Не начать ли сказочку сначала?

Не начать ли сказочку сначала?

Постановление Политбюро ЦК КПСС от 27 сентября 1987 г. об образовании Комиссии по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40-х и начала 50-х годов, все интересующиеся историей Красной Армии встретили с большим удовлетворением. Думалось: наконец-то будет опубликована «Белая книга» по процессу Тухачевского и его сподвижников, в которую, как положено, войдут личные дела осужденных; протоколы их допросов; материалы следственных дел; протоколы судебных заседаний; справки о лицах, упоминаемых в делах; справки о следователях и судьях; справки о «реабилитаторах» – следователях, прокурорах и судьях, пересматривавших дело; перечень документов дела; списки лиц, бравших его на просмотр, и т. д.

Но – удивительное дело! – Комиссия Политбюро ЦК КПСС ничего этого делать не стала, а ограничилась публикацией в «Известиях ЦК КПСС» (1989. № 4. С. 42–80) обобщающей справки «Дело о так называемой антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии», составленной по ее заказу Комитетом государственной безопасности СССР, Прокуратурой СССР, Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС и Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

К сожалению, эта справка, как и все предшествующие реабилитационные публикации, не столько проясняет, сколько затемняет и запутывает дело Тухачевского; не столько убеждает в невиновности осужденных, сколько дает пищу для новых подозрений, что осудили их не зря.

В самом деле, не искушенных в юридических тонкостях читателей не может не удивлять опубликованное в одной подборке со справкой Комиссии Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 г.

Согласно этому документу, фабула дела Тухачевского была такова: три ранее арестованных офицера: Примаков, Путна и Медведев показали, что их еще находившиеся на свободе коллеги: Тухачевский, Якир, Фельдман, Корк, Эйдеман и Уборевич – участники антисоветского военного заговора. Все поименованные лица после ареста на допросах сначала полностью отрицали свою виновность, а потом все признались в принадлежности к контрреволюционному военному заговору и назвали других соучастников.

Но этим признаниям, пишут члены Военной коллегии, верить не нужно: они «были получены от арестованных путем применения к ним незаконных методов следствия: обмана, шантажа и мер физического воздействия». В подтверждение этих слов в Определении приводятся показания нескольких бывших работников НКВД СССР, которые подтвердили, правда с чужих слов, факт применения физических мер в отношении Путны, Примакова и Эйдемана.

А тут кстати на протоколе допроса Тухачевского от 1 июня 1937 г. обнаружились подозрительные пятна, напоминающие кровь… Дали протокол на биологическую экспертизу – и она подтвердила, точно, кровь! Значит, Тухачевского избивали, делают вывод следователи…

И такого сорта соображений оказалось достаточно, чтобы генерал-майор юстиции А. А. Чепцов и полковники В. В. Борисоглебский и П. А. Лихачев сочли «бесспорно установленным, что уголовное дело… было сфальсифицировано» и определили приговор Судебного присутствия Верховного Суда СССР от 11 июня 1937 г. отменить и настоящее дело за отсутствием состава преступления производством прекратить.

Что же получается? Схвачены совершенно невиновные люди и обвинены в причастности к заговору. Ни о чем не подозревая, они поначалу все отрицают, но потом под пыткой или угрозой пытки признаются в несуществующем заговоре, да еще оговаривают десятки других столь же невиновных людей, как они сами. На суде они частично отказываются или меняют свои прежние показания, но тем не менее признают себя виновными и подают прошения о помиловании… И при такой фабуле дела нам предлагают восхищаться ими как светлыми героями и настоящими большевиками-ленинцами.

Но ведь этот перечень событий наводит совсем на другие эпитеты. Маршалы и генералы не устояли перед пытками и признались в том, чего не делали! Но ведь были и другие генералы, которые устояли перед пытками. Выстоял Горбатов, выстоял Рокоссовский. Выстояли в годы Великой Отечественной войны сотни офицеров, солдат, партизан, даже женщин и подростков. А командиры, которые должны были служить образцом, которые должны были учить подчиненных мужеству и стойкости, не выдержали… А какой поворот приобретают события, если меры физического воздействия к Тухачевскому и его сподвижникам не применялись? Тогда, оговорив невиновных, они, мягко говоря, бесчестные люди. Если же на допросах они выдавали виновных, тогда заговор существовал!

В 1988 г. отставной военный прокурор Б. Викторов, узнав о создании Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению репрессий, решил поделиться с читателями «Правды» воспоминаниями о событиях тридцатилетней давности и поведать о том, как в 1955 г. он вместе со своими коллегами занимался рассмотрением дела о «военно-фашистском заговоре» в Красной Армии.

Странное впечатление производят эти воспоминания. Утверждая, что обвинения Тухачевского и других военачальников были необоснованны, а осуждение неправосудным, Викторов в то же время без всякого объяснения и оценки выдергивает из дела факты, могущие лишь усилить подозрения в виновности осужденных.

Например, в деле были упоминания о показаниях двух офицеров старой армии, которые называли Тухачевского одним из вдохновителей их подпольной антисоветской организации. Этой информации не дал хода Орджоникидзе. Другой странный факт: в 30-х годах из Германии по каналам внешней разведки НКВД стало известно, что в Красной Армии зреет заговор во главе с генералом Торгуевым. Выяснилось, что под этой фамилией ездил инкогнито в Германию в 1931 г. Тухачевский, но… когда наркому внутренних дел Г. Ягоде доложили эту информацию, он приказал сдать ее в архив. Необъяснимо поведение на суде Примакова, несгибаемого революционера, который, по словам Викторова, «испытал пытки в царских застенках, прошел все тяготы ссылки». А тут вдруг этот волевой человек начал оговаривать себя и других подсудимых, заявляя, что для восстановления капитализма заговорщики считали приемлемыми все средства – измену, предательство, поражение своей страны в войне с врагом, вредительство, шпионаж, террор.

Недаром в этой публикации Ю. Геллер увидел тайное желание Викторова исподволь убедить читателя, что заговор в Красной Армии был.

Скажем прямо, и справка Комиссии Политбюро ЦК КПСС не рассеивает подозрений о наличии заговора и участии в нем Тухачевского. Так, в ней сообщается, что слухи о его антисоветских настроениях идут с 20-х годов, когда ОГПУ вовлекло его в операцию «Трест». Для придания большего авторитета фиктивной «конспиративной монархической организации» среди русских эмигрантов были распространены сведения о том, что в нее входит Тухачевский. Потом будто бы по указанию сверху его было приказано вывести из игры, но, как говорится в записке, «след в зарубежных разведывательных кругах, очевидно, остался».

Особенно настораживают некоторые фактические расхождения, легко обнаруживающиеся при сопоставлении прежних публикаций с запиской Комиссии. Так, в статье Викторова цитируются показания следователя НКВД Ушакова, который писал, что «арестованный Фельдман категорически отрицал какое-либо участие в каком-либо заговоре». Но когда Ушаков показал, что ему известны связи Фельдмана с Тухачевским, Якиром, Эйдеманом и другими, тот 19 мая начал давать показания. В записке же Комиссии говорится, будто Фельдман сразу же после ареста 15 мая просил «ознакомить его с имеющимися у следствия материалами и выразил готовность в соответствии с этими материалами давать показания». Еще большие подозрения вызывают несоответствия, касающиеся поведения Тухачевского. Так, в справке Комиссии указывается, будто его арестовали в Куйбышеве 22 мая 1937 г. и сведений о его поведении на первом допросе не сохранилось.

«Протоколы первичных допросов М. Н. Тухачевского или вовсе не составлялись, или они были уничтожены следствием», – говорится в справке. Но есть данные, что он поначалу отрицал свое участие в заговоре. 26 мая он будто написал сохранившееся в деле заявление об очных ставках с Примаковым, Путной и Фельдманом, но снова – «протоколов этих очных ставок… в его архивно-следственном деле и в других делах не обнаружено».

Далее, в справке утверждается, что свое участие в заговоре Тухачевский отрицал «крайне непродолжительно», так как «были приняты все меры, чтобы сломить его сопротивление». 29 мая его будто бы допросил сам нарком внутренних дел Н. И. Ежов, которому Тухачевский сознался во всем: и в том, что Енукидзе еще в 1928 г. вовлек его в правую организацию; и в том, что он с 1925 г. установил шпионские контакты с немцами; и в том, что в 1936 г. в Лондоне Путна устроил ему свидание с сыном Троцкого; и в том, что кроме него в заговор входили Фельдман, С. С. Каменев, Якир, Эдейман, Енукидзе, Бухарин, Карахан, Ягода и другие.

Итак, уточним: 22 мая арестован, 26 мая написал заявление об очной ставке с Примаковым, Путной и Фельдманом, 29 мая во всем признался лично Ежову.

Такая последовательность событий показывает: с Тухачевским произошла та же таинственная метаморфоза, что и с большинством военачальников, арестованных по делу «антисоветской троцкистской организации». Складывается впечатление, будто всем им в какой-то момент показывали или сообщали нечто такое, после чего они немедленно ломались и выражали готовность «помогать следствию».

Что это могло быть?

Комиссия Политбюро ЦК КПСС намекает: то была угроза пыток или даже сами пытки. «На отдельных листах его (Тухачевского. – Г. С.) показаний обнаружены пятна буро-коричневого цвета», да еще имеющие «форму восклицательного знака», что наблюдается будто бы всегда при попадании крови с предмета, находящегося в движении… Читателю самому предоставляется догадываться, что порочащие себя и других показания Михаил Николаевич дал под пыткой.

И невдомек читателю с разыгравшимся воображением, которого морочит Комиссия Политбюро ЦК КПСС, что в следственном деле Тухачевского нет показаний, написанных рукой следователя и лишь подписанных Михаилом Николаевичем, а есть показания, написанные его собственной рукой на 143 страницах! Показания аккуратно разделены на несколько глав, с подпунктами, исправлениями и вставками. Написаны они четким, ровным почерком со всеми знаками препинания, абзацами и примечаниями. В них подследственный поэтапно и скрупулезно вскрывает мельчайшие детали заговора, выдумать которые не смог бы ни один следователь. Что же касается кошмарных пятен крови, да еще «имеющих форму восклицательного знака», то они действительно есть, но не на собственноручных показаниях Тухачевского, а на третьем экземпляре машинописной копии…

Нет, не получается, чтобы Тухачевский давал показания под пыткой! Тут что-то другое… Но что?

Все противоречия, неувязки и метаморфозы в реабилитационных публикациях о процессе Тухачевского и других военачальников получают исчерпывающее объяснение при одном-единственном допущении: заговор военных был, и в руках политического руководства страны находились неопровержимые доказательства его существования и участия в нем поименованных лиц! И то, о чем говорил на суде Примаков – измена, шпионаж, вредительство, подготовка поражения своей армии в войне и обширные родственные связи с заграницей, – тоже было!

Сейчас известно, что И. В. Сталин тщательно готовился к политическим процессам середины 30-х годов. В 1936 г. за границей были изъяты и доставлены в Москву секретнейшие политические архивы Керенского, Троцкого и Горького. На Сталина работала разветвленная осведомительная сеть как внутри страны, так и за рубежом. О заговоре и его участниках Сталин, похоже, знал все, но он не мог сделать свое знание достоянием гласности. Ведь в таком случае пришлось бы раскрыть законспирированную сеть, скомпрометировать множество весьма влиятельных людей (в том числе и иностранцев) и навсегда лишиться тайных источников информации. Ситуация, знакомая любому милицейскому следователю – когда от осведомителей картина преступления ясна, но чтобы ввести ее в рамки законного следствия, необходимо уже известные, но необнародуемые сведения получить от проходящих по делу обвиняемых и свидетелей.

Особенностью процесса об антисоветской троцкистской военной организации было то, что исчерпывающей, хотя и тайной, не подлежащей оглашению информацией о заговоре располагал, быть может, один только Сталин.

По всей вероятности, именно он «сломал» две ключевые фигуры процесса – Тухачевского и Примакова. Во всяком случае, оба они после бесед с глазу на глаз со Сталиным стали давать показания и всячески «помогать следствию». Можно предполагать, что во время этих бесед Сталин показал им кое-какие документы и сообщил кое-какие сведения, после которых им стала ясна бессмысленность запирательства. Возможно, частично владели сверхсекретной информацией Молотов, Вышинский, Ежов. Что касается следователей, то им, похоже, были даны лишь общие установки, чего добиваться от обвиняемых. В высшие тайны они, конечно, не посвящались, но, вероятно, им были сообщены некоторые ключевые факты, которые должны были убедить обвиняемых, что их дело проиграно. Не потому ли после «крайне непродолжительных» запирательств все они выражали «готовность давать показания»?

Таинственные сталинские документы, доказывающие виновность репрессированных генералов, никогда не всплывали на поверхность и, возможно, поныне хранятся в святая святых наших секретных архивов. Но, думается, и без них следствие и судебные материалы не оставляют сомнения в том, что заговор был и что Тухачевский и осужденные вместе с ним военачальники были его участниками.

И если «Белая книга» о деле «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии» не была издана ни в 1955, ни в 1989 г., то это может означать только одно: ни в 1955, ни в 1989 г. дело Тухачевского в нашей стране не было достоянием истории. Оно было и остается политическим делом, и в ближайшем будущем ему предстоит очередная идеологическая метаморфоза.

О том, что это будет за превращение, раньше времени проговорился уже знакомый нам Ю. Геллер.

«Я бы намного выше ценил наших военачальников, если бы они пошли на свержение правительства Сталина», – писал он в 1989 г. Но, считая, что время для такого поворота еще не приспело, он с грустью добавлял: «Но этого, к сожалению, не было»…

«Да было же, было!» – так и хочется сказать историку после августовских событий 1991 г., когда с социализмом и КПСС в нашей стране было покончено и когда можно, наконец, сбросить все маски. Как, кстати, сбросил их академик А. Н. Яковлев – председатель той самой Комиссии Политбюро ЦК КПСС, которая «дополнительно изучала материалы по репрессиям, имевшим место в период 30–40-х и начала 50-х годов». Бывший член Политбюро и секретарь ЦК КПСС, Александр Николаевич признался, что давно уже пришел к отрицанию марксизма и социализма, но не выходил из КПСС, чтобы разлагать ее изнутри.

После таких признаний председателя можно не обращать никакого внимания на оценки и выводы некогда возглавляемой им Комиссии и впервые за тридцать пять лет, прошедших с начала хрущевской «оттепели», сказать о Тухачевском правду: заговор военных был, Тухачевский и другие были его участниками, вина их была неопровержимо доказана, осуждены были не безвинно!

Правда, соус, под которым будут представлены нашей читающей публике эти пока еще непривычные выводы, из кислого превратится в сладкий. Журналисты-демократы на наших глазах превратят Тухачевского и его однодельцев из невинных жертв кровавого диктатора в героев, которые, как мечтал Геллер, смело пошли на свержение правительства Сталина.

Арсен Мартиросян

Данный текст является ознакомительным фрагментом.