Глава 14. Французская армия разбилась о Русскую…

Глава 14. Французская армия разбилась о Русскую…

Глыбистый русский граф, в утверждении глубины и бесхитростной правдивости народного чувства, и по его оценкам судивший о Бородино, отрицал особую значимость цифр потерь обеих сторон для итогового результата 1/4 на 1/2 или 1/3 на 1/3 от состава армий, как не отражавших вселенского существа спора, что разрешался на Бородинских полях – я вполне с ним согласен, хотя более полагаю за национальным чувством неисповедимую тайну, в отсутствии которой народы растворяются во «все человечестве», а в этой индифферентности итога к его внешним выражениям уже присутствует ее обаяние. В то же время некоторый свет затеняющий или выделяющий утверждаемые положения эти данные могли бы пролить, некоторую объективацию их рангов могли бы произвести…

Увы, это самое больное место. Устойчивая западная цифра 30 тысяч для французской стороны несоизмеримо мала усилиям французских войск и условиям боя, в которых они действовали, она принижает Наполеона как полководца – неиспользование Гвардии в этом случае становится необоснованным проявлением слабости, между тем, в почти разгромных условиях Прейсиш-Эйлау, не имея всей армии под рукой и вынужденной ее собирать ввиду русской позиции, он тем не менее использовал все до последнего солдата и переломил поражение до «ничьей – неудачи», ценой 22–26 тысяч солдат из имевшихся 53 тысяч; в безнадежных условиях Асперна до последнего часа рвался к победе, положив 37 тысяч солдат из наличных 80-ти… потеря 1/4 состава армии при сохранившихся костяках соединений, ни одно из которых, даже в кавалерии, не было утрачено, его бы не остановила. Не совпадает она и с достоверным числом выбывших из строя французских военачальников (49), что было беспримерным в эпоху наполеоновских войн, и в отношении таких же потерь русской стороны (29), при равной доблести высших офицеров обеих армий, и при большей, кстати сказать, степени вовлечения русских военачальников в непосредственные боевые действия – начальник штаба Наполеона маршал Бертье в штыковые атаки не ходил, в то время как Ермолов, таковой при Барклае-де-Толли и Сен-При при Багратионе ходили и были ранены, ни один из 4-х начальников французской артиллерии впереди пехотных строев в битву не бросался, в то время как русский начарт Кутайсов ринулся и растворился в ней бесследно (…и потеря этого изумительно одаренного 26-летнего генерала по настоящее время еще не вполне оценена, при «артиллерийском» характере Бородино она вровень утрате Багратиона).

Полагая потери комсостава в равных пропорциях к остальному составу войск с обеих сторон и отбрасывая «генерал-кофишенков», «генерал– оберегермейстеров», и «генерал-обершталмейстеров» наполеоновского двора и учитывая большую «генеральскую плотность» французской армии (42 дивизии и командования) против русской (30 дивизий и командований), т. е. в 1,4 раза, при равенстве потерь мы должны были бы получить на 29 русских пораженных военачальника 41-го французского, выведенного из строя, против наличных 49, т. е. наполеоновская армия в целом понесла равные или несколько большие потери (на 10–15 %) в отношении русской. Об этом же свидетельствуют и данные по пленным – 1000 человек и 13 орудий захваченных русской стороной и 1000 человек и 15 орудий французской.

Захват обороняющимися русскими 13 орудий им в серьезный плюс.

Захват наступающими французами 15 неподвижных орудий инженерных сооружений естественен и только.

Равенство в числе пленных плюс русской стороне – наступающие французы должны были захватить больше.

Таким образом, если исходить из ведомости потерь по Главной Армии русских (совокупных 1-й и 2-й) – 38506 человек, то Наполеон потерял от 38 тыс. до 44 тыс. солдат и офицеров, а если основываться на мнении Н. Троицкого, что это потери только линейных войск, без ополчения и казаков, составлявших ? армии (какой? – ополченцы были в основном при обозе, инженерной и санитарной части), т. е. русские потери составили 45,5 тыс. человек, а французские соответственно от 45 тыс. до 55 тыс.

Сразу выскажу сомнение в последнем ряде цифр. Казаки в битве участвовали мало и плохо, ополченцы привлекались только в районе Утицы, не более 7 тыс. человек, участвовали кажется в одной атаке, в основном же для охраны тыла, поэтому потери тех и других невелики, и не увеличивают общей цифры русских потерь более 40 тысяч, т. е. не поднимают наполеоновских потерь сверх 44–46 тысяч.

Н. Троицкий, в обаянии «европейского объективизма», ссылается далее на результаты изысканий инспектора Главного штаба «Великой армии» борона П. Денье, который определил потери французской стороны в 28086 человек – превосходная точность для армии, сгинувшей вместе со всеми документами между Москвой и Студёнкой – что ж я сошлюсь на Господа Бога, который установил основные числовые соотношения во Вселенной и поддерживает их всей мощью своей, и назову другую цифру 40–46 тысяч.

Простое равенство пропорций 10/39 = 6/23 т. е. 230=234, где в числителе число убитых генералов с той и другой стороны, а в знаменателе число раненых соответственно свидетельствует, что Вседержитель не склонен их нарушать.

Кстати, присутствующая у Троицкого иная статистика тоже обращает к этой цифре: в октябре, покидая, сытую, пьяную и теплую Москву, Наполеон вывел из нее 114-тысячную массу; отбрасывая нестроевые части, которых в счет войск у Бородино не принимали, – перекличка 21 авг. (2 сен.) осуществлялась только по линейным частям, – т. е. 12 тыс. человек, и исключая дивизии Пино и Делаборда (13 тыс.), которые подошли после сражения, получаем, что состав наполеоновской армии сократился после Бородино с 133–135 тысяч до 89 тыс. т. е. на 44–46 тысяч.

Да, потери в первый день битвы 1/3 наличного состава могли заколебать и Наполеона. Хотя, повторяю, в отношении итогов боя спор не принципиален, а амбициозен, в конце концов цена Дня Ватерлоо определилась 25 тысячами – здесь 28 тысяч, убедительно и так. Спор отсутствовал бы, или имел академический, внутри темы, характер, если в нем не просматривалась все та же скудоумно-торгашеская западноевропейская метода опошления неповторимого «исчислением однородностей», низводящая французского военного гения до уровня англо-саксонского лавочника, ввечеру подводящего итоги по сальдо бухгалтерии, а в ее отечественном клопино– интеллегентском варианте начинающая высасывать полнокровие исторического и стругать пространство непомерного до евро-сводимого, плоско-датского.

В 20 часов французская армия начнет отход на исходные позиции, оставляя все что было взято такой неслыханной ценой – Батарею, Семеновскую, Флеши – не хотели спать на костях? – а простое соображение, что завтра опять прийдется идти-прорываться через эти пункты, и – простите, как вы планируете начать сражение, если артиллерия не заняла позиции против отодвинутого русского фронта, а прежде чем ее выдвинуть туда, их еще надо инженерно обустроить, обеспечить боезапасом, провести пристрелку по секторам – и это долгая работа, в канун 26(7) ей занимались целый день…

До 24 часов войска держали в повышенной готовности, даже как бы от чего– то оберегались, запрещали разводить костры под начавшимся редким дождём в быстро остужающих сумерках – на дворе сентябрь… Чего-то ждали?

Нападения?

Приказа?

Читая мемуары рядовых участников событий с французской стороны, не оставляет ощущение, что «низы» ещё «не отстали» от сражения, а «верхи» как-то не очень их в том укрепляют. Такое впечатление, что боевой дух армии не «возвышали», а «дожигали»: ночь войска провели нервно, Старую гвардию поострили четырёхугольником вокруг Ставки и она продремала стоя до утра, опираясь на штыки в ожидании диверсий казаков.

Солдаты линейных частей ночевали без пищи, зачастую без воды – по Колоче змеились багровые полосы, даже лошади храпели и отказывались пить…

Конница утратилась как род войск не только по неслыханным потерям в личном составе, но по ещё более страшному истреблению строевых лошадей; она «гарцевала на палашах»…

Артиллерия испытывала острейший недостаток всех выстрелов, кроме картечных; совершенно не было гранат. Была израсходована большая часть возимого боекомплект(90 тысяч выстрелов из 130). Её потери оказались неожиданно велики и, даже захватив и включив в состав 156 орудий Московского арсенала, Наполеон не смог восстановить её состава кануна сражения (587ор.), а лишь приблизился к нему(569 ор.)…

Никаких распоряжений, никаких приуготовлений на следующий день сделано не было – утром тысячи солдат ринутся на поля, будут рыться в ранцах убитых, искать сухарей…

Скажите, совокупность этих фактов не убедила вас, что утром продолжения боя не последует? – Меня кажется убеждает… Не мог Наполеон ввязаться в сражение, в разгар которого его артиллерия прекратит огонь, раскрыв картину полной невозможности продолжения боя Великой Армией ликующему неприятелю, таких сражений он просто не начинал, вы его с кем-то путаете, скорее всего с Адольфом Николаевичем… Более того, даже подход свежих дивизий Делаборда и Пино не облегчал положения – ближайшие артиллерийские парки были израсходованы полностью, оставались только дальние смоленские базы… Решиться на полурукопашный бой личным оружием против пехоты, конницы, артиллерии врага? А кровавые каша человечины паперти церкви Святого Роха, в которые он обратил посредством пушек 20 тысяч мятежников в 1797 году в Париже, решившихся на таковой!?

И в понимании этого не начинает ли Наполеон искать отходных путей, нагоняя страхи на ещё распалённую армию, поворачивая конрверзами недалёких маршалов – а сообразительные, почувствовав настроение кумира, уже бросаются ему на помощь, изъявляя готовность разделить груз, принять на себя вину непопулярного первого слова, например Бессьер, которому тоже не нравятся обстоятельства боя, вдруг выдвинувший удивительное для капитана вольных стрелков 1791 года обоснование невмешательства гвардии в бой – это не её задача, она создана для охранения особы императора. Эта Поразительная Ложь умницы и храбреца, бесчисленное количество раз возглавлявшего Гвардию на острие решающих атак, прозвучала как оглашение, что есть нечто важнее успеха Армии, Победоносного завершения кампании – как предложение моста назад…

Равные или меньшие потери русской стороны легли худшими последствиями – 2-я армия была обращена в лохмотья: в ней были разрушены организующие компоненты, и в целом как боевая сила она была утрачена. В то же время возможности для продолжения боя сохранялись: русские войска в любой момент могли беспрепятственно свернуться в колонны и уйти с позиции – самая опасная часть французской военной организации в условиях движения, кавалерия лежала во рвах у Семеновских Высот и Курганной батареи; были и скрытые незадействованные резервы: Старая гвардия (4 тыс.), егерские полки правого фланга (6 тыс.), казачьи и легкая конница (8 тыс.), т. е. около 20 тыс. регулярного и организованного войска. Ссылка Троицкого на рапорт Кутузова и записку Барклая-де-Толли их наличие отвергающие неосновательна – утверждением о задействовании всех войск Первый оправдывал свой отход к Москве; Второй покрывал бессмысленную гибель многих солдат и офицеров Гвардии, особенно 600 великанов Петровской Бригады, горделиво простоявших весь день на указанном им месте в чрезмерной близости к фронту и поражаемых не только пушечными выстрелами но и излётными пулями – выпороть бы русских военачальников, от гвардейских Розена, Лаврова до Наивысших за такую растрату жертвенной доблести войск. Наконец, если Троицкий так настаивает, во всяком случае на канун битвы, имелось 20–25 тыс. ополченцев, которые за ночь обзавелись ружьями вместо пик из обилия разбросанного по полям оружия и во вторых линиях могли явить ярость равноценного штыкового боя «скопом» при условии прикрытия их от артиллерийского обстрела и налетов конницы, что вроде бы было возможно…

Огнеприпасов в парках сохранилось достаточно. При расходе за день боя 60 тыс. выстрелов оставалось еще более 80 тыс., в необходимых количествах по всем классам… На подходе было ещё 28 тысяч выстрелов, спешно отправленных Ростопчиным из Московского Арсенала, которые должны были прийти на следующий день…

Если неприкосновенность Москвы в размышлениях Главнокомандующего была свята как целомудренность дева Марии – бой следовало продолжать! И ведь что особенно любопытно – Кутузов, эта бездна всё в себя вбиравшая, о критическом положении противника догадывался, едва ли не знал, его замечание в записке М. Б. Барклаю-де-Толли на продолжение сражения содержит слова, что по жестокости боя атакующий неприятель должен понести потери во всяком случае не менее обороняющейся русской стороны – стоило ли тогда отступать не дав этому проясниться вполне и всему свету, оставшись в пристойно-оборонительном положении на открытой, легко покидаемой назад позиции Горки – Утица. Да-да, Утица, которую французы тоже оставили, убрав и это сугубо-военное оправдание кутузовскому отходу: «смятый левый фланг». И продемонстрировав «победу», уже не в нравственном – в материально-политическом, амбициозно-личном плане, достойно удалиться, разразившись убедительно-возмущенными разоблачениями обманов Горчакова-1, плутен Ф. Ростопчина, нерасторопности Н. Салтыкова, умалчивая, но тем особо выделяя двоемысленность Александра – и всего-то постоять до выстрелов, что прогремят не ранее за полдень, он что, не знает, что противник отодвинулся до Шевардино, на 4 километра, и не имеет даже оформленных артиллерийских позиций на линии фронта?

Кутузов явно и крупно подыгрывал Наполеону своим отходом, извлекая того из мучительно-патового положения, и заигрывал его дальше и дальше… мог ли тот не пойти ему вслед, это было еще более невыносимо, нежели не атаковать, если Кутузов останется, это значило восстать против всего, в том числе и РАЗУМА, отлаженного, смазанного, несмущённо-европейского; продемонстрировать самое презренное – слабость и глупость; восстать против всколыхнувшегося настроения армии по одному предчувствию…

В сумерках, до рассвета, русская армия уйдет с Бородино – Наполеон ей мешать не будет, потому что уже не в силах; в полдень он выступит за ней т. к. не следовать за ней он тоже уже не может.

Итак, что мы имеем кроме того, что вечером Кутузов был явно доволен, а Наполеон мрачен, какой итог положат себе на душу две армии, одна из которых утром ушла с поля боя, другая на нём осталась? Какое БЛЕСТЯЩЕЕ поражение, какая страшная ПОБЕДА, и разум обеих наций примется бороться с несуразицей словосочетаний, сокращая их до БЛЕСТЯЩЕГО и ПОБЕДЫ, а раздраженные противники по прежнему будут идти-рваться друг за другом.

Не в этом ли цель всех действий Кутузова, на поле боя давшего свободу и Наполеону и своим помощникам, пусть позабавятся – пусть один атакует и так и там, где ему улыбнется, пусть проявит свои качества несравненного тактика, а вы, бравые, уж поколотите его всласть, нигде не остановлю, а и сам адъютантиков туда-сюда погоняю – но только один раз шевельнулся удав, когда сбился строй 2-ой армии и разом, на 2 часа, пустяшным рейдом, переломил все расчеты Наполеона, явил свою волю и – опять свернулся…

Но только ли? – А само Бородино в целом?

Уже в середине августа сильнейшие сомнения терзали Наполеона, 20-го он заявляет приближённым, что если погода через два дня не улучшится – шли полосой мелкие дожди – наступление прекращается, армия поворачивает к Смоленску.

Было ли неизбежно Бородинское сражение и всё за ним воспоследовавшее, если его судьба колебалась уже и летним дождичком в засушливую пору?

И Наполеон ли его востребовал, или Кутузов почти навязал, сразу заметив перемену в настроении неприятеля, переставшего давить на арьергард и принявшегося усиленно обустраивать бивуаки инженерными сооружениями – о чём напишет особо 23-го?

И не сделает попытки простым маневрированием, демонстрацией уклонения от схватки, убедить неприятеля «уйти с миром»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.