Иного не дано
Иного не дано
Уже 3 января на участке его заставы государственную границу нарушили около 500 человек. Поначалу он не поверил этой цифре, поскольку сам находился в отрыве от заставы, уехал в Иман, чтобы зарегистрировать брак. Жене вскоре предстояло рожать, а жених все никак не мог выбрать время отвести любимую женщину под венец. Когда после регистрации «молодые» возвратились в отрядную гостиницу, у дежурной Бубенина уже ждала записка — явиться к начальнику отряда полковнику Леонову. Вот он и обрадовал — краткосрочный отпуск у лейтенанта, не начавшись, закончен, а на Каркинский вышло 500 человек.
В. Бубенин на отдыхе
Через 35 лет в своей книге «Кровавый снег Даманского» он так опишет то страшное побоище: «Несколько сот разъяренных провокаторов пытались с ходу атаковать нас еще при подходе к острову и не дать нам развернуться. Пользуясь многократным превосходством, они старались окружить нас. Но опытные офицеры и солдаты мангруппы не дали им этого сделать и продолжали теснить китайцев.
Завязалась жестокая рукопашная схватка.
Мы выставили все автомобили посередине реки и включили все фары, ослепляя китайцев. Это здорово нам помогло.
До глубокой ночи шло ожесточенное сражение. Треск дубин и прикладов, крики ярости и просьбы о помощи, стоны, мат — все слилось в сплошной рев.
Вскоре обе стороны стали вытаскивать из этой схватки раненых и изувеченных. Картина жуткая. И никто никого не мог выбить с острова… Далеко за полночь схватка стала потихоньку затухать.
… Китайцы целенаправленно поднимали уровень напряженности с каждым разом все выше и выше, стремясь спровоцировать нас на открытие огня».
И этот раз пришел, но, к счастью, применил он тогда не оружие, а бронетехнику. Иного выхода просто не было. Даже теперь, через пять лет, сидя на кухне оперативной квартиры в Москве, отхлебывая холодный, горький чай, он чувствовал, как возвращается к нему то состояние — дрожь во всем теле, тошнота, липкий пот, заливающий лицо.
Случилось это в феврале 1968 года. Один из секретов доложил на заставу, что огромная колонна китайцев с плакатами и лозунгами движется в сторону острова. Старший наряда терялся в примерном подсчете количества нарушителей, называл человек восемьсот. Позже выяснилось, в тот день на лед вышла тысяча китайцев.
От многосотенной китайской толпы исходила зловещая опасность. Это чувствовал он, лейтенант Бубенин, это чувствовала горстка его пограничников, растянувшаяся в две шеренги, в две тонкие ниточки.
А на импровизированной трибуне, которую соорудили китайцы, один оратор-горлопан сменял другого. Их криками приветствовала толпа. Звучали цитаты Мао, которые хором повторяли китайцы. Гремели барабаны оркестра. По команде толпа развернулась и бросилась на шеренги советских пограничников.
«Тысяча отборных, крепких, разъяренных бойцов схватились в смертельной схватке. Мощный, дикий рев, стоны, вопли, крики о помощи далеко разносились над великой рекой Уссури.
Треск кольев, прикладов, черепов и костей дополнял картину боя. На многих автоматах уже не было прикладов. Солдаты, намотав ремни на руки, бились тем, что у них осталось…
А громкоговорители продолжали вдохновлять бандитов. Оркестр ни на минуту не умолкал.
Напряжение достигло предела. В какой-то момент я вдруг четко осознал, что может произойти что-то непоправимое. Решение пришло неожиданно…»
…Бубенин встал, подошел к окну. Он не раз возвращался в мыслях к тому страшному побоищу и к своему неожиданному решению. Может, и не прав был, как считал кто-то в отряде. Может, и в самом деле не по чину-должности много взял на себя.
А если бы не взял? Если бы не вскочил в БТР и не приказал механику-водителю направить машину на толпу китайцев? Они просто смели бы его пограничников, раздавили, затоптали. Китайцы обвинили его тогда, что он задавил четырех «мирных рыбаков».
В погранотряде его поступок тоже был воспринят неоднозначно. Оживились особисты, уголовное дело завела военная прокуратура. На заставу прилетел сам начальник разведки погранвойск генерал Киженцев с группой офицеров.
Начальник разведки внимательно выслушал его, пограничников, задавал наводящие вопросы и все больше хмурился, мрачнел.
В конце беседы он долго молчал, потом глухо, тяжело спросил:
— Вы понимаете, лейтенант, что подписали себе приговор?
Да, он это прекрасно понимал. Там, на «ледовом побоище», у него не было выбора — не останови он китайцев, потеряй своих солдат — приговор. Остановил нарушителей границы — сбил или не сбил, надо еще доказать — опять приговор.
Трудно сказать, почему тогда закрыли уголовное дело, не состоялся «приговор», о котором говорил генерал. Ходили слухи, что когда об этом происшествии доложили Генеральному секретарю Леониду Брежневу, он ответил: действия пограничников следует одобрить. А может мартовские события 1969 года «помогли». Получилось на войне как на войне — после Даманского выходило не под приговор подводить надо, а награждать. Наградили.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.