Послесловие В цепи традиций – «Мценская инициатива»

Послесловие

В цепи традиций – «Мценская инициатива»

«Дезинфбюро» – ценная традиция. – Операция «Снег» – пролог к «переговорам». – Судьбоносные ли «переговоры» в Мценске? –

Факты о пользе разведки

…Сталин обладал глубокой, лишенной всякой паники мудростью. Он был непревзойденным мастером находить в трудную минуту выход из самого безысходного положения.

Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании, 1945 год

Заданы вопросы: переговоры могли быть? переговоры должны были быть? переговоры имели место? Такие переговоры, казалось, обусловлены были обстоятельствами войны, среди которых неадекватное поведение наших главных союзников в отношении Германии и СССР. Но это могли быть только переговоры в кавычках (так называемые «переговоры»). Хотя бы потому, что акции тайного влияния в делах Советской России вовне стали серьезной и весьма успешной традицией.

Итак, еще раз следует подчеркнуть, что и работа «Дезинфбюро» в двадцатые годы, и операция «Снег» в канун войны, и «Мценская инициатива» – это звенья одной цепи. Цель – стратегического значения дезинформация для противодействия противникам Советской России и в интересах всех участников битвы с фашизмом. Всех без исключения!

«Дезинфбюро» – ценная традиция

Бюро в рамках ВЧК-ГПУ-ОГПУ существовало недолго (формально в 1923–1927 годах). Но только не сама идея существования в стенах разведки госбезопасности спецподразделения по дезинформации (и, как стало позднее известно, в рамках Политбюро и ЦК партии).

Особенностью работы бюро стал неоспоримый и весьма обоснованный факт: несмотря на широкий круг акций тайного влияния, как успешных, так и менее успешных, в архивах разведки фактически не осталось документов с описанием конкретных операций. Чаще всего вообще отсутствует даже косвенное упоминание о тех разведчиках и агентах, которые были причастны к их разработке либо реализации.

Почему так случилось? Бюро по дезинформации сохраняло секретность акций тайного влияния, которые вторгались в интересы других государств, причем при прямом участии в их подготовке высших государственных органов СССР («фактор причастности»), а потому бюро своевременно избавлялось от «взрывоопасных» документов, компрометирующих советское правительство, – особенно в случаях применения и реализации далеко не джентльменских приемов.

Не с этих ли позиций следует оценивать указанные «спорные акции» советской госбезопасности: операцию «Синдикат-4» («привлечение» в МОЦР крупного советского военачальника М. Н. Тухачевского), «Утка» (устранение Троцкого), «Снег» (ускорение военного столкновения США с Японией в 1941 году) и, наконец, операцию «Мценская инициатива», инспирированная самим главой советского государства?

Чтобы еще более утвердиться в факте существования операции под эгидой Сталина в феврале 1942 года, хотелось бы привести два примера с тайными акциями стратегического для Советской России значения.

В 1932 году от имени легендированной нацистской организации на территории Советской России в окружение Гитлера проник разведчик ИНО, который получал сведения о политике в отношении Советской России фактически из рук лидера фашистов после его готовящегося прихода к власти.

Эта операция была настолько секретной, что о ее особенностях даже в делах «Дезинфбюро» не оставлено следов. Именно этот факт стоил разведчику жизни в 1937 году, когда он оказался обвиненным в связях с германской разведкой. А вышел разведчик на гитлеровских главарей через эстонскую и британскую спецслужбы, с которыми установил хороший «дезинформационно-информационный» контакт по заданию советской разведки.

Но ближе всего и понятнее в преддверии нападения Гитлера на нашу страну стала чрезвычайно эффективная операция «Снег» в отношении США и Японии.

Операция «Снег» – пролог к «переговорам»

Речь пойдет о более широком освещении уникальной стратегической дезинформационной операции по защите советских дальневосточных территорий от нападения японских вооруженных сил с целью открытия японско-советского дальневосточного фронта.

Предыстория вопроса заключается в следующем: после начала Второй мировой войны разведка госбезопасности вела работу по расширению агентурной сети в европейских странах – Германии, Англии, Франции, а на Востоке – в Японии и за океаном – в США.

К началу Великой Отечественной войны в нацистской Германии активно действовали две группы антифашистов под руководством «Корсиканца» и «Старшины», информация которых носила военно-стратегический характер в период советско-германского противостояния до середины 1943 года, то есть до и во время Битвы за Москву, Сталинградского сражения и битвы на Курской дуге. Это были результаты информационных усилий десятков членов «Красной капеллы», трагически погибших в конце 1942 года.

В Англии нашей разведке удалось продвинуть агентов в главные британские ведомства – МИД, военное министерство, в спецслужбы. Там агенты «Кембриджской пятерки» с тридцатых годов делали шаг за шагом к триумфу советской разведки в детальном информировании советской стороны о событиях на советско-германском фронте и в отношении наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции.

В ожидании агрессии Германии против нашей страны советское правительство и военное командование остро интересовала обстановка на флангах будущей войны – возможном закавказском фронте (прогермански настроенные Турция и Иран), на среднеазиатском (влияние немецких и других спецслужб «оси» в Афганистане) и особенно на дальневосточном направлении, где в сопредельном с СССР Китае уже хозяйничала Япония, союзник Германии по «оси Берлин – Рим – Токио».

Стабилизация обстановки с граничащими с Советским Союзом странами носила стратегическое значение, особенно во время Битвы за Москву. О положении дел на дальневосточном направлении разведка регулярно докладывала в Кремль, в частности, о борьбе двух группировок в японских вооруженных силах – командования сухопутной армии, которое стояло за немедленную войну против СССР, и командования военно-морского флота, которое считало, что надо начинать с захвата территорий в Юго-Восточной Азии, то есть с войны на Тихом океане, а потом уже вести военные действия против Советского Союза.

Влияние советской разведки на ход военных действий в этом регионе сказалось в организации и проведении операции «Снег», стратегический замысел которой преследовал ускорение втягивания США в войну с Японией. Операция зародилась в недрах штаб-квартиры разведки в Москве, и к ее разработке имели прямое отношение сотрудники американского отдела: легендарный разведчик-нелегал Исхак Ахмеров и один из первых выпускников Школы особого назначения (ШОН) в 1938 году Виталий Павлов (активный разведчик и в будущем руководитель разведки). Курировал эту операцию лично Л. П. Берия.

Знаток Америки, нелегал с десятилетним стажем Ахмеров понимал, что необходимо в прямом смысле слова Японию припугнуть. И сделать должны это американцы. Япония находилась в «подбрюшье» нашего Приморья, и, как ни странно, именно американцы в годы Гражданской войны отстранили Японию от Дальнего Востока (естественно, в своих интересах). Расчет был на то, что эта «сила» могла быть направлена против Японии и в годы Второй мировой войны.

Подтолкнуть США к серьезной конфронтации, вплоть до военных действий, означало отвлечь японскую военщину от СССР. И Ахмеров, и Павлов искали в Америке человека, который мог бы прислушаться к аргументированным доводам: «Японию за разбой в ЮВА следует припугнуть».

Среди связей Ахмерова оказался такой человек – Гарри Уайт, выходец из Литвы и ближайший советник министра финансов США. В свое время, работая в Штатах с нелегальных позиций, Ахмеров заинтересовал собой Уайта, представившись китаистом и знатоком Дальнего Востока.

Ветеран разведки Павлов вспоминал: «Мы понимали, что Уайт может в Америке сделать то, что мы хотим предложить. Вопрос в том, кто с ним переговорит». Ахмеров к тому времени был отозван из Штатов по приказу Берии. Поэтому было принято решение: для встречи с высоким правительственным чиновником поедет Павлов как приятель «китаиста», белоэмигрант, осевший в Китае. Сам «китаист» все еще в Китае, но у него возникла идея: хватит поощрять аппетиты японской военщины в этом регионе мира. Это значит, американскому правительству нужно договориться со Страной восходящего солнца на следующих условиях: прекращение агрессии и вывод войск с оккупированных территорий. Это, по мнению «китаиста», путь к надежному миру и упрочению позиций Америки в регионе.

Когда план операции был детально подготовлен, Павлов доложил его наркому внутренних дел Берии. Дав согласие на ее проведение, нарком, как вспоминает Павлов, приказал готовить операцию в полной тайне и, кроме того, еще и подчеркнул: «После операции вы забудете про нее навсегда. И чтобы не осталось никаких следов – ни в едином деле, ни клочка бумаги…» Павлов говорил: «Это был странный приказ, и выполнили его досконально» («доскональность» в скрытии факта существования этой судьбоносной акции продлилась до 1996 года, когда суть и некоторые детали акции были приведены в книге Павлова «Операция „Снег“»).

Итак, весной 1941 года Уайт получил от «китаиста» «шпаргалку-тезисы», а принесшему ему эту записку Павлову высказал согласие с «идеей» в отношении Японии.

В конце ноября 1941 года японский МИД был встревожен, получив памятную записку от США. Это была известная «нота Халла» (по имени американского госсекретаря того периода). В Японии требования американцев восприняли как ультиматум: вывод войск из Китая и Французского Индокитая, прекращение поддержки правительства Маньчжоу-Го и выход из Тройственного пакта «Берлин – Рим – Токио».

«Нота» помогла «морской партии» в Японии определиться в отношении войны с США на Тихом океане. И японские авианосцы скрытно направились к Гавайским островам. 7 декабря японские самолеты двумя волнами уничтожили американский флот в бухте Пёрл-Харбор.

В Москве, у стен которой только за день до этого началось величайшее контрнаступление, нападение японцев на Америку воспринято было как весть стратегического значения: вовлеченная в войну Япония больше не сможет напасть на СССР, имея три фронта – в Китае, Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Теперь она не решится открыть четвертый фронт в Советском Приморье. Советско-японский фронт на Дальнем Востоке так и не был открыт, и в Битве за Москву участвовали снятые оттуда тринадцать сибирских дивизий. Несмотря на сильнейшее давление на правительство Японии со стороны Гитлера, Страна восходящего солнца пойти на открытие этого фронта не смогла, объективно не смогла.

И снова в этой акции тайного влияния, как и в операциях двадцатых – тридцатых годов, разведка проявила особенности своих действий: предвидение и упреждение намерений противника, а в данном случае – ускорение военной конфронтации между США и Японией с целью ликвидации стратегической напряженности на наших восточных границах (а значит, использование хорошо подготовленных и вооруженных дальневосточных армий на советско-германском фронте).

Особенностями операции «Снег» стали срыв открытия японско-советского фронта на Дальнем Востоке и возможность влияния ее на ход Московского сражения, главным достижением которого стала истина и для советского народа, и для всего мира: несомненно, «блицкриг» Гитлера в Советскую Россию не состоялся и «фашистов можно бить!».

Военно-политический аспект значения нападения Японии на американский флот достаточно полно осветил биограф И. В. Сталина Святослав Рыбас (Сталин. ЖЗЛ. 2002).

Естественно, он уловил главную тенденцию советской стороны в защите своих дальневосточных рубежей и ликвидации факта военных действий на два фронта. Он отмечал: «…Соединенные Штаты вошли в мировую войну, в которой уже давно принимали участие, поддерживая Англию и Советский Союз и оказывая давление на Японию…».

Рыбас подчеркивал, что Рузвельт хотел спровоцировать японское правительство на это нападение, оно развязывало ему руки. А Япония решала в этом случае свои стратегические задачи по созданию «всеобщей зоны процветания на Тихом океане». Целью японцев было решить военные задачи и подорвать волю американцев к сопротивлению. Война уже стучалась в двери Белого дома. «Впрочем, Рузвельт ее не боялся, а только желал вступить в нее в максимально выгодной обстановке… Но Рузвельт не знал, что американцам придется заплатить слишком дорогую цену за его политическую игру».

Казалось бы, к 11 декабря десятки стран объявили Японии войну, но… не СССР. Почему? Однако Сталин в послании Рузвельту объяснил, что это «ослабило бы силу сопротивления СССР гитлеровским войскам и пошло бы на пользу гитлеровской Германии». Рузвельт с его позицией согласился. Как выразился американский президент в телефонном разговоре с Черчиллем по поводу Пёрл-Харбора, «теперь мы все повязаны одной веревочкой». И Рыбас делает вывод: «Отныне союзники обладали военно-дипломатическим механизмом, в котором бесспорными лидерами были Рузвельт и Сталин… По словам Гопкинса (личный посланник Рузвельта при Сталине. – Прим. авт.), Сталин был «прекрасным руководителем, уверенным в себе, решительным, трезво мыслящим человеком…».

В цепочке дезинформационных усилий советской стороны под руководством главы нашего государства на примерах только двух событий – «Дезинфбюро» (1923–1927) и операции «Снег» (1940–1941) – прослеживается последовательная позиция И. В. Сталина в праве опоры на дезинформационное искусство в глубоко засекреченных переговорах с Германией о перемирии в феврале 1942 года.

Вероятность и возможность такого права сформулировал Уинстон Черчилль, который сам себя называл «самым ярым врагом коммунизма»:

«…В годы тяжелых испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец И. В. Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени.

Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции, несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным как в деле, так и в беседе… Эта сила настолько велика в Сталине, что, казалось, он неповторим среди руководителей всех времен и народов… Сталин обладал глубокой, лишенной всякой паники мудростью. Он был непревзойденным мастером находить в трудную минуту выход из самого безвыходного положения».

Последние две строки наиболее созвучны с тем фактом, который имел место в Мценске при инициативном выходе на немецкое командование с целью переговоров о перемирии.

Судьбоносны ли «переговоры» в Мценске?

Не вдаваясь в детализацию того, что представляли собой последствия от указанных выше дезинформационных операций, следует отметить общность «формулы» их результативности: ДЗИ и как следствие – ДСКР, ДЗО, ДСТБ (дезинформация, дискредитация, дезорганизация, дестабилизация). И все это смогло иметь место как логическое развертывание событий в отношениях СССР и Германии после провала «блицкрига» и успехов Красной армии в Битве за Москву.

Итак, стратегическая, масштабная, судьбоносная ли операция «Мценская инициатива»?

Вопрос: ДЗИ – в отношении кого? В первую очередь в отношении наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции – США и Англии. Но и против Германии – ее военного, политического и экономического руководства, оказавшегося «на кризисном поле».

А почему ДЗИ? Ну не собиралась же советская сторона действительно заключать перемирие, особенно в условиях, когда фактор времени работал не на германские военные усилия и ее экономические возможности, а на наращивание всех сторон советского сопротивления и подготовку весьма вероятного разгрома гитлеровской военной машины.

Вопрос: как понимать связку ДЗИ – ДСКР? Произошла дискредитация двойственной политики наших неустойчивых союзников по антигитлеровской коалиции перед мировой общественностью в свете их саботирования оказания действенной помощи воюющей России.

ДЗИ – ДЗО? Для организации усилий сторонников Германии и противников СССР в занятых войной союзных странах. Особенно тех, кто ратовал за ослабление помощи СССР в войне.

ДЗИ – ДСТБ? Сторонники Гитлера оказались в дестабилизированном состоянии, ибо и в мире, и в Германии усилились позиции сторонников ликвидации нацизма и фашистского Третьего рейха.

Ну, а если еще более конкретно о конечном результате операции «Мценская инициатива»? «Сильные мира сего» вынуждены были окончательно разделится на «за» и «против» Третьего рейха, и колеблющиеся лидеры стран за короткий срок (в 1942 году) в своем большинстве «прибились к одному берегу» – к антигитлеровской коалиции с тенденцией полного отхода от Гитлера его союзников и «нейтралов» с прогерманской ориентацией, и затем союзников по «оси» и «блокам».

Мнение автора сводится к тому, что массовый исход из германского стана стран – участниц войны со всех четырех континентов был предопределен короткой констатацией факта: «Фашистов можно бить!». «Факт» родился на полях сражений на Восточном фронте и в Подмосковье, он перерос для всех противников Третьего рейха во всеобъемлющий лозунг: «Фашистов можно победить!» И только с участием Советской России!

* * *

И действительно, участие России во Второй мировой войне показало миру, сколь неопасно и доброжелательно наше Отечество, пока не попытаются затронуть его национальные интересы, сложившиеся в процессе тысячелетней истории становления Государства Российского в Великую Державу.

Гитлеру при написании в тюрьме его «библии фашизма», следовало бы тщательнее проштудировать тысячелетнюю историю Руси, России и Российской империи. И тогда он увидел бы, что Россия нередко находилась в состоянии военной тревоги – или готовилась к военному отпору, или воевала, или тяготилась последствиями войны. Он увидел бы, что Россия весьма редко проигрывала войны, особенно в XIX столетии: с французами, англо-франко-турецкой коалицией, с турками, с японцами, с германцами, при интервенции, в Гражданскую…

В XX веке все встало на свое место: и с японцами, и с германцами, которые, видимо, подзабыли, что русские до появления Третьего рейха побывали в Европе дважды. А Бог, как известно, любит троицу! Мистик Гитлер напрасно пренебрег подобными «мистическими» совпадениями из тысячелетней судьбы России.

Итак, что имел ввиду американский советолог, говоря о «глобальном аппарате активных мероприятий» России как сверхдержавы? Активные мероприятия в простом исчислении – это открытая пропаганда и акции тайного влияния. Последнее – удел разведки.

И тогда становится понятно, что в любом военном конфликте (как и до него, во время, после него) всегда есть работа на «незримом фронте» с его акциями тайного влияния – этого любимого детища разведки.

В этом разделе можно было бы подвести итоги хорошей работы нашей разведки в годы войны – по пунктам и с цифрами… Но трудность заключается в том, что весьма сложно представить, как количественные показатели смогут отразить степень полезности работы разведки в интересах Отечества.

А хочется, чтобы это было понято сердцем и от души радовало бы наше национальное (и профессиональное) самолюбие под девизом: «И все-таки мы победили! И в этом есть доля усилий Отечественной разведки!».

А пока яркое доказательство утверждения: «И все-таки МЫ победили!». «Мы» – это общинный подвиг нашего народа на военном и политическом, экономическом и трудовом, дипломатическом и разведывательном фронтах, но прежде всего в идеологическом и моральном аспектах.

А вот это доказательство, более чем убедительное, из уст политика-дипломата-историка Валентина Фалина гласит:

«На Восточном фронте Третий рейх потерял 10 млн солдат и офицеров… Красная армия разгромила и пленила 607 дивизий. Это три четверти от общих германских потерь. Это и есть ответ, где решалась судьба Второй мировой войны».

Мы победили! И каждая из служб страны, занятая войной на специальном фронте – военном, дипломатическом, трудовом и, наконец, разведывательном, – внесла свой вклад.

О пользе разведки

Разведывательная служба своими специфическими усилиями в советское время десятилетиями «мостила дорогу» к факту появления главной тайны войны – переговоров с Германией о перемирии по инициативе главы Страны Советов И. В. Сталина, причем именно после провала «блицкрига» и военных успехов под Москвой, выявленных кризисных явлений в германском стане и двурушнической политики наших союзников по антигитлеровской коалиции.

Автор предлагает выстроить цепочку умозаключений на основе фактов, казалось бы, общеизвестных. С одной стороны, факты – вещь упрямая, а с другой – факты беззащитны, если их не поддерживает мысль человеческая.

Вот и в отношении «долга перед Отечеством»…

Факт очевидный: советская разведка госбезопасности и военная разведка в годы Великой Отечественной войны с честью выполнили свой профессиональный долг в оказании помощи советскому руководству и военному командованию на советско-германском фронте.

Факт очевидный: разведка вложила значительную лепту в оказание помощи советскому руководству в его внешнеполитической деятельности в период войны.

Но это – во время войны. А до ее начала? Разведка приступила к отслеживанию ситуации по нарастанию военной угрозы для Советской России еще в бытность Гитлера в тюрьме (1923). И это говорит о способности нашей отечественной разведки превращать полученные сведения (знание) в предвидение и вставать на путь упреждения (противодействия) развитию ситуации в невыгодном для советской стороны направлении.

Советская разведка госбезопасности смогла выявить тенденцию в развитии европейской ситуации к началу Второй мировой войны с 1 сентября 1939 по 22 июня 1941 года. А именно в следующих вопросах:

обосновала неизбежность войны против СССР;

проникла в истинные стратегические устремления Германии, Англии и США;

предопределила самые неблагоприятные варианты развития ситуации, в которых СССР оказался бы один на один с коалицией европейских держав;

осветила детальным образом политическую, военную и военно-экономическую подготовку Германии к нападению на СССР;

добыла сведения о точной дате нападения на СССР.

Учитывая ставшие теперь известными данные разведки о подготовке гитлеровской Германии к нападению на СССР, можно сделать вывод:

сведения от нашей разведки поступали объективные, но разведывательные данные не анализировались должным образом, то есть комплексно на фоне военно-политической ситуации и военной доктрины противника;

разведданные направлялись в советское правительство в фактическом виде;

как следствие, разведка госбезопасности не смогла убедить советское руководство в том, что ее предупреждения основываются на достоверных разведывательных данных.

Не в этом ли заключается трагедия нашей разведки – и госбезопасности, и военной: разведданные в канун войны не были поняты и учтены?! Но ее опыт и информация первого полугодия войны все же были взяты на вооружение в последующие годы ее работы на «тайном фронте» со специфической способностью информационного обеспечения акций тайного влияния – фактически любого уровня сложности.

Тому пример – секретная дезинформационная акция в переговорах с Германией о «перемирии» в феврале 1942 года по инициативе и под руководством И. В. Сталина, Председателя Государственного комитета обороны СССР.

Последнее примечание автора. Можно ли считать, что «Мценская инициатива» явилась классической акцией тайного влияния, порожденной всем ходом истории влияния на внешние сношения российского государства с Западом?

Можно, ибо опыт нашего Отечества в проведении акций тайного влияния простирается из тысячелетних глубин становления России в великую державу. Официальный государственный статус работы на «поле тайных операций» страна приобрела только при Иване Грозном, создавшим первую зарубежную службу – Посольский приказ (1549) с функцией дипломатической разведки.

Именно с опорой на опыт этого Приказа, просуществовавшего фактически все петровское время (до 1718), акции тайного влияния стратегического уровня вооружили и Петра I, и Екатерину II тем средством, которое позволило России выйти на Балтийское и Черное море и утвердиться в глазах изумленной Европы в качестве великой державы. Затем в XIX веке несколько десятилетий Россия имела устойчивое тайное влияние на глав Англии, Франции и Австро-Венгрии.

К началу XX столетия в министерствах – военном, внешнеполитическом и внутренних дел, торгово-промышленном и финансовом, а также при царском дворе функционировали разведслужбы все с той же задачей проведения акций тайного влияния. И потому в канун Первой мировой войны стратегические замыслы будущих противников России в лице Германии и Австро-Венгрии российской стороне были известны.

Новый поворот в глубокой переоценке стратегического значения акций тайного влияния произошел в Советской России. Наступательность всех служб, занятых работой на дипломатическом, внешнеторговом и разведывательном «полях», с их задачами предвидения и упреждения действий противников России с ее «новым строем», позволила успешно противостоять попыткам Запада разрушить нашу многовековую государственность.

В этой связи спецслужба «Дезинфбюро» и ее последователи, как органы акций тайного влияния, три четверти века осуществляли свою стратегического значения и высшей степени скрытную работу, причем в преддверии, накануне и в ходе Второй мировой и Великой Отечественной войны. Еще с 1923 года руководящее участие в работе этого бюро И. В. Сталина только подтверждает вероятность и возможность проведения акции стратегического уровня «Мценская инициатива». Прологом к ней стала операция «Снег» с ее ярко выраженной стратегической составляющей – Япония была выведена из «игры» против СССР в рамках «оси Берлин – Рим – Токио».

В годы войны продолжением проведения акций тайного влияния со стратегическим оттенком стало их широкое использование в канун и в ходе Сталинградской и Курской битв, операции «Багратион» и других.

Эпилог в цепи судьбоносных акций тайного влияния пришелся на годы холодной войны, когда Карибский кризис с его «Большим блефом Хрущева» и «Великой ракетной дезой» стал поворотным моментом в тревожном противостоянии великих держав – США и СССР.

Тогда были решены задачи предотвращения односторонней попытки Запада с его НАТО выступить с «ядерной дубинкой» против Советской России. «Непризнанная победа» советской стороны в разрешении Карибского кризиса вылилась в признание СССР великой державой, с «ядерно-ракетным щитом» которой следует считаться.

Двухполярный мир погрузился в мирное сосуществование на многие годы, пока паритетное равновесие военных сил и их политическое прикрытие не было торпедировано развалом Советского Союза.

Над народами Земли замаячила угроза получить навязанные извне безальтернативные внешнеполитические отношения между экономически сильными и слабыми государствами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.