Модная фальсификация

Модная фальсификация

В 1964 г. в книге «Тухачевский» писатель Л. Никулин, перечисляя военачальников, павших жертвами культа личности И. В. Сталина, назвал М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, И. П. Уборевича, А. И. Корка, А. И. Егорова, Г. Д. Гая, Р. П. Эйдемана, В. М. Примакова, Б. М. Фельдмана, В. К. Путну и других.

«Погибшие полководцы, – писал он, – принадлежали к числу лучших высших офицеров Красной Армии. Если бы они остались в живых и не были уничтожены некоторые другие кадры старшего и среднего звеньев командного состава, то, безусловно, в годы Великой Отечественной войны можно было достичь победы с меньшими жертвами, да и весь ход войны мог быть иным».

На первый взгляд – выражение частного мнения, на которое имеет право автор любой биографической книги. Но при более пристальном рассмотрении дела начинаешь понимать, что это утверждение не такое уж невинное. Ведь признав репрессированных военачальников лучшими, Л. Никулин вольно или невольно бросил тень второсортности на тех прославленных полководцев Великой Отечественной войны, которые приняли на себя удар гитлеровской военной машины, выстояли и одолели ее.

Советский народ чтит маршалов и генералов Великой Отечественной войны, воздает должное силе их характера, мужеству и воинскому мастерству. И вдруг ратные подвиги таких признанных во всем мире военных талантов, как Г. К. Жуков, А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев, К. А. Мерецков, Л. А. Говоров, Ф. И. Толбухин, Р. Я. Малиновский, А. И. Еременко, И. Х. Баграмян и другие, перечеркиваются простым утверждением: были, дескать, военачальники, которые могли сделать все то же самое гораздо лучше, быстрее и с меньшими потерями!

Трудно представить себе, как выглядела бы история человечества, если бы в ней воздавалось не Кутузову, Менделееву и Толстому, а неведомым миру гениям, которые могли бы лучше и дешевле изгнать завоевателей с русской земли, открыть периодическую систему элементов и написать «Войну и мир». Но именно нечто подобное производится сейчас на наших глазах с освещением истории Советских Вооруженных Сил. Десятки журналистов, писателей, издателей, сценаристов и режиссеров и даже историков на все лады пропагандируют сейчас ту мысль, что репрессированные военачальники, останься они у власти, изменили бы весь ход войны в сторону достижения более быстрой, более решительной и достигнутой с меньшими потерями победы.

Чтобы понять всю нелепость этого утверждения, достаточно сопоставить биографические сведения о высших военачальниках, репрессированных в 1937 г., и о прославленных полководцах Великой Отечественной войны.

Прежде всего бросается в глаза то, что речь не шла о смене поколений: и те и другие принадлежали к одному возрастному контингенту – годы рождения 1890–1898. В Гражданскую войну и те и другие вступили в большинстве в невысоких чинах: унтер-офицеры, прапорщики, подпоручики. Но дальше их карьеры стремительно расходятся. За четыре года Гражданской войны прапорщик Г. Гай и раньше вообще не служивший в армии В. Примаков стали комкорами (генерал-лейтенантами), прапорщик В. Путна – комдивом (генерал-майором), подпоручик И. Уборевич – Главнокомандующим Народно-революционной армией Дальневосточной Республики, а подпоручик М. Тухачевский – командующим фронтом (генералами армии или маршалами)!

А их сверстники, ставшие впоследствии прославленными полководцами Великой Отечественной войны? До каких чинов дослужились они за четыре года Гражданской войны?

А. Еременко – до помкомполка, И. Конев – до комиссара штаба Народно-революционной армии Дальневосточной Республики, Р. Малиновский – до начальника пулеметной команды, К. Мерецков – до помощника начальника штаба дивизии, К. Рокоссовский – до комполка, Л. Говоров – до начальника артдивизиона, Ф. Толбухин – до начальника оперативного отдела штаба войск, то есть в целом не выше полковника.

Но особенно ошеломляет сопоставление карьер И. Якира и Г. Жукова за время Гражданской войны. Первый родился в 1896 г. в Кишиневе в семье аптекаря, учился в Базельском университете и в Харьковском технологическом институте, сам стал аптекарем. Когда началась Первая мировая война, он, чтобы не попасть на фронт, пошел работать токарем на военный завод в Одессе. В апреле 1917 г. вступил в РКП(б), а уже в декабре был избран членом Бессарабского Совета, членом одесского Губревкома и Губпарткома. Потом командовал китайским батальоном, который в составе 5-го конного Заамурского полка отошел под нажимом немцев в Россию. И вот прошло два года – и прежде вообще не служивший в армии Якир уже командует группой армий Юго-Западного фронта, то есть становится, по-нашему, генерал-полковником!

А как складывается военная карьера его одногодка Г. Жукова? Происхождение из крестьян, сам рабочий, с начала 1915 г. и до конца Первой мировой войны – на фронте, дослужился до младшего унтер-офицера, получил два Георгиевских креста за храбрость. В РКП(б) вступил весной 1919 г. Казалось бы, все должно было благоприятствовать блестящей карьере Жукова в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. А до чего дослужился в ней человек, впоследствии признанный военным гением, за четыре года Гражданской войны, которую он закончил в 1922 г.? До… командира эскадрона! Вот вам и прелесть революции, которая будто бы выдвигает не титулы, а таланты!

А разве не заставляет задуматься тот факт, что прапорщик Р. Эйдеман к концу Гражданской войны дослужился до командующего военным округом, а его, во всяком случае, не менее талантливый ровесник А. Василевский – только до помкомполка?

Нетрудно понять, что первых выталкивали на высшие командные посты не какие-то сверхъестественные военные дарования, так, кстати, никогда и не подтвержденные в сражениях с мало-мальски серьезной иностранной армией, а совсем иные мотивы, часто вообще не связанные с военной квалификацией.

Например, один военный историк объяснял мне, что быстрая карьера Якира, Уборевича, Эйдемана и других объясняется просто тем, что они вступили в Красную Армию раньше, чем Жуков, Рокоссовский, Василевский…

Но это объяснение лишний раз подтверждает, что в Гражданскую войну на высшие должности часто назначались люди не по таланту, опыту и воинскому мастерству, а по политическим мотивам, по-приятельству, по тому, кто «раньше вступил». Легко себе представить профессиональный уровень «мыслящей элиты», подобранной по принципу: кто раньше встал да палку взял, тот и капрал!

Далее, из сопоставления биографических сведений устанавливается, что большая часть сподвижников Тухачевского вступила в РКП(б) в 1917 г. (1914 – 1, 1917 – 5, 1918 – 2, 1919 – 1, 1921 – 1). Маршалы Отечественной войны вступали в РКП(б) в целом значительно позже (1917 – 1, 1918 – 2, 1919 – 2, 1926 – 1, 1938 – 2, 1941 – 1, 1942 –1).

Национальный состав «группы Тухачевского соответствовал взгляду на Красную Армию как на «инструмент международного действия», как на вооруженную силу мировой революции, поэтому при преимущественном русском рядовом составе среди высших офицеров преобладали представители национальных меньшинств (литовцы – 3, украинцы – 2, евреи – 2, армяне – 1, русские, если считать таковым Тухачевского, – 1). Национальный состав командующих фронтами 1945 г. соответствовал армии, ставшей на защиту отечества от иноземных захватчиков (русские – 6, украинцы – 2, поляки – 1, армяне – 1).

И наконец, уровень профессиональной подготовки полководцев Великой Отечественной войны был на порядок выше, чем у Тухачевского и его соратников, среди которых высшее военное образование имели пятеро (Гай, Корк, Примаков, Фельдман, Федько), остальные же были лишь «причисленными к лицам с высшим военным образованием» (Уборевич, Тухачевский) или вообще без оного (Якир, Путна, Эйдеман). Среди полководцев Великой Отечественной высшее образование имели восемь человек (Еременко, Конев, Малиновский, Мерецков, Толбухин – Военная академия им. Фрунзе, Василевский, Говоров, Баграмян – Академия Генерального штаба).

Удивительно, но факт: военное образование самых прославленных полководцев Отечественной войны – Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского – ограничивалось лишь Курсами усовершенствования высшего начсостава, но ведь это были прирожденные полководцы, воины, не пропустившие ни одной ступени военной службы.

Чтобы получить представление об основательности профессиональной подготовки г. К. Жукова, достаточно ознакомиться с его послужным списком после гражданской войны. В 1923 г. вступил в командование кавалерийским полком, которым командовал семь лет! Затем год был комбригом, помощником инспектора кавалерии РККА, четыре года командовал кавдивизией, год – корпусом В 1939 г. Георгий Константинович возглавил армейскую группу войск, разгромившую японцев на реке Халхин-Гол в Монголии, после чего был назначен командующим Киевским особым военным округом, начальником Генерального штаба РККА. В годы Великой Отечественной войны возглавлял ряд фронтов, был первым заместителем наркома обороны и заместителем Верховного Главнокомандующего. В 1955 – министр обороны СССР. Маршалом Советского Союза Жуков стал в 1943 г. в возрасте 47 лет, имея за плечами почти тридцатилетнюю службу в Вооруженных Силах и такие знаменитые операции против сильнейших иностранных армий, как Халхин-Гол, первая наступательная операция советских войск в Великой Отечественной войне под Ельней, оборона Москвы и Сталинграда, деблокада Ленинграда…

Из этого жуковского послужного списка сразу видно, в чем состояло главное отличие полководцев Великой Отечественной войны от высших военачальников, репрессированных вместе с Тухачевским в 1937 г. Оно состояло не в возрасте, не в партийном стаже и даже не в высшем военном образовании. Главным различием было то, что полководцы Отечественной войны основательно, досконально знали все стороны военной службы, лично прошли через все ее ступени.

«Полноценного военачальника, способного командовать крупными соединениями, – говорил маршал И. Конев в беседах с писателем К. Симоновым в 1965 г., – может воспитать только долгая военная школа, прохождение целого ряда ее ступеней – неторопливое, основательное, связанное с устойчивой любовью к пребыванию в войсках, проведению учений, к непосредственному командованию, к действиям в поле… Одной штабной подготовки, длительной службы в штабах для этого недостаточно. Без того, чтобы покомандовать полком, корпусом, трудно стать командармом и командующим фронтом».

Основой командного опыта крупные военачальники Великой Отечественной считали полк, то есть как раз ту ступень службы, которую перескочил как сам Тухачевский, так и большинство его сподвижников.

«Командир части, который хорошо освоил систему управления полком и способен обеспечить его постоянную боевую готовность, – писал маршал г. К. Жуков, – всегда будет передовым военачальником на всех последующих ступенях командования как в мирное, так и в военное время».

С ним в этом солидаризовался и маршал И. Конев: «Без практики командования полком нельзя стать настоящим полководцем».

Да, видно, недаром даже самых крупных военачальников принято именовать именно полководцами, а не, к примеру, дивизие– или армиеводцами…

По мнению Конева, отсутствие последовательного прохождения всей лестницы военной службы было главным недостатком многих бывших прапорщиков и подпоручиков, ставших сразу во главе красных дивизий, корпусов и армий. Честно служа советской власти и имея действительные революционные заслуги, они не уделяли должного внимания повышению своей профессиональной военной квалификации и отстали от уровня предъявляемых современной войной требований задолго до начала Второй мировой войны.

Иван Степанович развеивал миф о том, будто И. В. Сталин накануне войны истреблял без разбора талантливых военачальников, как склонны сейчас утверждать иные публицисты. Напротив, Сталин пристально приглядывался и брал на заметку людей, на которых он собирался сделать ставку в неуклонно приближающейся войне. Сам Конев ощущал на себе внимание Сталина, ощущали его и Жуков, и М. Попов, и многие другие командиры, которые, как и репрессированные военачальники, были участниками Гражданской войны, но без особо громкого прошлого за плечами.

«Это прошлое, – говорил Конев, – на них не давило, не навязывало им своих концепций, не заставляло смотреть назад – в Гражданскую войну. Они заканчивали оформляться как военачальники уже после гражданской войны, проходили одну за другой нормальные ступени службы и именно поэтому шли вперед, а не останавливались на месте и не жили старым».

В предвоенные годы иностранные наблюдатели были введены в большое заблуждение, увидев, что на высших постах Красной Армии элегантных остроумцев с хорошими манерами заменяют их «неотесанные пролетарские коллеги».

5 мая 1941 г., всего за полтора месяца до нападения на Советский Союз, германский военный атташе полковник Кребс доносил в Берлин: «Русский офицерский корпус исключительно плох (производит жалкое впечатление), гораздо хуже, чем в 1938 г. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня».

Но этому будто бы «исключительно плохому» офицерскому корпусу понадобилось всего четыре года, чтобы принять на себя страшный первый удар вермахта, оправиться и сокрушить гитлеровскую военную машину, под которой хрустнула вся Западная Европа.

Чтобы по достоинству оценить значение этого факта, вспомним, что весной 1940 г. Франция и ее союзники превосходили Германию по всем видам вооружения (3,785 млн. человек, 3099 танков, 15 544 орудия и 3791 самолет против немецких 3,3 млн. человек, 2580 танков, 7378 орудий и 3824 самолетов). Репрессий среди командного состава французской и английской армий не было, а разбиты они были за 43 дня (!). (Невольно задумаешься: если бы французское и английское правительства удосужились почистить свой офицерский корпус накануне войны, то, может быть, фашистская Германия была бы разбита уже в 1940 г.? В конце войны после ликвидации генеральского заговора против Гитлера фюрер сожалел, что не последовал сталинскому примеру и не произвел чистку вермахта. «Правильно сделал Сталин, что уничтожил всех своих военачальников!» – не раз говорил он приближенным.)

Но и на это у чернителей нашей армии есть контрдовод. «По подсчетам ученых, общее количество наших потерь (армии и мирного населения) – 46 млн., – пишет известный советский военный историк Ю. Геллер (Дружба народов, 1989. № 9. С. 242). Из них – 22 млн. солдат. На Восточном фронте (против Польши и СССР) немцы потеряли 1,5 млн. солдат. На каждого убитого немца – четырнадцать наших ребят».

Откуда же взяли «ученые», на которых ссылается Геллер, столь сокрушительные для нашей армии сведения? Исчерпывающий ответ на этот вопрос дал военный историк генерал В Филатов.

«Сегодня кто-то твердит, будто первым цифру 20 миллионов погибших назвал Сталин, другие уверяют – правдоискатель Хрущев», – пишет он (Военно-исторический журнал. 1990. № 3. С. 96).

В действительности же она появилась гораздо раньше в газете «Клич», издаваемой отделом пропаганды верховного главнокомандования германских вооруженных сил для распространения среди советских военнопленных. В ней утверждалось, что за первые месяцы войны Красная Армия потеряла 20 млн. человек, а 5 млн. взято в плен. Эти цифры фашистскими пропагандистами были названы не случайно.

«Неопровержимо доказано: всякое государство под ружье может поставить не более 10 % своего населения, – пишет Филатов, – если больше, то у него разваливается экономика, потому что некому работать… И выходит, что 20 млн. и 5 млн. – это не статистика, а пропаганда отдела по разложению войск противника, в данном случае – наших войск, наших людей, нашего государства. И появились эти цифры в фашистском Берлине между сентябрем 1941 г. и маем 1942 г., когда там окончательно поняли – молниеносной победы не получится».

А каковы же действительные цифры наших потерь и почему так долго гуляли по страницам советской печати данные, измышленные в пропагандистских ведомствах гитлеровского рейха?

Ответы на эти вопросы содержатся в том же номере «Военно-исторического журнала» на с.14: «Мы долго держали в секрете данные о потерях. О них знало очень малое количество лиц, допущенных к документам особой важности… В 1988–1989 гг. работали две комиссии по анализу и подсчету потерь Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Итоги работы комиссий в Генеральном штабе рассмотрены и утверждены».

Так вот: в ходе войны Советские Вооруженные Силы потеряли убитыми, пропавшими без вести, попавшими в плен и не вернувшимися из него, умершими от ран, по болезни и от несчастных случаев 8 млн. 668 тыс. 400 человек. За этот же период безвозвратные потери вермахта составили около 5,5 млн. человек, 1,2 млн. потеряли на Восточном фронте армии сателлитов фашистской Германии. Соотношение потерь 1:1,3, а отнюдь не 1:14, как считает Ю. Геллер.

И все-таки в широко распространенном мнении о чрезмерности потерь советских войск в Великой Отечественной войне есть зерно истины. Из приведенных «Военно-историческим журналом» цифр явствует, что за первые полгода войны Красная Армия потеряла 1,5 млн. человек – более 20 % наших потерь за всю войну! Спрашивается, были бы эти потери меньше, если бы Тухачевский, Якир и другие репрессированные военачальники остались на своих местах?

Ясно, что ответ на такой вопрос может быть лишь чисто гадательным, но некоторый свет на него могут пролить недавно опубликованные собственноручные показания Тухачевского, который, оказывается, в ходе следствия написал обширную записку о военных замыслах Гитлера и о возможных путях вторжения фашистских армий на территорию СССР.

«Максимум, на что Гитлер может надеяться, – писал он, – это на отторжение от СССР отдельных территорий. Из всех территорий самой вожделенной для него является только Украина, где и следует ожидать удара главных сил германской армии. Что же касается белорусского театра военных действий, то он только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической» (Военно-исторический журнал. 1991. № 8. С. 45–46).

Но история показала, что Гитлер поставил перед собой именно ту задачу, которую Тухачевский считал «фантастической». И нетрудно представить себе масштаб катастрофы, которая постигла бы Советские Вооруженные Силы, окажись во главе «армий решающего направления» «стратеги», подобные Тухачевскому.

Недаром, когда Ф. Чуев спросил Молотова, как он относится к бытующему мнению, что если бы Тухачевский и Якир остались на своих постах, то у нас не было бы таких страшных потерь в начале войны, Вячеслав Михайлович ответил предельно кратко:

– …Это модная фальсификация!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.