«Hercules» в бою.

Я перехожу теперь к описанию событий на флоте линкоров, т.е. того, чему был свидетелем, находясь на борту «Hercules’a». В 4 ч. 50 м. мы приняли радио с легкого крейсера «Southampton» о появлении на горизонте главных сил немецкого флота, следовавшего курсом HaN. Настроение приподнялось, и даже Клинтон-Бейкер не имел больше повода к скептическим замечаниям. Ведь на этот раз неприятельские главные силы шли нам навстречу и находились всего в расстоянии от одного до двух часов хода. Вслед за тем радиотелеграф заработал столь лихорадочно, что мне стало трудно следить за всеми поступавшими сообщениями. В 5 ч. 10 м. я спустился в штурманскую рубку посмотреть на карту. Штурманский офицер показал мне наше место и место противника. Они находились на линии NW- SO в расстоянии около 60 миль друг от друга. «В лучшем случае мы сойдемся с противником через час с четвертью», – сказал я штурманскому офицеру. В эту минуту вошел в рубку старший офицер Деннисон; на губах его по обыкновению была приветливая улыбка, но в глазах было сосредоточенное выражение. «Настал День, капитан Шульц», – сказал он мне по- немецки («Das ist der Tag»).

Англичанам было известно, что слово «День» стало общепринятым выражением при тостах в немецком флоте; под ним подразумевался тот день, когда немецкий и английский флоты сойдутся померить свои силы. «Боюсь, это будет вечер»,- ответил я, так как во мне была сильная уверенность, что мы до наступления вечера не сможем подойти к месту боя и его придется продолжать ночью, чтобы добиться решающего исхода. «Ну, пусть это будет хотя бы «вечер», – ответил Деннисон, и его озабоченный взгляд стал еще более строгим.

В 5 ч. 35 м. стали доноситься глухие раскаты орудийной стрельбы, быстро приближавшиеся к нам, и, через несколько минут, с южной стороны горизонта заблестели желтые вспышки выстрелов крупных орудий. Видимость была плохая, и горизонт был облачный. Наш курс по-прежнему колебался между S и SO; мы продолжали идти в походном строю шести кильватерных колонн с расстоянием между ними в 1 милю. В 5 ч. 45 м. радиотелеграф сообщил, что курс неприятельского флота NNW. Из носовой башни доносится мощное ура команды. На командирском мостике находится еще группа людей, но стеклянная защита от ветра давно уже убрана. Впереди нас видны возвращающиеся к Гранд Флиту крейсера. Клинтон-Бейкер нетерпеливо восклицает: «И зачем это мы не перестраиваемся в боевую линию, ведь скоро будет поздно».

Между нами и эскадрой, следующей с левого борта, появляется норвежский парусник. В одно мгновение мы его уже миновали, и мое внимание привлечено на правый борт, так как с марса доносят, что справа показались линейные крейсера адмирала Битти. Было 5 ч. 55 м. На S от нас в большом отдалении появляются «Lion», «Tiger» и два других крейсера в кильватерной колонне. Они беглыми залпами стреляют на правый борт и идут нам на пересечение курса. Неприятельские снаряды густо ложатся вокруг них, подымая гигантские столбы воды. Дальномер показывает до «Tiger» 55 кабельтовых. Мы все еще идем в походном строю и нетерпение Клинтон-Бейкера начинает заражать и меня. Отвлечемся на минуту в сторону и перенесемся мысленно на флагманский корабль «Iron Duke». Адмирал Джеллико поставлен перед необходимостью разрешить труднейшую задачу. Он идет во главе третьей эскадры, считая влево от нас, и, вероятно, еще не может видеть крейсеров Битти. В какую сторону должен он развернуть боевую колонну? Вправо, по нашей первой эскадре, или же влево, причем адмирал Джеррам тогда будет головным? От принятого решения может зависеть весь исход боя. Перед адмираллм Джеллико лежит карта, на ней сообразно поступившим донесениям обозначены места Гранд Флита, крейсеров Битти и неприятельского флота. По радиодонесениям неприятель еще далеко, а Битти со своими крейсерами не ближе 20 миль на SO.

Линейный корабль «Поп» под огнем немецких орудий

Однако гром орудийной стрельбы, стягивающиеся к ядру флота разведочные суда и эскадренные миноносцы, а также всплески воды от разрывов неприятельских снарядов заставляют думать, что бой происходит гораздо ближе от нас, на юге или даже юго-западе. Счисление Битти должно заключать в себе ошибку, радиодонесения также не вполне надежны, приходится принимать решение по своей субъективной оценке положения, т. е. собственно говоря на риск. Но от этого решения может зависеть исход сражения. Боевая колонна может оказаться слишком близко или слишком далеко от противника. В первом случае противник будет иметь благоприятный случай для торпедных атак, во втором – противник сможет при желании уклониться от боя. Время однако не терпит, решение необходимо, и оно принято – боевая колонна развертывается влево, т.е. в сторону большего отдаления от противника.

В 6 ч. вечера солнце начало склоняться к горизонту. Я стоял на мостике рядом с Клинтон-Бейкером; он нервно теребил свою испанскую бородку и с нетерпением ждал сигнала о боевом перестроении флота. Мы оба молчали, не желая выдать наше напряженное состояние перед наступающим решительным часом. Бездейственное ожидание перед боем, минуты перед началом настоящего сражения причиняют больше волнения, чем сам бой, во время которого напряженное состояние находит себе исход в активной деятельности. Всплески неприятельских снарядов стали видны все ближе и ближе. Неприятеля еще не видать, но его снаряды ложатся между нами и крейсерами Битти, подымая такие высоченные столбы воды, что линейные крейсера временами скрываются из виду.

«Hercules» следует за «Revenge», за несколько минут до открытия огня в Ютландском бою

Эскадра Битти делает крутой поворот на О, и в 6 ч. 7 м. «Lion» проходит у нас на траверзе в расстоянии 1-2 миль. На нем сильный пожар. Под носовой башней, из носовой части корабля выбивается столб густого белого дыма, как будто там курится гигантская сигара. В то время мы еще не знали, насколько опасны такие пожары для наших судов. Сам командующий флотом не был еще осведомлен, что эти пожары послужили причиной гибели «Indefatigable» и «Queen Магу». В 6 ч. 15 м. поднят сигнал о развертывании боевой колонны влево. У нас на мостике общий вздох облегчения. Наконец-то. Около нас ложится первый неприятельский залп. Я хочу сосчитать число снарядов, но мощный столб воды препятствует этому, а разрыв снаряда отзывается сильным толчком в корпус корабля. «АП right», – произносит Клинтон-Бейкер и уходит с мостика в боевую рубку. Все остальные также расходятся по своим боевым постам.

Остаюсь на мостике я один и еще два матроса у штурманского дальномера. Вахтенный начальник в боевой рубке, сигнальщики на нижнем мостике с подветренной стороны, артиллерийский офицер на марсе, откуда он руководит приборами центрального управления огнем. Во время боя мне предстояло быть единственным офицером на корабле, который не был непосредственно занят служебными обязанностями. И я заранее сговорился с Клинтон-Бейкером, что останусь снаружи на мостике, откуда лучше было следить за ходом сражения. В 6 ч. 20 м. раздался наш первый залп. Сильный толчок заставил меня подскочить вверх, а наш дальномер задребезжал, как будто он рассыпался на части. Все же я испытал приятное чувство удовлетворения. Было отрадно, что наши орудия заговорили своим мощным языком. Неприятеля не было видно, но, судя по огневым вспышкам на горизонте, можно было приблизительно установить, где он находится. Наши орудия повернуты на правый борт. Я пытаюсь разглядеть, где лягут наши снаряды, но в эту минуту мое внимание отвлечено грохотом неприятельских снарядов, пролетающих над нами. Я замечаю близкое падение снаряда у левого борта; меня обдает здоровым душем воды. Но и с правого борта ложатся снаряды. Залп нас хорошо накрыл с первого же момента: пристрелка немцев должна быть безукоризненна. Второй залп заставляет себя ждать.

Мне передают с марса, что неприятель скрылся за густым дымом и что наш первый залп лег перелётом. В эту минуту последовал второй залп, и переговорная труба сильно ударила меня в ухо. Я хватаюсь за бинокль и могу теперь различить неясные силуэты двух или трех неприятельских крейсеров. Проследить падение снарядов, однако, и на этот раз не удалось, так как на меня опять обрушился столб воды. Я спрашиваю у артиллерийского кондуктора у дальномера о расстоянии до противника. Но прибор больше не действует, он соскочил со штатива. Командирский мостик испытывал большое сотрясение от наших собственных залпов, и уже после первых выстрелов призмы прибора вышли из своих оправ. Я отсылаю людей от дальномера с мостика, так как они насквозь промокли от водяных всплесков от неприятельских разрывов. Несколько осколков от разорвавшихся в воде немецких снарядов падают на палубу. Пробую подобрать один из них, но тотчас выпускаю его из рук: он до того горяч, как будто вышел прямо из печи. Боевая колонна впереди нас еще не в порядке. Адмирал Джеррам выжидает, чтобы линейные крейсера вышли в голову. Концевые эскадры, бывшие до этого на правом фланге, должны стопорить машины. Мы убавили уже ход до 8 узлов.

Несмотря на это, расстояние от нас до «Revenge» и от него до «Marlborough» меньше предписанного. «Marlborough» также близко следует за своим передним мателотом. В 6 ч. 30 м. Гранд Флит наконец вытянулся в одну кильватерную колонну. Интервалы между судами, однако, еще не выровнены и в большинстве случаев слишком малы. Часть кораблей медленно стреляет правым бортом, другие совершенно прекратили огонь. Справа от нас проходят три корабля эскадры Томаса. Они стреляют редкими залпами.

Плохая видимость служит, вероятно, и для них помехой. Новый водяной вихрь грозит смыть меня с мостика; я принужден искать лучшего укрытия на нижнем мостике, на высоте боевой рубки. Через несколько минут дымовая завеса рассеивается, и можно опять различить неприятельские корабли. Но дым от наших орудий, находящихся в уровень с мостиком, на котором я теперь стою, мешает мне присмотреться. Счастье для нас, что успели установить на марсе приборы центрального управления огнем; управление огнем из боевой рубки или орудийных башен не могло бы рассчитывать на успех.

Я решаюсь опять подняться на верхний мостик, где мой взор привлекает молодой горнист, мальчик 15 лет, поставленный у командного поста для передачи сигналов. Судя по заплаканным глазам, бедный юноша на смерть перепуган грохотом орудийного огня и своим полным одиночеством – на палубе ведь не видать ни души! Я беру его с собой на верхний мостик и ставлю к переговорной трубе с марсом. Оттуда сообщают, что показался немецкий линейный корабль типа «Konig». Я различаю его простым глазом, а в бинокль вижу даже отдельные детали. Но гораздо ближе к нам, в расстоянии не больше 1 мили, с правого борта болтается поврежденный крейсер «Warrior». Он засыпается снарядами, море вокруг него точно кипит от разрывов. Справа от него проходит линейный корабль «Warspite», далеко отставший от своей эскадры. Оба корабля в опасном положении и переживают критические минуты, напрягая все старания уйти под прикрытие Гранд Флита. «Warrior» беспрерывно меняет курс, на нем сильный пожар. «Warspite» отстоит от нас значительно дальше и только временами показывается из-за дыма и тумана.

Весь наш флот развернулся наконец в одну длинную кильватерную колонну. «Hercules» – один из самых концевых кораблей. В 6 ч. 45 м. голова колонны начала заворачивать вправо. В это время стреляли только средние и концевые корабли, головным не было видно противника. В 6 ч. 47 м. на правом траверзе показался горящий крейсер, по-видимому, неприятельский. За дальностью расстояния трудно определить его тип, и пока что мы его не обстреливаем. Солнце у нас за спиной, и я определяю наш курс как OSO.

Линейный корабль «Malborough» летом 1918 г.

Неприятельские снаряды ложатся далеко. Я отсылаю успокоившегося горниста на его прежний пост и остаюсь опять один на мостике. Вокруг меня пусто: не видать ни души. Корабль движется как будто подталкиваемый сверхъестественной силой. Он кренится и сотрясается от собственных залпов, изрыгая огонь, дым и сталь из своих орудий. Лёгкие крейсера и эскадренные миноносцы присоединились к флоту и идут на новом траверзе вне сферы неприятельского огня. Впереди нас идет «Revenge», нам в кильватер – «Agincourt» и два или три корабля адмирала Томаса. Четвертый его корабль, а также «Warrior» вышли из строя. Вправо по носу, на траверзе «Marlborough» виднеется английский эсминец. Машины его не работают, и он держит какой-то сигнал. Миноносец сильно поврежден, мостик, трубы и надстройки совершенно разрушены.

Пока я его рассматриваю, в поле зрения моего бинокля показывается «Marlborough», и я вдруг вижу у него с правого борта гигантский столб воды. Сразу промелькнула мысль: мина или торпеда, а быть может неприятельская подлодка? Бросаю взгляд на секундную стрелку часов и говорю себе: судьба «Marlborough» разрешится в следующую минуту. В сильнейшем напряжении и беспокойстве направляю снова бинокль на наш флагманский корабль: он получил легкий крен на правый борт и прекратил стрельбу. С момента взрыва прошло едва ли полминуты, но взрыва еще не слыхать. Все зависит значит от величины пробоины… Крен заметно усиливается и ясно виден простым глазом. Но вот из всех башен «Marlborough» вспыхивает огонь следующего залпа и вырывается густое облако «бездымного» пороха, с характерной для кордита красной окраской. Я смотрю на секундную стрелку – минута еще не прошла… С марса сообщают, что там не заметили ни струи от торпеды, которая попала в «Marlborough», ни подводной лодки. Взрыв произошёл в 6 ч. 55 м.

Обломки линейного крейсера «Invincible» после взрыва

Пять минут спустя мы проходим мимо поврежденного эскадренного миноносца. С марса передают, что это «Acasta». Мне он почему-то напоминает подбитую птицу, она, правда, еще жива, но уже не может взлететь. В 7 ч. 5 м. получено приказание с «Marlborough» повернуть на три румба влево. Изменение курса, вероятно, вызвано опасением подводных лодок, так как в дыму и мгле, которыми окутан противник, миноносцев не заметно. Неприятельские корабли трудно различать даже с марса, и наш огонь направляется только по вспышкам неприятельских выстрелов; залпы наши стали поэтому гораздо реже. Мне вспоминается впечатление первых выстрелов, и я удивляюсь, что теперь залпы меня больше не выводят из равновесия и беспокоят столь же мало, как и завыванье пролетающих снарядов или водяные громады, изредка обрушивающиеся на мостик.

В 7 ч. 10 м. мы приближаемся к какому-то судну, по-видимому, крейсеру. Он от нас в расстоянии 2- 3 миль, нос его повернут к нашему правому борту, и поэтому трудно сказать, какого он типа. Виден только корпус и три трубы. Его неподвижный остов, окутанный огнем пожаров, напомнил мне так же, как и «Acasta», подбитую утку. В эту минуту из боевой рубки появляется на верхнем мостике Клинтон-Бейкер. Ему кажется, что горящее судно имеет 4 трубы. В таком случае весьма возможно, что это английский крейсер… Мне, наоборот, ясно, что это неприятельский крейсер, сигнальный кондуктор того же мнения; но я ничего не говорю, так жалко корабль, ведь он нам нисколько не опасен! Пока я медлю с ответом, объятый пламенем крейсер открывает огонь из одного или двух орудий. Этими выстрелами судно скрепляет свой смертный приговор. Клинтон-Бейкер передаст на марс приказание обстрелять крейсер. Раздается наш залп, и вокруг судна подымаются столбы воды и дым от разрыва наших снарядов. Это был лёгкий крейсер «Wiesbaden», получивший сильные повреждения в бою с броненосными крейсерами адмирала Арбетнота. По счастливой случайности он оставался на плаву до 4-х часов утра 1 июня, несмотря на то что подвергся огню всех концевых кораблей Гранд Флита.

После изменения курса вправо расстояние до противника опять уменьшилось, и неприятельские снаряды стали ложиться в нашей непосредственной близости. В 7 ч. 20 м. «Hercules» был накрыт одним залпом, за ним последовали второй и третий. Мостик заливало фонтанами воды, и на палубу сыпались осколки разорвавшихся снарядов. Не понять было, откуда они. Неприятеля не видно даже с марса, и огонь можно было направлять лишь по вспышкам выстрелов. Дальномеры больше не действовали; я пытаюсь поэтому вычислить расстояние до противника по времени полета снарядов. Множу число секунд, протекших между вспышкой выстрела и разрывом на среднюю скорость полёта снаряда, и в результате получаю 70 кабельтовых. На марсе точное расстояние до противника тоже неизвестно, но полагают, что оно несколько меньше, а именно – 60 кабельтовых.

Меня раздражает, что мы не видим противника, в то время как его залпы нас хорошо накрывают. Судьба, однако, к нам милостива. Несмотря на большое число падающих вокруг нас снарядов, попаданий пока нет. Только всплески воды и осколки снарядов падают к нам на палубу. В 7 ч. 30 м. мы проходим плавающие обломки большого корабля. С левого борта мостика я замечаю в бинокль какие-то обломки. Они близко друг к другу и являются, по-видимому, носовой и кормовой частью корабля, средняя часть корпуса которого затонула. Английский или немецкий корабль? Мы проходим мимо, не решив этой загадки и только видим, как к этим обломкам подходит один из наших эскадренных миноносцев. Впоследствии выяснилось, что это были остатки флагманского корабля Худа «Invincible». Эсминцу «Badger» удалось спасти с него 6 человек команды.

В это время с марса сообщают, что неприятельские лёгкие крейсера и миноносцы приближаются к нам с правого борта. На мостике по-прежнему никого, и корабль движется вперед в жутком молчании.

Навстречу к нам несется темная завеса дыма. Торпедная атака! Она выглядит безобидной, но может легко стоить нам всем жизни В бинокль видны 4 миноносца, и наша скорострельная артиллерия открывает по ним сильнейший огонь. Наши передние корабли также стреляют с бешеной скоростью. Как долго могут неприятельские миноносцы выдержать такой огонь? При скорости в 30 узлов они проходят 0,5 мили в минуту. Успех атаки зависит в такой же степени от выдержки миноносцев, как и от меткости нашей артиллерии. Приходится, однако, стрелять наугад – нет времени определять расстояние, а дым мешает наблюдать за падением снарядов.

Торпедная атака германских миноносцев.

На моих часах 7 ч. 38 м. Теперь и крупная артиллерия приняла участие в обстреле миноносцев. Её задача оказать моральное действие, и цель эта, по- видимому, достигнута. Миноносцы поворачивают, оставляя за собой завесу черного дыма. С марса передают, что один из миноносцев потоплен огнём нашей артиллерии. Но в данную минуту это нас мало трогает. Необходимо теперь сосредоточить все внимание, чтобы следить за неприятельскими торпедами, которые враг, несомненно, в нас выпустил. На гладкой поверхности моря ещё не заметно никаких следов, ведь при дальней стрельбе торпеды устанавливаются на малую скорость и движутся немногим быстрее миноносцев. Наконец я замечаю в бинокль на поверхности воды вдалеке от нас несколько прямых борозд, будто лучи или трещины от сильного мороза в гладком льду. Они приближаются к нам с той стороны, где только что скрылись миноносцы. С марса спрашивают, продолжаю ли я видеть следы от торпед, так как из-за дыма нашего последнего залпа люди на марсе потеряли их из виду. Я слежу за ними, не отнимая бинокль от глаз. В переговорной трубе раздается голос Клинтон-Бейкера из боевой рубки: «Шульц, в какую сторону мы должны уклониться от торпед?».

Я вижу три следа, которые веерообразно приближаются к нам. Обе правые торпеды должны пройти у нас под кормой и едва ли опасны, остается третья… В какую сторону мы должны от нее уклониться? Торпеда приближается к нам впереди траверза, и я поэтому не колеблясь, быстро кричу: «Право на борт!». Корабль начинает описывать циркуляцию вправо, торпеда приближается к нам под острым углом, и через минуту она уже прошла мимо. Последние мгновения мне показались вечностью…. Я уже думал, что торпеда из-за недостатка сжатого воздуха потеряла ход. Опасность миновала, и мы возвращаемся на прежний курс.

После отражения атаки огонь был временно прекращён и команде роздан горячий какао. В 7 ч. 48 м. мы по сигналу поворачиваем опять вправо и ложимся на курс WSW. В 8 ч. вечера с наших передовых мателотов «Revenge» и «Marlborough» передают о замеченных неприятельских подводных лодках. Корабли описывают большую циркуляцию вправо, мы же поворачиваем влево, чтобы уклониться от подлодки. Но не видать ни подлодок, ни следов торпед; вероятно, ложная тревога. Поднявшийся на мостик Клинтон-Бейкер сообщает мне, что мы принуждены уменьшить ход до 16-ти узлов и, быть может, даже до 15-ти, так как «Marlborough» вследствие пробоины принял много воды и не может держать ход. Он выровнял крен, затопив отсеки противоположного борта, но заметно отстает от флота; эскадренный ход 17 узлов ему не под силу. Начинает темнеть. Орудийный огонь то ослабевает, то вновь усиливается. Противника окончательно не видать, и только по вспышкам редких его залпов можно заключить, что он идет курсом W. В 8 ч. 55 м. мы уклоняемся влево и некоторое время идем в SW направлении. Впереди с правого борта слышится сильная канонада, судя по частоте выстрелов – должно быть отражение торпедной атаки.

Неизвестно, кто из противников атакует. Неопределенность положения тягостнее, чем бой, с которым мы уже свыклись и предпочли бы возобновить, чтобы только не оставаться в бездействии. В 9 ч. темнота быстро усиливается и находит легкий туман. По нашему счислению мы находимся по западную сторону банки Литл Фишер Банк.

Я решаюсь спуститься в палубу и на пути в свою каюту бросаю взгляд в офицерскую кают-компанию. Царящий там беспорядок и разрушение производят мрачное впечатление. В первую минуту я готов был приписать это действию неприятельского снаряда, но вскоре замечаю, что всему причиной огонь нашей собственной артиллерии. Все переговорные трубы и электрическая проводка, проложенная по палубе, сорваны от сильных толчков при стрельбе. Повсюду опрокинутые стулья, зеркала разбиты. Нигде, однако, не заметно следов неприятельских снарядов; встретившийся мне судовой врач сообщил, что на корабле не было ни одного раненого. Из боя сегодняшнего дня «Hercules» вынес свою шкуру целой.

Ночь на 1-ое июня. После 8-ми часов вечера с наступившей темнотой концевые корабли Гранд Флита, шедшие в кильватер «Marlborough», стали понемногу отставать от главных сил флота. «Marlborough» не мог держать эскадренный ход, так как принял 1000 тонн воды; одна кочегарка, гидравлическая установка одной башни и 6" бомбовый погреб были затоплены.

Отражение атаки германских миноносцев противоминной артиллерией

Артиллерийская канонада, доносившаяся на «Hercules» около 9 ч. вечера справа по носу, стала к 9 ч. 30 м. стихать. По-видимому, линейные крейсера адмирал Битти опять сходились с противником. По крайней мере у нас было принято радио Битти, в котором он просил командующего флота выслать к нему на поддержку эскадру линейных кораблей, чтобы снова атаковать неприятеля. Решение командующего флотом не было известно, но на «Hercules» ожидали отрицательного ответа: продолжение артиллерийского боя в темноте было едва ли возможно, а опасность от неприятельских подводных лодок была слишком велика. Во всяком случае раскаты выстрелов доносились до 10 ч. 15 м., при этом они становились все глуше и звучали уже по траверзу «Hercules’a». Я вывел из этого заключение, что противник продолжает находиться вправо от нас и заметно отстает. Мелькавшие на горизонте с правого борта лучи прожектора и осветительные ракеты подкрепляли мои предположения, так как английские суда не пользовались ни прожекторами, ни ракетами.

Мы шли курсом S со скоростью 15 узлов. В течение ночи трижды доносилась еще артиллерийская стрельба: в 10 ч. 45 м., 11 ч. 40 м. и после полуночи, каждый раз все дальше за правым траверзом и наконец последний раз уже с левого борта за кормой. Создалось впечатление, что противник пересек наш курс позади главных сил Гранд Флита и при этом подвергся атаке эскадренных миноносцев.

После полуночи замолкли последние отзвуки орудийного гула, и я воспользовался приглашением штурманского офицера спуститься в кают-компанию. Там уже был наведен некоторый порядок. На столе поданы были хлеб, масло, сыр и холодное мясо. С 3-х часов дня никто из нас ничего не брал в рот, и поэтому все принялись с аппетитом за еду. Особенно освежающе подействовал горячий чай с коньяком, который откуда-то достал мой вестовой. Он весь день провел в зарядном погребе при подаче зарядов крупной артиллерии и о ходе сражения не имел ни малейшего представления. Откуда-то он однако заключил, что «Hercules» потопил несколько неприятельских судов и получил при этом ряд попаданий. Я попросил его найти и показать мне места падения снарядов, но он стал говорить, что пробоины, очевидно, уже заделаны. В доказательство своей правоты он принес довольно увесистый осколок немецкого тяжёлого снаряда, подобранный на палубе. Выкурив трубку, я опять поднялся на передний мостик.

Море было спокойно, но небо облачно; не было видно ни луны, ни звезд. Было настолько темно, что я долго не мог найти «Revenge», хотя он шел впереди нас всего в расстоянии одного кабельтова. Мы шли по-прежнему на юг со скоростью 15 узлов. Для «Marlborough» и эта скорость оказалась не по силам, и командующий эскадрой решил поэтому перенести свой флаг на другой корабль, а «Marlborough» отправить в Англию. В 2 ч. утра, когда стало рассветать, «Marlborough» вышел из строя и уменьшил ход. К нему подошел один из сопровождавших нас лёгких крейсеров и принял адмирала Бернея и его штаб. «Marlborough» в сопровождении эскадренного миноносца направился в один из портов северной Англии. Остальные три корабля нашей дивизии повернули в это время на 180°. «Revenge» вышел из строя, принял адмирала и вступил головным нашей колонны. После обратного поворота на 16 румбов мы увеличили ход и пошли на соединение с Гранд Флитом. Весь маневр занял около получаса; за это время расстояние наше до Гранд Флита должно было возрасти миль на шесть.

В три часа утра нашел густой туман, из западной четверти стала доноситься сильная артиллерийская стрельба. Адмирал изменил поэтому курс сначала на SSW, а потом на SW. «Отбоя» вечером не сыграли, но команде было разрешено спать не раздеваясь на своих местах по боевому расписанию. Утром все были уверены, что Флот Открытого моря не мог опередить Гранд Флит и поэтому утром непременно столкнется с нами у Хорн-Рифа или несколько севернее. С минуты на минуту ждали услышать звуки орудийной стрельбы, получить таким образом указание о местонахождении Гранд Флита и подоспеть, если не к началу боя, то во всяком случае вовремя, чтобы принять в нем участие. В 3 ч. 50 м. к нам подошли несколько судов первой флотилии эскадренных миноносцев. Лидер «Faulknor» передал нам сигналом, что эсминцы ночью атаковали несколько немецких линейных кораблей типа «Konig» или «Deutschland» и потопили один из них.

В 3 ч. 55 м. навстречу показался большой цеппелин. Было уже достаточно светло, и его корпус серо-стального цвета с двумя гондолами ясно выделялся на фоне облаков. Для нашей зенитной артиллерии мелкого калибра (76 мм) расстояние было слишком велико, и поэтому открыли огонь из нескольких 4" орудий и двух 12". Цеппелин поднялся ещё выше к облакам и повернул к северу. Другим кораблям нашей дивизии дирижабль, очевидно, не был виден, так как они не открывали огня. В 4 ч. 5 м. мы легли на N, как будто намереваясь преследовать цеппелин, но он уже скрылся в облаках.

«Revenge» покидает Девенпорт в 1918 г.

Я спустился с мостика, чтобы пройти к себе в каюту. Пробраться туда было не так легко, пришлось отдраивать водонепроницаемые двери и люки. Стоило, однако, потрудиться, чтобы иметь возможность побриться и надеть чистое белье. За последние двенадцать часов, проведенных на мостике, я весь почернел от дыма и копоти. Приятно было бы, конечно, принять ванну, но вода и паропровод были выключены. К счастью, мой вестовой догадался поставить в каюту ведро с водой, и я смог основательно вымыться. Это так освежило меня, что, несмотря на две бессонные ночи, я не ощущал и признака усталости, когда снова поднялся на мостик.

В 5 ч. 20 м. мы проходим через громадное масляное пятно, где плавают бесчисленные жестянки, деревянные обломки и спасательные пояса. Виден также большой спасательный плот, такой конструкции, который не принят в английском флоте.

По-видимому, здесь погиб немецкий корабль. Людей не было заметно, и мы проходим это место, не уменьшая ход. Наш курс S, скорость 19-20 узлов. В 6 ч. утра пошел дождь. Мы снова приближаемся к большому масляному пятну… Множество обломков, среди них обтянутый парусиной предмет, напоминающий мостик миноносца. Наше внимание привлечено несколькими спасательными плотами английского образца, – в одном из них труп с обнаженными ногами…. И это место мы проходим, не убавляя ход. Один из эскадренных миноносцев поворачивает к пятну, чтобы тщательнее осмотреть место. В 6 ч. 45 м. мы легли на SO и вскоре затем HaNW.

Очевидно, мы разыскиваем Гранд Флит, но дождь и туман не благоприятствуют нашим поискам. Ветер начинает свежеть, но видимость по-прежнему плохая. В 8 ч. 40 м. проходим в третий раз обширное масляное пятно. Вблизи плавает опрокинутая шлюпка. С правого борта показывается эскадренный миноносец «Marksman», за ним в большом отдалении виднеется горящий корпус другого эсминца без мостика и труб. «Marksman» дает знать, что это «Sparrowhawk», протараненный во время ночной торпедной атаки лидером флотилии «Broke». «Marksman» снял с горящего эсминца всю команду и теперь просит разрешения адмирала потопить корабль, так как все попытки буксировать его оказались безнадежны. «Revenge» лаконично отвечает «Yes» (Да), и «Marksman» направляется к горящему миноносцу.

В 9 ч. утра наша эскадра повернула на N и прошла мимо нескольких голландских спасательных пароходов, которые разыскивали плавающих людей с погибших кораблей. Адмирал спросил их сигналом, подняли ли они из воды английских моряков, и послал для их ближайшего осмотра эскадренный миноносец. Последовал ответ, что они только что прибыли на место сражения и до сих пор им удалось спасти только двух немецких матросов, которые, однако, отказываются сообщить, с какого они корабля.

В 10 ч. 30 м. мы все еще продолжали бродить в поисках Гранд Флита. На запрос с флагманского корабля о нашей боевой готовности мы сообщили, что имеем еще 70% запаса угля и 80% боевого снаряжения. За весь бой мы израсходовали 106 крупных снарядов. В течение целого утра солнце показывалось лишь раза два, но все же удалось взять его высоту; при этом выяснилось, что обсервованное место корабля разнилось от счислимого на 30 миль. К обеду засвежело, и ветер стал дуть с NW; дождь и туман застилали видимость. Мы легли на WNW и направились к нашим базам. В 7 часов мы наконец встретились с главными силами и вступили в свое место. Линейные крейсера были уже отпущены в Розайт. Вечером ветер засвежел и достиг силы шторма, и жутко было подумать о тяжело поврежденных судах, как, например, «Broke», «Warrior». Удастся ли им добраться до берегов Англии?

Усталость давала себя все сильнее чувствовать и наконец превозмогла все силы. Я лег на койку и заснул. Ночь прошла спокойно. Утром показались Оркнейские острова. Здесь мы разрядили в море крупные орудия и в 10 ч. 30 м. вошли в Пентландский залив. Одновременно с нами пришло в Скапа-Флоу для приема раненых госпитальное судно. В 11 ч. 30 м. мы уже стояли на якоре и готовились к приёмке угля.