26. Как началась интервенция

26. Как началась интервенция

Являлись ли большевики на самом деле «германскими агентами»? В целом на этот вопрос надо ответить отрицательно. Очень заметная и влиятельная их часть — Троцкий, Бухарин, Ларин и др. — были ставленниками отнюдь не Центральных держав, а американо-британской «закулисы» и спецслужб. А ленинская группировка, которая в ходе мировой войны получала финансирование и поддержку от немцев, была связана с ними через Парвуса, который тоже был агентом не Германии, а «финансового интернационала». И на самом-то деле работал не на Германию, а против России. В очень непростой для большевиков ситуации, сложившейся зимой 1917/1918 г., Ленин видел выход в том, чтобы лавировать между Центральными державами и Антантой, пользоваться их взаимными противоречиями, чтобы удержаться самим. Удержаться до тех пор, пока не получится разжечь революцию в Германии и Австро-Венгрии. В Берлине, кстати, об этих его взглядах знали, но не опасались их, считали несерьезными. Однако для правящих кругов Америки и Англии именно такие идеи были очень заманчивыми, как и теория «перманентной революции» Троцкого! Вслед за Россией, и тоже с помощью революций, свалить Центральные державы! Вильсон уже с весны 1917 г. взял курс на поддержку германских левых, поощрял их недовольство кайзером, в публичных выступлениях намекал на возможность мира, если в Берлине и Вене победят «демократы».

Ленин полагал, что, балансируя между двумя враждующими коалициями, можно перехитрить тех и других «империалистов». И его не разубеждали. Ему оставляли все возможности для «балансирования». Брестский мир ни в коей мере не стал неожиданностью для западных держав. Сближение большевиков с немцами трудно было не заметить. Как уже отмечалось, с декабря в Петрограде находились германская экономическая и морская миссии. Но и Робинс, Локкарт, Садуль были завсегдатаями в кабинете Троцкого. Заверяли, что в случае продолжения войны с Германией союзники всеми силами помогут Советской власти, окажут не только техническую и финансовую поддержку, но даже предоставят офицеров-инструкторов для переформирования армии.

В феврале, казалось бы, уже все шло к разрыву с Антантой. Ленин требовал мириться с немцами любой ценой. Советское правительство предприняло и другой шаг, который никак нельзя было считать дружественным по отношению к союзникам. 10 февраля объявило об аннулировании долгов царского правительства. Британский кабинет, дабы не потерять лица перед избирателями, отреагировал на такую политику, вроде бы, адекватно. Отозвал из России посольство. Бьюкенен и его сотрудники выехали на родину… Но американский президент Вильсон заявил, что «отнюдь не потерял веры в происходящие в России процессы». Посол США Френсис стал теперь дуайеном дипломатического корпуса. Задавал тон представителям других стран Антанты и «нейтралам». По инициативе Френсиса американское и другие посольства тоже покинули Петроград, но обосновались в Вологде. Устроились как бы сами по себе. Не покинув Россию, но и отдельно от советского правительства. Подчеркивая непричастность к его действиям и сохраняя свободу рук.

А контакты с большевиками полностью перешли в ведение английской, американской, французской неофициальных миссий. Впрочем, и британские дипломаты выехали не все. В России остались морские, военные атташе, разведчики. Но их деятельность также перешла на «неофициальный» уровень. Обратим внимание и на некоторые особенности поведения советских лидеров. Троцкий фактически подсказал немцам, как им действовать дальше. Приказом о демобилизации армии облегчил их операцию. Но на голосованиях по вопросу заключения мира в ЦК, Совнаркоме, ВЦИК занял уклончивую позицию. Не примкнул ни к Ленину, ни к «левым коммунистам». Он просто воздержался. И ушел с поста наркома иностранных дел. Оставшись таким образом «чистым», не запятнавшим себя нарушением союзнических обязательств. Политиком, с которым державы Антанты могли и дальше вести диалог.

Причем ЦК партии одновременно с голосованием за мир принял еще одно постановление. На первый взгляд весьма странное. Несмотря на то, что Лев Давидович в Бресте так круто наломал дров, было решено его деятельность на посту наркома иностранных дел и в ходе переговоров… одобрить. Инициатором такого постановления был сам Ленин! Как раз из-за своих связей с Западом Троцкий представлялся настолько ценной фигурой, что Владимир Ильич счел необходимым (или был вынужден) заведомо вывести его из-под удара, оградить от возможных нападок и обвинений.

По логике, подписание Брестского мира должно было поставить точку на этих связях. Теперь-то даже призрачной надежды не оставалось, что Советская Россия удержится в лагере союзников! Не тут-то было. Правительства Франции и Англии на словах резко осудили Брест. Но, например, главный цензор Канады полковник Чамберс получил в это же время секретное указание — исключить в прессе ругательные публикации в адрес Ленина и Троцкого. А Вильсон даже и формально осуждать не стал. IV съезду Советов, который ратифицировал Брестский договор, президент США направил послание, где заявлялось: «Все чувства народов США находятся на стороне русского народа в момент его попытки освободиться навсегда от самодержавного режима». Обещалось, что США будут помогать «народу России навечно освободиться от автократии». Вильсон охлаждал и политиков других западных стран. Указывал, что выступление Антанты против большевиков «может дать оружие в руки врагов русской революции, к которой правительство США проявляет величайшую симпатию».

Парадоксально? Ничуть. Главную опасность для западных держав представлял именно «самодержавный режим», «автократия», «враги революции», под властью которых Россия могла восстановиться и снова усилиться. А большевики интересов «империалистов» в общем-то ничуть не ущемили. Аннулировали старые долги? Но многие иностранные банкиры наподобие Шиффа и Ротшильдов денег царской России не давали. А те, кто давал, кредитовали не из собственного кармана. Они распространяли облигации займов. И пострадали-то в основном держатели этих облигаций — рантье, мелкие и средние буржуа (кстати, заодно это было «уроком» им: зачем своими деньгами помогали русским?) Крупные же банкиры серьезных убытков не понесли. Брестский мир? Но и он стал бедой только для солдат и офицеров Антанты, которым теперь предстояло выдерживать без русских натиск Германии. Для простых граждан, которым предстояло терпеть военные лишения и терять своих близких. Но он полностью соответствовал планам верхушки западных политиков. Отныне Россию можно было вычеркнуть из претендентов на плоды побед и с «чистой совестью» разыгрывать ее карту.

Наконец, Брест дал прекрасный повод для интервенции! В советской литературе традиционно утверждалось, будто интервенция Антанты была предпринята для свержения большевиков и помощи контрреволюционным силам [126]. А. И. Солженицын (навравший в своих произведениях очень даже много) нарисовал несколько иную картину. Дескать, после Бреста председатель Мурманского Совдепа «паровозный машинист Юрьев» обматерил по прямому проводу Ленина и Троцкого, прервал отношения с правительством и обратился за помощью к союзникам [148]. Каюсь перед читателями, я и сам в более ранних работах клюнул на эту версию [176, 177]. Но с действительностью она не имеет ничего общего.

Вильсон и его советник Хаус настаивали, что интервенция должна осуществляться обязательно «с согласия советского правительства» [6]. Под маркой помощи против немцев. О том же ходатайствовали перед своими правительствами Локкарт, Садуль [97,136]. Пресловутый Юрьев был вовсе не паровозным машинистом, а профессиональным революционером, эмигрантом. Он жил в США, прибыл в Россию в 1917 г. и вскоре стал председателем Мурманского Совдепа. За какие заслуги гостю из-за рубежа оказали такое доверие? Кто обеспечил его выдвижение на этот пост? Неизвестно. Но мы знаем, что расстановкой кадров в системе Советов занимался лично Свердлов.

В ходе войны в три главных порта России, которые оставались открытыми для судов союзников — Мурманск, Архангельск и Владивосток, было завезено свыше миллиона тонн военных грузов. Большая часть, конечно, проследовала в глубь страны, на фронт, но кое-что оставалось в портовых складах. То есть был и предлог — взять грузы под охрану, чтобы они не уплыли в руки немцев. В Мурманске для прикрытия порта и складов еще при Временном правительстве появился отряд кораблей адмирала Кемпа. К Владивостоку в январе подвели эскадру японцы — что озаботило другие державы Антанты, и к японским кораблям Америка и Англия добавили свои. Кемп в Мурманске установил хорошие связи как с Юрьевым, так и с лицами, которые были от советской власти совсем не в восторге — начальником морских сил старшим лейтенантом Веселаго, начальником военно-сухопутного отдела генералом Звегинцевым.

Еще в феврале Кемп обратился к своему правительству с просьбой прислать 6 тыс. солдат «для предотвращения ударов неприятеля со стороны Финляндии». А 1 марта Юрьев направил запрос в Совнарком. Указывалось, что наступление немцев и их связь с белофиннами создают угрозу Мурманскому краю и железной дороге. Подчеркивалось доброжелательное отношение со стороны союзников, сообщалось о их готовности предоставить любую поддержку, «начиная с продовольствия до живой помощи включительно». Совдеп запрашивал руководящих указаний. И тем же вечером Троцкий направил в Мурманск телеграмму № 252: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий и противопоставить все препятствия против хищников». 2 марта состоялось совместное заседание Мурманского Совдепа, Совета железной дороги, русского и союзного командования, на котором было выработан довольно странный документ — «Словесное, но дословно запротоколированное соглашение о совместных действиях англичан, французов и русских по обороне Мурманского края». Основа — «приказ наркома Троцкого».

Нет, далеко не всем членам Совнаркома понравились такие шашни. Например, Сталин, был серьезно обеспокоен. Он вызвал Юрьева к прямому проводу для переговоров и внушал: «Англичане никогда не помогают зря, как и французы». Уточнял, какие обязательства успел взять Совет, какие договоренности заключены. А когда узнал, что имеет место всего лишь «словесное соглашение», пришел к выводу: «Нам кажется, что Вы немножечко попались. Теперь необходимо выпутаться». Для этого Сталин потребовал «письменного заявления англичан и французов против возможной оккупации». Поздно. К тому же инициативу по приглашению интервентов проявил не только Мурманский Совет. Совет только озвучил ее. А на встречах с иностранными представителями данную линию гнул сам Лев Давидович. Хаус записал в дневнике: «Троцкий просил о сотрудничестве в Мурманске и по другим вопросам» [6]. И Ленина он убедил, что для «балансирования» между империалистическими лагерями присутствие войск Антанты на Севере будет полезно. 6 марта с линкора «Глори» в Мурманске высадились первые части британских солдат. В последующие дни прибыли с десантами английский крейсер «Кокрен» и французский «Адмирал Об».

Троцкий готов был пойти и гораздо дальше. 5 марта на встрече с Робинсом он заявил: «Хотите ли вы предотвратить ратификацию Брестского договора?» И пояснил, что если большевикам будет гарантирована экономическая и военная помощь, мир еще можно разорвать и восстановить фронт хотя бы по Уральским горам. В другой беседе он ошеломил Робинса предложением: «Ни мое правительство, ни русский народ не будут возражать против контроля со стороны американцев над всеми грузами, направляемыми из Владивостока в Центральную Россию, и против фактического американского контроля над Сибирской железной дорогой» [168]. Разумеется, столь сказочное предложение тут же ушло в Вашингтон — Троцкий за здорово живешь готов отдать США главную транспортную артерию России!

Лев Давидович устроил для американца и встречу с Лениным, который тоже отнесся положительно к возможности расширения советско-американских связей. Хотя был более осторожен, чем Троцкий, авансы выдавал менее определенные. Выразил готовность принять помощь, если война с немцами возобновится, — при условии невмешательства иностранцев во внутреннюю политику большевиков. Согласился привлечь американских предпринимателей к восстановлению железнодорожного и водного транспорта России, пообещал и другие возможные выгоды, передал через Робинса личное послание Вильсону. Но не преминул и кольнуть американцев. Если, мол, вы и впрямь так дружески к нам относитесь, то где формальное признание советского правительства и когда оно последует?

Ну а высадка войск Антанты в Мурманске на самом деле принесла большевикам не выгоды, а дополнительные проблемы. Немцы расценили ее как нарушение Брестского договора, заявили протест. Возмутились и русские. Против присутствия иностранных контингентов выступил Архангельский Краевой Совет, в ведении которого находился Мурманск. Однако руководство большевиков постаралось обойти и сгладить возникшие противоречия. В апреле Юрьев был вызван в Москву, встречался с Троцким и Лениным, присутствовал на заседаниях Совнаркома. Было решено проводить прежнюю линию, но Юрьева предупредили, что «комбинация должна носить сугубо неофициальный характер» — как бы от лица только Мурманского Совдепа, и это должно относиться «к разряду военных тайн». А чтобы Юрьеву не мешали, Совнарком постановил отделить Мурманск от Архангельска, образовать самостоятельный край. Вот так и родилась легенда про измену Юрьева в советских источниках, а в антисоветских — про патриота-Юрьева.

Но интервенты уже разгуливали по России не только в Мурманске. 6 апреля японцы высадились во Владивостоке. Под предлогом, что немцы могут захватить Транссибирскую магистраль, устроить базы на Тихом океане и будут угрожать интересам Токио. В данном случае обошлись без согласования с Москвой. Был предъявлен ультиматум местному Совдепу. А Владивосток жил на привозных продуктах, импортируемых из Кореи и Китая, и городским властям ничего не оставалось кроме как согласиться. Правда, интервентов тут же тормознули. Но не Красная гвардия, а США и Англия. Обеспокоились аппетитами японцев и надавили на них, чтобы не вздумали продвигаться вглубь Сибири. Но в Токио умели действовать и чужими руками. Взяли под покровительство отряды атамана Семенова. А китайский маршал Чжан Цзолинь, ставленник японцев, захватил принадлежавшую России полосу отчуждения Китайской Восточной железной дороги с Харбином, построенным на русские деньги.

Между прочим, можно добавить небезынтересный факт. Американский «Нэшнл Сити банк», имевший столь специфические отношения с Временным правительством и большевиками, с января 1918 г. стал сворачивать деятельность в Петрограде и Москве. А в марте переехал в Вологду. Туда же, где разместились союзные посольства. А еще раньше, с сентября 1917 г., начал прорабатываться вопрос об открытии нового отделения «Нэшнл Сити банка» — во Владивостоке [154]. Получалось, что и дипломаты, и финансовые институты заранее располагались на путях будущей интервенции…

Но если, с одной стороны, в Россию внедрялись страны Антанты, то и Центральные державы стремились урвать куски пожирнее. Финские националисты сами метнулись в объятия немцев. Заявляли Людендорфу: «Финляндия образует самое северное звено в цепи государств, образующих в Европе вал против Востока». Германия, со своей стороны, направила на помощь Маннергейму бригаду генерала фон дер Гольца. С такой поддержкой быстро разгромили финскую Красную гвардию. Наступление сопровождалось истреблением не только местных красных, но и русских солдат, погромами и насилиями над русскими вообще. В Гельсингфорсе находились основные силы советского Балтфлота — но когда маннергеймовцы и немцы ворвались в город, Троцкий запретил морякам оказывать помощь соотечественникам. А северные подступы к Петрограду прикрывал мощнейший форт Ино. Овладеть им для финнов было нереально. Тяжелая артиллерия держала под контролем все предполье. Снабжаемый с моря форт мог держаться сколько угодно. Но вмешались немцы. Цыкнули на Москву, и Ленин согласился признать, что Ино стоит «на финской земле». Форт был оставлен и взорван.

Немцы заключили с финнами и секретное соглашение, где признавали их право на Карелию, — если сумеют захватить. Вроде без нарушения Брестского мира, но если получится руками финнов отхватить от России еще что-то, почему бы и нет? Не возникло проблем и с прибалтами. У них немецкие подпевалы готовы были стелиться как угодно. 12 апреля Объединенный совет Курляндии, Лифляндии и Эстляндии обратился к кайзеру с просьбой взять их «под постоянную германскую опеку».

Под предлогом помощи Центральной Раде германские войска двинулись на Украину. При вступлении в Киев дипломатично пропустили вперед отряды украинцев — около 2 тыс. человек. А за ними маршировали немецкие полки. Впрочем, вежливость по отношению к самостийникам была чисто декоративной. В Берлине было создано особое экономическое управления для эксплуатации Украины. И возглавил его не кто иной, как Макс Варбург. 19 апреля немцы выставили Раде внушительный счет за оказанные услуги. 25 апреля было подписано соглашение. К Германии переходил контроль над украинскими железными дорогами, заводами, рудниками Кривого Рога, над таможенными барьерами и внешней торговлей «независимого» государства. Сбор урожая должен был проходить под контролем германской комиссии. С изъятием обязательных поставок зерна, мяса, сала.

Ну а после подписания такого соглашения Рада, которую сами немцы называли «клубом политических авантюристов», стала им не нужной. И ее разогнали, поставив «гетманом» генерала Скоропадского. Роль ему дали чисто марионеточную, создавать свою армию не разрешили, а политику целиком определяли оккупационные власти. Одним из краеугольных камней этой политики было дальнейшее насаждение национализма, чтобы попрочнее оторвать украинцев от России. Начальник отдела германского МИДа Бусше-Хаденхойзег ставил задачу: «Репрессировать все прорусское, уничтожить федералистские тенденции». Австрийский представитель Арц писал: «Немцы преследуют вполне определенные экономические цели на Украине… С этой целью они будут оккупировать земли под своим контролем как протекторат, колонию или иное образование».

Впрочем, кое-чем и с австрийцами поделились. Слегка. Уступили им Одессу и Мариуполь. «Попутно» немцы прихватили Донбасс, который никогда к Украине не относился. Но там был уголь, и Германия объявила, что это тоже часть Украины. Советскому правительству пришлось пилюлю проглотить. Был занят также Крым, который и подавно к Украине не имел отношения. На него рассчитывали турки. Там жили их единоверцы-татары, и когда-то Крымское ханство было вассалом Османской империи. Нет, Германия «сочла нецелесообразным использовать для оккупации Крыма турок и украинцев». Министр иностранных дел Кюльман считал, что полуостров можно будет потом передать Скоропадскому, но «только в качестве награды за хорошее поведение». Однако в окружении кайзера вызрел другой проект — превратить его в германскую колонию «Крым-Таврида», отдав немецким поселенцам [168].

При продвижении германских войск на восток Румынии пришлось капитулировать. И в лагере Антанты обвинили в этом… ну ясное дело, Россию. Бросила несчастных румын на произвол судьбы. Хотя сами румыны проституировали так откровенно, что даже в этой ситуации остались с барышом. Они еще и до вступления в войну в 1916 г. торговались с обеими коалициями, кто больше посулит. А теперь объявили о переходе на сторону Центральных держав, и за это немцы оставили им российскую Бессарабию.

А в Закавказье двинулись турки. Азербайджанские муссаватисты сразу приняли их сторону. Армяне вместе с отступившими к ним русскими оказали было успешное сопротивление, разбили неприятеля под Сардарапатом и Каракилисой, но дашнакское правительство Армении поспешило капитулировать, уступив туркам железные дороги и значительную часть своей территории. А грузинские меньшевики повели не то чтобы антисоветскую, а антирусскую политику. Организовали в Шамхоре нападения на уезжающих из Закавказья русских солдат, многие были убиты или ранены. Десятки тысяч русских, проживавших в Грузии, были уволены с работы, их выгоняли из домов, арестовывали.

Ну а при приближении турок грузинские меньшевики обратилась к немцам. Германские части высадились в Поти, «арендовали» этот порт на 60 лет и разместили гарнизоны в грузинских городах. В германском МИДе был разработан меморандум Бусше-Хаденхойзега, где предусматривалось установление немецкого контроля над Кавказом. Главным плацдармом и союзником предстояло стать Грузии, которая «должна быть взята под максимально плотную опеку в экономическом и политическом смысле». А кайзер прямо указал: «Грузия должна быть включена в Рейх в той или иной форме». Создавалась германо-турецкая «Транскавказская компания» для эксплуатации природных богатств края [168].

Но и то, что осталось от России, немцы не собирались упускать. В апреле в Москву прибыл германский посол фон Мирбах. Разобравшись в ситуации, он докладывал: «При сильной конкуренции со стороны Антанты ежемесячно необходимы 3 млн. марок» — и предупреждал, что могут понадобиться более крупные суммы. Германское казначейство выделило ему 40 млн. Кюльман писал послу: «Расходуйте больше денег, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выстояли. Фонды Рицлера в Вашем распоряжении… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию». Как видим, и Германию точно так же, как США, страшили «монархическая идея» и воссоединение. А расчлененную и ослабленную страну можно было «осваивать». В Берлине организовался особый синдикат для экономической экспансии на Востоке под руководством имперского советника фон Риппеля. Синдикат учредил два дочерних отделения, для России и Украины, и вскоре открыл «экономический штаб» в Москве.

Но и державы Антанты не желали уступать немцам русские богатства. Британские эксперты разрабатывали методики, как лучше овладеть ими. Приходили к выводу, что в данный момент не надо требовать от большевиков возврата российских долгов. Взыскать их все равно будет нереально. Наоборот, надо давать еще. А потом в счет погашения долгов следует утвердиться в нашей стране концессиями, подмять под контроль финансы. Активно действовала и миссия Локкарта. Последующие английские историки, анализируя донесения Локкарта, приходят к выводу: в них «содержалось не что иное как схема охвата всей русской экономики — гигантское расширение зоны британского влияния, в то время как лежащая в прострации Россия могла быть низведена — или поднята — до статуса британской колонии» [168].

В том же направлении суетились в США. 1 мая 1918 г. была создана Американская лига помощи и сотрудничества с Россией. Президентом ее стал доктор Фрэнк Гуднау, вице-президентом уже знакомый нам Уильям Бойс Томпсон. Вошли в лигу видные промышленники Генри Форд, Чарльз Коффин из «Дженерал Электрик», супруга полковника Раймонда Робинса (и совладелица его горнорудной компании) и другие… В общем все прилаживали на воротники крахмальные салфетки, брали в руки ножи и вилки и, потягивая носами вкусные запахи, пристраивались поудобнее у большого и аппетитного русского пирога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.