Глава 4 Прощай, мой муж…
Глава 4
Прощай, мой муж…
Прапорщик Геннадий Сергеев пришел в группу «А» в конце января 1992 года. До трагических октябрьских событий 1993-го оставалось немногим более полутора лет.
Страна переживала трудное время. Вместе с ней тот кризисный этап пыталась преодолеть и «Альфа». Этому этапу предшествовали многочисленные командировки в горячие точки — в Баку, Ереван, Степанакерт, Тбилиси, Душанбе. Бойцы спецподразделения видели, как разваливалась некогда могущественная страна, набирал силу махровый национализм, как экстремисты раздували пламя гражданской войны.
«И стали мы солдатами». Слева — рядовой Г. Сергеев.
Тяжкий труд, огромные усилия, сложная оперативная работа нередко сводилась на нет бездумными действиями политиков.
«Альфой» попросту затыкали дыры, использовали, как пожарную команду. Полыхнуло в Азербайджане — мчались в Азербайджан, загорелось в Грузии — их бросали туда. Сотрудники устали, издергались. А главное — они не понимали смысла отдаваемых сверху приказов. Вскоре каждому бойцу стало ясно — этот пожар с помощью спецназа не погасить.
В январе 1991 года группу сотрудников «Альфы» посылают в Литву, в Вильнюс. Там вокруг телецентра круглосуточное дежурство несут тысячи агрессивно настроенных людей, дороги перекрыты грузовиками, автобусами.
Задача подразделений МВД и десантников — оттеснить людей от объектов, обеспечить коридор «Альфе» для штурма телецентра. Но этого не случилось: танки и десантники опоздали и 25 бойцов группы «А» пробивались через многотысячную толпу самостоятельно, без поддержки.
В ходе штурма был смертельно ранен и вскоре скончался сотрудник подразделения лейтенант Виктор Шатских.
Наутро после событий в Вильнюсе «Альфу» предал Президент Михаил Горбачев. Он сказал, что узнал о случившемся только рано утром.
А потом был август 1991-го в Москве. И задачка — врагу не пожелаешь. «Альфе» предписывалось вместе с подразделениями Минобороны и МВД провести захват российского парламента, интернировать российское руководство. Президента Бориса Ельцина доставить в определенный пункт под Москвой.
Командиру группы «А» придавались московский ОМОН, другие подразделения КГБ и МВД. Такой приказ генерал Виктор Карпухин получил на совещании у зампреда КГБ генерала Агеева.
Приказ отдавался устно. Как тут было не вспомнить Вильнюс, когда «Альфа» оказалась крайней!
Все что произошло дальше — известно. Но что происходило в «Альфе»?
Уволили в запас совсем еще молодого командира группы «А» Виктора Карпухина — Героя Советского Союза, генерала. Пресса — что левая, что правая — называла бойцов группы не иначе, как «головорезами Крючкова». В подразделении не платили зарплату. В декабре 1991 года газета «Правда» написала: «Группа «А» как таковая прекратила свое существование».
Вот в такую пору и пришел в группу «А» двадцатисемилетний прапорщик Геннадий Сергеев. В делах спецслужб он был уже не новичок — почти четыре года отслужил в 15-м Главном управлении КГБ, полтора года — в спецподразделении «Вымпел». Человек ищущий, неспокойный.
«Когда в «Вымпел» перевелся, — вспоминает вдова Геннадия — Елена, — я его спросила: «Ген, ну как тебе в «Вымпеле»??» А он с рюкзаком или спортивной сумкой спешит утром на службу. Мы жили тогда у метро «Шоссе Энтузиастов», оттуда автобусы до Балашихи ходили. На мой вопрос он ответил: «Нравится, Лена. Лучше чем в 15-м Главке, но все равно не то».
А его товарищ по подразделению Анатолий Данилин сказал так: «Человек ищет — где лучше. Всегда верим — там лучше. Начинаем искать, выбирать. Это вполне естественно. Геннадию, например, нравилось больше антитеррористическое направление — освобождение самолетов, поездов, пароходов. А в «Вымпеле» все-таки больше диверсионный уклон был».
Говорят, придя в «Альфу», Сергеев нашел себя. Все соответствовало его духу и устремлениям — обстановка в подразделении, уровень и направленность боевой подготовки, отношения между бойцами, взаимовыручка.
Многое оперуполномоченный Геннадий Сергеев уже знал и умел.
Помогла серьезная физическая, спортивная подготовка. Он хорошо бегал кроссы, ходил на лыжах, отменно стрелял.
Сотрудники «Вымпела» на полевых занятиях. Справа — Г. Сергеев.
Да иначе, наверное, и быть не могло. С детства его приучали к спорту, сначала отец, в прошлом боксер, позже классный руководитель — преподаватель физкультуры Владимир Каштуров. Потом в армии Геннадий попал служить в спортивную роту. Будучи в «Альфе» Сергеев поступил в академию ФСБ, стал офицером — младшим лейтенантом. Однако судьба не отвела ему для службы в группе «А» и двух лет.
Откровенно говоря, скажи кто-нибудь за год до октябрьских событий 1993-го, что «Альфу» вновь бросят на Белый дом, прикажут штурмовать, счел бы за бред сумасшедшего. Но бред, к несчастью, оказался страшной реальностью.
В это время военная судьба забросила меня в Германию. Я проходил службу в составе Западной группы войск за три границы от России. Увидев на экране телевизора знакомые лица ветеранов «Альфы», понял: дело худо.
Не знаю, Политковский ли пригласил их в свое вечернее «Политбюро», или сами они, жестоко ученые горьким опытом, постучались в дверь его «кухни», суть не в этом. К миллионам зрителей, а главное, к власть предержащим обращались ветераны группы антитеррора и просили об одном — не вмешивать их в политические игры, в дележ высоких кресел.
Прапорщик Г. Сергеев.
Как тут не вспомнить еще раз незабвенного полковника Чарльза Беквита, создателя и командира американской «Дельты», который с первых шагов своего подразделения добивался четкого юридического статуса группы.
Этого хотели и руководители «Альфы» — генералы Геннадий Зайцев и Виктор Карпухин.
Увы, статус «Альфы», мощнейшего, мобильного, высокопрофессионального подразделения, в те годы не был определен, хотя существовало положение о группе антитеррора, утвержденное Президентом России. Однако многие главы его столь широко трактовали обязанности борцов с терроризмом, что вполне могли стать опасным оружием в руках политиков. А искушение, как известно, велико. На крутом изломе политической борьбы «всяк мнящий себя стратегом» готов направить клинок этого оружия в грудь противника.
Противник ненавистен, желание истребить его — безгранично. Но вот противник повержен, а что делать с оружием? Как не хочется вспоминать о нем! Кровавый клинок не причислить к орудию демократии. Он — вечный упрек в глазах либеральной общественности. Его бы поскорее спрятать подальше, зарыть, сломать, переплавить, одним словом — уничтожить. Но что делать с оружием, если оно многоголосо, имеет сотни глаз, душ, сердец? Оно научилось думать, анализировать и даже принимать решения, единственно верные, но, к несчастью, не всегда совпадающие с волей политиков.
Какие мучительные вопросы, какая неразрешимая дилемма! Впору пожалеть тех, кто задает себе подобные вопросы.
Да, как ни горько это осознавать, но нелегкий опыт нашей страны доказывает — в горячке политических боев политики не задумываются о постпобоищных синдромах. Не до того им. Но о том всегда обостренно помнит «Альфа». Афганистан, Баку, Вильнюс, августовская Москва 1991 года. В эти точки, о которых и сегодня с содроганием вспоминает страна, бойцов группы бросали политики. Были, всегда были конкретные люди на политическом Олимпе, отдававшие приказы. Кто они такие? Имена их неизвестны. Они и сейчас вещают о своей приверженности демократии. Но не по вине ли этих «демократов» бойцов «Альфы» приговаривали к смертной казни в Литве, называли «убийцами», «головорезами КГБ», плели о них небылицы, выдумывали леденящие кровь истории.
«Так не достаточно ли?» — спрашивали с экранов телевизоров в тот поздний вечер ветераны «Альфы».
Нет, не достаточно. «Альфа» была брошена на штурм, прозвучал приказ «вести огонь на поражение». Один из журналистов написал в «Известиях», что долго пытался разобраться в формулировке приказа. И вправду, для штатского человека не все в нем понятно, но для военного эти слова ясны как белый день — войти в Белый дом и «поражать». Кого? Да того, кто попадется на мушку автомата. Страшно это. И говорить-то страшно, не только делать. Как отделить ярого защитника Белого дома от водопроводчика? Тем более если ты появился перед ним с оружием, в каске и бронежилете.
Вот вам и гражданская война.
Однако, к великому счастью, «Альфа» научилась думать. И что очень важно — служат там ребятам не из пугливых. Умеют подчиняться, но умеют, как бы это поделикатнее выразиться, творчески выполнять приказ.
Ведь что, в конечном счете, было главным 4 октября 1993 года? Прекратить бессмысленную бойню и кровопролитие. Иного было не дано…
…В тот день боец группы «А» Геннадий Сергеев никак не должен был попасть к Белому дому. Он находился в законном отпуске, сидел дома, возился с пятилетним сынишкой. Настроение хорошее.
Единственное, что огорчало, — воспоминание о недавней смерти командира-наставника Евгения Первушина. Умер он неожиданно, от язвы желудка, спасти не удалось. Они были на выезде, на парашютных прыжках, а когда вернулись — Евгения Серафимовича уже не было в живых.
Приближалось сорок дней со дня его смерти. Геннадий вспомнил: кто-то из ребят в отделе, говоря о наставнике, мрачно произнес, мол, есть такое поверие, что на «сороковины» покойник забирает кого-нибудь с собой из знакомых, друзей, близких. «Какая ерунда», — подумал он тогда. А вот сейчас почему-то вспомнил этот разговор — и на душе тяжело стало. Чтобы отвлечься, Геннадий предложил жене взять сынишку Сашку и прогуляться в Измайловском парке.
Дальше даем слово Елене Сергеевой. В те дни она вела дневник, при встрече вручила его нам и согласилась на публикацию.
«3 октября 1993 года. Воскресенье. Утро.
Геннадий побежал в лес делать зарядку. Пришел где-то часов в двенадцать. Мы всей семьей решили прогуляться в Измайловском парке. Погода чудесная, светило солнышко, сухие листья шуршали под ногами. Мы сидели с мужем на лавочке и наблюдали за пятилетним сынишкой Сашкой, который бросал в озеро камушки. Геннадия что-то беспокоило, он торопился домой — интуиция?
Дома Гена сразу же включил телевизор. Примерно около половины третьего выступил Александр Руцкой с призывами: «Все на Моссовет! Все в Останкино! В Кремль!» Геннадий занервничал, говорит: «Я на работу. Дела плохие». Собрался и сказал мне: «Давай попрощаемся…»
3 октября. Воскресенье. Вечер.
«По телевизору то и дело раздаются призывы Руцкого, Макашова.
Генка поцеловал меня, надел свою старую кожанку, теплый свитер, кроссовки. Уходя, сказал так: «Если меня убьют, все мои вещи отдашь сыну». Я разволновалась не на шутку, еле сдерживаюсь, чтобы не расстраивать его.
И потянулись тревожные сутки».
Чего она только не передумала за эти сутки. Вспоминала и хорошее и плохое. Как встретились они через два года после окончания школы. Ведь в девятом — десятом классах учились вместе. Однако как-то друг друга не замечали, а тут на встрече выпускников пообщались, повспоминали школьное прошлое — и Геннадий позвонил назавтра. Стали встречаться, а вскоре он предложил ей выйти замуж. Был 1986 год, Гена работал монтажником электромеханических приборов в НИИ «Импульс», но уже оформлялся в Комитет госбезопасности.
Сыграли свадьбу. Через год родился сын Саша.
«4 октября. Понедельник. Утро.
Заснула лишь ненадолго. Телевизор работал всю ночь. Я металась между телевизором и кухней, не находя себе места. Искала утешения или спасения — не знаю.
Около одиннадцати зазвонил телефон. Это был муж. «Лена, как у вас дела??» Я отвечаю, что все в порядке. «Вечером на улицу не выходите, к окнам не подходите, берегите себя». Я еще спросила, где он сейчас находится. Гена: «Не могу сказать и когда вернусь, не знаю». Это были последние слова, которые я слышала от мужа.
Около трех часов дня сообщили, что группа «Альфа» пошла на штурм Белого дома. Один ранен, один убит.
4 октября. Понедельник. Вечер.
Услышав сообщение по телевидению: «Один ранен, один убит», я замерла от ужаса. «Не дай Бог — Генка…» Потом успокаиваю себя, что он обязательно придет, расскажет, что же там случилось. Не пришел. Подумала, что он задерживается на задании, что вот-вот должен вернуться. Сашок тянет меня к бабушке Рае, а я не могу идти, говорю, что папа сейчас придет с работы, ему надо отдохнуть.
Прошла ночь».
Лена пишет и еще ничего не знает о произошедшей трагедии, но какое напряжение в каждой строчке. И оно все нарастает. Кажется, вот-вот что-то случится — страшное, непоправимое.
Через много лет, когда мы беседовали с Еленой, она рассказала, что в тот день, 4 октября, и раньше ей снились странные сны: то черный шар летит на нее с подсолнечной стороны, то появляется черная роза прямо на ковре над их кроватью. И розу эту она видит столь явственно и зримо, что протягивает руку, стараясь взять ее.
Но самый неприятный сон рассказал ей Геннадий за несколько дней до гибели. Рассказал он это с шуткой, со смехом, но у нее мурашки по телу побежали.
Гена редко видел сны, а тут утром обрадовал, мол, снилось, что в комнате моет пол, а на диване сидят сотрудники, товарищи по подразделению Репин, Михайлов и Торшин. Она тогда испугалась не на шутку, сказала: «Ген, не дай, Бог, обмывать кого будете…»
Так оно и вышло. Только этим кем-то стал ее муж.
«5 октября. Вторник.
С утра увела сына гулять, но домой тянет невыносимо. В половине третьего кто-то позвонил в дверь. Ноги не идут, открывать совершенно не хочется. Открыла. Стоят друзья Гены, коллеги — Толик Данилин, Алексей Кузин, Александр Голембевский. В глаза не смотрят, молчат. Гены среди них не было. Помню, я подумала: «Что же случилось??» Толик: «Лена, крепись». Больше ни слова. Сначала до меня не дошло, что нечто ужасное случилось именно со мной, именно в моей семье. «Вы сразу скажите, ранен или убит??» В ответ только одно слово: «Крепись». Руки сразу задрожали, стало холодно и невыносимо тоскливо. «Он раненого спасал??» — «Да». Слез не было. Поначалу.
Ребята очень переживали, особенно Толик. Геннадий вместе с ним в Академии ФСБ учился.
Потом все было как в страшном сне. Звонки родственникам, родителям, ожидание чьего-то приезда. Сестра меня не покидала три дня. За это я ей очень благодарна.
6 октября. Среда.
Приехали Александр Репин, Александр Михайлов и Юрий Торшин — старший офицер, который выносил Гену из-под огня. Он и рассказал, как погиб муж».
Боец группы «А» Юрий Торшин действительно был рядом с Геннадием Сергеевым, когда в бок тому ударила предательская пуля. Почему предательская? Послушайте рассказ Торшина и поймете.
«Гзннадий Сергеев был лучшим в нашем отделении. Он проработал в группе несколько лет, накопил опыт. Физические данные у него хорошие — рост метр восемьдесят пять, каратист, прекрасно стрелял.
Так вот, втроем — я, Финогенов и Сергеев — выехали на БМП к Белому дому. Вокруг была неразбериха, и нам хотелось разобраться в обстановке самим, понять что происходит.
Наша БМП вышла в тыл Белого дома. Картина предстала ужасная: стоят какие-то шалашики, палаточки, люди обросшие — человек сорок. Кто они??
В общем, приехали, осмотрелись. Из ближайшего подъезда Белого дома выбежала женщина в милицейской форме, в кителе без погон, с девочкой на руках. Мы ее посадили в свою БМП, пытались что-то расспросить, но напрасно. Она была так напугана, что не могла говорить.
Из Белого дома не стреляли. Огонь вели из соседних домов. Мы вышли с Геннадием из БМП, чтобы помочь раненым. По дороге — один мертвый, второй… Наткнулись на солдатика в бушлате, каска рядом валяется. У него ранение в бедро. Берем его, несем. Я подхватил под мышки, Сергеев за ноги.
Попадаем под огонь снайперов. Сначала мы и не поняли, что «пристреливают» нас, но потом пули цок-цок рядом. Только успел сказать: «Гена, пригибаемся и делаем бросок», как он ойкнул, выпустил ноги солдата, сначала сел, потом упал на спину.
— По-моему меня зацепило, — простонал он, а я вижу — в паховой части на брюках растекается кровь.
Невдалеке стояло БМП, солдатам кричу, зову на помощь. С двумя мне не управиться. Прибежали, забрали солдатика. А я, как в кино, попытался Геннадия на плечо взвалить. Оказывается, это не так просто. Взвалить-то взвалил, а подняться не могу. В нем весу под девяносто килограммов, да бронежилет, амуниция, оружие. В общем, опустил, взял под мышки, потащил, а он просит: «Сделай мне укол».
Уколол его, тут мне солдаты помогли. Загрузили Гену в БМП, рванули туда, где стояли машины «Скорой помощи». Пока ехали, Геннадий стал холодеть. Я уши ему растирал, а у него взгляд уже туманный, не разговаривал, не стонал.
Выехали к магазину «Олимп», к машинам «Скорой помощи», они его на носилки, раздели, стали осматривать. Спрашиваю: «Вы в какой госпиталь его повезете??» А врач посмотрел на меня и тихо так отвечает: «В морг…»
Скажу сразу, выстрел был не из Белого дома. Если бы стреляли оттуда, пуля бы попала в спину, а не в левый бок. Откуда стреляли, думаю, теперь вряд ли удастся узнать. Ясно только, что выстрел оказался прицельный.
Президент в своей книге пишет: «После того как бойцы «Альфы» узнали, что погиб их товарищ, никого уже не надо было уговаривать. Почти вся команда пошла на освобождение Белого дома».
Выходит, что бросок этот получился как бы спонтанным, и бойцы вошли в здание Верховного совета, дабы отомстить за кровь товарища. Нет, они никому не мстили. Неизвестно, кому мстить. Вместе с известием о тяжелом ранении Геннадия Сергеева пришло и другое предупреждение — пуля прилетела не из Белого дома.
«8 октября. Пятница. Похороны.
К одиннадцати часам поехали на панихиду. Рядом со мной сестра и Марина Окунькова. Входим в «шестигранник» (зал на Пехотной улице, в котором происходит прощание с офицерами госбезопасности. — Здесь и далее примеч. авт.). Глаз стараюсь не поднимать, боюсь, что не выдержу.
Смотрю в гроб, вижу мужа, совсем еще молодого. Обескровленное, бледное лицо, волосы ежиком, ресницы плотно закрыты, нос прямой, тонкий, застывшие губы. Лицо спокойное, волевое, не искаженное болью. Гена в своем любимом костюме — «двойке» в полоску и в белой рубашке. Кладу руку на лоб. Лицо очень холодное, застывшее. Провожу рукой по пушистым Гениным волосам, вспоминаю все самое хорошее, что связывало меня с любимым мужем. Вспоминаю его добрую улыбку, упрямый взгляд, характер.
После его смерти во мне что-то перевернулось. Я стала смотреть на мир совсем другими глазами. Я горжусь тобой, мой муж.
Цветов было море. Нежные цветы, положенные в гроб, вянут прямо на глазах. Сашок смотрит на папу, не отрываясь, тяжело вздыхает. После прощания поехали к дому, народу очень много, человек сто пятьдесят. Пришли сослуживцы. Друзья, одноклассники, директор школы, где Гена учился.
На кладбище гроб несли под музыку, очень медленно. Подходим к могиле. А погода стоит прекрасная, светит солнце, еще так недавно мы гуляли в парке вместе… Говорили очень много хороших слов, сказал несколько ритуальных слов и священник. В руке у каждого горит поминальная свеча.
Стали прощаться. Я поцеловала последний раз своего мужа в холодный лоб и запомнила навсегда дорогие черты, все морщинки на застывшем лице. Гроб опустили в могилу, троекратный салют из автоматов дал особый караул Кремлевского полка. Так закончилась церемония погребения. Солдаты маршем, под оркестр, прошли около могилы.
18 октября. Понедельник.
Ездила с родителями мужа в Кремль. Геннадия наградили Золотой Звездой Российской Федерации. Посмертно. Награду вручал М. И. Барсуков. Церемония прошла в очень торжественной обстановке.
Я никогда тебя не забуду, буду помнить тебя вечно. Ты всегда со мной и в моей памяти. Прощай навсегда, мой единственный, милый и любимый муж. Сашкин отец, своих родителей сын. Для меня ты был защитой и надежной опорой. Для сына станешь примером. А для остальных — народным героем, героем своего времени».
Со дня гибели младшего лейтенанта Геннадия Сергеева прошло 15 лет. Вырос пятилетний сын Александр. Учится в автомобильном колледже, любит машины. Кстати говоря, очень похож на своего отца.
В беседе с Леной я еще поинтересовался, отчего, мол, не пошел по отцовским стопам. Она вздохнула. «Знаете, он бы пошел, да вот после гибели Геннадия у него развилась вегетососудистая дистония. То голова болит, то давление подскакивает. Смерть отца вот так подействовала… Так что, видать, не судьба».
Да уж, судьба накрыла своим черным крылом не только Геннадия Сергеева, его жену, но и сына. Однако очень хочется верить, что у Александра Сергеева все будет хорошо. Ведь он сын Героя.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.