уничтожить своего убийцу до появления на свет]
Джудай-хан велел привести жену Тарагая; неразумный, он хотел изменить свою судьбу, но кто из смертных может изменить предопределение Аллаха[234]?
Стал хан совещаться со своими советниками[235], как лучше уничтожить своего будущего убийцу.
Одни советники говорили, что надо убить женщину, потом разрезать живот и посмотреть, что там у нее делается.
Другие советовали самой женщины не убивать, а лучше уничтожить самого ребенка, задавить его в животе у матери.
Джудай-хан послушался вторых советников: стали коленями живот жены Тарагая давить, ребенка придавливать; женщина от ужасной боли лишилась чувств. Сказал Джудай-хан:
– Ну, теперь не только ребенок, но и сама мать умерла, бросьте ее.
[Жена Тарагая приходит в себя после истязаний и рожает сына, Аксак-Темира]
Но волею Аллаха жена Тарагая ожила после смертельных ударов в живот и родила сына, у которого одна нога была повреждена[236]. Назвали его Аксак-Темиром (Хромцом Железным), потому что подвергался он тяжким мучениям до своего рождения и был как бы железным.
[Аксак-Темир остается сиротой, переселяется в город Шемаху и там пасет телят]
Аксак-Темир (был он из рода Барлас) приходился по женской линии[237] племянником одному из ханов; скоро после рождения Аксак-Темира его отец и мать умерли, и он остался круглым сиротой, совершенно один; заботиться о нем было некому: сам о себе он думал, сам еду добывал. Вырос он и ушел в город Шамаху; сначала он ничего там не делал, а потом нанялся телят пасти. Вспоминая все свое сиротство, жалея о нем, приласкал он к себе шесть-семь сирот, они с ним вместе пасли телят и играли[238].
[Слепой и хромой муравей в степи побуждает Аксак-Темира бороться за жизнь и власть]
Был однажды Аксак-Темир в степи, пас своих телят; была там полуразрушенная стена; прислонился он к ней и видит, как один хромой и слепой муравей взбирается на эту стену: взберется немного, упадет вниз, потом опять взберется, доберется до верха, опять упадет. Дивился на муравья Аксак-Темир.
С большим трудом муравей все-таки дополз до верха стены. Призадумался тут Аксак-Темир: вот этот маленький муравей, и слепой и хромой, упорством и настойчивостью достиг все-таки своей цели. Буду я стремиться стать ханом[239], и если будет Аллаху угодно, то завоюю я аулы, города, орды…
С такими думами пас он телят и забавлялся со сверстниками-мальчиками[240].
Эпизод с муравьем одно киргизское предание относит к моменту скитаний Темира по степям Хорезма и Хорасана. Около кустарника Темир увидал большую букашку, которая пыталась взобраться – и снова повторяла свои попытки, и каждый раз ветер сбрасывал ее вниз; наконец она все-таки добилась своей цели – уселась наверху стебля. Темир сказал своим спутникам: «Это маленькое насекомое должно служить примером терпения и настойчивости; несмотря на все превратности судьбы, мы не должны унывать и падать духом; нужно всегда надеяться, что с терпением и постоянным стремлением к хорошо обдуманной, намеченной цели мы непременно достигнем ее». Слепота и хромота муравья символизируют здесь Темира, пока еще слепого к путям судьбы и хромого по велению судьбы.
[Аксак-Темир хитростью побеждает на состязании своих сверстников. Мудрый приговор старика]
Однажды Аксак-Темир сказал своим сверстникам:
– Поставим в одно место какую-нибудь вещь; кто раньше прибежит к ней и ею завладеет, того мы и назначим ханом своим.
Все согласились с Аксак-Темиром.
Вдалеке положили какую-то вещь, все мальчишки побежали к ней. Аксак-Темир не мог опередить своих сверстников; он добежал до места и упал в то время, как два его товарища готовы были уже схватить вещь; он все же успел опередить их, коснувшись ее палкой.
– Я опередил вас, – сказал Аксак-Темир.
– Нет, мы! – кричали сверстники, и каждый выставлял себя первым.
– Нет, я! Пока вы руками хотели коснуться вещи, у меня ум был уже там, – возразил Аксак-Темир.
Во время спора подошел к ним какой-то старик; все мальчишки стали усердно просить старика разрешить их спор.
– Будете ли вы согласны с моим решением? – спросил их старик.
– Что ни скажешь, будем со всем согласны! – закричали все разом.
– Эй, молодцы! У этого хромого мальчика ум коснулся вещи раньше, чем вы прикоснулись к ней руками; его и назначьте ханом, – сказал тогда старик.
Все мальчишки согласились с тем, что сказал старик, и дружно выбрали Аксак-Темира ханом.
[Аксак-Темир режет теленка и угощает своих сверстников]
Однажды Аксак-Темир говорит своим товарищам:
– Кто зарежет одного теленка и угостит им всех, того и выберем ханом.
Никто из мальчишек на это не решался.
Аксак-Темир зарезал теленка, сварил мясо и угостил всех товарищей; тогда его подняли на руки и в один голос избрали ханом.
По возвращении домой мальчики сказали хозяину стада:
– Одного теленка волк заел.
Тот ничего не стал говорить, только заметил:
– Так, видно, угодно Аллаху.
[Аксак-Темир и его сверстники делаются знаменитыми разбойниками]
После этого Аксак-Темир предложил сверстникам:
– Давайте грабить: кто едет на базар, давайте отбирать у него скот.
Товарищи согласились. Говорит им Аксак-Темир:
– Вот вам мой наказ: к вечеру вооружайтесь кто как может.
К полуночи все вооружились кто чем мог – кто ружьем, кто саблею – и вышли из города Шамахи.
Они расположились по дороге в Индустан, стали грабить всех, кто ехал туда или возвращался обратно. Сделались знаменитыми разбойниками. Всякий беглый у них приют находил. Скоро стало в их шайке двести, затем триста человек. По дороге стало опасно ездить: приостановились караваны из Шамахи в Индустан и обратно.
Разбойники – социальная группа, особенно характерная для феодального средневековья. Разбойники успешно конкурируют и борются с войсками местного хана, их казна богаче ханской казны, у разбойников служить выгоднее, чем в войсках хана, воины хана быстро переходят к разбойникам и растворяются в их шайке; часто сами разбойники переодеваются купцами, отправляются с караванами, втираются в купеческую среду, чтобы легче получить богатую добычу. Разбойники-купцы-конкистадоры (захватчики городов и земель) – прекрасная аналогия с норманнами в Западной Европе и на Руси, с испанцами и португальцами в Новом Свете.
[Джудай-хан присылает три раза[241] своих послов к Аксак-Темиру с просьбой не обижать проезжающих]
Дошла до Джудай-хана в Индустан весть, что нет ни проходу, ни проезду от разбойников.
Послал он к Аксак-Темиру послов триста человек – спросить его: зачем ты грабишь проезжающих?
Но разбойники Аксак-Темира убили начальника послов, а самих их одарили подарками и к себе заманили – преступным делом заниматься.