Лаутлингенская программа и призыв к действию

Лаутлингенская программа и призыв к действию

В голове Штауффенберга планы государственного переворота, должно быть, вызвали лирическое настроение. Он даже считал это делом первостепенной важности. Он прекрасно осознавал важную роль слова в нацистской Германии. Ему хотелось противопоставить что-то зажигательным речам фюрера, этому лающему в темпе адского стаккато голосу, который гипнотизировал народ. Он почти разделял советы Эрнста Юнгера, данные Хофакеру: «Вы должны будете также перекричать его в микрофон. Если вы не проявите всей мощи голоса, покушение не станет успешным».

Штауффенберг готовил воззвание с таким же упорством, которое он приложил и для подготовки государственного переворота. Он работал над ним начиная с сентября 1943 года, прибегнув к помощи Маргарет фон Овен, подруги жены Трескова. Та славилась тем, что умела помалкивать. По вечерам в Берлине она под диктовку печатала проекты воззвания. Вначале она вела себя сдержанно. Но когда услышала слова «фюрер Адольф Гитлер мертв», вскричала: «Что это такое? Во что меня втянули?» Это попахивало государственной изменой. Но Хеннингу и Клаусу удалось найти нужные слова, чтобы убедить ее действовать с ними заодно. Они напомнили ей о судьбе тысяч заключенных в лагеря евреев, о преступлениях государства, о рейхе, который катился к гибели. Объяснили, что профессия офицера не ограничивалась лишь пассивным повиновением, что надо было взять на себя выполнение преступления для того, чтобы избежать еще больших преступлений. Что это было долгом по отношению к родине — Германии и собственной совести перед лицом Господа. Маргарет сдалась. Дом Бертольда, где проживал и Клаус, стал мастерской писателя. Обстановка там была тихая, вполне буржуазная. Никто и подумать не мог, что там зрела трагедия. Стоявший в тени высоких сосен в жилом квартале Ванзее, этот большой дом напоминал жилище патриция или горное шале с деревянной надстройкой и большим балконом. Он походил на жилище отставного нотариуса. Однако именно в нем Клаус ходил по кабинету, служившему ему «аудиторией». Под его диктовку фрейлейн фон Овен печатала на машинке. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев, она работала в резиновых перчатках. Каждый вечер машинка тщательно протиралась, а лента уничтожалась. Бумаги прятались в тайник. Они опасались визита гестапо, обыска. Одним ноябрьским вечером им показалось, что их выследили. Бертольд, Клаус и Маргарет шли по Трабенергассе с документами в руках, возвращаясь от Бека. Вдруг сзади послышался шум мотора. К ним медленно приближалась машина СС. Они ускорили шаг. У них были при себе доказательства существования заговора. Поравнявшись с ними, машина резко затормозила. Это была катастрофа. Они уже приготовились к тому, что из нее выскочат люди, приехавшие их арестовать. Но этого не случилось. Тревога была ложной. Черная тень ускорилась и исчезла в ночи. Они решили быть осмотрительнее и больше не носить с собой компрометирующих документов.

Для того чтобы придать тексту больше конкретики, Штауффенберг обратился за помощью к приятелям из кружка Штефана Георге. На Тристангерштрассе в перерыве между поездками в Афины поселился Рудольф Фарнер. Они вместе подыскивали слова, которые могли бы всколыхнуть немецкую душу. Клаус старался отойти от «лживого языка штампов». В декабре 1943 года он прочитал текст Герделеру, Беку, Мике и своему дяде Юкскюлю. Вердикт был категоричен: народ ничего из этого не поймет. Текст был слишком литературным, перегружен метафорами. Бек нанес последний удар: «Нам нужно вовсе не литературное произведение». Это значило, что Штауффенбергу надо было все переделать. Именно в этот момент Фарнер вернулся к своим поэтическим трудам. Уезжая, он подарил Клаусу золотой перстень с гравировкой «Finis Initium» («Конец — это начало»).

Этот случай очень показателен. Он указывает на многогранность личности Штауффенберга. Профессиональный офицер, талантливый тактик, несравненный логистик, он многие дни провел за работой над документом, который доложен был стать и политическим, и зажигательным. Он составил план операции «Валькирия» с точностью часовщика. И в то же самое время оттачивал предложения. Из-под мундира солдата опять проступил литератор.

Но это было лишь начало конца. Штауффенберг послушал советы заговорщиков. Проекты воззвания начали становиться более конкретными, вводная часть — более мудрой. Чтобы внушить людям, что операция «Валькирия» была результатом внутренних разборок между нацистами, воззвание начиналось такими словами: «Фюрер умер. Преступная группа далеких от фронта руководителей партии сделала попытку совершения государственного переворота. В стране вводится чрезвычайное положение. Вся полнота власти перешла в руки военачальников».

Затем перечислялись предложения, в которых были отражены чаяния «ветеранов» и «реформаторов». Проект воззвания менялся каждую неделю. Некоторые его варианты были утеряны. Запомним некоторые темы, которые упоминались во всех вариантах. Очень часто Бертольд и Клаус работали над ними во время наездов в Лаутлинген. Затем приводили их в порядок в Берлине вместе с Маргарет. Поэтому неправильно называть документ программой Лаутлингена. Но она осталась именно под этим названием.

Германия будущего «ни в коем случае не должна была стать реставрированной моделью бывшей Германии». Она должна была положить конец нацистской системе, при которой «честь и достоинство, свобода и жизнь ничего не стоили». Системе, при которой «истребление евреев проводилось бесчеловечными, ужасными и глубоко постыдными способами». Системе, при которой «воля Господня постоянно попиралась». Будущее правительство должно было основываться на сотрудничестве всех слоев общества и на воле народа, представленной малыми сообществами в лице коммун, профсоюзных объединений, на общности интересов. Если народ решит высказаться, он должен будет делать это через «свободное представительство, которое должно будет учитывать неизбежное расхождение позиций и взглядов». Имущество не должно было стать определяющим критерием. Упор будет сделан на важную роль профсоюзов, на сотрудничество между хозяином и трудящимся. Техника ради техники, культ индустриализации, концентрация экономики будут отвергнуты. Социальный вопрос должен быть постоянной заботой. Речь шла о справедливой заработной плате, о социальном страховании на случай несчастных случаев, болезни, потери работы, выхода на пенсию. Это не был проект, направленный на защиту интересов какой-то одной касты. Было обещано проведение аграрной реформы. Крестьянин должен был стать хозяином земли, на которой он работал. Штауффенберг не был сторонником крупных землевладельцев в лице прусских и померанских юнкеров. Он призывал их уйти в историю, поскольку места им в жизни больше не было. При всем том считал, что спасение могло прийти только сверху, без проявления эгоизма в виде четкой формы патернализма и корпоративности. Он выступал за благородство сердец и «духовное превосходство». Он отбросил всякий догматизм, всякий дух системы. Новая Германия должна была, «начиная с каждого человека, работать как можно лучше». В то же самое время он предостерегал от соблазна очищения и сведения счетов, возникавшего при любом государственном перевороте. В июне 1944 года он написал текст, в котором заранее осуждал «тех, кто в обстановке всеобщего беспорядка хотел бы воспользоваться событиями, чтобы предпринять самостоятельные действия левой, центристской или правой направленности».

К тому времени ждать государственного переворота оставалось недолго. Воззвание, найденное гестапо в бумагах Герделера, вероятно, было тем документом, который лучше всего выражал созревшие планы Штауффенберга. Текст его был проверен и перепроверен совместно с Герделером и Беком, которые одобрили его 14 июля. После ритуального разоблачения нацизма, исказившего немецкий идеализм, шла программа из двенадцати четких и ясных пунктов, острых, как лезвие ножа. Она предусматривала воссоздание правового государства; независимость юстиции и судов; переоценку общественной и частной морали, борьбу с лживой пропагандой, свободу совести и вероисповеданий; формирование новой системы воспитания молодежи на основе христианских ценностей и уважения других народов; разработку новой Конституции федерального государства, основой которого должно было стать самоуправление; создание новой административной системы; обеспечение экономической свободы на основе частного предпринимательства и свободной конкуренции; проведение социальной политики, обеспечивающей всем равное право на создаваемые богатства; бюджетное оздоровление; продолжение войны для защиты границ родины; установление нового мирного мирового порядка.

Последний пункт с согласия генералов он написал особенно хорошо: «Мы предупреждали об опасности развязывания этой войны, принесшей столько страданий человечеству, и мы имеем право говорить об этом открыто. Мы считали и считаем, что существовали другие средства для обеспечения наших интересов […]. Ради будущего нам придется быть смелыми, чтобы очистить имя немца и снова завоевать доверие других народов». Это обращение должен был зачитать народу генерал Бек, будущий глава государства, сразу же после смерти Гитлера и удачного проведения переворота.

Штауффенберг написал также еще одно обращение, намного более сжатое, предназначенное для вермахта. В нем не было никакой программы. Только необходимая информация. Армия взяла власть в свои руки, воинская сплоченность должна сыграть свою роль, фронт не должен распасться. Последний вариант был составлен так: «Фюрер мертв. Преступные бессовестные элементы долгое время удерживали власть, преследуя свои личные интересы, злоупотребляя неограниченной властью. Вам известно, что вермахт и народ с горечью подчинялись их бессовестным деяниям. Они надеялись спастись, с безразличием принося в жертву немецкие жизни, невзирая на лежащую в руинах родину […]. Они рассчитывали на то, что смогут скрыть свои преступления, хотели утопить в потоках крови голос закона и чести […]. Мы должны действовать, потому что за нашей спиной были совершены преступления, покрывшие несмываемым пятном немецкую честь. В час смертельной опасности, нависшей над родиной, вермахт перешел к действию, наказал предателей, взял в свои руки всю полноту власти. Ныне воин руководит рейхом и осуществляет руководство войсками. Этот воин опытный, имеет необходимые знания и незапятнанную совесть. Все классы общества, все земли рейха должны сплотиться вокруг него. Солдаты, вместе с главнокомандующим армией я клянусь руководить вами с мудростью, требовать от вас только те жертвы, что являются крайне необходимыми во имя спасения родины». Дальше шли классические призывы проявлять отвагу и боевой дух.

В назначенный день «Д», когда Берлин будет захвачен, это послание за подписью Бека или Вицлебена должно было быть разослано по телетайпу в самые отдаленные роты. Но развитие событий решило все иначе. Первый «приказ» так и остался на бумаге до тех пор, пока не попал в руки Красной армии… И теперь он покоится в архивах в Москве.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.